— Ты что-нибудь увидела? — спросила Бойд.

Она стояла вместе с Клэр Мэсланд на бетонной дорожке восточного берега реки Уилламет над тем местом, где было обнаружено тело Дейны Стэмп. Клэр в греческой рыбацкой фуражке, глубоко нахлобученной на коротко стриженную голову, напряженно вглядывалась в западный берег. Там, окаймленный зеленью Уотерфронт-парка, узкой полосой вытянулся массив современных и исторических зданий центра города.

— Нет, — ответила Клэр. — Дышу речным воздухом! У канализационных стоков особый аромат, правда?

Энн попросила отвезти ее туда, где нашли трех убитых девочек. Ей понадобилось самой походить по округе, увидеть все собственными глазами. Эту привычку она переняла от Арчи еще в период совместной работы по делу «убийственной красотки». Время близилось к полудню. Энн уже побывала с Клэр на Росс-Айленд и Сови-Айленд. Ее леопардовые сапоги промокли насквозь, и ногам стало холодно. Вдобавок, похоже, собирался дождь. Психолог вздохнула и поплотнее запахнула расстегнутое кожаное пальто. Мимо пробежал мужчина в спортивном костюме, не обратив на них никакого внимания. Над гладью грязно-коричневой уилламетской воды выписывали круги две огромные перепачканные чайки.

— Что общего между этими местами? — произнесла Энн, как бы размышляя вслух.

Клэр вздохнула.

— Они все на берегу Уилламет. У него есть лодка, это ясно.

— Не слишком подходящий вид транспорта. Он движется на север: Росс-Айленд, Сови-Айленд. Почему? Убийцы бросают трупы там, где им ничто не грозит. Ну, острова еще куда ни шло, ночью там берег безлюдный, но здесь совсем другое дело! — Прищурившись, Энн посмотрела сначала на эстакаду скоростного шоссе над Эспланадой, а затем на фонари в стиле ретро, освещающие набережную по ночам. В воздухе стоял глухой шум едущих по путепроводу автомобилей.

— Кромки берега отсюда не видно, — возразила Клэр. — Если лодка маленькая, то никто из прохожих не заметил ни ее, ни того, как он вытаскивал на берег тело. А до противоположного берега слишком далеко, чтобы различить, кто и чем занимается.

— Но все же зачем ему рисковать? — продолжала размышлять Энн. — Если у него лодка, почему бы не уплыть в более безопасное место, как в двух других случаях?

Клэр пожала плечами:

— Может, хотел, чтобы ее нашли быстрее, чем Ли Робинсон?

— Возможно. Но какой в этом смысл? Человек сознательно совершает убийство. Ну, первое место, предположим, выбрано случайно, но потом у преступника должны появиться какие-то критерии. А избавляться от трупа у всех на виду слишком неразумно. Опасно. Он не стал бы делать этого, не зная заведомо, что выйдет сухим из воды. Не-ет, тут должен быть какой-то смысл!

Внезапно одна из чаек пронзительно крикнула, взмахнула крыльями и полетела в сторону Стального моста. Вторая посмотрела на Энн снизу вверх глазами-бусинками.

— Сколько времени у нас еще есть, как думаешь? — спросила Клэр.

— До того, как он похитит очередную жертву? Неделя, если нам повезет. Максимум две. — Энн вдруг стало зябко, и она застегнула пальто. — А вообще-то меньше, наверное.

Арчи прочитал сочинение Сьюзен сразу же, как только встал с постели. Статья действительно ему понравилась — дает общественности, как говорится, возможность взглянуть со стороны на проведение расследования. И фотоснимок неплохой. Так что детектив вполне искренне похвалил Сьюзен по телефону. И все же он ждал совсем иного. А вот случай с Джастином Джонсоном представляет интерес.

Впервые подростка арестовали за торговлю марихуаной еще в тринадцатилетнем возрасте. Изъяли фунт травки. Роль покупателя сыграл переодетый коп. В тот раз Джонсон отделался постановкой на учет в полиции. Естественно, такой фрукт сразу привлек внимание оперативной группы, но в результате проверки выяснилось, что у него железное алиби на каждый из трех дней, когда похищали девочек.

Поэтому любопытство Шеридана вызвала скорее не сама записка, а человек, который ее подбросил. Кто-то пытается направить в определенную сторону содержание публикаций Сьюзен или ход расследования. И этот кто-то имеет доступ к личному уголовному делу подростка. Арчи позвонил в полицейский участок и договорился, что в ближайшую пару ночей патрульные машины будут почаще наведываться к дому журналистки — мера, возможно, излишняя, но так ему было спокойнее.

Сидя теперь в своем кабинете в штабе оперативной группы, в окружении фотоснимков погибших девочек, детектив едва замечал окружающую суету. Между тем его команда начинала выдыхаться, настроение у всех стало довольно мрачное. Никаких дополнительных следов отыскать не удавалось. Кента уволили за сокрытие сведений о себе во время приема на работу, и, судя по отчетам копов, сидящих у него на хвосте, последние сутки он провел, играя на своей гитаре. Ничего нового не всплыло и на контрольно-пропускном пункте возле школы Джефферсона. Не обнаружено похожих случаев изнасилований за пределами штата, и анализ спермы в найденных на пляже Сови-Айленда презервативах не дал совпадений ДНК с базой данных системы КОИДУС. Зазвонил телефон на столе. На дисплее высветился номер Дебби. Арчи снял трубку.

— Алло.

— Только что закончила общаться с твоим биографом. Решила тебя известить.

— Ты рассказала ей, в какой я заднице?

— Рассказала.

— Молодец.

— Перезвоню вечером.

— Ладно.

Арчи положил трубку. Он уже принял с утра шесть таблеток викодина и теперь ощущал блаженную легкость в руках и затылке — первая и самая приятная стадия, сглаживающая все острые житейские углы. Когда Шеридан еще служил патрульным копом, ему то и дело приходилось иметь дело с наркоманами. Те постоянно взламывали припаркованные машины, воруя оставленную там мелочь и любое барахло, брошенное на заднем сиденье — книги, одежду, бутылки, — которое можно загнать, пусть даже по дешевке. Били стекла, рискуя попасть за решетку ради каких-нибудь тридцати пяти центов. Копы лучше других понимали, что для ширял существует иная система ценностей. Их не останавливают даже самые страшные последствия, если подворачивается возможность уколоться. А значит, их действия непредсказуемы. В то время Шеридану казалось, что ему никогда не постичь того, что творится у них в голове. Но теперь до него, похоже, начало доходить.

В дверях кабинета выросли «двое из ларца», и детектив усилием воли заставил себя сосредоточиться и сделать солидное лицо. Гейл выступил вперед. Арчи с самого начала распознал в нем заводилу и не ошибся.

— Мы проверили список сотрудников школы, который вы нам дали вчера, и один тип очень привлекает внимание, — доложил Гейл.

— Кент? — произнес Арчи на автопилоте. Этот подсобный рабочий чем-то настораживал.

— Макколэм, учитель физики в кливлендской школе. Его катера нет на месте.

— И где же катер?

— Сгорел вчера во время пожара на стояночном причале — на том, что ближе к Сови-Айленду.

Арчи многозначительно поднял брови.

— Ага, — сказал Гейл. — Мы тоже подумали, что это, наверное, не случайно.

В больнице «Эмануэль» находился один из двух травматологических пунктов на всю округу. Именно сюда доставили Арчи Шеридана после вызволения из подвала Греттен Лоуэлл. Эта больница пользовалась предпочтением у врачей «скорой помощи», и ходили слухи, что многие горожане носили под одеждой футболки с надписью «ОТВЕЗИТЕ МЕНЯ В „ЭМАНУЭЛЬ“» на случай, если их посреди улицы хватит удар. Больничный главный корпус был построен еще в 1915 году, и его невзрачные каменные стены стали почти незаметными на фоне стекла и стали новых, современных корпусов. Отец Сьюзен тоже лечился и умер тут от лимфомы за неделю до того, как его дочери сняли наконец ортодонтические скобки. Сьюзен поставила машину на стоянку для посетителей и зашагала к зданию, где в одном из кабинетов согласился встретиться с ней лечащий врач Шеридана. Вызывая лифт и поднимаясь на четвертый этаж, девушка предусмотрительно нажимала кнопки локтем — неизвестно, какую заразу оставили на них здешние больные.

Ей пришлось ждать еще тридцать пять минут, пока доктор Фергас освободится. Впрочем, приемная у него неплохая. В окно открывался чудесный вид на Западные холмы, гору Маунт-Худ, изгибы реки Уилламет. Но пахло здесь точно так же, как во всех прочих врачебных кабинетах, где Сьюзен побывала вместе с отцом, — гвоздикой и йодом. То был аромат мыла, каким пользовались, чтобы перебить запах человеческой плоти.

На краю стола были соблазнительно разложены несколько номеров журнала «Инстайл», но Сьюзен пересилила желание убить время и вместо этого за двадцать минут написала и подредактировала в блокноте вступление к очередному очерку. Затем проверила голосовую почту — сообщений не было. Набрала из записной книжки телефона номер Итана Пула — включился автоответчик.

— Итан, это я. Звоню, чтобы узнать, удалось ли тебе поговорить с Молли Палмер. Вообще-то мне уже начинает надоедать. — Она заметила, что секретарша доктора делает ей страшные глаза и показывает на стену, где висит знак, изображающий круг с перечеркнутым сотовым телефоном в центре. — Позвони мне, — добавила Сьюзен, прервала вызов и спрятала телефон в сумочку.

На кофейном столике поверх стопки журналов «Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт» лежал номер «Орегон гералд». Журналистка едва успела вытянуть первую полосу из-под раздела «Метро» и положить сверху на всеобщее обозрение, чтобы ее очерк заметили и прочли все желающие, когда в приемную вышел доктор Фергас. Он с извиняющимся видом пожал плечами, подал ей влажную руку и проводил в свой кабинет, минуя комнаты для обследования пациентов. Ему было за пятьдесят. Седые волосы острижены до короткой щетины, делая его похожим на тренера футбольной команды какой-нибудь техасской средней школы. При ходьбе он быстро перебирал ногами, наклонив туловище вперед и опустив плечи; висящий на шее стетоскоп свободно болтался, сжатые кулаки доктор сунул в карманы белого халата. Сьюзен пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать.

Кабинет Фергаса был тщательно обставлен в шикарном стиле поколения беби-бумеров. Его окна выходили на широкую коричневую ленту реки, петляющую между рваным контуром центральной части города на западном берегу и обшарпанными промышленными зданиями на восточном. В ясный день из Портленда видны три горные вершины: Маунт-Худ, Сент-Хеленс и Маунт-Эдамс. Но вообще портлендцы, произнося слово «гора», имеют в виду прежде всего Маунт-Худ. Фергасу крупно повезло, что он может созерцать ее прямо из своего кабинета. Белый заснеженный конус впивался в голубое небо, как акулий зуб. Во всяком случае, такие ассоциации вызывало это зрелище у Сьюзен. Наверное, потому, что она не любит кататься на лыжах.

На полу поверх стандартного синтетического покрытия лежал дорогой восточный ковер ручной работы. На большом, во всю стену, стеллаже расположились научные труды по медицине, а также современная художественная литература и книги во восточным религиям. На другой стене красовалась огромная черно-белая фотография Фергаса с роскошным «харлей-дэвидсоном», затмевая развешанные по соседству обязательные медицинские дипломы хозяина кабинета, — он не скрывал своих увлечений. На одной из полок стоял навороченный радиоприемник, наверняка настроен на станцию, передающую классический рок, с уверенностью решила Сьюзен.

— Итак, Арчи Шеридан, — произнес доктор Фергас, открывая лежащую перед ним голубую папку.

— Могу предположить, что вы с ним предварительно проконсультировались, — улыбнулась девушка.

— Конечно. Он прислал по факсу письменное разрешение раскрыть врачебную тайну. — Доктор коснулся листа бумаги на столе. — В наши дни нежелательно пренебрегать конфиденциальностью в вопросах здоровья, иначе страховые компании пронюхают слишком много. Будь вы даже ближайшим другом или родственником — без оформленной должным образом документации не обойтись.

Сьюзен положила на стол цифровой диктофон и посмотрела на Фергаса, вопросительно подняв брови. Тот утвердительно кивнул. Сьюзен включила запись.

— Значит, я могу задавать вам любые вопросы?

— Для начала я хочу вкратце рассказать о ранениях, полученных детективом Шериданом при исполнении служебных обязанностей в ноябре 2004 года.

— Прошу! — Сьюзен открыла блокнот и ободряюще улыбнулась.

Фергас принялся споро и деловито излагать содержание медицинской карты Шеридана.

— Доставлен машиной «скорой помощи» в приемное отделение в двадцать один час сорок три минуты тридцатого ноября. Состояние критическое. Шесть сломанных ребер, многочисленные рваные раны на груди, колотая рана брюшной полости, опасная для жизни степень наркотического отравления. Произведена срочная хирургическая операция по восстановлению пищевода и стенки желудка. Наиболее поврежденный участок пищевода заменен отрезком кишки. Да, и еще она удалила ему селезенку.

Сьюзен, которая до сих пор лихорадочно записывала в блокнот, остановилась и подняла голову:

— Удалила селезенку?

— Совершенно верно. Об этом тогда не сообщали прессе, поскольку Греттен Лоуэлл довольно грамотно перекрыла кровоснабжение селезенки и наложила шов. Однако открылось небольшое кровотечение, и чтобы его устранить, нам пришлось повторно оперировать.

Кончик ручки Сьюзен оставался в неподвижности, упираясь в листок блокнота.

— Разве такое возможно? Разве можно просто взять и удалить у кого-то селезенку?

— Ну, если есть опыт… — ответил Фергас. — Этот орган не имеет жизненного значения.

— А что она… — Сьюзен нервно постучала ручкой по странице. — Для чего ей понадобилась удалять селезенку?

Фергас глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— Кажется, она переслала ее в полицию. Вместе с бумажником.

Журналистка изумленно округлила глаза и сделала пометку в блокноте.

— Это самое шизоидное дерьмо, о каком я когда-либо слышала! — Она ошеломленно покачала головой.

— Да, — согласился Фергас, подавшись вперед. Беседа явно пробудила в нем профессиональный интерес. — Мы тоже удивились. Это сложная операция. Организм Шеридана подвергся септическому шоку, и функциональная деятельность некоторых органов оказалась на грани остановки. Ему бы не выжить, не окажи ему Лоуэлл срочной медицинской помощи на месте.

— Я слышала, она делала ему искусственное дыхание?

Фергас какое-то время молча рассматривал ее.

— Так сказал врач «скорой помощи». Она также ввела ему дигиталис, чтобы остановить сердце, а потом воскресила с помощью дозы лидокаина.

Сьюзен невольно скривилась, как от зубной боли, и подалась вперед:

— Зачем?!

— Черт ее знает! Это случилось за несколько дней до того, как его доставили к нам. Примерно тогда же она сделала ему перевязку. И вообще заботилась о нем. — Фергас, будто спохватившись, потер лоб. — Я хочу сказать, начала заботиться с того момента. Чистые бинты, аккуратные швы на каждой ране. Стала вводить питательный раствор через капельницу, сделала переливание крови. Но у нее не было возможности противостоять инфекции — ни нужных антибиотиков, ни оборудования, чтобы поддерживать жизнедеятельность органов.

— А где она раздобыла кровь для переливания?

Фергас пожал плечами и покачал головой:

— Понятия не имею. Кровь была свежая, но не ее и не мужчины, которого она пристрелила в подвале. У того кровь четвертой группы, а она дала универсальную первую, с отрицательным резус-фактором.

Сьюзен записала в блокноте слово «кровь» с вопросительным знаком.

— Вы упомянули опасную степень наркотического отравления. А чем конкретно Греттен его накачала?

— Там был небольшой коктейль. — Фергас перевел взгляд на страничку в папке. — Морфин, амфетамины, сукцинилхолин, буфотенин, бензилпиперазин — это лишь те, что сохранились в организме.

Сьюзен перестала записывать на сукцинилхолине, запутавшись в буквах.

— Каковы возможные последствия для организма такого количества наркотиков?

— Не могу сказать точно, не зная порядка, в котором они вводились, но самые очевидные — бессонница, неврастения паралич, галлюцинации и, вероятно, довольно приятный кайф.

Девушка попыталась представить себе, каково это — быть в полном одиночестве, терзаясь болью, мучительно продираясь в действительность слабеющим разумом сквозь толстун пелену наркотического дурмана. Всецело зависеть от человека, который тебя медленно убивает. Сьюзен присмотрелась к Фергасу — вообще-то не слишком разговорчив, но ей нравилось, что он прикрывает Шеридана. Нужно же, чтобы хоть кто-то делал ему добро, черт возьми! Наклонила голову набок и сказала с обезоруживающей улыбкой:

— Вы, наверное, чувствуете к нему большое расположение? К Арчи?

Доктор задумчиво поджал губы.

— Я не уверен, что Шеридан сейчас водит дружбу с кем-либо. Тем не менее, если захочет, он может считать меня своим другом.

— А что вы думаете обо мне в связи с тем, что я пишу о нем? О том, что с ним произошло?

Фергас откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. За окном озаренная солнцем горная вершина сияла снежной белизной. Со временем привыкаешь и перестаешь замечать ее.

— Я пытался отговорить его от этой затеи.

— И как он себя вел при этом?

— Остался непоколебимым.

— Но вы все-таки не полностью откровенны со мной, не так ли?

— Я не обязан выкладывать вам всю подноготную. Арчи — мой пациент. Его благополучие для меня важнее вашей газетной статьи. Независимо от того, чего хочет он, как ему кажется. Когда к нам привезли Шеридана, газетчики целый месяц ползали по всей больнице, как тараканы. Мы их и близко к нему не подпускали, всех отправляли в отдел по связям с общественностью. И знаете почему?

«Погоди-ка, — подумала Сьюзен, — я знаю, как ответить на этот вопрос!» — и вслух сказала:

— Потому что репортеры — это стервятники, которые пропечатают что угодно и даже не задумаются о значении, последствиях и достоверности информации.

— Вот именно. — Фергас озабоченно посмотрел на свои пятисотдолларовые наручные часы. — Если хотите узнать больше, расспросите самого героя вашего сочинения. А мне пора. Я врач, меня ждут пациенты. Я, видите ли, обязан лечить их. Если перестану постоянно и каждодневно следить за этим, у всей больницы начнет портиться настроение.

— Конечно-конечно, — заторопилась Сьюзен. — Еще пара вопросов, и мы закончим! Детектив Шеридан продолжает принимать какие-нибудь лекарства?

Фергас посмотрел на нее в упор.

— Ничего, что повлияло бы на способность детектива полноценно исполнять свои обязанности.

— Отлично. Правильно ли я поняла ваши слова: Греттен Лоуэлл истязала Шеридана, убила его, затем воскресила из мертвых и несколько дней оказывала медицинскую помощь, прежде чем позвонить по девять-один-один?

— Вы правильно поняли мои слова, — проворчал Фергас.

— И Шеридан тоже это подтверждает? — спросила Сьюзен.

Доктор откинулся еще дальше на спинку кресла и сплел пальцы на груди.

— Он не рассказывает о том, что с ним было. Утверждает, что почти ничего не помнит.

— Вы считаете это отговоркой?

— Это вранье! Я так и сказал ему!

— Какое ваше любимое кино?

— Не понял?!

Журналистка повторила с милой улыбкой, будто в вопросе не было ничего необычного:

— Ваше любимое кино.

Бедный доктор был явно ошарашен.

— Вообще-то у меня нет времени ходить в кино, — пробормотал Фергас наконец. — Предпочитаю горные лыжи.

— По крайней мере не стали выдумывать. — Сьюзен удовлетворенно кивнула. Обычно люди врут, отвечая на этот вопрос. Она сама говорила всем, что ей нравится старая романтическая комедия «Энни Холл», хотя ни разу ее не смотрела. — Спасибо, что уделили мне время, доктор.

— Приятно было пообщаться, — ответил тот со вздохом.