Через затемненные стекла лимузина, в котором ехала Эмбер, дома и витрины Пятой авеню проносились словно в тумане. Блеск и роскошь этой улицы лишь усугубляли воздействие коктейля из наркотиков. Голова у Эмбер кружилась, перед глазами все плыло. Отель «Пирр» выглядел так, словно его целиком переправили из Франции через Атлантику, а «Плаза» напоминала гигантскую урну для мусора. Эмбер сунула в рот еще одну пластинку «Джуси фрут» и предложила жвачку Билли Уоррену. В течение трех последних дней они с Билли проживали в гостинице «Марк» на углу Мэдисон-авеню и Семьдесят пятой стрит — номер был любезно предоставлен Эм-ти-ви, на чьей церемонии награждения им предстояло побывать сегодня.

Но для этого сначала следовало прибыть в концертный зал «Рэдио-сити». Эмбер хотела отправиться туда пешком, но стала прилипать к каждой витрине на Мэдисон-авеню, и Билли счел более разумным взять машину. В таком состоянии Эмбер не добралась бы до «Рэдио-сити» и к рассвету.

С утра пораньше они курили травку, затем переключились на кокаин, иначе бы просто не хватило сил одеться. Перед самым уходом приняли по таблетке экстази и запили аперитивчиком — сиропом от кашля. И вот теперь совершенно счастливая и одурманенная Эмбер жевала «Джуси фрут» — с таким энтузиазмом, точно это тоже был какой-то наркотик.

— Слишком уж он чистый, этот гребаный город! — проворчал Билли, поглядывая в окно, что в других обстоятельствах было бы, разумеется, комплиментом в адрес мэра Нью-Йорка Рудольфе Джулиани. Однако подобно каждому истинному рокеру, взращенному на Курте Кобейне и Эдди Веддере, Билли органически ненавидел чистоту и всегда тосковал по грязи. Не далее как прошлой ночью после репетиции шоу они вместе с Эмбер прошлись по Мэдисон-авеню и перевернули все урны на протяжении пяти кварталов, а затем оба по очереди пописали в канаву. Ах, молодость, молодость!

— На вечеринке после шоу можно побросаться жратвой, — предложила Эмбер.

— Умница моя! — хихикнул Билли и слегка куснул ее за мочку уха.

Лимузин притормозил у парадного подъезда «Рэдио-сити», они вылезли из него. Целая армия полицейских удерживала фанов на безопасном расстоянии, за ограждением. Разгоряченные юнцы явились приветствовать своих кумиров.

— Билли, умоляю, Билли, плюнь на меня, плюнь! — верещала какая-то девица с серьгой в брови и вытатуированной на лбу надписью: «Гуманизм отсосет». Он подошел к ней, а Эмбер в этот момент увидела молодого человека, яростно размахивающего газетой.

— Эмбер, прошу, подпиши! Всего один автограф! — умолял он.

«Почему бы нет? — подумала Эмбер. — Ведь в конце концов именно эти люди покупают билеты». Ставя свою роспись, Эмбер мельком покосилась на газету. На первой странице красовался снимок ее матери, Шейны, в покрытом сальными пятнами купальном халате и с грязной желтой банданой на голове. Заголовок, помещенный над снимком, гласил:

«НИЩУЮ БЕЗДОМНУЮ МАТЬ ВЫКИНУЛА НА УЛИЦУ НАРКОМАНКА И КАНДИДАТ НА ПРЕМИЮ „ОСКАР“ ЭМБЕР ЛАЙЭНС. СЕРДЦЕ НЕСЧАСТНОЙ ЖЕНЩИНЫ РАЗБИТО».

Кровь застыла у нее в жилах, перед глазами поплыли круги. Так эта тварь разболтала о ее тайне газетчикам! А уж те расстарались вовсю и расписали ее, Эмбер, как бессердечную змею, выгнавшую родную мать на улицу под воздействием наркотиков. Неплохой сюрприз, особенно перед вручением «Оскара». О Боже, до чего ненавистна ей эта старая грязная алкоголичка!

— А ты молодец, Эмбер, что выгнала эту кошелку, — заметил парень.

«О, если бы так же рассуждали и в Академии!» — с горечью подумала она. Но что сходит с рук с фанами, вовсе не обязательно понравится на Беверли-Хиллз. Скорее даже наоборот… Тут Билли схватил ее за руку и потащил к дверям.

— Что случилось, малыш? — спросил он. — Ты такая бледная.

— Должно быть, что-то съела…

— Но мы за весь день не проглотили ни крошки. Одной дурью питались.

— Да нет, не сегодня, в детстве. Мне было тогда очень плохо, и вот я вспомнила…

— Нашла что вспоминать! — проворчал Билли.

К ним, размахивая дощечкой с зажимом для бумаг, подбежал ассистент режиссера.

— Славу Богу, наконец-то! — воскликнул он. — Начинаем через пять минут!

— Мне надо в туалет, — сказала Эмбер и отошла.

— Но ведь вы сами хотели встретиться с Диком Кларком! — воскликнул помреж. — Ведь это вы вручаете ему премию.

— Вот и встретимся… прямо на сцене, — отмахнулась Эмбер и, пробежав через вестибюль, бросилась к дамской комнате. Перед ней выстроились в ряд фарфоровые раковины, на стене — высокое, в рост человека, зеркало. Придирчиво осматривая себя в нем — «А вообще-то выгляжу не так уж и плохо», — отметила она, взбивая и без того пышные рыжие волосы, — Эмбер запустила руку в купленную накануне сумочку от Шанель и выудила оттуда свой любимый пакетик из серебристой фольги.

Ее прервали звуки, доносившиеся из последней в ряду кабинки. Кого-то рвало. Подойдя, Эмбер увидела Кортни Лав. Она блевала, нагнувшись над унитазом.

— Что, дури обкурилась? — осведомилась Эмбер.

— Да нет, это от нервов, — ответила Кортни. — Я должна завершать шоу.

— Удачи тебе! — бросила Эмбер. Уж по крайней мере об этом ей беспокоиться нечего. Обернувшись к зеркалу и развернув пакетик, она высыпала героин на ноготь, поднесла палец к ноздре и глубоко вдохнула. В затылке возникло странное ощущение, точно кто-то стукнул ее мягкой и влажной подушкой. Фантастика, подумала Эмбер, отшвырнула пустую обертку, с щелчком закрыла сумочку и направилась к двери.

Ее поджидал Билл.

— Идем же быстрей, Эмбер! Иначе пропустим свой выход! — Схватив девушку за руку, он повлек ее через толпу к боковому выходу на сцену. Там стоял симпатичный пожилой мужчина.

— Знакомься, Дик Кларк, — сказал Билли.

— Клик Дарк! — пропищала Эмбер. — Приятно познакомиться!.. — И затрясла головой, услышав, как Роузи О'Доннелл, ведущая концерт, произнесла:

— А теперь поприветствуем Билли Уэлша, певца и лидера группы «Токсик Наоми»! А также Эмбер Лайэнс, кинозвезду и номинантку на премию «Оскар» за фильм «Как будто… холодно»!

И тут Эмбер почувствовала, как в лицо ей ударили снопы яркого света. Это Билли вывел ее на сцену концертного зала «Рэдио-сити». Взрыв аплодисментов, затем в зале воцарилась тишина. Билли схватил микрофон и уставился в объектив телекамеры.

— Сегодня мы собрались поприветствовать человека, который стал культовой фигурой в истории рок-н-ролла! — сказал он, а затем обернулся к Эмбер.

Она взглянула на него. Ах, вот кто, оказывается, был тот мужчина!

Пауза. Билли нервно улыбнулся и спросил:

— Кто этот человек, а, Эмбер?

Именно это ей и хотелось знать. Снова пауза. Она слышала, как Роузи О'Доннелл шепчет что-то с другого конца сцены.

— Подсказать? — спросил Билли.

— Не-е-е-т, — протянула Эмбер. — Сама догадаюсь!

Теперь подсказки посыпались уже из первых рядов.

— Ладно, так и быть, намекну, — сказал уже весь вспотевший Билли. — Этот человек вел все самые популярные концерты с участием звезд рок-н-ролла на телевидении!

Эмбер нахмурилась. Лоб горел, в висках стучало, точно внутри, в голове у нее, били в барабан. Ноги словно приросли к полу, и при этом она чувствовала, что ее мотает из стороны в сторону.

— Мало того что намекнул, скажу прямо, в открытую! — вскричал Билли. — Его имя…

— Нет! — пискнула Эмбер. — Сейчас сама догадаюсь. — Снова пауза, на этот раз самая долгая из всех. И тут ее вдруг осенило: — Знаю! — крикнула она. — Это Клик Дарк!

В зале послышались смешки, затем публика снова недоуменно умолкла. И тут оркестр заиграл лейтмотив из «Американского джаза», и на сцену бодрой походкой вышел Дик Кларк. Встал рядом с Билли, обнял Эмбер за плечи.

— Мне нравится, как вы, детишки, посмеиваетесь над стариком, — сказал он и сверкнул ослепительной и доброжелательной улыбкой, призванной убедить родителей, что их дети еще не совсем потерянные существа, пусть даже и увлекаются сексом, наркотиками и роком. — У вас потрясающее чувство юмора, юная леди! — обратился он к Эмбер. — Так держать!

Эмбер до смерти хотелось за что-нибудь ухватиться, но мысль о малейшем движении, даже рукой, претила и казалась невыносимой. И она стояла, словно остолбенев, а Дик Кларк тем временем продолжил:

— Знаете, когда еще в пятидесятые мы затевали эти эстрадные игры в Филадельфии… — Он бубнил и бубнил, но Эмбер не различала слов. Она пыталась разобраться, что происходит с ней. Стук в висках немного утих, но на смену ему пришло ощущение неприятной тяжести и коловращения в желудке, словно в нем работал сушильный барабан для белья старой модели. Во рту сухо, ладони же, напротив, влажные, липкие…

И именно в эти ладони Билли вложил ей приз за достижения в области искусств, который она должна была вручить Дику Кларку. Тяжелый металлический предмет мог бы служить надежным якорем, но Эмбер покачнулась. Она гнулась и склонялась к Дику Кларку, как гнется деревце под порывами сильного ветра.

— Давайте-ка его сюда, юная леди! — воскликнул знаменитый диск-жокей и протянул руки, готовый принять награду.

В этот момент Эмбер почувствовала, как ее буквально выворачивает наизнанку. Она уже было открыла рот, чтобы предупредить Дика Кларка, но вместо слов из него вырвался целый фонтан рвоты — прямо в физиономию знаменитости, а также на приз, который он только что принял из ее рук.

Публика дружно ахнула, потом взвыла, и в зале начался ад кромешный. Роузи О'Доннелл взвизгнула:

— Давайте рекламу!..

Дик Кларк, наверное, впервые в жизни лишился дара речи, а Эмбер в ужасе зажала рот обеими ладонями, чувствуя себя как маленькая девочка-датчанка, которая пыталась спасти от затопления город, заткнув дырку в плотине пальчиком. Затем вдруг она заметила оператора с передвижной камерой. Он огибал сцену, выискивая лучший ракурс. И тут Эмбер словно по команде опустила руки, икнула и облевала несчастного с головы до пят. Рвота налипла на объектив, создав при этом кадры, которые впоследствии журнал «Тайм» назвал одним из десяти наиболее любопытных телевизионных событий года.

Сделав свое дело, Эмбер рухнула на сцену концертного зала «Рэдио-сити» и потеряла сознание.

— «Как будто… в водовороте». С вами Курт Лоудер с «Эм-ти-ви ньюс»! Хочу рассказать, что говорят люди о церемонии награждения, которая состоялась буквально вчера и во время которой актриса Эмбер Лайэнс окончательно потеряла все шансы на присуждение «Оскара». Она имела наглость облевать с головы до ног любимого всеми диск-жокея, божество поклонников рок-н-ролла, великую звезду Дика Кларка! Лайэнс отвезли в госпиталь Святого Луки, где она пробудет под наблюдением врачей несколько дней. Меж тем Кортни Лав в каком-то смысле «переплюнула» выступление Эмбер, совершенно потрясающе исполнив «Боже, храни Америку». Большинство критиков сходятся во мнении, что ее вариант исполнения этого классического произведения затмил даже выступление Натали Коул на прошлой неделе на устроенном президентом гала-концерте для ветеранов вьетнамской войны. Коул в последнюю минуту заменила суперзвезду Конни Траватано, большую любительницу бродить по дорогам магазинам и воровать там…

 

Глава 21

Огромный белый шатер, который воздвигли в своем саду Дэвисы, в центре достигал высоты пятидесяти футов. Нагреватели, установленные внутри, исправно нагнетали теплый воздух, чтобы легко одетые кинозвезды, продюсеры и адвокаты, явившиеся на прием, чувствовали себя комфортно. Но этот воздух вздул верхнюю часть шатра, точно гигантский шар, и в центре купола образовалось большое розоватое пятно. Сверху это сооружение напоминало гигантскую женскую грудь, неведомо откуда прилетевшую на лужайку у особняка Марвина и Барбары Дэвисов.

Впрочем, Серджио Фалуччи мало занимало, как смотрится шатер с вертолетов, пролетавших над имением Дэвисов по направлению к бесплатной скоростной автостраде под номером 405. Директор-распорядитель «Рейвенос милз» — самой престижной в Голливуде фирмы — поставщика продуктов и деликатесов, — он распоряжался огромным штатом из двухсот поваров, официантов, метрдотелей, лакеев, а также мальчиков — парковщиков автомобилей. Сейчас 18.45, через пятнадцать минут начнут прибывать гости, и Серджио чувствовал, что или его хватит удар, или он просто свихнется.

— Лина! — рявкнул он в закрепленный у рта микрофон, отчего казалось, что у него не одна, а две пары усов. — Ты меня слышишь? Миссис Дэвис хочет знать, где крабы в мягких панцирях.

— Можешь передать ей, что в данный момент отошли от берегов Мэриленда и пребывают в зимней спячке, — ответила Лина Плац, шеф-повар по рыбным блюдам. — Зимой они именно этим занимаются.

— Но она хочет видеть их на столе! — еще громче рявкнул Серджио. — Здесь! Сегодня!

— Могу принести снимок, если это ее устроит, — насмешливо ответила Лина. — До апреля ни одной твари подать не смогу. Клешни у них сейчас твердые, совсем как член у Чарли Шина!

Серджио сердито пробурчал что-то в ответ и, выйдя из шатра, направился к особняку Дэвисов. В холлах и вестибюле выстроились целые шпалеры живых цветов, в гостиной в огромном камине, сложенном в готическом стиле, пылали эвкалиптовые поленья. Три сотни гостей. Их предстояло обнести коктейлями и hors d'oeuvres на первом этаже дома, а затем препроводить в шатер, где их ждали обед и развлекательная программа. На тележках выстроились блюда с икрой, семгой и холодной спаржей, обернутые в пластиковую пленку. На столах возле баров размещались ряды бутылок с шардоне, каберне, совиньоном и шампанским «Кристалл» — все эти напитки предназначались к обеду. На ступеньках у входа разместился джаз-банд из трех музыкантов — им предстояло заиграть, как только в воротах появятся первые гости.

Это будет поистине грандиозный прием, подумал Серджио, если миссис Дэвис забудет наконец о своих крабах.

Конни нервно заерзала на заднем сиденье лимузина и, ища поддержки, взяла Морти за руку. После своего неудачного похода в «Барниз» она ожидала отказа в приглашении. Но его не последовало, а не появиться на приеме у Дэвисов было равносильно отказу появиться на концерте перед президентом. И тогда она может окончательно распрощаться с «Оскаром». Нет уж, лучше она поедет и войдет с высоко поднятой головой. Возможно, проявленное мужество позволит получить несколько дополнительных голосов академиков. В случае с Хью Грантом это сработало, возможно, сработает и для нее. И Конни решила посетить прием, к которому тщательно готовилась, а для поднятия духа даже выпила в ванной два бокала мартини с водкой.

Морти первым нарушил царившую в машине тишину. Громко пукнул, а затем заметил:

— Все из-за этого салата с яйцами на ленч. — И поморщился.

Вот он, Морти, во всей своей красе! Нажрется деликатесов, а потом начинает рыгать и выпускать газы, как заведенный. Тем не менее она была страшно благодарна Морти за то, что он не погнушался появиться с ней в свете после скандала с кражей. А что касается Дэвисов, так те, учитывая интересы своих знаменитых гостей, позаботились о том, чтобы не допускать средства массовой информации на территорию, за исключением одного фотографа и одного журналиста, освещавшего светскую хронику в «Лос-Анджелес таймс». А потому завтра ни в какой «Хард копи» не должно появиться снимка посрамленной Конни, выходящей из лимузина.

Пока Морти смотрел в окно, Конни полезла в сумочку от Шанель, честно приобретенную несколько лет назад, и начала шарить в поисках фляжки. Но тут пальцы ее нащупали конверт, который она перед самым уходом достала из почтового ящика и, не распечатывая, сунула в сумочку. И вот теперь наконец она его вскрыла и обнаружила внутри коротенькую, напечатанную на машинке записку:

«Дорогая сучка!

Почему бы тебе не перестать воровать сумочки и не начать снова петь? Или ты окончательно потеряла голос после многочисленных отсосов?»

Господи Иисусе! Наверняка какой-нибудь злобный распсиховавшийся поклонник. Но где он раздобыл ее адрес? Ежегодно она платила тысячу долларов фирме по обеспечению безопасности, и все ради того, чтобы ее адрес и номер телефона были исключены из всех справочников. Только этого не хватало!.. Дрожащими руками Конни поднесла фляжку ко рту и отпила большой глоток водки. В этот момент лимузин въехал в ворота имения Дэвисов.

Пройдя мимо джаз-банда, Конни оказалась в просторном вестибюле. И тут же увидела Курта Рассела и Голди Хоун. Они держались за руки.

— Курт, Голди! — пробасил Морти.

Курт Рассел затряс ему руку.

— Морти, Конни, чертовски рад видеть вас!

— Поздравляю, Конни, — улыбнулась Голди. — Надеюсь, победишь именно ты!

— Спасибо, — выдохнула Конни. — Думаю, что уж во всяком случае Эмбер Лайэнс не проиграю.

— Да куда ей! — воскликнул Курт. — Совсем еще соплячка. Всем нам годится в дочери.

— Ну, если б она была моей дочерью… — хихикнула Голди. — Я бы упекла ее в тюрягу, вот что!

Повисла неловкая пауза. Курт Рассел нервно переступал с ноги на ногу. «Сейчас наверняка спросит, как мне понравилась тюремная кормежка», — подумала Конни.

— Ну, — улыбнулся Курт, — уже решила, в каком будешь платье?

— Пока нет, — пробормотала Конни. Ее так и сжигало желание снова залезть в сумочку, вытащить заветную фляжку и глотнуть водки, чтобы чувствовать себя увереннее.

— Почему бы тебе не заскочить в бутик и не отхватить что-нибудь эффектное прямо с вешалки? — предложила Голди.

«Именно этим я и занималась в „Барниз“», — подумала Конни. От ее внимания не укрылось, как крепко сжимает в руке сумочку эта белокурая кинозвезда. Ее так и подмывало сказать: «Не бойся, Голди, не украду!»

— Что тут пьют? — весело осведомился Морти и снова пукнул.

«Ох уж этот Морти! — злобно подумала Конни. — Засунуть бы ему в штаны зажигалку „Бик“ — она бы горела вечным пламенем».

— Я не пью, — сказала Голди.

— Я тоже, — подхватил Курт.

— Водку со льдом, — сказала Конни и добавила: — Двойную, — а потом, обернувшись к Курту и Голди, извиняющимся тоном заметила: — Что-то я немного разнервничалась.

— Не вижу причин, — улыбнулся Курт. — Выглядишь просто потрясающе.

Морти отошел, оставив их втроем.

— Может, пойдем в гостиную и поздороваемся с Дэвисами? — предложила Курту Голди.

«Не хочет, чтоб меня все время видели с ними рядом, — догадалась Конни. — Может, еще полицию вызовешь, сучка?»

— Мы здесь уже час и даже не видели хозяев, — объяснила Голди.

— Ну а вообще как вам приемчик? — спросила Конни.

— Замечательный, — ответил Курт.

— И кого тут только нет! — подхватила Голди. — Целые тонны еды и потрясающая музыка! И вообще все очень красиво и весело. Ну точь-в-точь встреча Нового года у Берта Рейнолдса! Помнишь, Курти, в восемьдесят седьмом?

— Такое разве забудешь… — проворчала Конни. — Как только кончился бал, у него отвалилась задница.

Курт и Голди развернулись и поспешили в гостиную, шокированные грубым и злобным замечанием Конни.

— Дай-ка мне несколько кубиков льда, — попросила Карен, указывая на серебряное ведерко, стоящее в баре лимузина.

— Тебе жарко? — осведомился Колин.

— Ничуть, — ответила она, запуская пальцы под бретельки золотистого вечернего платья от Веры Вонг. Опустила их и обнажила груди.

— Что это на тебя нашло? — пробормотал Колин, протягивая ведерко.

— Да так, один старый трюк, которому научилась еще с младых ногтей, — ответила Карен. Запустив пальцы в ведерко, зачерпнула полные горсти льда и приложила его к грудям. Колин изумленно вытаращил глаза. — Соски становятся твердыми, как канцелярские кнопки. — Карен отбросила ведерко на заднее сиденье и натянула бретельки. — Ну, разве не шикарно?

«Ледяные соски, — думал Колин. — Нет, это нечто невероятное! Впервые со времени разъезда с Фионой я должен появиться на людях с женщиной, у которой ледяные соски!»

— Да ты погляди, как здорово смотрятся, — мурлыкнула Карен и гордо выпятила грудь. Колин был вынужден признать, что соски действительно торчат, как пара указательных столбов. «Но какое направление они показывают, куда заведут меня?» — с опаской подумал он.

 

* * *

— Зачем ты пьешь эту гадость? — робко спросил Морти.

— Да затем, что, если не буду, протрезвею и задохнусь от твоей вони! — отрезала Конни и опрокинула третью рюмку водки. А затем поставила опустевшую стопку на голову итальянского херувимчика эпохи Ренессанса, скульптуры, особенно любимой Барбарой Дэвис.

— Господи помилуй! — пробормотал Морти, снял рюмку и отнес в бар. Конни тут же пожалела, что была груба с ним. Но слово, как известно, не воробей, вылетит — не поймаешь. И вообще весь этот вечер она только и делала, что говорила гадости разным людям. Не успели Курт Рассел и Голди Хоун отойти от нее, как она накинулась на Энджи Дикинсон.

— Эй, почему ты ничего не сделаешь со своими ужасными волосами? — прошипела Конни, и Энджи тут же ретировалась туда, откуда пришла.

Когда к ней подошел Дин Китон, одетый в ливрею английского лакея двадцатых годов, и спросил, не видела ли она случайно Стива Мартина, Конни громко расхохоталась и ответила:

— Не советую так возбуждаться, ласточка! Такой везухи, как в «Первом клубе жен», тебе уже не светит.

Она цепенела при одной мысли о том, что все присутствующие наверняка говорят только о ее недавнем аресте. Окончательно добила ее записка, найденная в конверте. Ей казалось, что все гости указывают на нее пальцем и смеются. Конни Траватано и в голову не могло прийти, что кое-кто из коллег искренне озабочен случившимся с ней и от души сочувствует.

— Идем в шатер, — сказал Морти в надежде, что обед хотя бы немного отрезвит ее. Он обнял Конни за плечи, и они двинулись к выходу из гостиной. Но не успели дойти до середины гигантского восточного ковра, устилавшего пол, как столкнулись с Колином и Карен.

— Настоящее сборище номинанток! — пошутил Морти.

— Привет, Конни! — сказала Карен. — Ты знакома с Колином Тромансом?

— Нет, — осторожно ответила Конни. — Очень приятно познакомиться.

— Я ваш большой поклонник, — сказал Колин, видя явную растерянность Конни и стараясь ее подбодрить. — Еще с детства просто обожал «Только скажи, где найти тебя».

— Вот как? — сказала Конни. — Странно. Ведь я записала эту песню, когда была уже женщиной в возрасте… — Кажется, Колин женат на Фионе Ковингтон. Тогда как прикажете понимать, что он оказался здесь с этой дешевкой Карен?

— О, вы себя недооцениваете! — усмехнулась Карен.

Конни тут же возненавидела ее за снисходительно-развязный тон.

— А где же ваша прелестная жена? — спросила она Колина.

— Сидит дома, — огрызнулась Карен. — Слушает одну из ваших записей, сделанных, когда вам стукнуло семьдесят восемь, или я ошибаюсь?

— Послушай-ка, Карен, — сказала Конни, оглядев нахалку с головы до пят. — Соски у тебя ну прямо как оливки. Признайся, чем их нафаршировала, а?

— А мне жутко нравится твоя сумочка, Конни, — парировала Карен. — Признайся, где сперла?

— А у тебя такая физиономия, точно ты мышьяка наелась! — прошипела Конни.

— Идемте, посмотрим, чем там угощают, — сказал Морти и подхватил Конни под руку. Слегка подталкивая, он вывел ее на лужайку и увлек к гигантскому шатру.

— Вот сучка дешевая! — с ненавистью выдохнула Карен и подошла с Колином к бару. — Надеюсь, Дэвисы не выложили сегодня столовое серебро? Иначе она наверняка стащила бы половину ложек и вилок.

— Я уверен, это вышло у нее непроизвольно, — пробормотал Колин. Сколь ни безобразна была только что разыгравшаяся сцена, он почему-то испытывал странное возбуждение. Две роскошные знаменитые женщины рычали друг на друга, точно тигрицы, и едва не передрались. Совершенно завораживающее зрелище; при одном воспоминании о нем Колину казалось, что у него вот-вот начнется эрекция.

Но всякие позывы к ней тут же прекратились, как только он увидел у бара Фиону и Лайонела. Они стояли рядышком и пили шардоне. Лицо у Колина побелело, но, увы, недостаточно, чтобы окончательно слиться со стеной, на фоне которой он стоял. А потому Фиона сразу же заметила его.

— Колин… — в полном замешательстве пробормотала она.

— Фиона… — с трудом выдавил он. — Не знал, что ты будешь здесь.

— Это видно, что ты не знал, — ответила она. — Но Лайонел решил, мне будет полезно побывать у Дэвисов.

— Стоит ли выяснять отношения и устраивать скандал? — с надеждой произнес Лайонел.

— Не знаю, — холодно ответила Фиона. — Мне еще ни разу не доводилось побывать в шкуре пожилого педика-англичанина.

— Вы знакомы с Карен Кролл? — спросил Колин и покраснел до корней волос.

— Нет, — отрезала Фиона. — Но ты, по всей видимости, знаком, и очень хорошо.

— Мне страшно понравился ваш последний фильм, — вставила Карен.

— Настолько понравился, что вы решили хотя бы частично поиметь его дома, — злобно парировала Фиона.

— Друзья мои! — взмолился Колин. — Давайте будем вести себя, как подобает взрослым людям!

— Зачем же? Гораздо веселей вести себя подобно глупым испорченным младенцам! — воскликнула Фиона, и нижняя губа у нее мелко задрожала. Злоба ее испарилась, на смену пришли сентиментальные воспоминания. Со слезами на глазах глядела она на мужчину, которого любила. И который явился на прием с вульгарной женщиной, нагло выставлявшей напоказ свои груди. Груди, которые напоминали две огромные перезрелые дыни на рынке.

— Фиона! — взмолился Колин. — Не надо, прошу тебя! Не ставь нас в неловкое положение! Не плачь!

— А почему это я должна плакать? — тихо спросила она, делая над собой огромное усилие, чтобы успокоиться. Но по щекам уже покатились две слезинки. — Только потому, что мой муж появился на приеме с известной на весь мир шлюхой?

— Эй, погоди-ка, сестренка… — начала было Карен.

— Помолчи, я сам разберусь, — перебил ее Колин. — Фиона, мы с Карен познакомились совсем недавно и просто дружим. И…

— Может, ты, Колли, собираешься отдать ей свой голос за звание лучшей актрисы года? — дрожащим голосом спросила Фиона, промокнув глаза бумажной салфеткой.

— Зачем ты напрасно расстраиваешься? — мягко спросил Колин, искренне огорченный слезами жены.

— А может, собираешься снять свою подружку в роли леди Макбет? — прорыдала Фиона. — Что ж, хоть на костюмах сэкономишь!

— Он уже предложил мне эту роль, милочка, — мурлыкнула Карен.

— О, Колли, какой же ты негодяй! — взвизгнула Фиона, уронила бокал с вином и бросилась в дамскую комнату.

Свидетелем победы Карен над Фионой был Джеффри Клейн, стоявший в гостиной чуть поодаль. Человек по натуре своей нерешительный, ломающий голову над тем, что заказать на ленч — салат с курицей или же жареного тунца, Джеффри тем не менее являлся исполнительным продюсером на студии «Марафон». Возможность занять этот пост представилась в начале девяностых, когда один японский консорциум целиком выкупил студию у прежних владельцев. И Джеффри, имевший кое-какие полезные связи наверху, отхватил, что называется, лакомый кусок, на зависть и удивление всего Голливуда.

Прирожденный интриган и подхалим (и тем, и другим он ухитрялся заниматься одновременно), Джеффри взял себе за правило никогда не вкладывать деньги в фильм, который бы ему не нравился. Он не видел в том выгоды и отчасти подтвердил правоту такого подхода, взяв бразды правления студией на себя.

К примеру, именно он дал зеленый свет таким картинам, как «Дракула поет!» (триллер с элементами мюзикла с Нелом Даймондом и Дебби Аллен, производство которого обошлось в сорок семь миллионов долларов, а чистый доход от проката составил около трех); «Женщина в ожерелье из раковин» (Деми Мур играла там индианку, ставшую видным бизнесменом на Уоллстрит; расход — пятьдесят два миллиона, чистая прибыль — пять); «Микки Маус мертв!» (боевик с Томом Арнольдом в главной роли, где он играет мужа-разведенца, пытающегося спасти Диснейленд, ставший объектом заговора террористов). Этот последний фильм обошелся в шестьдесят миллионов долларов и считался неликвидом, однако Джеффри все же удалось толкнуть его на кабельное телевидение за два миллиона долларов.

Впрочем, таких проколов у Джеффри было немало, и он обрел в Голливуде репутацию эдакого Мидаса со знаком минус. Это он запустил в производство фильм «Сопли идиота» — самая бездоходная картина с Джимом Кэрри, что, впрочем, каким-то таинственным образом выпало из поля зрения его японских боссов, однако не укрылось от внимания голливудской общественности. Большинство агентов и звезд отказывались подписывать с ним контракты, убежденные, что в противном случае это станет концом их карьеры. Это обострило у Джеффри страх перед заключением контрактов — именно поэтому он так пристально наблюдал за Карен, выжидая удобного момента. И вот, как ему показалось, этот момент настал. Он сунул свой полупустой бокал с шампанским какому-то одинокому гостю, проходившему мимо, и подошел к ней.

— Карен Кролл! — Джеффри так и расплылся в улыбке.

— Джеффри Клейн, — улыбнулась она в ответ. — Мы вроде бы не знакомы.

— Просто хотел сказать, что несколько недооценил в свое время «Казино». Вы были там великолепны!

— Спасибо, — улыбнулась Карен. — Но только там снималась не я, а Шарон Стоун.

— Да я просто вас проверял! — расхохотался Джеффри. Эта его уловка была хорошо известна в Голливуде, он использовал ее раз по тридцать — сорок на дню, чтоб замазать свои ошибки и огрехи. Не далее как вчера он поздравил Джеффа Бриджеса с тем, что тот якобы «затмил славу своего отца, Бью». — А теперь попробуйте-ка догадаться, о чем я хотел с вами поговорить, — предложил Джеффри.

— О том, как вам понравилась моя игра в «Основном инстинкте», — хихикнула Карен.

— А вы, я смотрю, девушка с юмором, — усмехнулся Джеффри.

— Кстати, — сказала Карен, — знакомьтесь, Колин Троманс.

— Всегда был большим поклонником Шекспира. — И Джеффри пожал руку Калину. — Еще со времен «Вестсайдской истории».

— Очень мило, — кисло сказал Колин. Мысли его были далеко. Он продолжал размышлять над тем, стоило ему бежать следом за Фионой в туалет и попытаться хоть как-то успокоить ее или нет.

— А я Лайонел Лейтем, — сказал агент Фионы, который не последовал бы в туалет и за умирающей матерью, если б ему светила встреча с руководителем студии.

— Мне кажется, что «Марафон пикчерс» и Карен Кролл есть о чем поговорить, — заметил Джеффри.

— И о чем же именно, вы считаете, нам стоит поговорить? — спросила Карен, одарив его убийственным взглядом кобальтово-синих глаз.

— О каком-нибудь сериале, который наверняка затмит ваш успех в «Жертвоприношении», — небрежным тоном заметил Джеффри.

— Но у меня в данный момент полно предложений, — надменно ответила Карен.

— Мы, на студии «Марафон», всегда умели по достоинству оценить истинный талант, — напомнил Джеффри.

— И о какой же сумме идет в данном случае речь? — осведомилась Карен и плотоядно улыбнулась.

— Как насчет десяти миллионов за картину?

Карен изо всех сил старалась скрыть изумление. Джеффри Клейн предлагал в несколько раз больше ее обычного гонорара. Но он всегда проявлял щедрость во всем, что касалось звезд. Буквально в прошлом году он предложил Барбре Стрейзанд полмиллиона долларов только за то, чтобы она приехала на студию и пропела «С днем рождения» в его офисе в тот день, когда он отмечал шестидесятилетие. К чести Стрейзанд, следовало отметить, что она отказалась от предложения Джеффри, хотя и послала ему подарок — сувенирный кофейник со своим портретом.

— Думаю, у нас с «Марафон пикчерс» может состояться конструктивный разговор, если уж речь идет о десяти миллионах за картину, — ответила Карен и ухмыльнулась.

Рыдания Фионы эхом разносились по дамской комнате, заглушая даже звуки джаза. Дэвисы позаботились о том, чтобы радиофицировать все туалеты и ванные в доме. «Это помогает от запоров», — твердил Мартин Дэвис, свято веривший в музыкальную терапию.

Вытерев глаза, Фиона взглянула в зеркало и тут же разразилась новым потоком слез. Как раз в этот момент в туалет вошла молоденькая хорошенькая официантка, одна из тех, кто предлагал гостям шампанское и закуски.

— Извините, — произнесла Фиона, подавляя очередной приступ рыданий. — Никак не могу перестать плакать…

Девушка сочувственно улыбнулась, Фиона же продолжала бесплодные попытки остановить потоки слез бумажной салфеткой.

— Вот уже две недели плачу и плачу… — прошептала она и, как ни странно, начала успокаиваться под пристальным взглядом незнакомки. — С тех самых пор как муж сказал, что уходит от меня, слезы так и текут рекой. Плакала перед ним, перед своим агентом, даже перед Робертом Де Ниро… И вот теперь снова реву на такой замечательной вечеринке! Реву, реву, реву, как корова! И никак не могу остановиться!.. Но хуже всего то, — продолжила после паузы Фиона и громко высморкалась, — что я всегда ненавидела сантименты! Всегда вела себя как подобает истинной англичанке, если вы, конечно, понимаете, о чем это я…

Улыбка на губах женщины становилась все теплее и шире, и Фиона почувствовала: та действительно понимает, что имеется в виду.

— Я живу в Голливуде, меня выдвинули на «Оскара», я должна быть счастливейшей женщиной в мире! А вместо этого только и знаю, что лить слезы. Просто какой-то водопад Ниагара! Текут по щекам, заливают платье, а у ног образуется громадная лужа. О!.. — простонала Фиона. — Да будет этому когда-нибудь конец или нет?

Улыбающаяся официантка полезла в сумочку, достала свежую салфетку и протянула Фионе.

— Вот, возьмите, — сочувственно сказала она. — И не надо больше плакать. Довольно слез.

— Довольно слез… — пробормотала Фиона. — Где же я раньше это слышала? Кажется, это из…

— Донна Саммер и Барбра Стрейзанд, — напомнила женщина. — Очень модная в семидесятых песня.

— Ах, ну да, конечно, — сказала Фиона. — На стихи Колриджа мало похоже. Думаю, мудрый подход к жизни можно отыскать везде. Даже в старых и пошлых песенках. Я имею в виду «Ты всегда можешь остаться здесь, милый», ну и все такое прочее…

— Вы слишком много говорите и много плачете, — заметила женщина.

Фиона нервно рассмеялась.

— Вы даже не представляете, насколько правы, — сказала она. — О Господи, до чего же давно я не смеялась!

— Я знаю, что такое истинная любовь и как тяжело потерять ее, — заметила женщина. — Однако это никогда не мешало мне смеяться.

— Что очень разумно с вашей стороны, — подхватила Фиона. Промокнула глаза и выбросила салфетку. — Мне очень хотелось бы поближе познакомиться с вами и вашим философским подходом к жизни.

— Может, выпьем как-нибудь по чашечке кофе? — предложила женщина.

— О, с удовольствием, — улыбнулась Фиона. — Как с вами связаться?

— Меня зовут Мария Кальдоне, — сказала женщина и протянула Фионе визитку. — Тут есть номер телефона.

— Поторопитесь! — скомандовал Серджио Фалуччи. — Миссис Дэвис ждет.

— Ох, не нравится мне все это, — пробормотала Лина Плац, устанавливая на подносе серебряный соусник с крабовым коктейлем.

— Я нанял тебя, чтобы отрезать рыбам головы, а не рассуждать на тему того, что тебе нравится или не нравится! — рявкнул Серджио. — Давай, пошевеливайся! — Расстроенный отсутствием в меню крабов в мягком панцире, Серджио послал одного из своих помощников на местный рыбный рынок. Тот возвратился с полуфунтом искусственных крабовых палочек, и теперь Лина раздраженно измельчала их и совала в коктейль.

— Это даже не моллюски, — причитала она. — Это паршивая сайра, которую выкрасили в розовый цвет, чтоб походила на мясо крабов. Да это имеет такое же отношение к крабам, какое Ньют Джингрич имеет к нормальному человеческому существу! И выглядят так же мерзко, и на вкус сущее дерьмо!

— Займись лучше макрелью! — рявкнул Серджио и выхватил поднос из пропахших рыбой Лининых рук. Мало того что он не сумел выполнить просьбу богатейшей в Беверли-Хиллз женщины, ему к тому же приходилось мириться с резкими обличительными речами шеф-повара по рыбным блюдам.

Серджио выбежал из кухни и двинулся через гостиную, где было полно гостей. Он хотел поставить крабовый коктейль к прибору миссис Дэвис раньше, чем она займет свое место за обеденным столом в шатре. И именно так бы он и сделал, если б его не отвлек шум у бара.

Карен Кролл верещала на весь зал:

— Что, черт возьми, ты тут делаешь, а?

Серджио замер на полпути. Рядом с Карен стояли Джеффри Клейн, Колин Троманс и Лайонел Лейтем. И еще Серджио увидел высокого мускулистого парня в джинсах «Левис» и кожаной куртке. Серджио понятия не имел, кто это такой.

Зато Карен имела. Ибо то был не кто иной, как Джонни Данте.

— Какого дьявола ты сюда приперся, а? — повторила она.

— Да просто подумал: дай подъеду и хоть краем глаза посмотрю, как живут сильные мира сего, — усмехнулся Джонни.

— Но как ты сюда попал? — не унималась она.

— Парень с парковки — мой приятель.

«Ах вон оно что!» — подумала Карен и залилась краской. Мало того что Джонни поставил ее в неловкое положение, он помешал ей расколоть Джеффри Клейна на выгодный контракт. А она была так близка к успеху…

— А в чем, собственно, дело, позвольте спросить? — вмешался Колин.

— Остынь, Шекспир, — огрызнулся Джонни.

— Просто он… это… мой поклонник, — пролепетала Карен, сама не веря в свою ложь. — Ходит за мной по пятам целыми неделями и…

— Может, вызвать службу безопасности? — предложил Колин.

— Ни хрена себе поклонник! — расхохотался Джонни. — Разве так называют мужчину, на конце которого торчат по четыре-пять часов на дню, а?

Джеффри Клейн тут же навострил уши. Он обожал скандалы и грязные сплетни. Лайонел тоже заинтересовался.

— Но послушайте! — возмутился Колин.

— Когда я трахаю тебя, — невозмутимо продолжил Джонни, — ты называешь меня Большим Папочкой. Или я не прав, а, куколка?

— Будь у меня под рукой пистолет… — злобно прошипела Карен. Лицо ее пылало от стыда.

— Будь у тебя хоть три пистолета, мимо него ты все равно не проскочила бы! — И Джонни жестом указал на ширинку.

— Мы… э-э… вынуждены попросить вас убраться отсюда! — собравшись с духом, выпалил Колин. Хотя в глубине души понимал: все, что говорит этот тип о Карен, скорее всего правда.

— Я же сказал: отвяжись, придурок! — огрызнулся Джонни, а потом схватил с тарелки холодный и толстый стебель спаржи и засунул Колину в ноздрю. Затем сгреб несчастного за шиворот и поволок к диванчику, на котором уютно устроилась парочка — Алек Болдуин и Ким Бесинджер.

Парочка ахнула.

Карен вскрикнула.

Лайонел тихо застонал.

Алек и Ким тут же сорвались с места.

— О Боже! Оставь его сию же секунду! — взвыла Карен и кинулась Колину на выручку.

— Какая наглость!.. — бормотал Колин. Джонни наконец отпустил его, и он, схватив Карен за руку, бросился к выходу.

Гости были явно шокированы происходящим. Но в тот миг ударил гонг. Он возвещал о том, что всем пора в шатер, где ждал обед и должен был состояться концерт. Возбужденно перешептываясь, люди начали выходить из гостиной.

Все, кроме Джеффри Клейна. Глаза у него разгорелись от только что увиденной сцены, и он бочком начал подбираться к Джонни Данте.

— Эй! — окликнул он Джонни. — А вам никогда не хотелось сняться в лихом таком боевичке, а?..

Серджио поставил крабовый коктейль перед миссис Дэвис, как только она с мужем уселась за столик под номером один, у самого края сцены, что разместилась в дальнем конце шатра.

— Крабовый коктейль, миссис Дэвис! — с улыбкой объявил Серджио. — Я лично проверил крабы и счел, что они не соответствуют стандартам. Надеюсь, это блюдо будет адекватной заменой.

— Как мило с вашей стороны! — с улыбкой ответила миссис Дэвис. — Но стоило ли так беспокоиться и…

— Что вы, какое беспокойство! Для меня это всегда радость и удовольствие, — сказал Серджио, отвесил поклон и ретировался. Он никогда не переставал дивиться тому факту, каким вежливым и любезным делает людей фамильное состояние в миллиард долларов.

На сцене тем временем появился Билли Кристал. Он должен был вести концерт. Выдав порцию шуток в адрес крупнейших студий, он приготовился к главному.

— Леди и джентльмены! — объявил он. — Встречайте! Лайза Миннелли!

— Господи! — недовольно проворчала Конни. — Неужели перед тем, как приступить к ростбифу, придется выслушать все «Кабаре»?

— Конни, прошу тебя! — взмолился Морти. Они сидели в двух столиках от Дэвисов, и он страшно боялся, что Конни вдруг закатит сцену. Она уже и без того до смерти перепугала Джину Дэвис, направив на нее пристальный взгляд и ехидно спросив: «Когда, черт возьми, научишься играть как следует?!» Вупи Голдберг оказалась орешком покрепче. Когда ей был задан тот же вопрос, она не моргнув глазом выпалила в ответ: «Как только научишься вести себя в магазинах пристойно, Бонни Паркер!» А потом уселась прямо напротив Конни и так и сверлила ее взглядом. Что заставило Конни выпить уже шестую порцию водки, но кто считал? (Вообще-то Морти вел счет.)

Конни смотрела на Лайзу на сцене, испытывая одновременно отвращение и зависть. А когда та запела знаменитое произведение Сондхейма «Дети будут слушать», Конни вдруг подумала, что вполне могла бы оказаться на месте Миннелли. Но ее подвел голос. Подвел потому, что она отсосала у какого-то мексиканца, жалкого щенка, а потом ее застукали на краже в магазине в Беверли-Хиллз, и поэтому на сцене сейчас Лайза, а она сидит здесь, среди публики, и пьет. Конни облизала край пустого бокала, чувствуя, что ей до смерти хочется еще водки.

Лайза закончила номер и была вознаграждена шквалом аплодисментов. Кто-то из гостей кричал: «Браво!» «Да хватит же в конце-то концов! — подумала Конни. — Уберется эта кукла со сцены или нет?» Но Лайзу не отпускали. Оркестр заиграл знаменитый мотив: «Там-пам, та-та-пам, та-та-та-та!» — и Конни передернулась от отвращения. Неужели эта идиотка собирается петь «Нью-Йорк, Нью-Йорк»? Да, именно это и собиралась делать Миннелли, и публика радостно взревела. «Давай, девочка, давай!» — подбадривала певицу Вупи Голдберг, постукивая пальцами по столу.

«Ну неужели им не навязла в зубах эта песня? — с горечью подумала Конни. — Кто захочет ее слушать? Какой дурак?» Но похоже, Курт Рассел и Голди Хоун хотели — Конни заметила, как они подпевают и качают головами в такт музыке. Господи! Неужто ни у кого не осталось вкуса? Звезда стояла посреди сцены, широко расставив ноги, — похоже, ее воодушевлял энтузиазм публики.

— Мой милый город в синеве ночной… — запела она.

«О нет, только не это! — содрогнулась Конни. — Сейчас замахает своей лапищей». И действительно, Лайза начала вращать правой рукой, словно подстегивая себя. Все сильнее, все размашистее, по кругу. «Может, хоть на этот раз рука у нее оторвется, — со злорадством подумала Конни, — и она не допоет эту свою окаянную песню до конца?»

Но вместо этого Лайза вдруг вздела обе руки вверх и низким голосом пропела: «И у меня начнется новая прекрасная жизнь в тебе, о, старый Нью-Йорк!» Публика была просто без ума. Курт, Голди, Вупи и многие другие вскочили и восторженно завопили. Миссис Дэвис посылала воздушные поцелуи.

Конни была вне себя от ярости, ей хотелось плеваться. Подумаешь, Лайза спела! Большое дело!.. Она бы тоже могла. И уж куда лучше, чем эта Миннелли! Ну ничего, сейчас она им всем покажет, этим неблагодарным голливудским выродкам! Покажет, чтобы запомнили раз и навсегда. И, отбросив осторожность и всякие остатки здравого смысла, Конни вскочила и направилась к сцене. Морти пытался схватить ее за руку, но было поздно. Лайза как раз спускалась со сцены, когда к ней подошла Конни.

— Конни! — воскликнула Лайза.

— А ну прочь с дороги, вонючка! — рявкнула Конни и выхватила микрофон из рук Миннелли. Взобравшись на сцену, Конни обернулась к дирижеру оркестра и пробормотала: — Вступление к «Кабаре», пожалуйста!

Не желая затевать скандал, тот кивнул пианисту, и в зале послышались звуки столь хорошо знакомой всем мелодии. Публика взирала на Конни с неподдельным изумлением. И она запела:

Публика тихо ахнула.

А Конни невзирая на смятение продолжала:

Едва пропев последнее слово, Конни качнулась вперед, зацепилась каблуком за шнур микрофона и свалилась со сцены прямо на крабовый коктейль миссис Дэвис.