Конни Траватано лежала в шезлонге у бассейна и тихонько напевала песню, ставшую ее визитной карточкой, лейтмотивом к первому фильму, в котором она снималась:

Песня была томной, страстной, мелодраматичной и как нельзя более соответствовала образу Конни середины семидесятых. Чтобы запеть такое на публике теперь… Нет, Конни, чей утонченный вкус воспитывался на произведениях Сондхейма, Кола Портера, Леннона и Маккартни, еще несколько лет назад дала себе клятву, что нигде, никогда и ни при каких обстоятельствах не будет петь больше такую пошлятину. Но сегодня особый день. Ее выдвинули на «Оскара», что только придает блеска ее звездной карьере. Сегодня Конни была так счастлива, что могла позволить себе пропеть один из известнейших хитов Барри Манилоу.

Тут вдруг зазвонил мобильный телефон, лежавший рядом на столике. Она взяла трубку и услышала гортанный говорок Морти Солтмана, работавшего ее менеджером на протяжении вот уже двадцати пяти лет. Как любил выражаться Морти, он не только знал, где похоронены все скелеты, — он сам закидывал их землей, следуя указаниям Конни.

— Конни, — выдохнул Морти, — я переговорил с Белым домом.

— Как поживает президент? — осведомилась Конни, с удовольствием отмечая тот факт, что отныне в высших эшелонах власти и в кругах журналистской элиты ее вроде бы признали своей.

— Да все мучается простатой, — ответил Морти. Когда речь заходила о политике или шоу-бизнесе, объектами его ремарок становились все части тела ниже талии. — В театре Форда все уже готово. Никаких декораций, ты будешь выступать перед занавесом, как можно ближе к публике. Тебе надо прилететь за два дня до начала, на репетицию.

— Замечательно. А ты предупредил, что я выступаю со своим оборудованием и своим дирижером?

— Ну конечно, дорогая, — ответил Морти и тихонько рыгнул. Конни, соглашаясь на выступление, всегда диктовала свои условия.

— Спасибо, Морти. — Конни уже собиралась опустить трубку, но тут ей в голову вдруг пришла еще одна мысль. — Скажи-ка, Морти, а какого цвета занавес в театре Форда?

— Зеленый, — ответил он.

— Зеленый?! — воскликнула Конни. — Но ты же прекрасно знаешь, что я не могу петь на фоне зеленого занавеса! Этот цвет совершенно не сочетается с моим цветом кожи — недостаточно резкий контраст. Кроме того, я собираюсь выступить в голубом платье. Это же ни в какие ворота не лезет!

— Ну… не знаю, что тут можно сделать, — выдохнул Морти. — Занавес они должны держать закрытым, потому что за ним сидят ветераны. А потом он поднимется, и это будет означать, что шоу закончено.

— Нет, Морти, я отказываюсь петь перед зеленым занавесом! Попытайся раздобыть мне серебряный.

— Но, Конни, побойся Бога, это же театр Форда в Вашингтоне!

— Знаю! — рявкнула она. — Там был убит Линкольн. Но я не буду выступать, и все! Мне нужен серебряный занавес!

— Но это же национальный символ! — взмолился Морти.

— Я же не прошу тебя взорвать Большой каньон! — В голосе Конни звучали стальные нотки. — Неужели так трудно выполнить мою просьбу?

— Ладно, перезвоню, — вздохнул Морти и рыгнул еще раз. С этой Конни вечно сплошные проблемы…

«Почему они вечно сопротивляются и спорят со мной?» — размышляла Конни, вновь откинувшись на спинку шезлонга. Ведь не такие уж запредельные требования она выставляет. Просто хочет, чтобы все прошло наилучшим образом, без досадных ошибок и накладок. Что тут такого сложного? Ведь в конечном счете она всегда оказывалась права.

Действительно, в большинстве случаев Конни Траватано оказывалась права, особенно в том, что касалось ее карьеры. Она всегда знала, чего хочет: быть знаменитой певицей и актрисой. И всегда знала, как этого добиться: во всем стремиться к совершенству, упорно и много работать и никогда не сдаваться.

Стремление к совершенству проявилось еще в детстве, в родном городе Ньюарке, штат Нью-Джерси, где ее растила и воспитывала мать по имени Роза. Отец Конни погиб на войне в Корее. С деньгами было туго, и Роза, работавшая в суде стенографисткой, по уик-эндам подрабатывала в итальянской лавочке, торгующей деликатесами, где сидела за кассой. Позволить себе нанять для ребенка няньку она не могла, а потому таскала Конни с собой на работу. И вскоре малышка стала помогать за прилавком. В самый первый день появления в магазине малышка Конни чисто инстинктивно разложила все колбаски салями по размерам. И мистер Пепалони, хозяин лавки, увидев плоды ее деятельности, пришел в полный восторг.

— Знаешь что, девчушка, — сказал он ей, — настанет день, и у тебя будет свой собственный магазин деликатесов.

Но Конни придерживалась другого мнения. В 1965 году, в возрасте десяти лет, она по пять раз на неделе ходила в кинотеатр «Элби», чтоб посмотреть Дорис Дей в музыкальной мелодраме «Люби меня или оставь меня». Однажды в воскресенье, когда мать отправилась в церковь, она перекрасилась в блондинку и, стоя перед высоким зеркалом в спальне, попробовала спеть все песни Дорис Дей из фильма. Роза вернулась домой и ужаснулась при виде того, как дочь обезобразила свои волосы, а затем вознесла молитву святому Ксаверию, покровителю и защитнику, прося, чтобы дочь не превратилась в шлюху.

Вместо этого ее дочь превратилась в лучшую работницу деликатесной лавки мистера Пепалони, где трудилась дни и ночи напролет, мыла полы, терла прилавки и совершенно бесстрашно пробиралась через настоящие заросли гигантских салями, что свисали с потолка в морозильнике. Не раз тяжелые, весом в двадцать — тридцать фунтов, колбасы били ее по голове, но Конни не жаловалась. А как же иначе? Ведь ей нужны были деньги: платить за уроки пения, благодаря которым она намеревалась превратиться в итальянский вариант Дорис Дей.

Расходы на уроки пения оправдались, когда Конни начала петь на местных итальянских праздниках, сопровождавшихся поеданием пасты, на свадьбах, а также в католической церкви. Как-то раз ее услышал мужчина со студии звукозаписи «Эй энд Эр» и предложил попробовать записать демо в «Декка рекордз». Конни была вне себя от радости — еще бы, ей всего пятнадцать, а она уже готова повторить блистательную карьеру Дорис Дей! Не напрасно билась она головой о гроздья салями все эти годы!

Однако Роза, чья религиозность граничила с фанатизмом, категорически запретила дочери входить в мир шоу-бизнеса и принялась молиться уже какому-то другому святому, покровителю искусств, чтобы тот вразумил ее. Однако дело кончилось тем, что Конни просто-напросто сбежала из дому и присоединилась к бродячему цирку «Ринглинг бразерс Барнум энд Бейли» в качестве танцовщицы. Затем у нее начался бурный роман с Эрнестом, смуглым и темноволосым шпагоглотателем, который помог ей лишиться девственности и обрести уверенность в себе. Конни даже начала изучать технику шпагоглотания, для чего требовалось в совершенстве владеть мускулами гортани, что впоследствии помогло усовершенствовать пение.

Когда полиция наконец вернула Конни домой, матери, несчастная женщина собрала все свои сбережения и пристроила дочь в католическую школу-пансион непорочной Девы Марии. Конни была ненавистна размеренная жизнь в этом заведении, однако вскоре она нашла отдушину в лице сестры Агнес-Мейбл, пожилой монахини, которая тайком покуривала «Лаки страйк» и вела драматический кружок в местном клубе. За пачку сигарет в неделю, которые Конни воровала в ближайшей лавочке, добрая сестра познакомила ее с произведениями Юджина О'Нила, Теннесси Уильямса и, самое главное, с великим русским драматургом Антоном Чеховым. Чехов, по словам сестры Агнес-Мейбл, знал о человеческой душе и чувствах больше любого другого писателя. И стремившаяся к знаниям Конни продолжала исправно воровать «Лаки страйк».

По окончании школы Конни, невзирая на все мольбы и протесты матери, в колледж поступать отказалась и переехала в Нью-Йорк, где сняла на окраине, в какой-то дыре, дешевенькую квартирку даже без горячей воды. Она бегала на все прослушивания, работала официанткой в «Говард Джонсонс» и ждала поворота в судьбе. И он произошел два года спустя, когда ей дали роль в пьесе под названием «В Москву, или Все погибло!» — музыкальной версии чеховских «Трех сестер». Пьесу поставили в небольшом малоизвестном театре, прошла она всего один раз, но некий второсортный критик из «Нью-Йорк таймс» написал, что «Конни Траватано была единственной актрисой на сцене, игру которой стоило посмотреть. Она пропела чеховские партии так, как их следовало петь по замыслу автора».

Так что не напрасно воровала она в лавочке пачки сигарет «Лаки страйк».

Морти Солтман тоже оказался среди публики, посетившей премьеру. Его присутствие было лишь данью любезности режиссеру, чей троюродный брат удачно прооперировал ему желчный пузырь прошлой весной в больнице «Гора Синай». И когда Конни спела свою вторую арию, «Самовар ходит с важным видом», Морти был так потрясен, что даже рыгать перестал. Позднее, тем же вечером, поедая свиные ножки в китайском ресторанчике в Виллидже и заедая их таблетками от тяжести в желудке, Морти уговорил Конни подписать с ним контракт. И стал ее менеджером.

Следующие несколько лет прошли под знаком «успех за успехом». У Конни вышел первый золотой диск, и вскоре после этого про нее был снят первый телефильм под названием «Зовите меня просто Конни». Число поклонников росло с каждым следующим альбомом; пик в карьере, казалось, наступил, когда в конце шестидесятых вышел ее диск, ставший классикой: «Любовь, мир и Конни Траватано», где главным хитом была ее интерпретация песни группы «Айрон баттерфляй». Затем, когда в начале семидесятых Конни переехала в Голливуд, хитом стала уже другая песня — «Только скажи, где найти тебя», причем исполняла она ее, изображая одурманенную наркотиками рок-звезду, которая осознала ценность жизни только когда ослепла. Образ был собирательным, в нем отразились и причудливо переплелись судьбы Дженис Джоплин и Эллен Келлер. Короче, роль позволила Конни проявить все свои таланты и попасть в номинантки на «Оскара».

Затем то взлеты, то падения — три года назад Конни самым позорным образом провалилась в фильме «Разведись со мной, дорогой» — весьма неудачной осовремененной версии «Как выйти замуж за миллионера», где она, Мерил Стрип и Лайза Миннелли играли жен, решивших ободрать своих мужей как липку. Но сегодня это было уже не важно. Сегодня Конни Траватано второй раз стала номинанткой на «Оскара» и объявила, что после десятилетнего перерыва вновь будет петь перед публикой. И не перед кем-нибудь, а перед самим президентом Соединенных Штатов… Сегодня выдался хороший день, подумала она и, перевернувшись на живот, подставила солнцу спину.

Только сейчас заметила она паренька — чистильщика бассейна. Он медленно водил сетью по бледно-аквамариновой воде, в которой так любила плавать Конни. Прежде она никогда его не видела. Темноволосый, похож на мексиканца. И одет совсем не так, как подобает прислуге. Прежний работник всегда ходил в шортах цвета хаки и рубашке, на этом же красовались лишь красные плавки. Они были слегка тесноваты и врезались в задницу. «Господи, — подумала вдруг Конни, — хотелось бы мне превратиться в фирменную наклейку на этих плавках!..»

Паренек заметил, что Конни смотрит на него, и застенчиво улыбнулся.

— Buenos dias, seora, — сказал он ей.

«Прелестно», — мысленно усмехнулась Конни. Мальчишка не говорит по-английски. Это сводило шансы, что он выболтает кое-какие подробности из ее жизни желтой прессе, практически к нулю. У Конни уже полгода не было мужчин. И теперь она точно знала, что делать дальше. Она и прежде проделывала такие штучки.

Быстро поднявшись, Конни сделала пареньку знак следовать за ней и прошла в сарайчик рядом с бассейном. Он вошел следом за ней в темное помещение, уставленное канистрами с хлоркой. Конни уже ждала его и, расстегнув лифчик купального костюма, выпустила на волю пару грудей, претерпевших несколько лет назад пластическую операцию. Мальчик не двинулся с места, однако глаз не мог оторвать от пары холмиков знаменитой мисс Траватано. Тогда Конни взяла его руку и приложила к левой груди. И тихо застонала, когда он начал поглаживать ее, а потом целовать.

Теперь настал ее черед. Конни сунула два пальца за резинку красных плавок и резким рывком сдернула их с паренька. И ахнула при виде зрелища, которое предстало ее взору.

Такого богатства, как у этого парнишки, ей еще не доводилось видеть. Длиной не меньше девяти дюймов, а толщиной, как ей показалось, в кулак. Конни живо вспомнились колбаски салями, которые так больно и увесисто колотили ее по голове в деликатесной лавке мистера Пепалони.

Мальчик умоляюще взглянул на Конни. Та опустилась на колени и широко открыла рот. «Боже, до чего ж громадный, — подумала она. — Ну прямо Эмпайр-Стейт-билдинг!» Она даже подавилась вначале, но затем эластичные мышцы горла стали потихоньку раздвигаться. И, дыша носом, она устремилась вперед, словно воин армий Цезаря, вознамерившихся перейти Рубикон. И в конце концов ей все же удалось затолкать всю эту штуку в рот целиком.

Не напрасно некогда училась она в цирке искусству шпагоглотания.