Хью протянул руку и взял у сестры Эдит ленточку персикового цвета, затем повернулся к сестре Жюли и, присев на корточки, внимательно посмотрел на маленького оборванца, цеплявшегося за ее юбки. Это был изрядно отощавший от постоянного недоедания мальчуган, глядя на которого сразу можно было сказать, что для своих юных лет он повидал немало. Хотя он был чист и избавлен от вшей после того, как был привезен в аббатство, было видно, что ему не привыкать ночевать под открытым небом или сносить побои пьяниц. Хью приходилось встречать таких детей, путешествующих вместе с пилигримами. Многие из них были с матерями, едущими при обозе. Некоторые из этих женщин верили, что путешествие в Святую Землю спасет их души, другие просто надеялись обрести покровителя на несколько месяцев.

Он не хотел испугать мальчика, поэтому говорил спокойно, глядя ему прямо в глаза.

— Красивая у тебя ленточка, — сказал он.

Мальчик с опаской посмотрел на него, но ничего не ответил.

— Госпожа, которая носила ее, тоже была очень красивой, — продолжал Хыо. — Эта ленточка так подходила к ее волосам. У нее ведь были огненные волосы? — мальчик медленно кивнул. — Кто-то похитил эту госпожу и собирается сделать ей больно.

Хью подождал, надеясь, что мальчик что-нибудь скажет, но тот молчал. Глубоко вздохнув, он продолжал.

— Ты ведь знаешь, каково это, когда тебя бьют? Каково быть голодным и холодным, каково не чувствовать себя в безопасности? — глаза мальчика наполнились слезами, и он снова кивнул. — Сестры ведь были добры к тебе, не так ли? Эта госпожа — их друг и мой тоже. Сейчас ей холодно, она голодна и ей угрожает опасность. Все, что ты можешь сказать нам — каким бы странным тебе это ни казалось — возможно, поможет нам разыскать ее. Пожалуйста, — попросил он, — расскажи нам все, что ты знаешь.

Мальчик взглянул на сестру Жюли, и монахиня кивнула.

— Я нашел это на земле, когда они уехали, — сказал мальчик еле слышно.

— Они — это госпожа Катарина и кто еще? — спокойно спросил Хью.

— Этот человек, который ударил меня.

Сестра Эдит подошла к мальчику и ласково погладила его по голове.

— Расскажи все по порядку, дитя, с нами ты в безопасности.

— Я играл рядом со стеной аббатства. Мои друзья замерзли и пошли домой, а я остался один. Я не знаю, откуда взялся этот человек, он схватил меня за шиворот, начал трясти. Я хотел укусить его, но он больно ударил меня. Я испугался, что он убьет меня, и перестал вырываться. Тогда он потащил меня к реке и бросил в воду, а я не умею плавать и никогда не залезаю в воду. На берегу растет дерево, и я ухватился за ветку, чтобы меня не унесло. Я испугался и начал кричать. Должно быть, госпожа услышала меня, я видел, как она выбежала из аббатства. Я раньше встречал ее там и знал, что она добрая и поможет мне. А этот человек куда-то исчез, но не знаю куда, я думал только о том, как выбраться. Госпожа подбежала ко мне. Она совсем не испугалась! — воскликнул мальчик восхищенно. — Когда она протянула мне руку, чтобы помочь выбраться, я увидел позади нее этого человека. Он замахнулся дубинкой, и я не успел предупредить ее, — мальчик повесил голову. — Он сильно ударил госпожу по голове и подхватил ее как раз вовремя, чтобы она не упала в воду. Я крикнул, чтобы он помог мне выбраться, но он только расхохотался. Он перебросил госпожу через седло и ускакал, а я остался в реке и плакал. Я подумал, что если сам не выберусь, то тут и умру, поэтому постарался и кое-как вылез из воды. Возле ворот я нашел красивую ленточку, которую потеряла добрая госпожа, когда бежала мне на помощь.

— Ты можешь рассказать, как выглядел этот человек?

Мальчик скорчил рожицу.

— Он был маленького роста, совсем не такой, как вы. У него были черные волосы и злые маленькие глазки.

— А глаза тоже были черные? — спросил Хью.

Мальчик немного подумал и кивнул.

— У него была отличная лошадь, — сказал он и, кивнув на Цефея, добавил, — с седлом как у вас, мой господин.

Хью вскинул голову и прищурился.

— Как у меня?

Мальчик отпустил юбки сестры Жюли и подошел к гигантскому вороному жеребцу Хью.

— У него было вот это, — показал он на герб, изображающий грифона с буквой «П» на нем. Хью бросил на Теренса быстрый взгляд и повернулся к мальчику. Ласково похлопав его по плечу, он сказал:

— Ты здорово помог мне, малыш. — И добавил, повернувшись к монахиням. — Отведите его в мой дом, сестры. Там всех вас накормят, и вы сможете отдохнуть.

Хью повернулся к Теренсу и оба поняли друг друга без слов. Седло было из Понтуаза, а человеком этим мог быть только Гаспар Корви.

— Я не уверен, Хью, сможем ли мы найти его, — сказал Теренс.

Хью многозначительно посмотрел на брата.

— Адель наверняка знает, что Корви ездил в Шантильи.

Не тратя больше слов впустую, Хью вскочил в седло и галопом поскакал обратно в замок, Теренс последовал за ним. Распахнув двери, Хью помчался вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. На этот раз он не стал стучать в комнату к Адели, а с грохотом ворвался туда, подобно сарацинскому убийце, напавшему на мирных христиан.

Комната была пуста. Хью заглянул к прислуге — там тоже никого не было. В ярости он ударил кулаком в каменную стену. Комната для рукоделия, вот где она может быть! Хью рванулся к двери, как вдруг под ногу ему попалось что-то твердое. Решив, что это камень, он хотел поддать его башмаком, но взгляд его привлек золотой блеск. Хью наклонился, чтобы поднять золотую вещицу, но прежде чем его пальцы коснулись ее, он понял, что это такое. Бледно-голубой сапфир треснул, одна из жемчужин, обрамлявших его, выпала из своего гнезда, но это был он, талисман Катарины. Хью медленно перевернул медальон. Вся обратная сторона была расцарапана — видимо, кто-то пытался ножом уничтожить надпись, которую Хью знал наизусть. Ах, если бы он понял значение этих слов, когда впервые услышал их. Vous estes ma joy mondeine.

«Ты моя земная радость, не уходи, Катарина, — взмолился он. — Где бы ты ни была — будь живой, позволь мне найти тебя, позволь мне спасти тебя!»

Сжав медальон в руке, Хью бросился в комнату для рукоделия. Там тоже никого не оказалось. Хью помчался вниз по ступеням, не обращая внимания на прижавшуюся к стенам прислугу. Вдруг он заметил девушку, которая обычно прислуживала Адели. Грубо схватив ее за руку, он закричал:

— Где твоя госпожа?

— Я… я не знаю, — испуганно пролепетала служанка, но, поняв, что это наихудший из возможных ответов, добавила, — может она в часовне? Она часто ходит туда в это время дня.

Хью отпустил ее и бросился по направлению к часовне, построенной для семьи герцога в дальнем крыле замка.

— Не туда, ваша светлость, — крикнула служанка.

Хью резко повернулся и грозно уставился на нее. Девушка замахала руками:

— Не эта часовня, она ходит в старую.

— В старую? — удивленно переспросил Хью.

— Да, старая часовня более святая, там хранится реликвия — кусочек плащаницы, в которую было завернуто тело Христово. Ее привез один рыцарь из Первого крестового похода.

Не слушая дальнейших объяснений, Хью быстрым шагом направился к двери и едва не столкнулся с взволнованным Теренсом.

— Хью! — крикнул он, — старая часовня!

— Я знаю, — ответил Хью, и они вместе помчались к забытой часовне, притаившейся в тени донжона.

* * *

Катарина стояла коленопреклоненная перед алтарем, не спуская глаз с украшенного драгоценными камнями кинжала в руке Адели. Свечи, которые согрели ее промерзшее тело и вселили в нее надежду около часа назад, теперь заполнили застоявшийся воздух часовни едким дымом, тяжелым облаком, висевшим под потолком. От него слезились глаза, и першило в горле, но дым этот не мешал Катарине видеть острый как бритва клинок, который Адель держала в пламени алтаря.

— Это кинжал из сокровищницы короля Иерусалима, — сказала Адель нараспев. — Его нашли на той земле, по которой ступали ноги Господа нашего Иисуса Христа.

Она поднесла кинжал ближе к огню, чтобы он почернел, раскалился, чтобы очистился. Окунув пальцы в благовонное масло, она брызнула им на клинок, и пламя вспыхнуло ярче. Адель поворачивала клинок в пламени, запрокинув голову и бормоча какую-то молитву, слов которой Катарина не могла разобрать. Все это продолжалось уже добрых полчаса, и Адель находилась в странном трансе, из которого ее не могли вывести ни слова, ни уговоры. Как заводная игрушка, она нагревала кинжал, поливала его маслом, снова нагревала и снова поливала, и так без конца.

Наконец, Адель подошла к Катарине. Она протянула к ее лицу блестящий от масла палец и начертила крест у девушки на лбу. Катарина всматривалась в лицо своей мучительницы в тщетной надежде увидеть в нем хоть какой-то проблеск разума. Все, что она видела, это стеклянные глаза, в которых не было ничего, кроме жестокости. Лицо ее раскраснелось, нижняя челюсть безвольно отвисла. Последние события, по-видимому, окончательно лишили ее разума. Катарина закрыла глаза и вздохнула.

Адель подошла к ней, ухватила пригоршню рыжих волос и начала молча пилить их своим кинжалом. Отрезав прядь примерно в локоть длиной, Адель отнесла ее к алтарю и бросила в пламя. Катарина смотрела, как вспыхнули ее волосы. Запах паленого смешался с едким дымом от свечей и старой пылью. Удовлетворенно хлопнув в ладони, Адель потянулась к Катарине и ухватила еще прядь, как вдруг дверь часовни с шумом распахнулась.

Хью застыл на пороге как вкопанный при виде открывшегося перед ним зрелища. Часовня была заполнена дымом от сотни свечей, горевших повсюду — на алтаре, на полу, на старых циновках. Перед алтарем на коленях стояла Катарина, с рассыпавшимися по плечам рыжими волосами и руками, крепко связанными за спиной. Рядом с девушкой стояла Адель, держа в руке кинжал с длинным лезвием.

За его спиной охнул Теренс, не веря своим глазам.

— Боже мой! — прошептал он. — Да она же безумна!

Адель подняла глаза, не выпуская волос Катарины.

— Видишь, Хью? — крикнула она странно высоким и звонким голосом. — От своих грехов никуда не денешься.

Повернувшись обратно к девушке» она сосредоточенно продолжала отрезать прядь огненно-рыжих волос.

Хью сделал шаг вперед, намереваясь положить конец этому кошмару, но Адель оказалась быстрой. Она одним движением отхватила огромную прядь и выставила вперед руку с кинжалом.

— Не вздумай сделать еще хоть шаг, — предупредила она. — Здесь свершается Божья воля и не тебе остановить ее! — она осмотрела его с ног до головы и презрительно усмехнулась. — Ты отвратителен Господу, ты со своей шлюхой осквернил монастырь, ты нарушил все Божьи законы!

Хью напряженно следил за каждым движением Адели. Она стояла слишком близко к Катарине, чтобы можно было попробовать вырвать у нее кинжал, а фанатичный блеск в ее глазах говорил о том, что Адель готова на все. И Хью, и Теренсу уже приходилось видеть этот огонь в глазах сарацинов, и они знали, что пренебрегать этим нельзя. Фанатики всегда были самыми опасными противниками, и Хью понимал, что поведение Адели непредсказуемо.

Хью не спускал с Адели глаз, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар, но он не упускал из виду и Катарины. Что-то было не так с его возлюбленной, хотя Адель громко назвала его по имени, да и голос самого Хью гулко раздавался под сводами часовни, но Катарина даже не пошевелилась. Она стояла на коленях с опущенной головой, не обращая внимания на Адель, отрезающую ей волосы. Хью заметил, что Катарина слегка пошатывается, и понял, что она близка к обмороку. Как долго пришлось стоять ей в таком положении, когда в последний раз эта безумная кормила ее, и кормила ли вообще?

Ярость захлестнула Хью. Он не мог дольше выносить вида Катарины, стоящей на коленях перед языческим алтарем, который соорудила Адель.

— Адель, Господь не позволяет творить такие беззакония! Немедленно отпусти Катарину, иначе ты запятнаешь свою бессмертную душу таким грехом, который не смоешь ничем!

Адель обернулась и бросила на Хью злобный прищуренный взгляд.

— Не вздумай говорить мне о Боге, супруг! — она выплюнула это слово, как будто хотела избавиться от чего-то грязного. — Я очищала себя молитвой, пока ты осквернял и себя, и наш брак! Как смеешь ты говорить о Боге? Убирайся отсюда, пока ты не осквернил это место так же, как осквернил монастырь. В тебе и вправду не осталось ничего святого, раз ты посмел явиться сюда. Я приготовила алтарь, чтобы совершить священное очищение души этой женщины. Это единственная возможность для нее не попасть в ад. Я хочу спасти ее бессмертную душу, которую ты обрек на вечные мучения!

— Ты сошла с ума, Адель! Ты решила выступить от имени Бога, а это худший из грехов. Человек, способный убивать от имени Бога, не может считаться праведником.

— Что можешь ты знать об этом? — выкрикнула она, — я знаю об этом столько, что тебе и не снилось. Ты знаешь, кто такие рыцари-тамплиеры? Это обыкновенные люди, которые, прикрываясь именем Бога, удовлетворяют свою жажду наживы и желание убивать. Я знаю об этом все и я знаю, что такое зло. Вот зло! — Адель, круто повернувшись, ткнула пальцем в Катарину. При этом длинным рукавом своей мантии она смахнула дюжину свечей с алтаря. Циновки, разбросанные вокруг, тут же вспыхнули. Адель посмотрела на разгорающиеся вокруг костерки с восторгом. Повернувшись к Хью, она зловеще рассмеялась.

— Ничто не очищает так хорошо, как огонь. Верно? Пусть же пламя очистит грязную душу этой потаскухи.

Она смахнула с алтаря оставшиеся свечи. Теренс схватил брата за руку и зашептал:

— Сейчас запылает вся часовня.

Хью смотрел на Адель, стоящую в пламени, как изваяние. Огонь занимался все жарче, и Хью понял, что Теренс прав. Еще несколько минут — и часовня запылает как факел, но Адель, казалось, это не интересовало. Она повернулась к своей жертве и занесла кинжал с криком:

— Ты больше не будешь осквернять наш мир!

Хью бросился на Адель за секунду до того, как она нанесла удар. Он вырвал кинжал из ее руки и отшвырнул его далеко в сторону.

— Беги, Катарина, беги!

Катарина подняла глаза, как будто только сейчас поняла, что Хью здесь. Она с усилием поднялась с колен, и Хью увидел железную цепь, которой девушка была прикована к алтарю. Чувство жалости и боли охватило Хью, и он отшвырнул Адель в сторону.

— Спасайся сама, — сказал он с презрением.

Повернувшись к Катарине, Хью выхватил из ножен меч. Подняв его над головой двумя руками, он резким ударом разрубил тяжелую кованую цепь. Но Адель не собиралась бросать задуманное. Схватив горшок с маслом, она быстрым движением выплеснула содержимое на Катарину. Затем, подхватив с пола одну из свечей, она швырнула ее Катарине на подол. В несколько секунд огонь охватил платье. Страх сгореть заживо пробудил Катарину от того безучастного состояния, в котором она пребывала до последнего момента. Вскрикнув, она попыталась сбить пламя, но рукава платья, пропитанные маслом, тоже загорелись. Хью сгреб Катарину и бросил ее на пол, навалившись всем телом на нее сверху, чтобы загасить огонь. Вся часовня изнутри уже была затянута сизым дымом. Старое сухое дерево занималось, как солома. В часовне почти нечем было дышать. Сбив пламя с платья Катарины, Хью подхватил ее на руки. Со стороны выхода раздался голос Теренса:

— Поспешите, крыша может рухнуть в любой момент.

Хью с Катариной на руках помчался к дверям, которые Теренс держал для них открытыми. Они выскочили во двор, где челядь, выстроившись цепью, передавала ведра с водой, пытаясь затушить пожар. Хью отдал Катарину брату.

— Я должен вернуться, — сказал он. Теренс, словно не веря, взглянул на брата, но тот, не сказав больше ни слова, скрылся в часовне.

Когда он вбежал внутрь, часть крыши уже обрушилась, образовав барьер между ним и Аделью. Она вскарабкалась на алтарь и цеплялась за крест, висевший над ним.

— Адель! — крикнул Хью, перекрывая своим мощным голосом рев пламени. — Выходи оттуда. Здание сейчас рухнет!

Но Адель то ли не слышала его, то ли не хотела слышать. Она продолжала карабкаться на крест, как будто он мог ее спасти. Хью сделал шаг к ней, но перед ним упала еще одна балка перекрытия.

— Адель! — крикнул он снова, отскочив назад. — Иди сюда!

Адель бросила на него взгляд, каким могла бы окинуть прокаженного.

— Я не позволю святой реликвии сгореть в огне! Это кусок плащаницы Христа! Его надо спасти!

Хью смотрел, не веря своим глазам, как она тщетно пыталась вскарабкаться на отполированный крест. Пламя окружило алтарь и уже лизало подол ее юбки.

— Адель! — крикнул он еще раз.

— Убирайся! — последовал ответ.

Хью почти уже ничего не видел от дыма. Вдруг он услышал, как еще один кусок крыши рухнул и раздался один-единственный вскрик. Чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо.

— Пойдем или ты будешь следующим! — твердо взяв Хью за руку, Гладмур повлек его к выходу. — У тебя есть о ком позаботиться, — добавил он.

Хью вышел во двор и зажмурился от яркого солнца. Люди уже оставили свои попытки потушить пожар, так как часовня представляла собой один гигантский костер. Он подошел к Теренсу, по-прежнему держащему Катарину на руках. Она не шевелилась, и можно было бы подумать, что она спит, если бы было возможно спать при таких обстоятельствах.

— Она больна, Хью, — сказал Теренс. — Думаю, она даже не понимает, где она и что с ней происходит.

— И хорошо, что она сейчас не может понимать этого, — кивнул Хью и взял ее на руки.

— Что с Аделью?

— Мертва.

Теренс покачал головой.

— Ты не смог добраться до нее?

— Нет, она не захотела выходить, не захотела слушать меня. Она хотела спасти реликвию, а до остального ей не было дела.

Теренс поджал губы и покачал головой:

— Она всегда была такой — заботилась только о том, чего сама хотела… и все же никто не заслуживает такого страшного конца.

Хью взглянул на Катарину. Он не желал больше слышать об Адели. Она обманула его, плела за его спиной интриги и пыталась убить женщину, которую он любил. Хватит! — подумал он. В его жизни предостаточно было смерти и разрушения. Сейчас он хотел только одного — быть с той женщиной, которую держит в своих объятиях. Она была легкой, как перышко, на бледном лице под глазами залегли темные круги. Губы были сухими и потрескавшимися от жажды. Прижав ее крепче к себе, он понял беспокойство Теренса — Катарина вся дрожала и горела в лихорадке. Она учащенно дышала, как будто ей не хватало воздуха. Кожа ее была сухой, как песок Святой Земли. Хью поклялся себе, что в один прекрасный день отыщет Гаспара Корви и убьет его за то, что тот посмел причинить столько зла его возлюбленной.

Бережно прижимая Катарину к себе, как самое ценное и дорогое, что было у него в жизни, Хью нес ее прочь от пламени и разрушения, прочь от прошлого. Завтра будет новый день… и новая жизнь.