Шейн

Когда жидкость драуга окружила меня, потекла по мне как сироп, все просто… побелело в течение нескольких секунд. А затем почернело.

И затем я просто… проснулся.

Меня удивило, как легко я отключился.

В одно мгновение я был пойман в ловушку в липкой, густой, жгучей жидкости — словно тонул в медузе — в следующее мгновение, я выцарапывал себе путь к свободе, наверх, и нашел края пузыря, который удерживал меня. Я высунул руку по локоть, затем мое лицо пробилось сквозь поверхность, и я судорожно хватал воздух, когда полностью освободился. Я был весь в слизи и какой-то мерзости, всё мой тело покрывали раны, но это не имело значения. Я выскользнул из густых остатков драуга и попытался следовать за Клэр… но часть остатка откололась и вернулась ко мне.

Я поднялся, отступая на два или три шага за один раз. Опережая его.

Я вернулся на второй этаж и продолжил идти, потому что дверь, к которой я подошел, дрожала и была в жидкости, текущей по краям. Драуги были очень сердиты.

Верхний этаж.

Я с силой ударил дверь и, спотыкаясь, вошел в декорированное помещение. Здесь в основном располагались офисы, двери которых были закрыты, и мне необходимо было добраться до главной лестницы в центре. Я должен был найти Клэр, Майкла и Еву и убираться отсюда подальше, пока драуги снова не поймали меня… но тут мне пришла мысль, что, если бы они напали на меня, возможно это дало бы всем остальным шанс избавиться от них.

Это было бы хорошо. Не то что бы я не хотел выжить, если бы к этому свелось.

Казалось, здесь не было ни одного драуга, направляющегося ко мне, и это было временным благословением. Моя одежда была пропитана жидкостью и кололась, будто я извалялся в миллионе крошечных осколков стекла. Я заметил размытые розовые пятна крови, просачивающиеся сквозь влажную ткань моей рубашки. Мне необходимо срочно смыть это с себя и переодеться. Сколько бы частиц драугов не оставалось на мне, они продолжали мною питаться, и я понятия не имел, что это означает. Что, если они проникли внутрь меня? У меня было видение, как грудь разрывают чужеродные паразиты, от которого у меня появилась острая необходимость освободиться от вкуса гниющей слизи.

На доли секунды реальность этих ощущений была ужасающей. Они едят меня. Съедают меня живьем. И затем своего рода странное спокойствие обосновалось во мне, потому что я был в порядке, я жив, я собирался пережить это. Я просто знал это.

Потому что я Шейн Коллинз, и тот факт, что я был все еще жив, был продолжающим чудом.

Но одежду надо было снять.

Я распахнул офисную дверь ударом ноги и нашел шкафчик со сменными рабочими комбинезонами. Я разделся, вытерся спортивным флагом, прикрепленным к стене (наконец, хорошее применение для сувенира ТПУ), и надел рабочий комбинезон. Он был из яркооранжевой бумаги со светоотражающими полосками на рукавах, спине и ногах, и я едва в него влез. Стоит мне слегка нагнуться, и он станет весьма занятным, но разорванные штаны были наименьшей из моих забот. Жгучая боль утихла, превращаясь в тупую, постоянною боль. Я отыскал пару тяжелых рабочих ботинок, которые оказались немного неподходящего размера. Я оставил их развязанными.

Затем я попробовал добраться до главной лестницы.

Не получилось. Драуги оказались у меня на пути. Они восстановили свои человеческие маскировки, и все целеустремленно двигались к главному выходу — где был припаркован грузовик, вероятно все еще дожидающийся меня, потому что я знал, что Клэр не уедет без меня. Майкл и Ева также не хотели бы этого, но Мирнин? Эта кровососущая задница оставил бы меня не задумываясь, и я знал это.

— Только через мой труп, — прошептал я, но очень, очень тихо, потому что это было слишком вероятным исходом прямо сейчас. Так что я не мог спуститься.

Значит? остается только крыша.

Лестницей, которую я использовал раньше, мне не воспользоваться, но на верхнем этаже здания располагались кое-какие вещи — кондиционеры, наконец — которые людям необходимо было ремонтировать, так что там должен быть к ним доступ. Я нашел план эвакуации возле тихого, неисправного лифта, продемонстрировавший выход на крышу по другой пожарной лестнице. Я пошел в ту сторону, двигаясь настолько тихо, насколько мог. Сейчас драуги, казалось, совсем не были во мне заинтересованы, но это могло измениться в любую минуту.

Я должен добраться до Клэр, чтобы удостовериться, что с ней все хорошо. Она бежала вниз, и, должно быть, она выбралась, но что, если она попала в другую ловушку? Что, если они схватили ее?

Я нашел выход на крышу. Замков не было, но на двери была сигнализация, о чем свидетельствовала большая красная надпись. Замечательно! Открыть ее, всё равно что вывесить огромную неоновую вывеску для драугов "ТУПОЙ БЕГЛЕЦ ЗДЕСЬ". Выбирать не приходилось: либо поднять тревогу и надеяться найти выход, либо остаться здесь и надеяться, что я смогу и дальше играть с вещами, которые вампиры сочли ужасающими и неправильными.

Я нажал на дверную ручку. Прозвучал пронзительный сигнал тревоги, монотонный гул, поразивший меня, словно в ушах кололся лед, и я рванул сквозь дверь. Обувь казалась странной на ногах, растоптанная каким-то другим парнем. Зимний холод и влажность быстро пробрались под плотный бумажный комбинезон, и у меня посетило секундное беспокойство, что он просто распадется на мне, оставив меня нагишом в рабочих ботинках, бегающим по крыше, а драуги указывают на меня и смеются.

Что-то съедало меня. Одно напряженное мгновение я ощущал жжение, но это было не так. Я переоделся и вытер себя. Там могли остаться частицы друга, но их будет недостаточно, чтобы причинить мне боль.

Я в порядке.

Над головой ударил гром и молнии затанцевали в облаках.

Я подошёл к краю крыши и посмотрел снова. Там не было ни перил, ни какой-либо террасы или балкона, а были лишь смолы, гравий и резкое падение с высоты третьего этажа прямо на стоянку.

И большой, квадратный, серый, бронированный грузовик, который все еще стоял прямо там, где мы его оставили. Конечно, они были в порядке. Я верил в это, я это знал. Так же как я знал, что они не бросят меня.

Жжение. Очередная захватывающая волна, накрывшая меня, а затем сменившаяся волной спокойствия. Все в порядке. Смотри, они здесь. Они ждут меня. Мы все в порядке.

Я увидел, как дверь со стороны водителя открылась, и Майкл ступил на подножку. Даже в сером, тусклом свете, его жестокая усмешка светилась вместе с его светлыми волосами.

— А что случилось с заключенным? — крикнул он.

— Ты меня знаешь. Я провел так много времени за решеткой, я соскучился по местной моде. — Я посмотрел на капли. Лучше не становилось. — Я отрезан, чувак. Клэр…

— Она здесь, выкрикивает свои предостережения. Она заставила нас вернуться за тобой.

Думаю, она собирается заколоть Мирнина, меня и, возможно, Еву, если мы не позволим ей отправиться на твои поиски, так что спасти нас, тащи свою задницу сюда.

— Ну, я бы с удовольствием, но я не супергерой как ты. И я оставил свой костюм ЧеловекаПаука дома.

Майкл стал серьезным. Одним плавным движением он выпрыгнул из фургона и вскочил на крышу, как огромный, опасный кот.

Он смотрел на меня и произнес спокойным, четким голосом:

— Прыгай.

— Чувак, я не прыгну.

— Я серьезно.

— То есть ты собираешься поймать меня, как какую-то старомодную девицу в беде? Ни за что на свете, чувак.

Он ничего не говорил. И я молчал. Мы просто смотрели друг на друга, а затем я ощутил влажное дыхание и холод на затылке, и я знал, знал, что там были драуги — они поднимались из луж на крыше, капали из облаков, поднимались по лестнице жидкой слизью…

Что-то съедало меня. Часть моего мозга кричала, но плотные волны спокойствия снова накрыли меня, подавляя все протесты. Все хорошо. Все в порядке. Прыгнуть.

Я прыгнул.

Это не походило на прыжок героя, я не спикировал как лебедь, или издал воинственный вопль, или что-либо еще в этом духе. Я, вероятно, выглядел чертовски глупо. Мне казалось, это длилось вечность, но я был уверен, что Клэр, возможно, точно сказала бы мне, сколько времени у меня заняло падение, простая математика и всё прочее, а затем что-то мягко поймало меня и снова поставило на ноги жестким ударом. Так мягко и быстро, что казалось Майкл и вовсе меня не ловил.

Что, конечно же, он сделал, но мы притворились, что этого никогда не происходило.

— Садись назад, — сказал он мне и спрыгнул вниз к кабине. Я спрыгнул с крыши грузовика на землю — ой, даже это маленькое расстояние тяжело далось моим коленям — и открыл заднюю дверь.

Клэр боролась с Мирнином, и ей-Богу, было похоже, что она могла бы победить. Ну, вероятно нет, но по выражению на ее лице было видно, что она ни за что не собирается сдаваться. Я замер на секунду, потому что я никогда не видел у нее такого взгляда, как этот, сосредоточенный и горящий гневом и просто…

Прекрасный.

И затем она увидела меня, ее взгляд изменился, и это было что-то еще более удивительное.

Как же то слово, из-за которого я всегда испытывал затруднения в школе: превосходный.

Но прямо сейчас так и было.

Мирнин без слов отпустил ее, и она влетела в мои руки настолько быстро, что я почти вывалился из грузовика. Кожа у нее была нежная, мышцы дрожали от напряжения. Я крепко обнял ее, лишь на мгновение, а затем отпустил, чтобы захлопнуть заднюю дверь и закрыть ее.

— Поехали, Майки! — завопил я, и затем снова схватил Клэр. Я поцеловал ее. Я хотел целовать ее вечно. Нет, это не правда — я хотел намного больше, но это не произойдет в задней части бронированного грузовика с проклятым вампиром, прислоняющимся к бархатному трону Амелии и наблюдающим за нами с выражением где-то между отвращением и тоской.

Клэр выглядела растерянной и на секунду остолбенела, когда я отпустил ее, но она схватила мою руку.

— Эй, — сказала она, — какого черта ты так одет?

— Я ходил за покупками, — сказал я. — Ну как тебе? Прямо как на взлетно-посадочной полосе.

— Где, в месте заключения?

Подшучивание было утомительно, поэтому я был вынужден рассказать правду.

— Я должен был избавиться от своей одежды. Она была пропитана драугами.

Она вздрогнула и, оттянув ворот комбинезона, увидела красные отметки на моей коже. По крайней мере, кровотечение остановилось, хотя худшие укусы пропитали бумагу, заставляя ее выглядеть или праздничной или ужасающей, в зависимости от того, насколько у вас развита фантазия. Что по мне, то я просто был счастлив остаться в живых и быть со своей девушкой, обнимающей меня. Сегодня это было одной адской победой.

— Еще где-нибудь есть раны?

— Мы можем исследовать это где-нибудь в месте получше, но думаю, я в порядке. Надо помыться. Это нечто вроде метафоры, потому что я действительно хотел бы сходить в душ.

Затем я снова почувствовал жжение, горячее как кислотный дождь. Я должен очиститься…

Нет, у меня не было возможности. Я не мог убрать. Никто не мог. Что-то ест меня. Я знаю это. Я чувствую это… Нет, нет, со мной всё хорошо. Всё будет хорошо. Клэр была прямо здесь, рядом со мной. Это было прекрасно.

— Ты перекрыл клапаны? — спросил Мирнин.

— Один застрял, — сказал я. — Все другие перекрыты. Думаешь, они смогут открыть их?

— Вряд ли. Магнус может проявить достаточно физической силы, чтобы справиться с ними, но у него будет достаточно других хлопот, — сказал Мирнин. — Я заполонил всю сеть нитратом серебра. Они не смогут безопасно воспользоваться трубами. Мы, по крайней мере, значительно их замедлили.

Грузовик сделал резкий разворот и прибавил скорости, что было облегчением. Я боялся, что драуги сделают что-нибудь и заманят нас всех в ловушку. но двигатель ревел, а Майки не собирался позволить чему-либо вообще остановить нас теперь, и если драуги хотели разбить ветровое стекло, я предположил, что они могли бы попробовать.

Мирнин сел на трон, который на вершине был украшен символом Основателя и глубоко вздохнул. Он улыбался. Не обычный для него вид — ему была присуща определенная ликующая жестокость по отношению к драугам, что меня порадовало, поскольку это не было направлено на меня.

— Вы слышите это? — спросил он нас. Он закрыл глаза и откинул голову назад на тяжелый бархатный подголовник.

— Это что, драуги? — спросила Клэр с тревогой. — Они поют? Он добираются до вас или…

— Не пение, — сказал он, и улыбка стала еще шире. — Крик. Они кричат. И это прекрасно.

Было в нем что-то неправильное, подумал я с мимолетным ознобом. Мирнин, которого я помнил, был сумасшедшим придурком, но он никогда не был садистом. С другой стороны я предположил, что они боялись драугов так долго, что, возможно, небольшой ужасный танец победы не мог быть настолько странным.

Он открыл глаза и посмотрел на меня, и на мгновение было в нем что-то не так. Что-то совершенно не свойственное Мирнину.

Это причиняло боль. Это не должно было все еще причинять боль. Что-то неправильно. Я должен… проснуться…

Нет. Не было никакой боли. Я был в норме. Все было прекрасно.

— Мы определенно должно отпраздновать, что мы не умерли, — сказал Мирнин. — Я полагаю, что вы все достаточно взрослые для шампанского, так ведь?

— Да, — сказал я и услышал доносящийся спереди хор Майкла и Евы.

— Нет, — выпалила Клэр, и ее щеки стали восхитительно розовыми. — О, да ладно, вы знаете это. И между прочим, ни одному из нас еще не разрешается пить по закону.

— Мы достаточно взрослые, чтобы пользоваться огнеметами, — указал я. — И ружьями.

— Я знаю, и не то, что я отвернусь от этого. Я просто хотела бы… сделать это легально. Мы не достаточно взрослые ни для чего из этого.

Я поцеловал ее в лоб, потому что это было просто… мило.

Что-то ест меня. О, Боже, я могу чувствовать это… Боль…

Но это было неправильно, потому что я убежал. Мы все убежали.

Все было просто… прекрасно.

К тому времени, когда мы достигли Площади Основателя, что-то происходило вокруг. Мы не могли видеть этого из кузова грузовика, но Майкл постоянно передавал информацию, пока ехал. Патрульные машины выезжали с охраняемой территории, а не заезжали туда. Словом, промывка нитратом серебра работала — работала лучше, чем мы когда-либо ожидали. Драуги пытались убежать, но они были отравлены.

Они умирали.

Ты умираешь. Проснись. Было похоже на мой собственный голос, кричащий внутри, но это не имело никакого смысла, никакого смысла вообще. Все шло отлично.

Мы забирали наш город.

Следующие несколько часов прошли как в тумане. Оливер проигнорировал нас и приказал вернуться в комнату, где мы спали, и это было хорошо, потому что после всех опасностей и адреналина я чертовски устал, и мог сказать, что Клэр и Ева тоже спали на ходу. Думаю, никто из нас не ожидал, что всё пройдет настолько… быстро.

Клэр и я застегнули наши спальные мешки и заснули, прижавшись друг к другу. Я думал, что буду спать нормально, у меня были серьезные на то основания, но вместо этого я продолжал чувствовать острое жжение, уколы игл, зондирующие во мне, и хотя я знал, что это сон, просто сон, ничто, я продолжал бодрствовать.

Стонать.

Бояться.

Что-то разъедает тебя, Шейн.

Нет. Я в порядке. Все прекрасно.

Я, наконец, задремал, а затем проснулся и обнаружил Амелию, стоящую в дверном проеме. Я не особо стремлюсь впечатлить вампов, но было несколько непорядочно встречаться с Королевой пчел с взлохмаченными от сна волосами и утренним дыханием. Я предполагаю, что самая важная вещь, тем не менее, состояла в том, что она бодрствовала, и держалась, и действительно выглядела лучше. Оливер был рядом с ней, будучи похож на нахмуренную черную ворону, но я думаю, что это было главным образом, потому что он все еще рвался в бой.

Очевидно, он этого не получит.

— Магнус ранен, — сказала нам Амелия. Она изящно села на стул и сделала это с таким видом, будто это была ее собственная идея, а не предотвращение ее возможного обморока. Ее волосы были распущены, что придало ей несколько юный вид, хотя не было ничего в глазах Основателя, что напоминало бы мне о молодости. — Он скрывается теперь, и его рабы-драуги быстро умирают. Ваши действия, возможно, переломили ситуацию. Я не забуду этого.

— Ты, — сказал Оливер и указал на меня. — И ты, Майкл. Идите со мной.

Я обменялся взглядом со своим лучшим другом, и он пожал плечами. Мы встали и последовали за этими двумя вампирами. Клэр хотела присоединиться, но я пообещал ей, что не буду делать ничего глупого — хотя она, вероятно, знала, что это было сумасшедшим обещанием, исходящим от меня.

Голос в моей голове возрос до оглушительного вопля. Ты нарушаешь все свои обещания. Ты сдаешься, ты придурок. Проснись!

Это походило на погружение в воду со льдом, и в течение захватывающей дух секунды я не мог дышать, не мог жить с острой болью.

Майкл схватил меня за плечо.

— Все хорошо, парень?

Да. Конечно. Со мной всегда все хорошо, правильно? Все было прекрасно.

— Я возглавляю группу по захвату Магнуса, — сказал Оливер мне и Майклу в коридоре. Он поддерживал Амелию под руку, словно сопровождал ее каком-то необычном танце, но было очевидно, что он удерживал ее в вертикальном положении. — Я хочу, чтобы вы двое пошли с нами.

— Хорошо, — сказал я. Я был не против хорошей схватки, даже с драугами… возможно особенно с драугами. Я навсегда хотел бы выкинуть из памяти изображение Клэр, лежащей со сломанной шеей на полу Стеклянного Дома, даже при том, что у нее теперь все было хорошо. Это был самый ужасный момент в моей жизни, жизни, полной различных событий.

Я очень старался не взорваться, вспомнив, как увидел ее в том состоянии. — Куда мы идем?

Оливер не потрудился предоставить информацию, но это было типично. Он действительно вооружил нас, что было хорошо — ружья, которые казались весомыми и смертоносными в моих руках. Затем мы присоединились к группе вампиров и даже дюжине людей — удивительно, новый лидер человеческого сопротивления (всех лидеров сопротивления называли Капитан Очевидность) был один из них, спортивный, с татуировкой "я ненавижу вампов", но он все равно взял ружье. Он сдержанно кивнул мне, я кивнул в ответ. Для такого как он, это была вся беседа.

— Как им удалось уговорить вас на это? — спросил я его шепотом, когда мы начали двигаться к выходу. Амелия наблюдала, как мы уходим, подобно королеве, отсылающей свои войска на сражение — прямая, поднятая рука, яркая, бледная и твердая, как алмаз.

— Временно, — сказал Капитан. Его глаза внимательно наблюдали за вампирами, которым он никогда не доверял. Я знал, что он чувствует… черт, я жил с этим. — Общий враг и все это дерьмо, но я не подписывался быть их лучшим другом. Эти паразиты также убивают людей.

Это — все, о чем я забочусь. — Он пристальней посмотрел на меня. — А ты?

— Драуги причинили боль тому, кого я люблю, — сказал я. — И они ответят за это.

Это был приемлемый ответ, и он дернул подбородком в знак одобрения, но его глаза стали плоскими и холодными, когда он смотрел мимо меня на Майкла. По его мнению, Майкл — враг. Я задавался вопросом, изменится ли это когда-нибудь. Наверное, нет, вампиры сами изменили это. И давайте смотреть правде в глаза, шансы невелики. Никто не любил терять власть, особенно те, кого она обогащает, уберегает и хорошо кормит.

Капитан Очевидность оглянулся, посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

— Что-то разъедает тебя. Проснись.

Что-то разъедает тебя! Послушай!

Я боролся с вновь накатившей волной, на этот раз горячей и красной, а не ледяной, и пробился на другую сторону, в спокойные, тихие воды.

— Я в порядке, — сказал я ему. — Все просто отлично. Мы все в порядке.

— Конечно, мы в порядке, — сказал он и улыбнулся. — Черт, прямо в точку.

Вампы выделили еще больше автобусов под военный транспорт, и ими оказались школьные автобусы Морганвилля. Ах, воспоминания. Дешевые, блестящие сиденья из искусственной кожи пахли расплавленные мелками, мочой и страхом; меня пару раз отделывали в похожем автобусе, до того как я изменил положение дел. Хотя, это было справедливо: я влез, когда девятиклассник Сэмми Дженкинс избивал шестиклассника Майкла. Хорошие времена.

Вампиры, очевидно, не заботились о ностальгическом окружении, потому что они захлопнули окна и позволили холодному, сырому воздуху прокатиться по автобусу. Дождь прекратился, а облака рассеивались и уносились прочь, отрывая ясное синее небо. Могло даже немного потеплеть, высушить тонкие лужи на асфальте.

Пустыня отводила воду с большой скоростью. В течение дня дождь остался бы лишь воспоминанием. Именно поэтому вампы двинулись сюда — потому что вода не будет стоять в лужах. Это оставляло драугам меньше мест для укрытия.

Ты тонешь, Шейн. Проснись. Что-то поедает тебя. ПРОСНИСЬ!

На этот раз, мне почти удалось его проигнорировать. Почти. За исключением ужасной, жгучей боли, которая не уходила. Не позволяла мне думать.

Я ощущал напряжение и ожидание в вампирах вокруг меня. Впервые за долгое время они шли на войну против врага, который охотился на них, убивал их на протяжении веков. И они были готовы. Насилие висело в воздухе толстой пеленой, и каждый из них имел суровый вид.

Когда Майкл взглянул на меня, глаза его были кроваво-красные. Обычно это меня пугало, или по крайней мере мне было противно, но не сейчас.

Прямо сейчас мне было жаль, что я не мог сделать то же самое, потому что то, что горело во мне, было столь же ярким, и столь же темно-красным. Я хотел истребить драугов за то, что они сделали с Клэр.

Всем нам. Мне.

Это неправильно…

Закрой рот, сказал я тому, что было в моей голове. Нет ничего неправильного. Все прекрасно.

Никто не говорил. Даже другие люди. Даже Майкл. Мы просто сконцентрировались на том, что было перед нами.

Борьба, реальная, подлинная, прямая борьба. В какой-то степени мне было страшно, так страшно, как никогда раньше не было, но я был частью чего-то большего теперь. Похоже ли это на службу в армии, ношение формы и внезапное единение с людьми, которые в обычной жизни вам даже бы не понравились? Я предположил, что это именно так, потому что прямо сейчас, в этот момент, я убью или умру за любого на этом автобусе. Даже за вампиров. С одной стороны, это казалось неуместным, но, в то же время, чем-то правильным. Лучший вариант жизни, за которую я боролся прошедшие несколько лет.

Я даже сражался бы и умер за Мирнина, который сидел впереди. Он переоделся. Мне больше нравилось, когда он одевался как сумасшедший, но сейчас он был весь в черной коже и выглядел чертовски опасным. Я был рад, что здесь нет Клэр и она не видит его таким. Какаято часть меня всегда волновалась из-за ее чувств к нему, поэтому было лучше, чтобы она не видела всю его крутость. Это моя работа.

Поскольку облака разошлись, вампы быстро захлопнули окна, и тонировка… какого черта на школьных автобусах вообще установили вампирскую тонировку? Это совершенная бессмыслица…

Проснись, Шейн!

Тонировка закрыла мне обзор и не позволяла определить, куда мы направлялись. Не то что бы это имело значение. У меня было ружье, и я был готов сражаться. Было настолько легче сделать что-то, чем просто… думать.

Поскольку когда я начинал думать, все разваливалось. Разрушалось. Расплавлялось.

Очнись.

Мы остановились, и вампиры, сидящие позади меня, открыли заднюю дверью, и те, кто были ближе, выбрались через эту дверь и с присущей быстротой переместились в самое ближайшее затемненное убежище, в то время как люди не торопились, сортируясь на месте.

Мы подъехали к школе Морганвилля.

Старые развалины не изменились с последнего раза, когда я бродил по коридорам и прогуливал занятия. Здание было уродливым еще с момента постройки в 1950-х и за эти годы не стало нисколько симпатичнее. Цельное, из квадратного красного кирпича с пятнами белой краски, скрывающими графити, оставленные кем-то из учеников (в том числе и мои).

Снаружи красовался знак с изображением школьного талисмана — Гадюки. Мы все знали, насколько тупой была ирония, но прямо сейчас мне отчасти нравилось, как его увядшие пластмассовые клыки вспыхивали в солнечном свете. Надпись на самом знаке гласила ЗАКРЫТО НА РЕМОНТ, но они не ремонтировали. Школа была просто закрыта, как и все остальное в Морганвилле.

Без снующих повсюду школьников, школа казалась и воспринималась устрашающе мертвой.

Вода капала с водостоков на крыше, но медленно; хлещущие дожди были давно в прошлом, а лужи во дворе высохли до тонкой корки влажного песка под редкой, борющейся травой.

Позади школы было футбольное поле, единственная самая важная вещь в любом небольшом городе Техаса, но мы не занимались там, конечно.

Вампы выбили одно из больших армированных проволокой окон в тени и начали запрыгивать внутрь. Я присоединился к Майклу и Капитану Очевидность.

— Куда мы идем? — спросил Капитан Очевидность, это был действительно совершенно очевидный вопрос.

И я знал ответ, даже не думая об этом.

— Бассейн. — В Морганвилльской средней школе был свой собственный крытый бассейн. Я был в команде по плаванию, поэтому я знал все об этом. Это не был большой бассейн, и ретроспективно я был удивлен, что вампиры вообще разрешили построить его, но я предположил, они решили, что еще один крытый бассейн не помешает.

Нет. Они закрыли бассейн. Осушили. Заполнили его. Его там больше нет. Проснись, идиот.

Голос в моей голове не замолкал. Конечно, бассейн был там. Теперь выживание драугов зависело от этого бассейна, места, где я плавал и выигрывал призы. Это было мое личное место, и они нарушили его.

Они были в ловушке.

Ты тоже!

Они застряли из-за перекрытых клапанов на трубах и нитрата серебра в воде.

Очнись, Шейн!

Я выстрелил в своего первого драуга на полпути в коридоре, он скрывался в классной комнате и медленно сочился из теней, пытаясь схватить вампира за шею. Вамп увернулся, и как только он был вне зоны поражения, я закричал и выстрелил, и серебряная дробь разорвала драуга на капли бесцветной жидкости, дымящейся на полу. Она попыталась преобразоваться, но другой вампир — Мирнин, в его черной коже — вынул из кармана то, что было похоже на солонку, и вытряхнул немного металлического порошка на капли.

Серебро. Оно подожгло остатки драуга, и когда пламя угасло, на полу осталось лишь влажное пятно.

Мирнин обнажил клыки в жестокой усмешке, и мы двинулись дальше.

В школе ничего не изменилось, все было так как я помнил: те же самые шкафчики, вдавленные и поцарапанные, те же самые двери классных комнат, те же самые трофеи. Я выиграл, по крайней мере, два из них.

Они все еще были там, с сияющим на них моим именем.

Ты никогда не выигрывал трофеев, Шейн. Конечно, я выигрывал. Я всегда хотел выиграть их, и я выиграл. Это — фантазия… разве ты не чувствуешь? Проснись!

Приблизительно сто драугов спустя, мы достигли бассейна, и по пути не потеряли ни одного из нашей команды. Но бассейн был другой историей. Стрелять из ружья, заряженного серебром в комнате, полной вампиров, было чертовски опасно, поэтому только первые и вторые ряды обладали огневой мощью, а остальная часть должна была ждать, пока первому ряду не понадобилась перезарядка, и только тогда мы продвинулись вперед, упали на одно колено и выстрелили в полчище драугов — идентичных лиц, мягких и пустых не-людей с жидкостью, дрожащей внутри них — когда они приблизились. Второй ряд стрелял над нашими головами. Мои уши заложило от обстрела, сокрушительного рева оружия, но я не беспокоился об этом. Единственное, о чем я беспокоился — это подсчет каждого выстрела.

Мне нужен был Магнус. Я хотел достать ублюдка, который всё это начал, который руководил всем этим. Который убил Клэр и почти убил меня вместе с нею, даже при том, что я вернул ее.

Магнус, конечно же, не стал сам рисковать.

Мирнин со всем разобрался, потому что именно этим Мирнин обычно и занимался. Как и Клэр, он обладал иным уровнем мышления, и в то время как остальная часть нас, идиотов Джо Аверэджа, уничтожали драугов перед нами, он отступил к краю бассейна и присел на корточки. У него была мензурка в руке, блестящая и заполненная до краев смертоносным серебром, и он наклонил ее вниз и свободно вытащил крышку.

— Он находится в воде! — крикнул Мирнин. — Отвлеките их…

Но ему не хватило времени закончить то, что он собирался сказать, потому что Магнус вылез из воды, схватил его и утащил в воду.

Я бросил свое ружье и побежал за мензуркой, вытащил крышку и высыпал содержимое в воду.

Серебро, распространилось в воде токсичным потоком. Мирнин держался за что-то, что должно было быть Магнусом, главным драугом, первым драугом, и он тянул его неуклонно к серебру.

И в него.

Теперь я вообще не мог разглядеть Мирнина, потому что вода из темной превратилась в черную, испещренную яркими прожилками серебра. И затем она закипела.

Вампиры просто стояли там, даже Оливер, и смотрели на воду. Никто не двигался. Капитан Очевидность не собирался идти и спасать.

Я не собирался лежать, когда у меня была возможность спасти Мирнина. Я был, вероятно, единственным, кто имел возможность пережить подводное плавание и кипение неистового бассейна, где умирали драуги.

Но я не попытался.

Я оставил его умирать.

Точно так же, как он оставил тебя. Помнишь? Оставил на съедение. Ты должен проснуться.

СЕЙЧАС.

Никто не покинул меня. Со мной всё было хорошо. Просто прекрасно.

Эй, ты там. Тебя употребляют, Шейн. Съедают. Разве ты не чувствуешь это?

У меня началась агония, затем чрезвычайный ужас. Чувствовал, что это разъедает меня.

Чувствовал вторжение.

А затем на меня накатило спокойствие, и стало хорошо.

Все было хорошо.

Всегда.

Часы побежали быстрее.

Время между бассейном и восемнадцатым днем рождения Клэр прошло как в тумане. Я особо ничего не помнил, но казалось, что ничего особенного не произошло. Амелия поправилась. Вампиры вернулись. Морганвилль был восстановлен. Ничто в действительности не меняется — в этом весь Морганвилль. Он просто… существует.

Я был просто счастлив. Мы все были… счастливы. Клэр оплакала Мирнина, но она была счастлива, что он спас нас, счастлива, что он умер героем.

Герой Морганвилля.

Мученик.

Ты не мученик. Ты — борец. Так борись. СЕЙЧАС. Останови это!

Все было прекрасно.

Год спустя после дня неудавшейся помолвки Майкл и Ева, наконец, поженились в церкви с председательствующим Отцом Джо. Амелия дала свое благословение, и мне пришлось надеть смокинг и галстук. Ева была в кроваво-красном, другого и быть не могло. Клэр была единственной, кто действительно походил на невесту. Она была в несколько ином цвете, но, на самом деле, я не замечал ничего, кроме света в ее глазах и улыбки на губах, когда Майкл и Ева поцеловалась под цветочной аркой. Ева бросила букет, и, как обычно, ее задний бросок был отстоем, потому что, каким-то образом, она швырнула букет в меня. Я отбросил его назад. Второй попыткой она попала в Монику Моррелл, Королеву Сук, которая не собиралась выходить замуж — ни один человек в здравом уме не пошел бы на это.

В какой-то момент, когда мы раздали шампанское, разрезали торт и начали танцевать, я поглядел на Еву, вращающуюся в моих руках, сияющую и влажную от пота, и она смотрела мне прямо в глаза и сказала:

— Это — ложь, Шейн. Это все — ложь, и ты знаешь это в глубине души. Проснись. Ты должен проснуться. — Но когда она ушла, танцуя с Майклом, я забыл.

Было бы гораздо легче просто… забыть. Отпустить. Дрейфовать.

Думаю, это было в то время, когда я пошел повидаться с семьей Клэр. Ее родители уехали из Морганвилля из-за проблем со здоровьем отца, она была счастлива их видеть. Они помнили Морганвилль, но не вампиров. Я пошел один, с разрешения Амелии, и закончил тем, что стоял перед родителями Клэр — ее отец выглядел более здоровым, что было странным — сказать им, что было у меня на уме.

— Я хочу жениться на вашей дочери, — сказал я. Вот так просто… никаких приветствий, никакого обращения, ничего, потому что я нервничал и слова просто вырвались из меня.

И мистер Дэнверс улыбнулся и сказал:

— Конечно, женитесь. — Было что-то большее в той улыбке, а также что-то… не то. Это было точно то, что я надеялся увидеть. И это было… странно.

Нет, для разнообразия не было ничего странного в получении разрешения на то, чего я хотел.

Я имел право быть счастливым. Я должен был быть счастливым.

Это ложь, Шейн. Проснись.

Миссис Дэнверс сказала:

— Шейн, у нее не могло быть лучшего молодого человека. — И ее муж кивнул. Я в тишине смотрел на них в течение нескольких секунд. Я сидел в их гостиной, которая походила на гостиную, которая была у нас в Морганвилле… но потом, разве у них не была всё та же мебель, не так ли? Я даже признал все картины на стенах. Они разместили их в тех же самых местах.

В прошлый раз, когда я сидел с ними, ситуация не закончилась так хорошо. О, нет. Мистер Дэнверс был в бешенстве, и я не винил его, потому что я никогда не был предназначен для всего этого, потому что был недостоин быть с Клэр, но я сказал, что люблю ее, говоря совершенно серьезно. И всё еще любил.

— Вы не сердитесь? — наконец спросил я. Мистер Дэнверс усмехнулся. Он походил на одного из тех отцов из старого сериала, не помню точно из какого.

— Конечно, нет, — сказал он. — А почему мы должны? Ты всегда был с ней, Шейн. Ты всегда заботился о ней. И мы знаем, что она любит тебя.

Прежде чем осознать, я понял, что говорю:

— А что насчет того, что вы сказали в прошлый раз? Что она должна подождать до окончания колледжа? Об МТИ, карьере и прочем?

— Ну, — сказала миссис Дэнверс с той теплой, милой улыбкой, какой моя собственная мать никогда меня не одаривала, хотя прилагала все усилия, — это решать Клэр, конечно, но мы поддержим то, что она чувствует, это важнее.

Все это так просто, не правда ли? Как во сне. Точно как во сне. Проснись.

Я не хочу просыпаться. Мне понравилось здесь.

Я пожал руку мистеру Дэнверсу, попал в объятия мамы Клэр и пообещал заниматься подготовкой свадьбы вместе с ней, а затем, внезапно, я оказался в своем автомобиле… когда у меня появился автомобиль? Я не мог вспомнить, но казалось, что у меня он был, мой собственный черный, блестящий, разбитый автомобиль… и возвращался в Морганвилль с обручальным кольцом бабушки Клэр в моем кармане. Это был алмаз с рубинами по обе стороны.

Нет, это было кольцом твоей мамы. Твой отец заложил его, помнишь? Чтобы выручить денег для твоего возвращения в Морганвилль. Ты не хотел, чтобы он делал это. У тебя не может его быть, разве нет?

Конечно, оно могло быть у меня.

Я женился.

Только проблема в том, что ничего из этого не казалось реальным, поскольку все ускорилось.

Ни дни, которые пролетели словно в тумане, ни то, когда Майкл и Ева съехали жить самостоятельно и оставили меня и Клэр в Стеклянном Доме (и почему они сделали это, ведь это был дом Майкла, почему он оставил его нам?)

Молодожены нуждались в своем собственном месте, сказала мне Ева и подмигнула. Но она больше не походила на Еву. Она была почти… тенью. Изношенной. Лишь воспоминание о том, кого я однажды знал.

Но Клэр… Клэр была все еще настоящей. Разве нет? Я больше не был в этом уверен. Словно я наблюдал за нами, не будучи нами. Соглядатай в моем собственном теле.

Не то чтобы это было плохо, иногда, но случалось, когда время просто, казалось, ускользало, а стены оседали, и все мерцало… но это были просто машины в лаборатории Мирнина, сказала Клэр. Они работали со сбоями. Она должна была установить их. Теперь она отвечала за них. Амелия сказала, что она была умнее, чем когда-либо был Мирнин. Спаситель Морганвилля.

Проснись! Разве ты не видишь, как это неправильно?

Нас с Клэр обвенчал в церкви Отец Джо, Ева и Майклом были нашими подружкой невесты и шафером. Ева была в красном, а Майкл был в том же самом смокинге, и мы стояли под цветочной аркой, той же самой цветочной аркой, под которой обвенчались они, и когда я обернулся, казалось, что там присутствовали те же самые люди, сидели на тех же самых местах, одетые в ту же самую одежду, и все было бледным и на мгновение запутанным, и я почувствовал панику, разрывающую меня…

И затем Клэр взяла мою руку. Ее пальцы были холодными и нежными, но еще они немного жалили. Она поцеловала меня, что вышло и сладко, и солено одновременно, и это ужалило, как попавший в рану лимонный сок, но это была Клэр, и мне должно было это нравится, потому что я любил ее. Золотое кольцо с алмазом и рубинами сверкнуло на ее руке, и она была моей женой.

Кольцо моей матери. У меня не может быть кольца матери… оно потеряно…

ПРОСНИСЬ.

А затем вампиры покинули Морганвилль. Однажды, их просто… не стало. Амелия оставила сообщение, в котором сообщалось, что она оставляет город нам и что она доверяет нам управлять им должным образом. Ева унаследовала кафе, где она работала столько лет. Майкл быстро стал рок-звездой и отправился в турне, я никогда не задумывался, как ему удалось всё это организовать, учитывая употребление крови и прочее, тем более непереносимость солнечного света. Я был занят. Занят, являясь новым мэром Морганвилля. Правление семьи Моррелл было закончено, и Ричард владел подержанной машиной, Моника работала в маникюрном салоне, пока однажды ее не переехал автобус. Очень печально.

Ты всё это выдумываешь, Шейн, в своей голове. Ты должен проснуться сейчас, или будет слишком поздно.

И Клэр, моя милая и красивая Клэр, она забеременела спустя шесть месяцев после того, как мы поженились. Я помню лишь часть этого, небольшую часть, где я слушал сердцебиение ребенка, видел сонограммы и Клэр при родах, плачущую от радости после первого крика ребенка, и затем вес моей дочери у меня на руках и ее глаза, голубые как вода, смотрящие на меня.

У нее была изощренная красота, как в старом фильме, и это продолжало восприниматься все менее и менее похожим на мою жизнь и все более похожим на мечты, мечты, которые таяли и утрамбовывались, скрываясь в тенях.

Поскольку это не реально.

Это походило на скачок, подобно вырезанному куску фильма, никаких переходов. Я шел, и лил дождь, просто свет, холодный туман, который лип мелкими капельками к моей кожаной куртке. Я дрожал и не знал, почему я был под дождем, когда Стеклянный Дом был позади меня с его теплыми огнями и Клэр, улыбающейся из окна с нашей дочерью на руках. Куда я шел? Что я делал? Я испытал пузырящееся чувство паники, и затем я повернул за угол и остановился, потому что мой отец, Фрэнк Коллинз, стоял там передо мной, и он сказал:

— Привет, сын. Я пытался пробиться к тебе.

Это не был Фрэнк, который оскорблял меня, предавал и использовал. Это был Фрэнк, которого я никогда не знал, который никогда не существовал. Добрый человек с лицом Фрэнка, телевизионной улыбкой папы и глазами, цвета воды на стекле.

— Папа, — сказал я. Я не чувствовал удивления от встречи с ним, что было странно, потому что он был отчасти мертв. — Как жизнь?

— Я в порядке, Шейн. Я слышал, ты женился.

— Да.

— Ты счастлив?

Я, как предполагалось, был счастлив. Нет, я был счастлив. Я был.

— Да, — сказал я. Боль прошила меня насквозь, как она делала все время теперь, раскаленный жар и ледяной холод, язвительный, грызущий и размалывающий.

Что-то съедает тебя.

— Я рад, что ты счастлив, — сказал он. — Ты заслужил. Я горжусь тобой, Шейн.

Я затих на мгновение, перебарывая услышанное. Он не мигал. По его щекам бежали слезы, что было странным, потому что мой отец не плакал, никогда не плакал, даже когда моя сестра, Алиса, умерла.

Казалось, будто его лицо таяло.

— Ты умер, папа. И ты никогда таким на был.

— Каким таким?

— Настоящим человеком, — сказал я. — Ты никогда не гордился мной, или, по крайней мере, ты никогда не говорил этого. Ты всегда хотел больше. Я никогда не был достаточно хорош для тебя, даже до того, как я убил Алису.

— Ты ее не убивал.

— Я должен был спасти ее. Это одно и тоже. Разве ты не говорил мне этого миллион раз?

Слезы были льдом, и лед таял.

— Я сожалею, если говорил это. Я не имел этого в виду, Шейн. Я всегда гордился тобой.

Лжец. Лжец, лжец, лжец лжец.

Я протиснулся мимо него, потому что я всегда хотел услышать это, всегда, но было что-то еще, беспокоящее меня.

— Но ты мертв. — Фрэнк Коллинз, который существовал в лаборатории Мирнина, был жуликом, призраком, двухмерным изображением, мозгом в банке, не этим человеком из плоти и крови, который даже не выглядел правильно. Я потянулся и пихнул его в плечо. Он качнулся назад, реальный на ощупь. — Это не ты.

— Это то, чего хочешь ты, — сказал не-Фрэнк. — Это то, чего ты всегда хотел. Отец, который гордится тобой.

— Я хочу настоящей жизни! — Слова вырвались из меня в крике, и я знал, что это было верно, единственная истинная вещь за долгое время. — Папа, помоги мне.

— Я пытался помочь тебе, — сказал он. — Проснись, Шейн. Ты не можешь получить желаемое.

Разве не это я тебе говорил? Ты не можешь быть героем. Ты не можешь помочь вампирам на расстоянии. Ты не можешь жениться на идеальной девушке, иметь прекрасного маленького ребенка и вернуть своего отца живым, преобразованного в модель, которую ты всегда хотел.

Но теперь у тебя есть все это. Как назвать это?

— Фантазией, — сказал я.

— Разве не этого ты хочешь?

— Нет.

— Тогда проснись прежде, чем будет слишком поздно.

Его глаза были водой, они были полны воды, и я ощутил прилип ослепляющего ужаса и тошноты. Я снова чувствовал покалывающее жжение по всему телу. Даже при этом, я повернул за угол, и, не забывая поворачивать, я увидел Стеклянный Дом прямо перед собой.

Кто-то покрасил его, и он пылал неоново-белым цветом под дождем, и Клэр смотрела на меня из окна, улыбаясь и держа нашего ребенка.

Как же звали нашу дочь? Я должен это знать. Но я не знал. Не знал.

Потому что она не существует. Проснись!

— Папа… — Я оглянулся назад. Фрэнк ушел. Остался лишь тротуар, серый туман и дождь, дождь, барабанящий по моему лицу, украшающий бисером мою кожу. — Если я проснусь, то потеряю их. Я могу потерять все, но только не их. Папа… — Я не хотел этого, но я не хотел, чтобы это продолжалось. Я не мог. Я пошел назад к дому, к Клэр, ребенку, с чьим именем я так и не определился, к будущему без вампиров, где меня уважали и ценили, где мой отец любил меня и…

И я знал, что я не мог допустить этого.

Потому что я Шейн Коллинз, и у меня нет ничего из этого.

Потому что это не мой мир.

ОЧНИСЬ!

И я очнулся.

Надо мной был твердый лист стекла и вода, украшающая его бисером и капающая вниз на мое лицо. Я был под водой, за исключением моего лица. И все горело.

Вода была густой и окрашивалась в розовый от моей крови.

Я не убежал от драугов. Я вообще никогда не убегу. Некоторые люди видят, как их жизни проносятся перед глазами. Я видел будущее — всё, что я никогда не увижу, не буду иметь. Я погрузился в мечты.

Я был в плену у драугов.

И они поедали меня живьем.