В течение трех следующих дней, Клер не на долго приходила домой. Она была одержима, когда она углубилась в проблему, и она знала это, но это было круто. Она пошла в магазин и купила тележку дешевых пластмассовых игрушек, которые она кидала часами через портал во все более терпимую Еву, затем Майкла, затем Шейна. У них тоже были припасы игрушек, и они кидали их в противоположное направление.

Все что она получила за эти два с половиной дня, это пыль- так много пыли, что Шейн сказал ей, что она имела бы постоянную должность в доме: пылесосить, если она она придет домой снова. Она знала, что ему это не нравилось, не только потому что они скучно кидали игрушки туда сюда, но и потому что она едва видела его днем, кроме того что она приходила домой, сгребала еду и падала в кровать. Ей тоже это не нравилось, но было внутри нее что-то, что было скрыто от этой глупой проблемы, и она не могла просто уйти от этого. Не до тех пор, пока оно не начнет работать, или пока она не сдастся.

Она не сдавалась.

На третий день Шейн был до сих пор на ловящей должности. Он сидел на полу со скрещенными ногами, опираясь на спинку дивана и с одной из тех белых хлопковых масках на лице. Он купил ее для самозащиты, он ей сказал; он не хотел задохнуться из-за пыли от пластиковых игрушек, но он слегка кашлял. Она не винила его, но это выглядело довольно забавно, по крайней мере, пока она не поняла, что то же самое твориться и на ее стороне, и достала маску из беспорядочных запасов расходных материалов Мирнина. И очки. Шейн теперь завидовал ее очкам.

— Подожди, — сказала она, после ее последней попытки бросить неоновый пластмассовый шарик, превратившийся в пыль на другой стороне. — У меня есть идея.

— Как и у меня, — сказал Шейн. — Кино, хот-доги, и больше не заниматься этим. Нравиться?

— Очень, — сказала она, именно это и имея ввиду. — Дай мне сделать кое-что, хорошо?

Он вздохнул и уронил голову обратно на диван. — Ладно, как скажешь.

Она действительно была ужасной подругой, подумала Клер, и побежала через лабораторию, сторонясь различных разбросанных Мирнином случайных преград, в опасности которых она так и не смогла убедить его.

Она подбежала к столу, где ее схема (с непостижимыми дополнениями Мирнина) тихо жужжала. Она отключила питание и заново проверила соединение. Напряжение было устойчивым, и не было никаких причин, почему он было неустойчивым на другом конце, если только… Если только это было чем-то, что сделал Мирнин.

Клер начала обследование трубопровода, который вел к пружине, затем к сложной серии шестерней и рычагов, которые вели к пузырящейся льдисто-зеленой жидкости в герметичной камере… Только она не пузырилась. Там вообще ничего не происходило, даже когда она повернула выключатель питания. Она отчетливо помнила, как он объяснял, что она должна пузыриться. Она понятия не имела, почему это было важно, но она подумала, что, возможно, кипение вызывалось каким-то давлением, которое… делало что?

Отчаявшись, она ударил пальцем по этой штуковине. Она начала кипеть. Она, моргая, смотрела на все это какое-то время, решая, не собирается ли она взорваться или продолжит кипеть, и пошла назад, туда, где Шейн делал вид, что храпит на другой стороне портала.

— Крепись, бездельник! — сказала она, и бросила еще один неоновый шар в него, сильно.

Реакция Шейна была очень, очень хорошей — он открыл глаза и поднял руки в то же время… и мяч крепко влетел в его руку.

Шейн уставился на него, потом сорвал с себя маску, вертя его в пальцах. — Все в порядке? — Спросила Клер, затаив дыхание. — Как…

— Чувствует себя прекрасно, — сказал он. — Черт. Невероятно. — Он метнул его обратно ей, и она поймала его. Он ощущался точно таким же — даже не теплее или прохладнее. Она швырнула его обратно, и он ответил, и так до тех пор, пока они смеялись, кричали и чувствовали себя невероятно головокружительно. Она подняла мяч над головой, прыгая по кругу, точно как Ева, отчего у нее закружилась голова.

Она обернулась, нетвердо остановившись, и Шейн подхватил ее. Потому, что он был здесь, с ней в лаборатории, вместо того, чтобы находиться на другой стороне портала. Ее мозг посылал сообщение «О, он чувствует себя так хорошо», как спустя полсекунды отозвалась логическая часть. Клер отпихнула его назад, потрясенная и напуганная.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Что? — Шейн спросил. — Что я такого сделал?

— Ты… ты прошел через портал?

— С мячом ведь все в порядке.

— Мяч не имеет внутренних органов! Мягких тканей! Как ты мог быть настолько сумасшедшим? — Ее теперь буквально трясло, сильно испугавшись, что он сейчас взорвется в облако пыли, раствориться, умрет в ее объятиях. Как он мог быть настолько безумным?

Шейн посмотрел слегка обескуражено, словно он не ожидал такого приема, но он оглянулся на портал, груды пыли, и сказал:

— О. Да, я понял твою точку зрения. Но я в порядке, Клер. Это сработало.

— Откуда ты знаешь, что ты в порядке? Шейн, ты мог погибнуть! — Она бросилась к нему, обняла его, и теперь она почувствовала, как его сердце учащенно забилось. Он обнял ее и держал, пока она пыталась взять свою панику под контроль, и нежно поцеловал ее в макушку.

— Ты права, это было глупо, — сказал он. — Стоп. Расслабься. Ты сделала это, о'кей? Ты заставила его работать. Просто… дыши.

— Нет, пока ты не сходишь к врачу, — сказала она. — Тупица. — Она все еще была напугана, все еще дрожала, но пыталась заставить старую Клер вернуться, ту, кто могла бы противостоять рычащему вампиру. Но это было другое. Что, если она только что его убила? Сломала что-то внутри него, что не срастется обратно?

Мирнин вышел из задней комнаты, неся кучу книг, которые он бросил с грохотом на пол, чтобы взглянуть на них обоих.

— Простите меня, — сказал он, — но когда это моя лаборатория превратилась в место для поцелуев и объятий?

— Какое место? — Шейн спросил.

— Смехотворное отображение неподобающей любви передо мной. В грубом переводе. И что вы здесь делаете? — Мирнин был искренне обижен, поняла Клер. Не хорошо.

— Это моя вина, — сказала Клер в спешке, и шагнул из-за Шейна, хотя она продолжала держать его руку. — Я… Он помогал мне с экспериментами.

— В чем, биологии? — Мирнин скрестил руки. — Мы работает в секретной лаборатории или нет? Потому что, если ты собираешься позволить твоим друзьям заглядывать в любое время, пожалуйста…

— Отвали, приятель; она сказала, что сожалеет, — сказал Шейн. Он наблюдал за Мирнином и его холодным взглядом, одним из тех, что был реальным признаком угрозы. — Это не ее вина, в любом случае. А моя.

— Так ли? — сказал Мирнин тихо. — И как это вы не понимаете, что здесь, в этом эта девушка принадлежит мне, а не вам?

Клер вся похолодела, потом ее бросило в жар. Она почувствовала, что ее щеки вспыхнули красным, и она с трудом узнала свой голос, когда она крикнула:

— Я не принадлежу тебе, Мирнин! Я работаю на тебя! Я не твой… твой раб! — Она была в такой ярости, что она даже не тряслась больше. — Я починила твои порталы. И мы уезжаем.

— Ты уезжаешь, когда я… Постой, что ты сказала?

Клер проигнорировала его и взяла свой рюкзак. Она пошла вверх по лестнице. Три ступеньки вверх, она оглянулась. Шейн все еще не двигался с места. Он все еще смотрел на Мирнина. Все еще находясь между ней и Мирнином.

— Подожди, — сказал Мирнин совершенно другим тоном. — Клер, подожди. Ты говоришь, что успешно переместила объект?

— Нет, она говорит, что успешно переместила меня, — оборвал Шейн. — И мы уходим сейчас.

— Нет, нет, нет, подождите… вы не можете. Я должен провести тесты, я должен взять образец крови. — Мирнин отчаянно ковырялся в ящике стола, вынул древний набором для забора крови, и подошел к Шейну.

Шейн посмотрел через плечо на Клер.

— Я всерьез собираюсь убить этого парня, если он попытается проткнуть меня этой штукой.

— Мирнин! — вскрикнула Клер. — Нет. Не сейчас. Я веду его в больницу, чтобы пройти обследование. Я прослежу, чтобы ты получил свой образец. Теперь оставь нас в покое.

Мирнин остановился, и даже выглядел оскорбленным. «О, прекрати», — подумала Клер, все еще будучи в ярости. Я не пинала твоего щенка. Она была почти на верху лестницы, а Шейн был позади нее, когда она услышала, как Мирнин сказал тихим голосом, что было похоже на прежнего Мирнина, того, кого она действительно любила:

— Прости меня, Клер. Я не хотел… мне очень жаль. Иногда я не знаю… Я не знаю, что я имею в виду. Я хотел бы… Я хотел бы, чтобы всё могло бы быть как раньше.

— Я тоже, — пробормотала Клер.

Она знала, что так не будет, однако.

Отвести Шейна на прием к врачу, было сложнее, чем она думала. Клер не смогла точно объяснить в отделение неотложной помощи, так что после полного провала в скорой помощи, она отправилась на поиски единственный врач, кого она знала лично — Доктор Миллс — кто лечил ее до этого и знал о Мирнине. Он на самом деле помог создать лекарство против вампирской болезни, так что он был достаточно надежным. Она все еще не могла объяснить о порталах, но он не нажимал. Он был хорошим парнем средних лет, немного усталый, как и большинство врачей, как правило, выглядели, но он лишь кивнул и сказал:

— Дай мне взглянуть на него. Шейн?

— Я не стану снимать штаны, — сказал Шейн. — Я просто подумал, я бы сказал, что там, впереди.

Доктор Миллс рассмеялся.

— Только общий осмотр, хорошо? Но если Клер беспокоится, я тоже обеспокоен. Давай убедимся, что ты здоров.

Они отправились к нему в кабинет, оставив Клер в зале ожидания с грудой древних журналов, в которых все еще обсуждали смогут ли Брэд Питт и Дженнифер Энистон остаться вместе. Не то, чтобы она читала подобные вещи, в любом случае. Много. Она все еще была сердита на Мирнина, но теперь она поняла, что это было, в основном, потому что она была такой усталой и измотанной. Он не вел себя хуже, чем обычно, на самом деле. И насколько сильно это засосало? Это не имеет значения, сказала она себе. Я сделала что-то удивительное, и никто не пострадал. Она знала, что им обоим очень повезло, однако. У нее до сих пор всё холодело внутри от мысли, что могло случиться, все потому, что она и не думала говорить Шейну не проходить через портал, независимо от того, насколько надежным он казался.

Посещение врачей всегда, казалось, длилось целую вечность, и пока Шейн проходил обследование, Клер ерзала и думала о том прогрессе, которого она достигла, и — что больше всего ее беспокоило — прогресс, которого достиг Мирнин. Очевидно. О чем он думал?

Невозможно было узнать, но она была уверена, что он не отбросил идею помещения мозга — именно ее мозга — в банку и подключения его, но почему-то полезным.

Ей совсем не хотелось закончить в банке, точно как Ада до нее. Призрак, медленно сходящий с ума, потому что она не могла бы дотронуться, прикоснуться, быть человеком. Хотя в случае Ады, она был вампиром. Но все равно, Ада же не прошла через всё это со всеми ее шариками. О, она, казалось, сделала свою работу, запустила систему; она сохранила порталы открытыми и границы закрытыми, подавая сигналы, когда жители пытались сбежать, возможно, даже сделала гораздо больше, что Клер никогда не видела. Но, в конце концов, Ада становилась все менее и менее здоровой, и все больше и больше решимости оставить всего Мирнина себе, не думая обо всем остальном Морганвилле.

И Мирнин был не в состоянии признать, что существовала проблема.

Это привело к плохим последствиям с надлежащим Викторианской школы госпож образом Ады, стоящей перед ней, сложив руки, улыбаясь. Ожидая смерти Клер.

«Ну, я не умру», — подумала Клер, и подавила дрожь. — «Ада умерла. И я не закончу, как Ада, нечто безумное, пытающееся остаться в живых любой ценой…»

Она вздрогнула, когда кто-то коснулся ее плеча, но это был Шейн. Он улыбнулся ей.

— Больницы сводят тебя с ума?

— Они и должны, — ответила она. — Ты всегда оказываешься здесь.

— Так не честно. Была и твоя очередь, тоже.

Случалось, больше, чем ей хотелось бы. Клер вскочила на ноги, схватила свои вещи, и увидела Доктора Миллса, стоящего в нескольких футах. Он улыбался. Это был хороший знак, верно?

— Он в порядке, — сказал доктор таким успокаивающим голосом, Клер знала, что она выглядела встревоженной. Или паникующей. — Чему бы он случайно не был подвержен, я не могу найти ничего, что было бы не в порядке. Но если ты почувствуешь себя странно, головокружение, появится любая боль или дискомфорт, обязательно позвоните мне, Шейн.

Шейн, стоя спиной к доктору, закатил глаза, потом повернулся и вежливо поблагодарил.

— Сколько я вам должен, Док?

Доктор Миллс поднял брови.

— Я вижу, ты носишь брошь Амелии.

Шейн носил, случайно приколов ее к воротнику его рубашки; первое время он ворчал изза этого, но Клер настояла, чтобы они все носили эти броши, всё время. Амелия обещала, что они будут определять их как особый род нейтралитетов, свободных от нападения вампиров, хотя она еще не проверяла эту теорию. Судя по всему, они также были и золотыми картами, потому что Доктор Миллс продолжил.

— С друзей Морганвилля не взимается плата за услуги.

Шейн нахмурился, и, похоже, он мог бы поспорить, но Клер потянула его за руку, и он позволил себя увести к лифтам.

— Никогда не отказывайся от бесплатного, — сказала она.

— Мне это не нравится, — сказал Шейн, до того как двери закрылись. — Мне не нравится быть каким-то благотворительным случаем.

— Да, ну, поверьте мне, ты не смог бы себе позволить этот счет в любом случае. — Она повернулась к нему, когда лифт пискнул, оповещая о прибытие на первый этаж, и подошла ближе. — Ты в порядке. Ты действительно в порядке.

— Я же говорил, что в порядке. — Он наклонился, и она подняла лицо, но у них было время только для быстрого, сладкого поцелуя, прежде чем двери открылись, и им пришлось увернуться от каталки с пациентом на ней. Шейн взял ее за руку, и они вышли из больничного холла в лучи вечернего солнца.

По дороге она увидела лицо в тени, бледное, резкое и суровое. Пожилой мужчина с ярким шрамом, портившим его лицо. Клер остановилась, а Шейн продвинулся еще на шаг, прежде чем посмотрел на нее.

— Что? — спросил он, и повернулся, чтобы посмотреть, куда она смотрит.\ Сейчас там ничего не было, но Клер была уверена в том, что она видела, даже в то короткое мгновение. Отец Шейна, Фрэнк Коллинз, наблюдал за ними. Это вселяло беспокойство, дрожь. Она не видела Фрэнка довольно долго — с тех пор, как он спас ей жизнь.

Она слышала, что он был поблизости, но видеть его — это совершенно разные вещи. Фрэнк Коллинз был самым сопротивляющимся вампиром в мире, и, кроме того, она была уверена, что он был тем человеком, кого Шейн меньше всего хотел бы увидеть.

— Ничего, — сказала она, и сфокусировала свое внимание на Шейне с улыбкой, которая, как она надеялась, была счастливой. — Я так рада, что ты в порядке.

— Ну, так как же мы отпразднуем мою окейность? У меня сегодня выходной. Давай сходить с ума. Светящийся-в-темноте-боулинг?

— Нет.

— Я позволю тебе использовать детский шар.

— Заткнись. Мне не нужен детский шар.

— С учетом, как ты бросаешь, я думаю, что ты можешь. — Он схватил ее в чрезвычайно официальную танцевальную позу и закружил ее вокруг, с рюкзаком и всем остальным, отчего она не выглядела хоть на чуть-чуть изящней.

— Бальные танцы?

— Ты сошел с ума?

— Эй, девочки, танцующие танго, такие горячие.

— Ты думаешь, что я не горячая, потому что я не танцую танго?

Он перестал двигаться. Шейн был умным мальчиком.

— Я думаю, что ты слишком горячая для бальных танцев или боулинга. Тогда скажи мне.

Чем бы ты хотела заняться? И не говори, что заниматься.

Ну, она и не собиралась. Хотя она и подумывала.

— Как насчет кино?

— А как насчет одолжить у Евы машину и поехать в кинотеатр под открытым небом?

— В Морганвилле всё еще есть кинотеатр под открытым небом? Это что, 1960?

— Я знаю, глупо, но это круто. Кто-то купил его несколько лет назад и починил. Это жаркое место для жаркого свидания. Ну, жарче, чем в боулинге, потому что… уединенно Это звучало странно, но Клер подумала, по правде говоря, это было более романтичным, чем боулинг, и меньше старых людей, чем на бальных танцах.

— Что показывают?

Шейн косо на нее посмотрел.

— Почему? Ты планируешь смотреть фильм?

Она рассмеялась. Он щекотал ее. Она завопила и бросилась вперед, но он поймал ее и опрокинул ее на траву парка в углу, и на пару секунд, она смеялась и боролась, но затем он поцеловал ее, и ощущение его теплых, мягких губ, двигающихся по ее, прогнали из нее всю внутреннюю борьбу. Это было прекрасно — лежать здесь на траве, солнце светило на них, и несколько минут она плавала в мягком, теплом облаке радости, как будто ничто в мире не сможет разрушить это чувство.

Пока полицейская сирена не издала резкий всплеск шума, Шейн завопил, скатился с нее и поднялся на ноги, готовый к… чему? Драке? Он знал лучше. Кроме того, пока Клер с трудом поднялась на колени, она увидела, что полицейский автомобиль, притормозивший у обочины, принадлежал — снова — Главы полиции Ханны Мосес. Она смеялась, и ее очень белые зубы выделялись на ее темной коже.

— Расслабься, Шейн. Я просто не хотела, чтобы ты пугал маленьких старых леди, — сказала Ханна. — Я не собираюсь задерживать тебя. Если только тебе есть в чем-то признаться.

— Эй, Шеф. Не знал, что поцелуи противозаконны.

— Есть, вероятно, что-то о публичных проявлениях чувств, но я не так уж сильно обеспокоена этим. — Она указала на западный горизонт, где солнце коснулось края. — Пора домой.

Шэйн смотрел, куда она указала, и кивнул, внезапно отрезвленный.

— Спасибо. Потерял счет времени. — Ну, я вижу каким образом. — Она махнула рукой и рванула с места, прочь, чтобы донести свое предупредительное ободрение до других блуждающих потенциальных жертв. Это совершенно отличалось от того, как всё происходило при брате Моники, Ричардe Морелле, а до него — при старом начальнике полиции, но Клер это нравилось. Это казалось… более заботливым.

Шейн протянул руку, поднял ее на ноги и помог ей отряхнуть траву, что в основном было только предлогом, чтобы ее потрогать. Против чего она совершенно не возражала.

— Ты видела мое движение ниндзя?

— Это было быстро, правда?

— Ты не ниндзя, Шэйн.

— Я смотрел все кино. Я только не получил свидетельство от заочного курса.

Она улыбнулась; она не могла ничего с этим поделать. Ее губы все еще покалывали, и она хотела, чтобы он поцеловал ее снова, но Ханна была права — закат был плохим временем, чтобы находиться на публике.

— Я думала о кинотеатре под открытым небом.

— И?

Она прижималась к нему пока они шли к дому.

— Меня не волнует, что все-таки там показывают.

Его брови поднялись.

— Сладкий.

Майкла не было дома, когда они добраись, но Ева была, гудя наверху. Клэр сразу определила, потому что это была либо Ева в одних из своих туфлей, или стук копыт маленького пони. Не то, что Ева была большая; она просто… топала. Это были большие, тяжелые ботинки.

— Сегодня ночь чили-догов, — сказал Шейн. — Сколько?

— Два, — сказала Клер.

— Правда? Это слишком много для тебя.

— Я праздную тот факт, что ты не поджарил свой мозг, будучи дураком!

Он скосил глаза и позволил своему языку вывалиться, что было противно и смешно, затем ударил по своей голове сбоку, чтобы всё встало на свои места обратно. — Жюри все еще ставят на этого. Два чили-дога, скоро будут.

— Эй! — Клер крикнул ему вслед, пока она прислоняла рюкзак к стене. — Без лука!

— Многое теряешь

— Я имела в виду для тебя! Без лука, если ты хочешь получить сегодня вечером поцелуи!

— Черт возьми, девочка. Суров Она улыбнулась и побежала вверх по лестнице, намереваясь воспользоваться ванной — но Ева, задыхаясь бросилась к ней.

— Подожди, подожди, подожди! — пискнула она. — Я должна закончить макияж!

Пожалуйста?

Клер заморгала. Наряд, даже для Евы, был слишком… облегающее черное миниплатье со всеми видами шнуровок и пряжек, ажурные чулки, и большие клетчатые сапоги на двухдюймовой толстой подошве которые доходили до колен.

— Конечно, — сказала она. — Э-э, ты куда?

— Кори — ты знаешь, девушка, из Университетского кафе, та, что не глупая? — она собирается на эту рейв тусовку, и я обещала ей, что пойду с ней, просто чтобы она не чувствовала себя так странно. Она ведь не тусовщица. Это был ранний вечер, но я обещал ей, что я буду готова к семи…

— Она тебя подвезет?

— Да. А что? Тебе нужна машина?

— Если она тебе не понадобиться.

— Нокаутируй себя… только, пожалуйста, позволь мне занять ванную Клер вздохнула.

— Валяй. И спасибо. Да, и будь осторожна?

— Пожалуйста. Я королева осторожности. Также, принцесса панковской изумительности Она была, вероятно, права насчет последней части, во всяком случае. Клер пошла дальше по коридору в свою комнату, закрыла и заперла дверь, открыла ее комод, чтобы пройтись по ее выбору белья. Она хотела что-то симпатичное. Что-то… особенное.

В задней части ящика, аккуратно сложенные, были лифчик и трусики, те, что Ева купила ей на день рождения — слишком откровенные, думала Клер, так как в основном они были кружевные и с небольшими розовыми розами. Но… миленькие. Очень миленькие. Ева вручила его ей и прошептала:

— Не открывай его на глазах у парней. Поверь мне. Ты покраснеешь. — И она сохранила его, чтобы открыть в уединенной обстановке, и засунула его в заднюю часть ящика, хотя она была в восторге. Это было похоже на маленькую сексуальную тайну, и она не знала, будет ли она когданибудь на самом деле достаточно храброй, чтобы поделиться ею.

Сейчас она глубоко вздохнула, сорвала с себя джинсы и топ, и однотонное нижнее белье, и надела новый бюстгальтер и трусики. Они подошли — не то, чтобы она ожидала что-то другое от Евы, у которой глаз был заточен под подобные вещи. Она боялась смотреть, но Клер заставила себя подойти к зеркалу на двери.

После ослепительного шока О-Боже-мой, она старалась быть объективной и не прикрыть себя одеялом. Она выглядела… голой. Ну, почти. Но… чем дольше она смотрела на них, тем больше они ей нравились. От этого она задрожала, чуть-чуть. То, что действительно заставило ее задрожать — это мысль, что сказал бы Шейн, когда увидел бы ее такой. Поскольку она предназначена для него, чтобы видеть это.

Джинсы и футболка, казалось, больше не достаточно хороши. Клер подошла к шкафу, доставала и отвергала всё, что только попадалось, пока она не добралась до топика, о котором она почти забыла — импульсной покупки в Далласе, такой как розовый парик на полке, который она носила, когда была в глупом настроение. Это была мягкая, шелковистая рубашка на пуговицах темно-красного цвета, и она подходила очень хорошо — слишком хорошо для нее, чтобы чувствовать себя комфортно в ней в школе, или в лаборатории, или где-нибудь еще, если на то пошло. Но для этого, она была идеальной.

Она оделась, добавила немного губной помады, и направилась обратно. Ева была еще в ванной, конечно. Клер забарабанила по двери по пути и заорала:

— Нападение вампиров!

— Скажи им, пусть укусят меня позже! — Ева крикнула. Клер усмехнулась и стала спускаться по ступенькам, и остановилась, когда Шейн вышел из кухни, неся две тарелки, загруженные чили-догами. Он чуть не уронил их. Он положил их на стол и сказал, глядя на нее.

— Новая рубашка?

Она улыбнулась.

— Я купила ее в Далласе. Тебе нравится?

— О, прекрати. Что тут может не нравится? Особенно с немного расстегнутыми пуговицами.

— Ты не сказал этого вслух.

— Ха. Я думал, что сказал, фактически.

Клер скользнула на свой стул. Он также принес ей холодную Колу, что было просто идеально. И были чили-доги. Он даже убрал лук.

— Восхитительно, — пробормотала она с набитым ртом, а потом подумала, что, наверное, испортила ее новый шикарный образ.

Однако, ее фантастический новый образ был ничем по сравнению с нарядом Евы, и, как только раздался звонок в дверь, Ева с грохотом сбежала по лестнице в ее застежках, шнурках, ажурных чулках и сапогах, и брови Шейна поднялись высоко. Он дожевал сосиску, проглотил и сказал:

— Сегодня что какой-то праздник, о котором я забыл? День Девчачьих Переодеваний?

— Да, Шейн, и этим секретом ты никогда не поделишься, — сказала Ева. — Тебе только на пользу. Так что заткнись.

— Ты выглядишь так, будто Готический завод взорвался прямо на тебе! — выкрикнул он, когда она выбежала в коридор.

— Я тоже люблю тебя, болван!

Дверь захлопнулась. Шейн улыбнулся и откусил его второй хот-дог.

— Она такая чувствительная, — пробормотал он

— Это потому, что ты не такой.

— Что?

Клер вздохнула.

— Не обращай внимания. Я должна знать лучше, нежели думать, что ребята когда-нибудь смогут это понять.

— Ладно, мы сейчас не обсуждаем, что я когда-нибудь собираюсь иметь. У нас есть машина?

— Ева сказала, что все в порядке.

Шейн проглотил остаток своей порции в рекордное время, прежде чем она даже попыталась начать ее второй хот-дог. Она покачала головой, отнесла свою тарелку на кухню, и поставила ее в холодильник на потом… хотя она была уверена, что Шейн проскользнет и съест и его тоже, если она не сделает это первой.

Он практически подпрыгивал вверх и вниз, собираясь уйти, когда она вернулась с ключами от автомобиля, который она бросила ему; он поймал их на ходу, когда направлялся к двери.

— Меткое попадание! — Клер крикнула.

Он рассмеялся, открыл дверь, и сделал гигантский шаг назад, потому что из всех людей, там стояла Амелия. Она не вошла внутрь, хотя и могла бы, а когда Клер присоединилась к Шейну, она посмотрела на каждого из них своими холодными серыми глазами, в которых странным образом отражался свет из коридора.

В эти дни Амелия носила свои волосы распущенными, что было по-прежнему странно для Клер, которая уже так привыкла, что бело-золотые волосы собраны в корону. Длинные волосы делали ее образ более молодым. Она также изменила своей привычной манере одеваться — вместо формального, строгого костюма из пиджака и юбки, она надела темные брюки и черную, шелковистую рубашку. Она носила золотой кулон в форме лилии с красным камнем в центре.

Он был красивым, и дорогим, и старинным.

— Э-э… привет, Амелия. Входите? — Клер отошла назад, чтобы дать ей войти. Амелия слегка улыбнулась и кивнула, когда она проходила мимо них. Она пахла, как замороженные розы. Она шла впереди них по коридору, остановилась в гостиной, и повернулась лицом к Клер.

Шейн все еще стоял у двери.

— А где оруженосцы?

— Простите? — Амелия подняла светлые брови.

— Вы знаете, ваши парни. Охрана.

— Они снаружи. Они останутся там до тех пор, пока они не понадобятся. Надеюсь, этого не произойдет, Мистер Коллинз. — Шейн запер дверь и вернулся, чтобы встать рядом с Клер. Он скрестил руки на груди и ждал.

Амелия села на диван и закинула нога на ногу, все еще глядя на Клер и Шейна. Внезапно Клер почувствовала так, как если бы ее вызвали в кабинет директора. Что она сделала не так?

Амелия сказала:

— Простите за вторжение. Я бы позвонила, но я была в этом районе, и у меня было время на остановку. — Клер заметила, что она не спросила их есть ли у них время… хотя, она и не стала бы спрашивать. — Садитесь, пожалуйста.

— Нет, спасибо, — сказал Шейн. — Мы собирались уходить.

— Ах. Хорошо, я буду кратка. — Она сосредоточилась на нем. — Ваш отец пришел ко мне и попросил включить его в реестр вампиров в Морганвилле. Я позволила. Я чувствую, что я в долгу перед ним, несмотря на преступления, которые он совершил против нас; в конце концов, это мой отец приговорил его к такой жизни, и я знаю, что он не хотел этого. — Она была сосредоточена исключительно на Шейне, который оставался жестким и совершенно безмолвным.

Его взгляд стал безжизненным и пустым на секунду, а затем он выпрямился и сделал глубокий вдох.

— Меня не волнует, что он делает, — сказал он. — Включайте его куда хотите. Но он не мой отец. Мой отец умер.

Клер и Шейн видели, как это произошло. Фрэнка Коллинза, бесстрашного убийца вампиров, втащили в кабинет, и на него напал злой старый вампирский отец Амелии, Бишоп.

Он осушил его. И вернул обратно. Видеть это было ужасно, особенно для Шейна. Но хуже всего было осознавать, что его отец был вампиром. И знать, что он все еще ходит вокруг. Вот почему Клер не упоминала, что она видела его раньше

— Я думала, что вы, возможно, чувствуете что-то подобное, — сказала Амелия. Ее тон был холодным, очень нейтральный, и Клер слегка вздрогнула, как если бы она была простужена. — Я чувствовала, что стоит попытаться дать вам шанс наладить отношения. Фрэнк Коллинз включен в учебную программу, которую мы создали для новых вампиров с целью отучить их от плохих привычек, и закрепить правила Морганвилля, по которым они должны жить; он завершит эту программу в течение недели. Как только он это сделает, он будет иметь такой же статус, как и любого другого вампира, который подписал соглашение Морганвилля. Ему не может быть нанесен ущерб без моего разрешения. Если кто-то попытается, я займусь им лично. — Она продолжала пристально смотреть на Шейна. — Кто-нибудь. Я надеюсь, вы понимаете, что я говорю вам.

Шейн только покачал головой с замкнутым и ожесточенным выражением лица. Клер хотела взять его за руку, но его руки были по-прежнему сложены на груди, словно защищаясь.

Он не встречался взглядом с Амелией.

— Шейн, — сказала Основательница Морганвилля, используя его имя в первый раз. — Мне очень жаль. Я знаю, что это будет… трудно для вас, учитывая историю между вами и вашим отцом, и что с ним произошло. Но в соответствии с законами Морганвилля, ему также будет разрешено стать Защитником, если он пожелает это сделать. Он сказал, что он с удовольствием примет на себя обязательства вашего Защитника, выберите вы…

— Ни за что на свете. Убирайтесь, — прервал ее Шейн. Он сказал это не громко, но было устрашающе, неконтролируемый взгляд его глаз. — Просто убирайтесь. Я не собираюсь разговаривать об этом.

Амелия не пошевелилась. Она уставилась на него. Он встретился с ней взглядом, и теперь, после долгого, напряженного момента, она развела руки в изящном жесте, развернула ее длинные ноги, и встала. — Я заняла у вас достаточно времени, — сказала она. — Я сожалею, что огорчила вас. Ваш отец вполне может прийти к вам, поэтому, пожалуйста, запомните, что я сказала: не важно, что вы чувствуете, вы не можете напасть на него без последствий. Даже друг Морганвилля имеет пределы. — Ее ледяные серые глаза бегали, и Клер застыла на месте. — Клер, я полагаюсь на вас, чтобы напомнить ему, если он забудет об этом.

Клер кивнула, внезапно, не в силах говорить совсем. Она взглянула на Шейна, который не двигался, и поспешила по коридору к двери, чтобы открыть ее для Амелии. Когда она сделала это, она обнаружила двух больших вампиров-охранников Амелии в своих черных костюмах и галстуках, стоящих на крыльце, выходящим в сторону дороги. Амелия прошла мимо нее и спустилась по ступенькам без лишних слов. Охранники последовали за ней, помогли ей сесть в большой черный лимузин, припаркованный у обочины, и когда помчался в темноту, Клер стояла там, наблюдая, как он уезжает.

Что только что произошло? Все изменилось так быстро, и так сильно, что она почувствовала себя неуверенно. Ей пришло в голову, что стоять здесь с широко открытой дверью было типичным поведением жертвы в Морганвилле, поэтому она быстро закрыла и заперла ее, глубоко вздохнула, и пошла назад к Шейну. Он сидел на одном конце дивана, глядя прямо перед собой, но не на телевизор. Он играл с пультом дистанционного управления, но он не нажимал кнопку питания.

— Шейн…

— Мне плевать, — сказал он. — Меня не волнует, что Фрэнк все еще жив, потому что он не мой отец. Он не был моим отцом в течение многих лет, с тех пор как Алиса… нет, не с тех пор как она умерла. Сейчас он даже меньше мне отец, чем он был всегда, и он никогда не был отцом года в любом случае. Я не хочу знать его. Я не хочу иметь ничего общего с ним.

— Я знаю, — сказала Клер, и села рядом с ним. — Мне очень жаль. Но он все-таки спас мне жизнь однажды, и я думаю, может быть, он может… измениться.

Шейн фыркнул.

— Он уже изменился — в кровососущего урода. Меня волнует то, что у него одноминутное сожаление, и у него есть замашки пьяного кретина, накопленные годами, он выбьет из меня все дерьмо, почти привел к тому, что нас всех убили больше, чем один раз… Нет. Я рад, что он спас тебя. Но это почти привел к тому, что нас всех убили больше, чем один раз… Нет. Я рад, что он спас тебя. Но это ничего не меняет. Я не хочу ничего с ним делать.

Казалось, что не было ничего, что она могла сказать. Он был очень расстроен — она могла это видеть, она могла почувствовала это.

— Ты в порядке? — «Что за глупый вопрос», — подумала она, как только она это сказала.

Конечно, он не был в порядке. Он не сутулился бы словно бескостный мешок на диване, глядя на мертвый телевизор с еще более безжизненными глазами, если бы он был в порядке.

— Если он сюда придет… — Шейн сглотнул. — Если он придет сюда, ты должна пообещать мне, что помешаешь мне сделать какую-нибудь глупость. Потому что я сделаю, Клер.

— Нет, не сделаешь, — сказала Клер, и, наконец, взяла его за руку. — Шейн, ты не сделаешь.

Ты не такой. Я знаю, что все это сложно, ненормально и больно, но ты не можешь позволить ему сделать это с тобой. Я проверю, чтобы Майкл и Ева знали, что, если он объявится, мы просто скажем ему, чтобы убирался. Он никогда не войдет в дверь.

Она снова почувствовала холод — ледяной, на самом деле — и почувствовала гул во всех ее нервах. Что это было? Не сквозняк. Безусловно, не сквозняк. Это ощущалось как… гнев.

Холодный, жесткий гнев, подобно тому, какой был прямо сейчас внутри Шейна… но она чувствовала его снаружи.

Дом.

Она привыкла, что подобные вещи больше не происходили — у Стеклянного Дома, казалось, всегда было какое-то присутствие в них, что-то, что отражает их чувства, их страхи… но он умер с портальной системой. Так она думала.

Ты исправила портальную систему, помнишь? Очевидно, по этой причине дом самопроизвольно вернулся в сеть, так что это было реакцией на настроение Шейна. Она никогда не была уверена, что дом понимал, но она была абсолютно уверена, что он был на их стороне. Может быть, это даже означало, что Фрэнк Коллинз никогда не придет сюда снова. Она потянулась за одеялом и натянул его на плечи, все еще дрожа. Если дом показывал ей любое отражение гнева Шейна, то он был глубоко расстроен, хотя он изо всех сил пытался не показать этого.

Шейн, наконец, нажал на кнопку включения питания телевизора и опустил левую руку на ее плечи. Она почувствовала, как холод потихоньку отступает.

— Спасибо, — сказал он. — Если бы тебя не было здесь, когда она всё это сказала, я, вероятно, сделал бы что-то очень тупое. Или сказал что-то еще тупее.

— Нет, ты бы не стал. Ты — оставшийся в живых.

Он поцеловал ее в лоб.

— Бери одно, чтобы узнать другое.

— Так что, кинотеатр?

— Это фильм про зомби.

— Ну, в фильмах про зомби есть и хорошие моменты. Там, как правило, с какой то целью есть умные девушки. А умных девушек, вряд ли когда-нибудь убьют. — Клер поцеловала его в ответ в щеку. — Кроме того, я знаю, как сильно ты любишь фильмы про зомби. Особенно с цепными пилами и прочим.

Шейн пощелкал по каналам несколько секунд, потом выключил телевизор, встал и протянул руку.

— Цепные пилы, — повторил он. — Ты права. Это, вероятно, именно то, что мне нужно. — Он не отпустил ее руку, даже после того, как он помог ей встать на ноги; вместо этого, он положил ее на грудь над сердцем. Она чувствовала сильный, устойчивый ритм.

— Ты замечательно выглядишь. Ты, наверное, уже знаешь это.

Она поцеловала его, и они вместе стояли, чуть покачиваясь из стороны в сторону, пока Шейн не прервал поцелуй, улыбаясь ей.

— Прибереги это для кинотеатра, — сказал он и коснулся ее губ пальцем. — Я поведу быстро.

— Лучше бы так и было.