Клер

Когда солнце начало садится, все чужие ушли из дома. Остались только Майкл, Шейн, Ева и Клер, которая зависла рядом… невидимая и навечно отдаленная.

Лучше бы я умерла, подумала она. Она никогда не чувствовала себя так одиноко. Совершенно бесполезно.

— Мы должны позвонить, — сказал Шейн пустым и серым голосом, как показалось Клер. Она повернулась к нему, пока он держал телефон в обеих руках и смотрел на экран. — Мы должны сказать её родителям.

Но он не позвонил сразу. Он сидел и пристально смотрел на телефон, как будто забыл, как им пользоваться.

— Может быть Ханна позвонила им, — сказала Ева. — Может быть мы должны позволить им справится с этим… Я имею в виду, они же полиция, они знают, что делать в таких…

— Это моя обязанность, — Майкл встал и забрал телефон из рук Шейна. — Я тот, кто позволил ей остаться здесь. Я тот, кто пообещал сохранить её в безопасности здесь. — Его голос был хриплым, но настойчивым, и Шейн собрался возразить, но он уже выбрал номер в телефонной книге и нажал на кнопку.

Шейн ссутулился. Клер не могла понять, стало ли ему легче, или это было поражение.

Но Майкл нахмурился, проверил номер и позвонил снова. Потом в третий раз. — Вызов не проходит, — сказал он. — Мне говорят, что занято. Подождите. Я позвоню Оливеру.

Он позвонил, но сбросил вызов. — Тоже занято.

Ева встала и взяла старый стационарный домашний телефон — большой и неуклюжий, подсоединенный проводами к стене. Со своего места в несколько футов, Клер были слышны быстрые гудки. — С этим такая же ситуация, — сказала Ева. — Что происходит?

— Проверь интернет, — сказал Майкл, и Ева поднялась наверх. Но она ушла на мгновение, и через секунду спустилась вниз.

— Отключено, — сказала она. — Нет связи. Они нас отрезали.

— Они? — спросил Шейн безучастно. — Кто они?

Майкл достал свой телефон, и покачал головой. — Это не только у вас… но и у меня, вампирскую систему тоже отключили. Сотовые телефоны, стационарные и Интернет… все отключили.

— Зачем они это сделали?

— Возможно, раз они готовятся покинуть Морганвилль, они не хотят неприятностей, — сказал Майкл. Он бросил бесполезный телефон на стол. — Это, наверное, неправильно, но я чувствую облегчение.

Все замерли, когда кто-то постучал в дверь. После того, как все обменялись взглядами, Майкл пошел открывать дверь, и Клер пошла за ним, потому что она могла делать только это.

На пороге стоял вампир-полицейский, одетый в большой плащ, а его фуражку от дождя защищал водонепроницаемый чехол. Клер заметила, что дождь по-прежнему лил стеной. Лужайка превратилась в море мутной воды. — Вам необходимо высказать ваши обвинения на встрече завтра вечером, мистер Гласс, — сказал он. — Мы обходим все дома, чтобы напомнить всем, и мы будем обходить все дома завтра, чтобы обеспечить полную явку. Всеобщий сбор на Площади Основателя завтра в сумерках.

— Что если мы не хотим идти? — спросил Майкл. — Наш друг сегодня умер.

Коп одарил его долгим взглядом. — Никто не останется в стороне. Я сожалею о вашей потере, но если вы не придете, придем мы и вам не поздоровится. Приказ Основателя.

Он постучал пальцами по фуражке, как бы отсалютовал, и пошел прочь, к следующему дому.

— Это не хорошо, — пробормотал Майкл. — Вообще нехорошо.

Клер должна была согласится с ним, это неправильно; она не хотела, чтобы они уходили. В частности, они не хотела оставлять их.

Что будет, если они не вернутся? Что, она останется заточенной навсегда в компании Хирэма Гласса? Хоть это и эгоистично, она была в ужасе от этой идеи.

Майкл закрыл дверь, запер её и остался стоять там, опустив голову. Затем он очень тихо прошептал, — Клер, если ты здесь, пожалуйста, отзовись. Пожалуйста. Господи, я надеюсь, что ты здесь. Я боюсь. Боюсь за всех нас.

Майкл был напуган. Господи.

Это заставило ее даже больше запаниковать.

«Думай», сказала она себе. Очевидно, что она не могла рассчитывать на помощь призрака дома Глассов, который на самом деле был ослом; она сама должна найти выход. Когда она думала об этом, она дрейфовала в гостиной, рядом с диваном, где сидели Шейн и Ева, молча держась за руки…. а затем подплыла к месту, где её убили. «Ну, давай», сказала она себе. «Думай».

Она почувствовала теплые волны силы вокруг неё, это было как несуществующее объятие. Дом. Хирэм сказал, что дом любил её, но очевидно, что у дома и Хирэма были разные мнения.

Это подтолкнуло её немного к стене.

Портал.

Нет, я не могу сделать это. Это невозможно.

Но даже если это так, что мешало ей попробовать?

Клер сосредоточилась на глухой стене… на текстурированной краске, на сером цвете, на каждом совершенстве и недостатке.

Давай. Давай же…

Она почувствовала мерцание силы, и сильно удивившись, открыла портал.

И когда все постепенно начало затуманиваться, она улыбнулась, немного, ведь никто её не мог видеть.

Она посмотрела вокруг. Ева отвернулась, Майкл все еще был в прихожей. Шейн сидел на кушетке, смотря в выключенный телевизор. Никто не смотрел на портал, который плохо работал, потому что они понимали, что это по крайней мере странно.

«Это не сработает», сказала она себе. «Ты не можешь выйти отсюда».

Но на самом деле… Имело ли это значение? Её уже не было, поскольку те, кого она любила были обеспокоены.

Если раньше устройство порталов было сложным, то теперь ей потребуются годы, чтобы понять, как потенциальная энергия мертвой души способна пройти сквозь эти дыры. Ну, если ничего другого не останется, это займет меня на всё моё оставшееся существование.

И тогда Клер, призрак мёртвой девушки, прошёл через портал и пропал в темноте.

Она открыла глаза, и она была в лаборатории Мирнина. Она была пуста и разгромлена… Кто- то разбросал книги, разорвал несколько, а лабораторный стол был отброшен на другой конец комнаты, разбив мраморную столешница, куски которой разлетелись во все стороны.

Это было вполне нормально.

— Фрэнк, — сказала она, здесь она почувствовала себя тоньше, почти исчезающей, и она поняла что всё ещё была связана с домом через портал. Если портал закроется…

… она исчезнет вместе с ним.

— Фрэнк Коллинз! Ты меня слышишь?

Она почувствовала внезапное давление силы, и образ Фрэнка сформировался перед ней. Он моргнул. — Кто здесь?

О, он не мог видеть её. Великолепно. — Фрэнк, ты слышишь меня? — она закричала громко, как могла. И Фрэнк замерцал, как будто вмешательство разрывало его на части.

— Иисусе, Клер, полегче, — сказал он. — Где ты?

— Прямо здесь! — она была так рада общению с ним, что готова была его расцеловать. — Я здесь, перед тобой. Я вроде как…

— Мертва? — сказал он. — Я слышал разговоры. Честно говоря мне жаль, хотя ты стоишь и разговариваешь со мной.

— Мне нужна твоя помощь.

— Ничем не могу тебе помочь, милая. Смерть есть смерть, хотя, смею заметить, это большое достижение, что ты разговариваешь со мной.

— Не для меня, — сказала Клер. — Завтрашней ночью будет собрание на Площади Основателя. Почему?

— Не могу сказать, — произнёс Фрэнк. Его образ замерцал снова. — Отойди, ты портишь мой сигнал.

Она отплыла совсем немного назад. — Не можешь сказать или не хочешь?

— Что я только что сказал тебе?

— Ты сказал, что не скажешь об этом. — Он не ответил, что, видимо, в достаточной степени было ответом. — Фрэнк… Амелия однажды сказала мне, что если бы она когда-нибудь решила, что эксперимент Морганвилля закончился, она бы отпустила всех. Об этом мы сейчас говорим? — она чувствовала себя всё тоньше и еще более исчезающей, словно она исчезала в темноте. — Фрэнк! Она хочет разрушить город?

— Она освобождает людей, а вампиры покидают город, — сказал он. — Положительная сторона: Мирнин отключит меня, и я, наконец, смогу должным образом умереть. Отрицательная сторона… ну, всегда есть отрицательная сторона.

Разговаривать с Фрэнком было всё равно, что ходить по замкнутому кругу. — Где Мирнин?

Он пожал плечами. — Он сорвал свою задницу, чтоб увидеть тебя. Не вернулся.

— Не притворяйся будто ты не знаешь. Я знаю, что у тебя есть доступ повсюду.

Фрэнк приподнял брови и криво улыбнулся. — Хорошо. Он на Площади Основателя. У меня нет глаз в её офисах, но его тащили туда и он не выходил.

Это… не хорошо. Мирнин был последней реальной надеждой, которая у неё была. — Фрэнк, когда ты увидишь его, ты должен сказать ему, что я всё ещё здесь. Пусть знает, что не ошибся, понимаешь, он говорил, что может помочь! Скажи ему, что я очень, очень, очень нуждаюсь в его помощи сейчас. — Она сглотнула. — Ты можешь позвонить Шейну? Можешь сказать ему… сказать ему, что я всё ещё в доме?

Он покачал головой. — Невозможно, дорогая. Я бы сделал, если бы мог, но система рушится прямо сейчас. Они отрезали предохранитель на источнике. Не смогу активировать динамик на его телефоне, даже если он придет сюда. Я слишком ограничён.

Она почувствовала, что притяжение в Стекленном Доме всё более шаткое. Если оно сломается, она исчезнет, как дым на ветру.

— Фрэнк! Пожалуйста, ты должен помочь мне!

Он медленно покачал головой. — Ты еще не все обдумала, — сказал он. — Думаю, это понятно, учитывая обстоятельства — у тебя был трудный день. Предположим, Мирнин получает сообщение, что ты всё ещё здесь. Предположим, он приходит, проворачивает свою безумную магию и связывается с тобой. Ты по-прежнему в ловушке. Единственной возможностью Майкла вырваться из этого места было обращение в вампира. — Его мерцающее изображение смотрело на воздух, не прямо на нее. — Ты готова быть вампиром, Клер? Превратиться в кровососущего урода? Потому что, могу тебе сказать, это худшее, что случалось со мной в жизни, полной плохих моментов. И я не желаю тебе такой участи. Или моему сыну. Уж лучше он потеряет тебя сейчас. Лучше не давать ему ложных надежд.

— Но… — Она действительно, действительно не могла остаться. Клер скользила обратно в портал, беспокоясь, что связь, соединяющая ее со Стеклянным Домом, слишком истончилась. Или, что Фрэнк мог запросто обрезать эту связь, захлопнув портал самостоятельно. — Не обязательно всё закончится именно так…

— Я считаю, что именно так и закончится. Подумай об этом, — сказал он, когда она проваливалась в темноту. — Прими правильное решение.

— Но… пожалуйста, расскажи Мирнину, расскажи кому-нибудь!

Он снова покачал головой. — Так будет лучше, Клер. Поверь мне. Просто… отпусти.

Клер быстро вылетела из портала в монохромную гостиную Стеклянного Дома, и энергия снова обрушилась на нее. Она ощутила огромное облегчение и страх, потому что до этого момента она не понимала, насколько слабой она позволила себе стать в Зазеркалье.

Собирался ли Фрэнк помогать ей или нет… оставалось только догадываться. Вероятно, он даже сам еще не знает.

Но, в лучшем случае, оставалась последняя слабая надежда.

Был поздний вечер. Ева сделала бутерброды, которые трое живых соседей ели в молчании — или, скорее, Майкл и Ева ели их. Шейн просто взял свою порцию и вышел из-за стола, не сказав ни слова. Майкл и Ева смотрели, как он уходит, молча спрашивая друг друга что делать, и затем Майкл сказал, — Лучше пусть идет.

Клер не была уверена, что так было правильно.

Она поплыла наверх — это давалось ей легко, с тех пор, как она поняла, что всё что ей необходимо было сделать — это сосредоточиться на подъеме вверх. К сожалению, проплывая между этажами, она также видела старые деревянные перекрытия, проводку, крысиный помет и пауков, прячущихся в стенах, и, фу, это было не самое лучшее путешествие в ее жизни. Она была рада плыть в тишине коридора наверху. Нам нужно вызнать истребителя насекомых, подумала она, но, честно говоря, это была не самая большая проблема из имеющихся у них в данный момент.

Дверь в комнату Шейна была открыта, и его там не оказалось. Она заглянула внутрь, проверила кровать и даже заплыла в шкаф, но если только он не скрывался под заваливающейся стопкой белья, он не пришел сюда в поисках уединения.

Ванная была пуста. Она не стала проверять комнаты Евы или Майкла — она знала, где он был, когда на секунду задумалась.

Она прошла сквозь закрытую дверь ее спальни в конце коридора, и обнаружила, что оказалась в сумеречной тишине. Солнце клонилось к закату, но на этой стороне дома была уже ночь, и небо за окном было глубокого, темно-синего цвета.

Шейн сидел на полу, прислонившись спиной к двери в спальню, в полной темноте. Его колени были подтянуты к груди, а голова запрокинута назад, опираясь о твердую древесину. Почему-то она ожидала, что он будет плакать, но не было даже молчаливого плача — он просто сидел с открытыми и сухими глазами и смотрел в темноту. Она заметила, что не застелила кровать — постель всё ещё была в беспорядке, простыни и одеяла перевернуты с последнего раза, когда она спала на них. Глупо стесняться из-за этого теперь, или из-за сваленного в углу белья для стирки, или из-за ночной рубашки, что она оставила на полу, когда одевалась.

— Шейн? — сказала она. Она не пыталась кричать, зная, что не добьется ничего, кроме неприятных высказываний Хирэма Гласса. — Мне так жаль. Мне хотелось бы что-нибудь сделать, чтобы ты знал, что я здесь. Я не хочу оставлять тебя в таком состоянии, это было глупо и…

Она застыла, потому что его голова повернулась, и он смотрел прямо на нее. Радость пронзила ее, но потом поблекла, когда она поняла, что он смотрел не на нее, а сквозь нее.

На ночную рубашку, лежащую на полу.

Он встал и поднял ее. По какой-то странной причине она ожидала, что он откинет ее, может быть, положит ее на кровать, но вместо этого он вернулся к двери, опустился на то же самое место, и вцепился в ее ночную рубашку обеими руками.

Он приложил его к своему лицу и сделал глубокий дрожащий вдох. — Помоги мне. Прошу. Я не могу больше выносить это. Не могу. Боже, Клер, пожалуйста… — Она никогда не слышала Шейна таким прежде. Он звучал… сломленным. Хуже, чем когда умер его отец, хуже чем когда он узнал, что Мирнин использует Фрэнка в своей лаборатории.

Это было совсем не похоже на Шейна.

Она парила рядом с ним, жалея, что не может прикоснуться к нему, обнять его, исправить всё.

Наконец, Шейн вздохнул, будто он принял какое-то решение, и достал что-то из кармана куртки. Сначала она не разглядела, что это было — это была всего лишь угловатая форма в темноте.

И потом, когда он поднял этот предмет вверх, чтобы взглянуть на него, форма превратилась в оружие. Полуавтоматический пистолет.

— Шейн, где ты взял пистолет? — вырвалось у нее, и она поняла, что это был неуместный вопрос — пистолеты были у его отца, и, вероятно, он снабдил его еще в старые времена. У него всегда было удивительное количество вооружения, но она никогда не видела пистолет прежде.

Проблема была не в том, где он достал пистолет.

Проблема была в том, что Шейн сидел в темноте с пистолетом и прижимал ее ночную рубашку к своей груди.

— Нет! — Она кинулась вперед, насколько это возможно бестелесному призраку, и посмотрела прямо на него. — Нет, ты послушаешь меня, Шейн Коллинз, ты не можешь этого сделать. Ты не можешь. Ты слышишь меня? Это не ты. Ты — боец!

Он смотрел на пистолет, поворачивая его, чтобы поймать тусклый свет, словно он был каким-то прекрасным ювелирным изделием. На его лице не отражались никакие эмоции, но она чувствовала страдание внутри него. Оно было реальным. Настолько реальным, насколько это вообще было возможно. Он не пытается привлечь к себе внимание и симпатию, это не был какой-то крик о помощи.

Это было отчаяние.

— Я устал, — пробормотал он. — Я устал от борьбы. И я хочу снова тебя увидеть.

Казалось, он отвечает ей. Она знала, что это было не так, но она не могла удержаться от попытки. Вся ее иллюзорная форма дрожала от ужаса и паники. — Я знаю, я знаю это. Ты боролся за нас всех, так долго, но ты всё еще теряешь нас, я знаю. Но ты не можешь этого сделать. Я все еще здесь, Шейн. Я все еще здесь ради тебя, и я всегда буду здесь… пожалуйста…

— Тебя нет, — сказал он. На этот раз, не было никаких сомнений, что он отвечает ей, хотя он этого и не знал — он словно разговаривал сам с собой.

Он думал, что представляет ее себе.

— Тебя здесь нет, и больше никогда не будет, — он говорил тем грустным, пустым голосом. Он проверил обойму в пистолете, передернул затвор с резким металлическим щелчком, а затем сидел в тишине, держа его в руке. — Ты всего лишь мои мысли.

— Это не так. — Она опустилась на колени перед ним и сосредоточилась, заставляя его почувствовать ее присутствие. Поверить ей. — Я здесь, Шейн. Я заперта в доме. Пожалуйста, скажи, что ты можешь меня слышать.

— Это дерьмовая ложь. Только потому что Мирнин сказал это не делает это правдой.

— Нет, это — правда, и пока есть хоть какой-нибудь шанс, что я здесь, что я могу вернуться, ты не можешь это сделать, понял? Ты не можешь.

— Клер. — Очень слабый кривая улыбка тронула его губы, а глаза просияли — не от счастья, поняла она, а от слез. — Ты проникла в мою голову. И в мое сердце. И мне очень жаль.

Он поднял пистолет.

— Нет! — Она закричала и бросилась к нему, прямо в него. — Нет, Шейн, не надо!

Она почувствовала волну раскаленной добела силы, пульсирующей в ней, ощутила ту же предсмертную вспышку света, и вдруг…

Вдруг она оказалась на коленях Шейна, держась обеими руками за его руку, отводя пистолет вверх и в сторону от его головы.

Заход. Это был заход солнца, и она только… на мгновение… снова стала реальной.

Шейн закричал, и его пальцы разжались. Он выронил пистолет, который отскочил на ковер, и на одно остановившееся мгновение, он просто смотрел на нее.

Она отпустила его руку, и он медленно опустил ее вниз, все еще глядя на Клер.

А затем его руки обвились вокруг нее.

Или попытались.

Они прошли сквозь нее.

Она снова исчезала.

— Нет… — Он хватался за нее. — Клер! Клер!

— Я все еще здесь, — прокричала она. Получился тоненький шепот звука, но она знала что он услышал его — она увидела огонек жизни и надежды в его глазах. — Не сдавайся!

Он потянулся снова, и она потянулась в ответ. Их пальцы соприкоснулись. Ее выглядели слабым очертанием в дыму. — Боже, — выдохнул он. — Ты здесь. Сумасшедший дурак был прав, ты и правда здесь. Клер, если ты меня слышишь, я верну тебя. Мы вернем тебя. Я клянусь.

Он вскочил на ноги и понял, что по-прежнему держит ее ночную рубашку. Он поцеловал ткань и опустил ее на кровать, положил руку в углубление, где она спала, а потом поднял упавший пистолет.

Он вытащил обойму, передернул затвор, и поймал пулю, когда ее вытолкнуло из дула. Затем он открыл верхний ящик ее комода, передвинул кое-какие вещи, и положил все три компонента — пистолет, обойму и пулю — внутрь.

Он закрыл ящик и сказал, — Ты видела все это, не так ли? Прости. Мне очень жаль. Я просто… Клер, если ты меня слышишь, ты можешь сделать что-нибудь? Пошуметь?

Она сосредоточилась. Может быть, закат всё изменил, но сильно постаравшись, ей удалось опрокинуть маленького фарфорового котенка, что стоял на ее ночном столике, нелепую желтую штуку с хвостом из искусственных перьев, что Ева купила ей на гаражной распродаже. Она перевернулась и покатилась.

Шейн повернулся в этом направлении, и его яростная улыбка сверкнула словно лезвие. — Черт, — сказал он. — Ты действительно здесь. Я не просто это выдумал.

Она подплыла поближе к нему, настолько близко, что если бы она была из плоти и крови, они бы обнимались.

И он вздрогнул. Только улыбка не дрогнула. — О, Боже, Клер, как же мне хочется обнять тебя. Боже. Послушай, я просто… это было слишком тяжело… мой отец, моя мама и моя сестра. Я чувствовал… я просто не мог…

— Я знаю, — сказала она. Ей больше всего на свете хотелось сейчас быть воплоти, чтобы обнять его, поцеловать и подарить ему надежду, в которой он так отчаянно нуждался. — Ты слышишь меня?

— Я… мне так кажется. Это словно я воображаю тебя. Не именно слова, но я слышу тебя. — Он нервно рассмеялся. — Майкл проходил через это, но я думаю, он практиковался, верно? Ты учишься в процессе работы.

— Ты не можешь жить ради меня, — сказала она имея это в виду. — Это важно, Шейн. Ты не можешь просто жить ради меня и ты не можешь умереть потому что потерял меня. Ты должен быть сильнее этого. Ты понимаешь?

Он помолчал, и она не была уверена, что ей удалось достучаться до него. В его глазах было какое-то странное выражение, а улыбка увяла от воспоминаний.

— Я знаю, — наконец произнес он. — Прости. Я устал быть сильным, Клер. Я не хочу быть один.

— Ты не один. Майкл и Ева тоже здесь.

Он кивнул и сделал глубокий вдох. — И ты здесь, — сказал он. — Каким-то образом. Ты здесь.

— Я тебя не покину.

— Этого достаточно. Мы вернем тебя обратно. — Он замолчал на секунду, а затем сказал, — Ты… ты ведь не скажешь им, что я попытался сделать?

— Если только ты не попытаешься снова.

— Не буду, — сказал он. Он посмотрел вниз, словно он мог действительно видеть ее. — Ты прямо здесь, не так ли?

— Да.

Его руки медленно поднялись и обхватили место, где могло бы быть ее тело, обнимая ее.

Обнимая воздух.

— Тогда, я не сдамся, — сказал он.

И, несмотря на все, что произошло за последние двадцать четыре часа, было чувство… умиротворения.

Убедить Майкла и Еву в ее существовании оказалось труднее, чем Клер ожидала.

— Ох, да ладно, чувак, ты был призраком, когда я перебрался сюда! — сказал Шейн. Они стояли внизу, в пыльной гостиной, в то время как невидимая Клер парила в углу (который, кстати, действительно необходимо пропылесосить). — Полностью отсутствовал в течение дня. И ты не веришь, что я только что видел ее?

— Шейн… — Ева шагнула вперед, протягивая руки, выглядя обеспокоенной, но решительной. — Милый, ты должен понять, что испытал большое потрясение…

— Ох, не называй меня «милый». Ева, это я. Шейн. Ты по-всякому называла меня, но «милый»? Завязывай. — Он снова повернулся к Майклу, который стоял, скрестив руки на груди, опустив голову. — Серьезно, ты не можешь просто поверить мне? Потому что, это правда. Я слышу ее!

— Я ее не слышу. И солнце уже зашло. Если дом спас ее, тогда почему ее нет здесь?

Шейн сделал глубокий, успокаивающий вдох. — Она здесь, — сказал он. — Клер, помоги мне. Скажи что-нибудь. Или сделай.

— Они меня не услышат, — сказала она. Она перепробовала всё, но какая бы сила не пронзила ее на закате — это было временным явлением. Она не могла заставить их понять, и даже со всей ее концентрацией, она больше не могла прикоснуться к физическим объектам, а уж тем более опрокинуть их. — Думаю, у меня недостаточно сил. Но ты можешь меня слышать, и это самое главное. Продолжай верить, Шейн. Пожалуйста.

Майкл говорил одновременно с ней. — Послушай, я хочу тебе верить. Я правда хочу. Я был бы счастлив, если бы осталось хоть что-нибудь от нее, даже призрак… но ее здесь нет. Это мой дом. Я бы знал.

— Бред собачий! — крикнула Клер и Шейн рассмеялся.

— Она только сказала «бред собачий», — сказал он, когда Ева и Майкл обеспокоенно взглянули на него. — Честное слово. Она так и сказала.

— Я… действительно боюсь за тебя, дорогой, — медленно произнесла Ева. — Нет, серьезно, ты не можешь ее слышать. Не можешь.

— Потому что она мертва? Не называй меня «дорогой», или «детка», или «милый», или «шоколадной зефиринкой», или любыми другими фразочками, применяемыми к спятившим, потому что я не выдумываю! — на это раз Шейн кричал. — Она остановила меня… — Он помолчал, перефразировал и сказал, — Она опрокинула этого проклятого желтого кота в своей комнате. Я попросил ее сделать это, и она сделала.

— Может, тебе нужно отдохнуть, — сказал Майкл.

— Может, тебе стоит перестать обращаться со мной, словно у меня повреждение мозга! Послушай, хотя бы просто доверься мне. Ты знаешь, насколько мне противно говорить это, но Мирнин был прав. Дом спас ее… просто она не так сильна, как был ты, или связь не налажена, или еще что. Я знаю, что она здесь.

Майкл смотрел на него, нахмурив брови, и когда Ева попыталась что-то сказать, он протянул руку и остановил ее, накрыв ее руку своей. — Подожди, — сказал он. — В какое время это было?

— Я могу слышать ее прямо сейчас, чувак.

— Когда ты ее увидел? Когда она перевернула кота?

Шейн задумался на минуту, потом сказал, — Закат. Около того. В ее комнате уже было темно.

— Закат, — повторил Майкл. — Ты уверен?

Шейн пожал плечами. — Я не посмотрел на часы, но да, я так думаю.

— Что? — Спросила Ева. Она опустилась в одно из выцветших кресел гостиной и уставилась на него со смесью страха и надежды. — В чем дело?

— Я обретал физическую форму на закате, — сказал Майкл. — Может быть… если он прав… именно тогда Клер сможет показаться. Хоть немного. Шейн, ты уверен…

— Если ты снова спросишь меня, не выдумал ли я всё это, я тебе врежу, Ходячий Мертвец.

Майкл поднял брови и бросил взгляд на Еву. — Он не кажется безумным.

— …нее, — пояснила она, — безумНЕЕ. Похоже, он вернулся в нормальное состояние, которое является базовым сумасшествием.

— И это говорит девушка, носящая официальный готический траур, — сказал Шейн. — Нет, серьезно, кто покупает черную кружевную вуаль? Ты держишь ее для особых случаев, вроде выпускного вечера и детских дней рождений?

Клер ощутила нарастающий смех. Это… это было то, чего она хотела. Жизнь. Нормальная жизнь, даже если она была связана не так, как была раньше.

Это будет следом. Я верну всё это. Я должна всё это вернуть.

Ева отбросила назад прозрачную вуаль, покрывавшую ее лицо. — Прошу прощения, но моя лучшая подруга только что умерла, прямо здесь, в нашем доме! А ты смеешься надо мной?

— Она не умерла, Ева. И это — наиболее смехотворная дань моде, даже для тебя.

Майкл не отвлекался, поняла Клер. Он так и смотрел на Шейна, и даже если он и поверил, он все еще волновался. — Ты сказал, она тебя остановила. Что ты собирался сделать?

Язык тела Шейна изменился. Его расправленный плечи немного сгорбились, словно он защищался от нападения. — Ничего.

Майкл знал, Клер видела это. Он знал Шейна давно, он видел его разбитым задолго до того, как Клер повстречала его. Он был там, когда Шейна вытащили из его горящего дома, когда он звал свою сестру.

Если кто и мог догадаться о том, что готов был совершить Шейн, то это был Майкл, и по выражению его лица, Шейн тоже это знал.

— Ты ведь не собираешься делать «ничего» снова? — Спросил Майкл. — Потому что, если такое случится, приди и поговори со мной. Пожалуйста.

Шейн кивнул, один короткий кивок.

— Что? — Спросила Ева озадаченно.

Шейн быстро сменить тему. — Клер? Послушай, ты можешь попытаться еще раз? Может, тебе удастся издать какой-нибудь звук. Что угодно.

Была почти полночь, и Клер становилось плохо от попыток, но она снова сосредоточилась, и надавила на пыльную вазу, стоящую на еще более пыльном столике.

Она задрожала, совсем чуть-чуть.

Но достаточно, чтобы издать мягкий скребущий звук.

Ева вскрикнула и подскочила с кресла, уставившись на вазу, поскольку была ближе всех к ней. — Ты это слышал? — спросила она. Она взяла вазу и поставила ее обратно. — Она двигалась. Я слышала!

— Ева, остынь, — сказал Майкл. — Если она и переместила вазу, то не намного. Если это лучшее, что она может сделать, даже ночью, то это означает, что она очень слаба.

— И? — спросил Шейн. Он сделал шаг вперед. — Что?

Майкл покачал головой. Он поднял вазу, провел пальцем по пыльной поверхности, и поставил ее обратно. — Клер, если ты меня слышишь, сделай это снова. Попытайся.

Она сосредоточилась так сильно, что казалось, будто она могла свернуться в маленькую белую точку, подобно умирающей звезде, и ваза вздрогнула и закачалась. Это было не так много, но этого было достаточно.

Майкл остановил ее и улыбнулся. Настоящей, теплой улыбкой облегчения. Он закрыл глаза на несколько секунд, затем открыл их и сказал, — Спасибо.

— Я была права, не так ли? — Ева взвизгнула и подпрыгнула, размахивая руками в воздухе, как чирлидерша. Черная траурная вуаль развевалась в воздухе за ее спиной, словно облако. — Да! Да! Да!

— Прости, ты была права? Я кричу на вас обоих уже полчаса, в то время как вы смотрели на меня грустными глазками и давали советы! — крикнул Шейн в ответ, но теперь он улыбался. Он ринулся к Майклу и крепко его обнял, потом Еву, поймав ее в воздухе, когда она визжала от восторга. Он закружил ее. — Она здесь. Она действительно здесь!

Клер хотелось рухнуть на диван, но, будучи бестелесной, рухнуть можно было только в теории. Она устроилась на краешке, но быстро отодвинулась, когда Шейн с облегчением упал на подушки. Он закрыл лицо руками на мгновение. Когда он снова поднял голову, его глаза блестели от слез. — Она здесь, — сказал он снова, уже более спокойно. — Господи, спасибо тебе.

— Клер? Сделать это снова, с вазой, — сказала Ева. Она упала на колени, и пристально смотрела на нее. — Давай же!

Она потянулась глубоко внутрь, но там ничего не осталось… и тогда она почувствовала смутные, шелестящие струйки энергии. Ну конечно же! Дом обладал силой. Может, она и не Гласс, но она что-то для него значила — он спас ее. И если действовать осторожно, возможно, она сможет позаимствовать совсем немного…

Теперь она могла разглядеть бегущую через доски и балки силу, словно это тесная клетка света. Там, прямо в центре, были особенно яркие, пульсирующие нити, как… ну, как кровеносные сосуды.

Она дотронулась до них и получила легкий удар, не болезненный, а наполненный ощущением стабильности и тепла.

Затем ее пальцы погрузились в поток энергии, а ваза слетела со стола и, врезавшись в стену, разлетелась на куски. Ева ахнула и откинулась назад, вглядываясь. Она вскочила на ноги и исполнила свой победный танец. — Да! Да, моя девочка!

Клер почувствовала волну энергии, и, оглянувшись, она увидела позади себя Хирэма Гласса. — Прекрати, — сказал он. — Убери свои руки от этого. Сейчас же.

Она подчинилась, и с внезапным исчезновением этого потока энергии, она почувствовала себя еще слабее и менее живой, чем раньше. Клер почувствовала, как вся радость внутри нее тает, в то время как ее семья из Стеклянного Дома праздновала это событие.

Хирэм был зол.

— Ты глупое, глупое создание, — прошипел он. — Никогда больше не смей трогать мою жизненную силу. Ты это поняла? Ты — не Гласс. Тебе здесь не место, и не важно, что по этому поводу думает дом. Он — тупая скотина. Животное. Он не обладает разумом. Я говорю, кто живет и умирает, а не дом, и я не желаю помогать тебе.

— Простите, — сказала она. Она надеялась, что Шейн не слышал ее сейчас… или не слышал страх в ее голосе. Было что-то ужасное в Хирэме сейчас, что-то ледяное, темное и жестокое. — Я не хотела…

Хирэм злобно и сухо ей улыбнулся. — Ты не протянешь, — сказал он. — Ты уже начинаешь чувствовать это. Ты, как остаточное изображение солнца — призрак, полыхающий в один миг, но через несколько мгновений исчезающий. Дом мог бы спасти тебя лишь на какое-то время, но ты лишь воспоминание без моей помощи. А воспоминания блекнут, Клер. Они увядают.

Нет, это не могло быть правдой. Не могло. Она посмотрела на Шейна, смеющегося, бьющегося кулаками с Майклом. Вертящуюся от восторга Еву, обнимающую и целующую Майкла.

— Это не может быть только временно. Этого просто не может быть.

Когда она это произнесла, Хирэм еще раз горько ей улыбнулся, пожал плечами, и растворился.

Он даже не побеспокоился убедить ее.

Этот факт, больше чем что-либо другое, болезненно убедил ее, что он не врет.

Никто не лег спать. Клер больше не могла передвигать предметы, как бы она ни старалась, а попытки измотали ее… однако призраки, по-видимому, не были склоны к потере сознания от изнеможения, как в случае с людьми. Она бодрствовала, паря и наблюдая за тем, как ее друзья вскрыли заветный тайник и каждому досталось пиво в честь праздника.

— Это странно, — сказал Шейн, потягивая свою бутылку, пока Майкл открывал свою. — В смысле, серьезно. Она умерла сегодня. Мы должны…

— Она не умерла, — сказал Майкл. — И мы вернем ее. Ты убедил меня. — Он поднял руку, и Шейн дал ему «пять». — Но нам нужен Мирнин. Именно он сказал, что может это сделать.

— У меня есть его номер телефона, — вызвалась Ева. — Клер дала мне его. Мы могли бы позвонить…

— Телефоны отключены, — напомнил ей Майкл. Она казалась раздавленной. — Мне нужно пойти и привести его.

— А как насчет той штучки с порталом? Ты можешь пройти… Подожди. — Ева повернулась к Шейн, нахмурившись. — Ты прошел сквозь него, не так ли? Как ты это сделал?

Шейн пожал плечами. — Не знаю точно. Я не уверен, что смог бы сделать это снова.

— Хорошо, что насчет тебя, Майкл?

Он покачал головой. — Думаю, у меня недостаточно навыков. Я пытался. Даже если я открою его — там сплошная темнота. Поздравляю, Батхед, ты можешь сделать то, чего я не могу.

— Я добавлю это в свой список, — сказал Шейн надменно. — Итак, ты хочешь, чтобы я попытался?

— Это не поможет, — сказала Клер. Теперь ей требовалась большая концентрация, чем прежде, и она не была уверена, что Шейн ее услышал, поэтому она повторила. Он дернул головой и уставился в пустоту, совершенно не в то место, где она парила. — Мирнина нет. Амелия держит его на Площади Основателя.

— Повтори еще раз, — сказал Шейн. — Что насчет Мирнина?

Она успокоилась и попыталась снова. Становилось все сложнее. Может, всё потому, что Хирэм очень ее напугал, но ей так не казалось. — Мирнин на Площади Основателя, — сказала она снова, очень отчетливо. Она тоскливо посмотрела на горячие, пылающие нити силы, проходящие сквозь стены Стеклянного Дома, но не осмелилась попытаться прикоснуться к ним снова. Хирэм узнает.

— Площадь Основателя. — Прислушиваясь, Шейн закрыл глаза, затем открыл их и посмотрел на Майкла. — Клер говорит, что он на Площади Основателя.

Майкл запрокинул бутылку и выпил почти половину тремя длинными глотками, затем поставил её. — Я не могу оставить всё просто так, — сказал он. — Я должен сам пойти, разыскать его и привести сюда.

— Но… что, если он не придет? — сказала Ева, широко раскрыв глаза, вертя свое нетронутое пиво в руках. — Майкл, что если Амелия не позволит тебе вернуться? Не ходи. У меня плохое предчувствие.

— Я вернусь, — пообещал он ей. — Как я могу тебя оставить? — Он поцеловал её, долго и сладко. От поцелуя у нее перехватило дыхание, а на ее бледных щеках заиграл румянец.

— Может быть мы должны пойти вместе, — сказал Шейн. — Сила в количестве, парень.

Майкл улыбнулся Еве и покачал головой. — После того как она дала пощечину Основателю? Не очень хорошая идея. У вас двоих не просто какой-то там багаж взаимоотношений с вампирами — у вас целый обоз этого самого багажа. Я пойду один и вернусь с Мирнином

Он пошел на кухню, взял свои ключи, оглянулся и спросил, — Клер? Ты здесь?

Она попыталась создать холодные пятна воздуха, но очевидно, у неё сейчас было недостаточно сил, чтобы это провернуть. Даже прохождение сквозь него не срабатывало.

— Я не хотел говорить им, но… если я не вернусь, Клер, ты должна будешь найти способ остаться с Шейном. Как-нибудь. Поняла? И позаботься о Еве. Мне нужно, чтобы ты пообещала мне.

Теперь он выглядел не уверенным, не таким уверенным, каким он представал перед другими. Он знал, что выходить туда опасно. Смертельно опасно.

— Обещаю, — сказала она. Он по-прежнему не слышал ее. Зная, что это плохая идея, она протянула руку и коснулась потока энергии дома, впитывая ее в себя. Она слышала, как её голос практически звенел и отзывался эхом в черно-белом мире, когда она произносила, — Я сделаю все, что в моих силах, Майкл. Я люблю тебя. Будь осторожен.

Он услышал её. Она увидела, как облегчение нахлынуло на него, он улыбнулся и ушел.

Клер отпустила пульсирующую силой решетку, и сразу почувствовала себя опустошенной. Слабой. Исчезающей.

Она увидела вспышку цвета — цвет? в этом черно-белом мире? — и развернулась в воздухе, чтобы оказаться к этому лицом к лицу.

Опираясь на закрытую дверь кухни, отделяющую её от Шейна и Евы, стоял Хирэм. Он был одет в красный жилет из парчи с золотой цепочкой часов. Он выглядел почти настоящим, почти более реальным, чем её живые друзья из черно-белого мира.

— Я тебя предупреждал, — сказал он. — Я предупреждал, чтобы ты больше не смела к этому прикасаться.

— Майклу нужно было услышать меня.

— Он убежал по поручению, как дурак, и если он умрет, я не смогу спасти его снова, — сказал Хирэм. — Это твоя ошибка, девочка. Он одержим возвращением того, что больше не реально.

— Я реальна! — отрезала она. — Более реальна, чем вы.

Он осмотрел себя, сияющего великолепными яркими красками, и Клер почувствовала себя глупо, произнеся это. Конечно, он был более реальным, или, по крайней мере, более сильным. — Я говорил это раньше: дом любит тебя. Но это не значит, что ты должна нравиться мне. Это все инстинкт. Я — мозг, Клер. И я считаю, что ты опасна. Ты продолжаешь натыкаться, касаться того, чего не имеешь никакого права касаться. Ты как малыш в комнате, полной стекла.

— Не хотите ли вы сказать, что я опасна для вас? — спросила она.

Хирэм улыбнулся, но это было очень холодно. — Я бы разорвал и бросил тебя, когда ты появилась впервые.

Клер инстинктивно отступила. Существовало что-то реальное в нем, хотя он и был призраком, как и она. Хирэм был силен. Сильнее, чем она думала. Что он сказал? Что-то о его костях в фундаменте и крови в растворе…тьфу. Но это сделало его очень сильным, подумала она. И территориальным. Он был частью дома, но у дома все еще были собственные желания. Дом спас её, но Хирэму это не нравилось.

Опасно.

Он дрейфовал в её направлении, хотя и казалось, что он вообще не двигался. Клер на секунду заколебалась, и в этот момент, он бросился на нее. Она была совершенно уверена, что если бы он прикоснулся к ней, схватил бы её этими сильными руками, то разорвал бы её на части.

Клер вскрикнула и упала сквозь пол. Это было все, что она смогла придумать… она падает сквозь древесину, грязные трубы, пораженных крыс, кошмарное количество тараканов и упала в темный жуткий подвал, который при выключенном свете был еще ужаснее.

Это было очень опасно. Она услышала мягкий, бестелесный смех Хирэма. — Я в фундаменте, девочка. Ты думаешь, что сможешь бороться со мной здесь?

Клер вообще не была уверена, что сможет с ним бороться: это было последнее, что она хотела испытать. Вместо этого она взмыла вверх, через пол, через гостиную, попала на второй этаж и….

… И оказалась в секретной комнате, которая была на самом верху, на уровне чердака. Это было убежищем Амелии, с того момента, как дом был изначально построен (Хирэм, как она догадалась, был тут даже тогда). Это всегда было особым убежищем Клер, и теперь она дрожала, ожидая появления Хирэма, который кричал на неё сквозь стены.

Но он не появился. Она прислушалась, расширила свои новые и неуклюжие чувства (это мертвая часть взялась за работу) и почувствовала… ничего. Как будто эта комната существовала отдельно от всего мира. Она даже чувствовала себя по-другому… и, с внезапным шоком, она поняла, что это определенно выглядит по-другому, потому что горели огни, и она могла видеть красный пыльный бархат на диване, и коричневую древесину, и ювелирную лампу Тиффани из цветного стекла.

Цвет.

Когда она закрыла глаза, то смогла фактически почувствовать присутствие Хирэма, но рядом с комнатой. Он стукнулся об пол, и отпрыгнул прочь, и теперь кружил вокруг комнаты, как акула, отыскивая способ попасть внутрь.

Каким-то образом, Амелии удалось сделать это место убежищем не только на физическом уровне, но и на этом тоже.

Она будет в безопасности, если будет оставаться здесь.

Но она не только могла фактически видеть себя, как очень слабое призрачное изображение, но и когда она села на кушетку, почувствовала силу тяжести.

Это было самым реальным за весь день, и она свернулась калачиком на бархате, практически чувствуя его, и закрыла глаза.

Майкл вернется, сказала она себе. Скоро. И Мирнин будет с ним.

Она выберется из этого.

Она должна выбраться из этого.

Клер не спала, но тишина и мягкий мир комнаты помогли её… расслабится. Когда она услышала щелчок дверного замка, она села и вытянулась в струнку от ужаса.

Хирэм смог попасть в комнату.

Только…это был не он. Это был не Хирам вообще. Она услышала шаги по лестнице, и затем Шейн появился в комнате, спрашивая, — Клер? — Он звучал испуганно. — Клер, ты здесь?

— Да, — ответила она.

Его голова резко повернулась, и глаза расширились. Он услышал меня. Нет, он увидел меня!

— Клер, — сказал Шейн, и чувствовалось облегчение в его голосе. Он заколебался на секунду, затем указал на неё, — Не двигайся!

Он спустился вниз и прокричал, — Я нашел её! Она здесь!

— Хорошо! — крикнула Ева в ответ. — Эм, ты хочешь, чтобы я поднялась или…?

— Нет, — сказал он. — Не сейчас.

— Тогда я приму душ.

Ева, подумала Клер с улыбкой, всегда принимала душ, когда её что-то беспокоило или она нервничала. И она, конечно же, очень волновался о Майкле.

Шейн закрыл дверь в коридор, и сказал, — Там есть только горячая вода.

Он поднялся назад и посмотрел на диван, на неё. — Я вижу тебя, — сказал он.

— Правда? Я реальна? — она осмотрела себя. Она не была настоящей, по крайней мере в собственных глазах. Больше как подлинный призрак… такая, но не такая.

Шейн потянулся и медленно коснулся её руки, и она почувствовала… почувствовала его прикосновение. Это реально.

— Да, — сказал он. Это звучало мягко, не очень настойчиво. Он сел на диван, и прежде, чем она могла подумать о том, чтобы пересесть, схватил её и прижал к себе. Где он коснулся её, где их тела соприкасались, она снова почувствовала себя живой, как будто он был якорем в её мир. Он поцеловал её, и это было прекрасно, все ощущения, все прикосновения, тепло его губ… так удивительно.

Она точно не знала, как это произошло, но он лежал на диване, а она лежала сверху на нем, и это было так приятно, сладко и замечательно. Его пальцы гладили волосы, и опускались, чтобы коснуться лица.

— Ты делаешь меня настоящей, — произнесла она удивленно. — Это ты.

Он ничего не сказал. Не словами. После этого все было размыто, красиво, странно, но совершенно, и она не хотела отпускать его, никогда.

Но когда она наконец открыла глаза и осмотрелась, то поняла, что что-то не так. Шейн спал рядом с ней, свернувшись калачиком и прижимаясь к ней, но он… побледнел. Цвет его кожи, волос казались ей бледными. Почти черно-белыми, как это было внизу, вне этой комнаты.

А она была ярче. Намного ярче.

Она отнимала цвет у него.

Клер встала и отошла от дивана. Шейн пробормотал что-то и потянулся к ней, но она осталась на расстоянии вытянутой руки. — Я не могу, — прошептала она. — Эта… комната, комната Амелии, она что-то делает с нами…

— Она делает тебя реальной, — сказал он. — Все хорошо.

— Нет, нет, это не так. Ты исчезаешь, Шейн. И я не могу это сделать.

Она выглядела настоящей сейчас, и чувствовала себя настоящей, но только не такой ценой. Никогда.

— Клер… — Шейн попытался встать, но он был слаб, и чуть не упал. Он откинулся на диване, очень бледный. — Ух ты. Голова кружится.

— Ты должен уйти, — сказала она. — Ты должен оставить меня здесь. Со мной все будет в порядке, пока не придет Мирнин. Пожалуйста, Шейн. Ты не можешь остаться.

— Я уйду, — сказал он. — Только если ты согласишься на последний поцелуй.

Она не могла, но и не могла что-либо с собой поделать. Он встал, взял себя в руки и подошел к ней. Она попятилась, но уперлась спиной в стену. За пределами комнаты её поджидал Хирэм.

Шейн поцеловал её. Это был страстный, приятный, полный обещаний поцелуй, и после он отступил назад, улыбаясь.

Но он стал еще бледнее.

— Иди, — прошептала она. — Иди, Шейн. Пожалуйста. Я люблю тебя, и ты должен идти.

Он взял свои джинсы и натянул их, схватил свою рубашку и одел её. — Я не потеряю тебя, — сказал он. — Я говорю тебе. Я не потеряю.

Она улыбнулась, и смотрела ему в след.

Затем она растянулась на бархатном диване, хранящем его тепло, и лишь ненадолго, она закрыла глаза и уснула.