Клер

Губы Шейна были похожи на бархат на задней части ее шеи, и Клер дрожала от восторга, когда его дыхание согревало ее кожу. Она со вздохом прислонилась к нему. Тело ее парня ощущалось твердым и безопасным, а его руки, обнимающие ее, дарили чувство комфорта. Он был выше ее, так что ему пришлось наклониться, чтобы положить свой подбородок ей на плечо и прошептать: — Ты уверена насчет этого?

Клер кивнула. — У тебя просроченное уведомление, не так ли? Именно это, или они придут для сбора. Ты этого не хочешь.

— Ну, ты не должна быть здесь, — указал он, не в первый раз сегодня. — Разве у тебя нет занятий?

— Не сегодня, — сказала она. — У меня была утренняя О-Боже-мой лабораторная, но теперь я освободилась.

— Хорошо, тогда, ты не должна делать это, потому что ты освобождена от налогообложения.

Под свободной от налогов, он подразумевал, что она не должна была платить… кровью. Налоги в Морганвилле собирались тремя способами: вежливым путем — через центр сбора крови, или не очень вежливым путем, когда передвижная станция крови появлялась, как черная акула, на твоем крыльце с людьми в черном — стиль "технического персонала" чтобы убедиться, что вы выполняете свои гражданские обязанности.

Третий способ был насильственным, в темноте, когда вы были не защищены и укушены.

Вампиры. Полная боль в шее — буквально.

Шейн был совершенно прав: у Клер был юридический документ, который сказал, что она была избавлена от ответственности пожертвований. Популярная мудрость — и это не было неправильно — было то, что она уже дала достаточно крови Moрганвилля.

Конечно, Шейн прав… хотя, в тоже время, он не всегда был на стороне вампиров.

— Я знаю, что не обязана этого делать, — сказала она. — Я хочу. Я пойду с тобой.

— В случае если ты волнуешься, я не испуган как девчонка или что-нибудь подобное.

— Эй! — она ударила его по руке. — Я девочка. Что именно ты имел ввиду? То, что я не смелая или что?

— Ой, — сказал Шейн. — Ничего. Точно, принцесса Амазонок. Я понял.

Клер повернулась в его объятиях и поцеловала, сладкая волна тепла прошла сквозь нее, когда их губы встретились. Прекрасная радость этого выпустила взрыв пузырьков внутри нее, пузырьков наполненных счастьем. Боже мой, как она любила это. Любила его. Это был трудный год, и он… ошибся, это было лучшее, что она могла придумать. У Шейна были темные стороны, и он все еще боролся с ними. Все еще боролся.

Но он так усиленно работал над этим, чтобы все исправить — не только для нее, но и для всех кого он подвел. Майкл, его лучший (вампирский) друг. Ева, еще один (невампирский) лучший друг (и лучший друг Клер тоже). Даже родители Клер привлекли истинное внимание: он ходил с ней повидаться с ними дважды, с разрешения вампиров выйти, и он был серьезным и спокойным даже когда ее отец устроил ему допрос.

Он хотел быть другим. Она знала это.

Когда поцелуй, наконец, закончился, Шейн выглядел так, как будто был под кайфом и еще это отсутствующее выражение в его глазах, казалось у него были проблемы с тем, чтобы ее отпустить.

— Знаешь, — сказал он, убирая волосы с ее щеки большой и теплой ладонью, — мы могли бы все это бросить и пойти обратно домой, и не сдавать им свою кровь. Попробуем прийти завтра.

— Передвижная станция крови, — напомнила она ему. — Они заставят тебя. Ты действительно хочешь этого?

Он вздрогнул.

— Черт, нет. Хорошо, но только после тебя.

Они стояли на тротуаре возле Моргавилльского банка крови, с большим веселым знаком потери крови и безупречно чистым общественным входом.

Внутри все выглядело как после ремонта, стало ярче, освещено лучше чем было в прошлый раз когда она здесь была, и новая мебель выглядела комфортно и по домашнему. Они даже установили аквариум в котором плавали тропические рыбки вокруг живых кораллов. Мило. Очевидно, что вампиры пытались улучшить условия, чтобы люди не так сильно переживали.

Сидящая за стойкой женщина подняла глаза и улыбнулась. Она была человеком, вроде бы заботливой, и, достав карточку Клер, она подняла свои тонкие, седеющие брови. — Ох, — сказала она. — Ты знаешь, что уже полностью оплатила за год. Так что нет необходимости…

— Это добровольно, — перебила Клер. — Все в порядке?

— Добровольно? — Женщина повторила слово, как будто оно было на незнакомом языке. — Что ж, я полагаю… — Она покачала головой, ясно думая что Клер была чокнутой и с улыбкой повернулась к Шейну. — А ты, милый?

— Коллинз, — ответил он. — Шейн Коллинз.

Она вытащила его карточку, и снова подняла брови вверх. — Вы, безусловно, не расплатились, мистер Коллинз. На самом деле, у вас шестидесятидневная просрочка. Снова.

— Я был занят. — Он не улыбнулся. Как и она.

Она поставила печать на его карточке, написала на ней что-то и вернула ее в папку, затем передала им обоим полоски бумаги. — Через дверь, — сказала она. — Хотите быть в комнате вместе или отдельно?

— Вместе, — сказали они в один голос и посмотрели друг на друга. Она не могла не ухмыльнутся, и Шейн закатил глаза.

— Она вроде как трусишка, — сказал он. — Падает в обморок при виде крови.

— Ох, да брось, — сказала Клер со вздохом. — Это характеризует только одного из нас.

Женщина за стойкой, хоть и имела материнскую внешность, явно нам не сочувствовала.

— Хорошо, — сказала она оживленно. 0 Вторая дверь справа. Там есть два кресла. Я пойду позову кого нибудь, чтобы вас обслужили.

— Да, насчет этого… Не могли бы вы послать к нам человека? — спросил Шейн. — Меня пугает, когда из меня выкачивает кто-то кровь, а в это время я слышу урчание в его животе.

Клер ударила его по руке, заставив замолчать, и улыбнулась женщине, потащив его к двери, в которую их направили.

— Серьезно, — сказала она ему, — что было тяжело сдержать, чтобы не сказать чего-нибудь?

— Вроде того. — Он пожал плечами, потом открыл дверь и придержал для нее. — Дамы вперед.

— Я действительно начинаю думать, что ты просто испуганная кошка.

— Нет, я просто до безупречности вежлив. — Он косо взглянул на нее, и очень серьезно сказал, — Я пойду первым в любой бой ради тебя.

Шейн был тем человеком, кто выражал свою любовь через защиту, но теперь это было осознанно, его способ компенсировать ту злость и агрессию, которая была в нем ранее, забравшая все лучше в нем. Даже в самые худшие дни он никогда не причинял ей боль, но он становился все ближе и ближе к тому состоянию, и это очень пугало, следовало за ним как тень.

— Шейн, — сказала она и остановилась, чтобы посмотреть ему в лицо. — Если уж на то пошло, я буду сражать рядом с тобой. А не позади тебя.

Он слегка улыбнулся и кивнул, когда они снова начали двигаться. — Я все равно прыгну под первую пулю. Надеюсь с этим все в порядке.

Она и не должна была переживать, в действительности, но мысли и эмоции заставили ее покрасней когда она вошла в комнату. Как и везде, в банке крови, здесь было тепло и комфортно. Откидные кресла из кожи или чего то винилового. В динамиках над головой играло что-то звучное и нежное, и это заставило Клер расслабиться, а Шейн напротив, извивался в кресле и не знал, что делать.

Он стал совершенно неподвижным, когда открылась дверь, и зашел тот, кто должен был их обслужить.

— Не может быть, — сказала Клер. Во-первых, тот кто зашел был вампиром. Во-вторых, это был Оливер. Ох, на нем был белый халат, а в руках он нес принадлежности для сбора крови и выглядел очень официально, но это был Оливер. — Что именно заставляет второго по главности вампира в городе собирать кровь?

— Да, и разве вам не нужно делать эспрессо в кафе? — Добавил Шейн с излишним раздражением. Оливера чаще всего можно было найти за стойкой, но этого не требовалось. Ему просто нравилось делать это, и Шейн это знал. Когда вы (предположительно) богатый (конечно) и могущественный вампир, как Оливер, вы, черт возьми, вольны делать все, что захотите.

— Там везде ходит грипп, — сказал Оливер, игнорируя тон Шейна, потом он достал принадлежности и положил их на специальный поднос. — Я знаю, что они работают очень мало. Поэтому я берусь за работу сам.

Так или иначе, чувствовалось, что эта была не вся история, даже если была и правдой. Она недоверчиво за ним следила, пока он быстро ставил свой стул рядом с ней и завязывал жгут на плече, затем протянул ей красный резиновый мячик, чтобы сжимать пока он подготавливал иглу.

— Я так думаю, что ты будешь первой, — сказал он, — учитывая обычное отношение Шейна ко всему этому.

Это прозвучало как грубый сарказм на слова Шейна, и Шейн открыл рот, потом спохватился, просто сильно сжав губы. Хорошо, подумала она. По крайней мере он пытается.

— Конечно, — сказала она. Ей удалось не вздрогнуть, когда его холодные пальцы прощупывали руку, чтобы найти вену, и она сосредоточилась на его лице. Оливер всегда казался старше, чем многие из вампов, хотя она не могла вполне понять почему: его волосы, возможно, которые были с серыми полосками, и которые он скреплял в "конский хвостик" в стиле хиппи. На самом деле, было не так уж много морщин на его лице, но она всегда думала о нем как о мужчине средних лет, и когда она действительно смотрела на него, не могла сказать почему именно он создавал такое впечатление.

В основном он казался более циничным, чем другие.

Сегодня он был одет в серый свитер поверх черной футболки и в синих джинсах, очень удобно; практически его одежда не сильно отличалась от одежды Шейна, но только Шейну удавалось смотреться резко и модно.

Игла вошла быстро, с резкой болью, но затем становилась все меньше и меньше, Оливер взял со стола пакет и прикрепил к руке. Он развязал жгут и зажимы, и Клер увидела как темно-красная кровь стекает вниз, заполняя пакет для крови.

— Хорошо, — сказал он. — У тебя отличное кровообращение.

— Я… не совсем уверена, как мне стоит к этому относиться.

Он пожал плечами. — У нее прекрасный цвет и давление, да и запах весьма четкий. Очень приятный.

Клер почувствовала себя еще хуже, как только он сказал — он произнес это как ценитель вина, восхищающийся своим любимым сортом. В действительности, она почувствовала легкую слабость, положила голову на мягкие подушки и уставилась на веселый плакат, висевший на двери.

Оливер перешел от нее к Шейну, и как только она сделала пару глубоких, успокаивающих вдохов, она перестала изучать котенка на плакате и посмотрела на своего парня. Он был напряжен, но старался этого не показывать — она могла прочесть это по слегка бледному, застывшему лицу и по тому, как его плечи были зажаты, подчеркивая мышцы под его свитером. Он закатал рукав, не говоря ни слова, и Оливер — тоже молча — завязал жгут и протянул ему еще один мяч для сжимания. В отличие от Клер, которая была едва в состоянии сдавить мячик, Шейн едва не расплющил его, когда надавил. Его вены были видны даже через всю комнату, и Оливер лишь слегка прикоснулся к ним кончиками пальцев, вообще не встречаясь с взглядом Шейна, затем вставил иглу так быстро и гладко, что Клер едва не упустила этого. — Две пинты, — сказал он Шейну. — Ты все равно будешь отставать от своего графика, но, полагаю, мы не должны выкачивать из тебя гораздо больше за один раз.

— Ты кажешься разочарованным? — голос Шейна был слабым и прерывистым, и он положил голову обратно на подушки, когда зажмурил глаза. — Черт, я ненавижу это. Действительно ненавижу.

— Я знаю, — произнес Оливер. — Твоя кровь отдает этим.

— Если ты продолжишь в том же духе, я тебе врежу. — Шейн сказал это мягко, но он не шутил. Мускул на его челюсти был сжат туго, как стальной трос, а его рука качала резиновый мяч в конвульсивных сжатиях. Оливер снял жгут и зажимы, и кровь Шейна двинулась вниз по трубке.

— Могу я указать получателя для своего пожертвования? — спросила Клер. Это привлекло внимание Оливера, и даже Шейн приподнял веки, чтобы взглянуть на нее. — Раз уж я сдаю добровольно.

— Да, я полагаю, — сказал Оливер, и достал черный маркер. — Имя?

— Больница, — сказала она. — Для чрезвычайных ситуаций.

Он одарил ее долгим, оценивающим взглядом, а затем пожал плечами и поставил простой крест на пакете — заполненным уже на четверть — прежде чем закрепить его в держателе рядом с ее креслом.

Шейн открыл рот, но Оливер сказал: — Даже не думай произносить это. Твоя уже заказана.

Шейн ответил на это рвотными звуками.

— Именно поэтому твоя кровь не предназначена для моего счета, — сказал Оливер. — У меня действительно есть стандарты. А теперь, если кто-либо из вас почувствует тошноту или слабость, нажмите кнопку. Так или иначе, я вернусь через несколько минут.

Он встал и пошел к двери, но помедлил, положив руку на ручку. Он повернулся к ним и сказал: — Я получил приглашение.

На мгновение Клер не знала о чем он говорил, но затем она ответила: — Оу. Вечеринка.

— Помолвка, — произнес он. — Тебе следует поговорить со своими друзьями по поводу… политической ситуации.

— Я… Что? О чем вы говорите?

Глаза Оливера сверлили ее, и она опасалась какого-либо вампирского принуждения, но он, казалось, абсолютно не пытался. — Я уже пытался предостеречь Майкла, — сказал он. — Это неразумно. Очень неразумно. Вампирское сообщество в Морганвилле уже… обеспокоено, они чувствуют, что людям дали слишком много свободы, слишком много дозволенности в их деятельности в последнее время. Всегда существовали четкие отношения…

— Серийного убийцы и жертвы, — вставил Шейн.

— Защитника и Защищаемого, — сказал Оливер, бросив хмурый взгляд на ее парня. — Такие отношения освобождены от слишком сильных эмоциональных осложнений. Это обязательство, которое вампиры могут понять. Эта… связь между Майклом и вашим человеческим другом Евой… неотработанна и неприятна. Теперь, когда они грозятся узаконить эти отношения… возникло сопротивление. С обеих сторон, от вампиров и людей.

— Погоди, — сказал Шейн. — Ты серьезно говоришь нам что люди не хотят чтобы они поженились?

— Существует четкое понимание того, что не уместно или не разумно разрешать вампиро-человеческие смешанные браки.

— Это рассизм!

— Это никак не связано с расой, — сказал Оливер. — Это связано с видами. Между вампирами и людьми установившиеся отношения, и, с точки зрения вампиров, это отношения хищника и жертвы.

— Я все еще думаю, что ты имеешь в виду паразита и хозяина.

Раздражительность Оливера вспыхнула, что было опасно. Его лицо изменялось, буквально перемещалось, словно внутренний монстр стремился вырваться. Затем всё исчезло, но осталось ощущение в комнате, покалывающий шок, заставивший даже Шейна заткнуться, по крайней мере, пока. — Некоторые не хотят, чтобы Майкл и Ева поженились, — сказал он. — Можете мне поверить на слово, что даже равнодушные считают, что это ничем хорошим не кончится для всех участников. Это неразумно. Я говорил ему об этом, и я пытался сказать ей. Теперь я говорю вам остановить их.

— Мы не можем! — воскликнула Клер ужаснувшись. — Они любят друг друга!

— Это точно не имеет никакого отношения к тому, что я говорю, — сказал ей вампир, и открыл дверь в комнату. — Меня совершенно не волнуют их чувства. Я говорю о реальной ситуации. Брак — политически губителен, и разожжет проблемы, которые лучше всего оставить тлеющими. Скажи им это. Скажи им, что это будет остановлено, так или иначе. И лучше, если они остановят это сами.

— Но…

Дверь закрылась, что бы она ни собралась сказать, и, в любом случае, Клер не была уверена, что у нее действительно была хоть какая-нибудь идея. Она посмотрела на Шейна, который казался столь же безмолвным, как и она.

Но он, конечно же, первым обрел голос. — Ну, — сказал он, — Я ему так и сказал.

— Шейн!

— Послушай, вампиры и люди вместе — никогда не было хорошей идеей. Это, как союз кошек и мышей. Всегда скверно заканчивается для мыши.

— Это не вампиры и люди. Это Ева и Майкл.

— В чем именно отличие?

— Это… просто!

Шейн вздохнул и положил голову обратно на подушки. — Хорошо, — сказал он. — Но я ни за что не разобью Еве сердце. Тебе придется сказать ей, что свадьба отменяется, любезность от вампирского почти-босса. Просто дайте мне знать заранее, чтобы я смог установить на своих наушниках заглушающие настройки, чтобы перекрыть крики и вой.

— Ты такой трус.

— Из меня кровь вытекает в пакет, — указал он. — Я думаю, что заслужил какой-нибудь нетрусливый нагрудный знак.

Она бросила свой красный резиновый мячик в него.

Не то, чтобы Клер тайно не видела, что все это надвигается.

Она не хотела в это верить. Она была вовлечена во все приготовления к вечеринке — Ева настояла на этом. Вдвоем они планировали абсолютно все, начиная с салфеток (черных) на скатертях (серебряных) до цвета бумаги для приглашений (черный, опять же, с серебряными чернилами). Было весело, конечно, проводить время только девичьей компанией, выбирать цветы, еду и сувениры для гостей, составлять список музыкальных композиций, и, лучше всего, выбирать одежду.

Это было только на этой неделе, как все стало… ну, реальным… и у Клер появилось чувство, что, может быть, не все было так сказочно и слащаво. Прогулка с Евой по центру города обернулась совершенно новым, шокирующим опытом: Клер привыкла, что ее игнорировали, или (в последнее время) смотрели с какой-то странной осторожностью — ношение брошки Основателя Морганвилля на воротнике принесло ей совершенно ненужную (возможно незаслуженную) репутацию крутой штучки.

Но на этой неделе, гуляя с Евой, она видела, что добавилась ненависть.

О, это не было очевидным или еще что… Стало ясно по косым взглядам, сжатым губам людей и резкой манере общения с Евой, если они вообще разговаривали. Морганвилль несколько изменился за последние пару лет, и одним из наиболее важных изменений было то, что люди больше не боялись показать, что они чувствовали. Клер думала, что это — позитивные изменения.

Сначала, Клер решила, что отвержение — просто единичные случаи, а затем она подумала, что, возможно, это была всего лишь нормальная для маленького города политика в сфере труда. Ева была Готом, она была легко узнаваема, и, хотя и была сокрушительно забавной, она также могла раздражать людей, которые ее не принимали.

Всё же это было что-то другое. Взгляд в глазах людей, когда они смотрели на Еву… Это было презрение. Или гнев. Или отвращение.

Ева, казалось, сначала не обращала внимание, но Клер заметила ослабление в ее обычно глянцевых доспехах юмора примерно на полпути их последнего похода по магазинам — примерно в то время, когда неприятная дама с церковной прической отошла подальше от прилавка, пока Ева проверяла сумки, набитые всякой всячиной для вечеринки. Когда она ушла, Церковная Леди занялась беспорядком на витрине с солнцезащитными очками, и Клер заметила кое-что странное.

Женщина была слишком старой для татуировок — по крайней мере, слишком старой для новых — но на ее руке было нарисованное чернилами изображение, все еще красное по краям. Клер увидела лишь мельком, но это выглядело как нечто очень знакомое.

Кол. Это был знак кола.

Другая, леди помоложе, в спешке вышла из задней части магазина, чтобы обслужить Еву, раскрасневшаяся и возбужденная. Она избегала их взглядов и произнесла необходимый минимум, чтобы они поскорее убрались из магазина. Церковная Леди вообще не потрудилась на них взглянуть.

Клер подождала, пока они не оказались на безопасном расстоянии от любых прохожих, прежде чем сказала: — Так, значит, ты заметила тату? Странно.

— Кол? — Накрашенные черной помадой губы Евы были плотно сжаты, и даже в солнечном свете, ее подведенные черным глаза казались темными. Ее городской макияж, как правило, выглядел действительно круто, но в ярком зимнем солнечном свете, подумала Клер, он выглядел немного… отчаянно. Не умоляя о внимании, а крича о нем. — Да, это новая фишка. Вытатуировать кол. Даже престарелые выстраиваются за ними. Человеческая гордость и все прочее дерьмо.

— Вот почему…

— Почему эта сука отказалась меня обслуживать? — Ева отбросила свои черные крашеные волосы назад с бледного лица с неповинующейся дрожью. — Да, вероятно. Потому что я предательница.

— Не больше чем я.

— Нет, ты подписалась на Защиту, и ты очень в этом преуспела — они это уважают. Вот что они не уважают, так это спать с врагом. — Ева выглядела решительно, но там также скользило и отчаяние. — Быть сосиской для кровососа.

— Майкл — не враг, а ты не… как кто-то может думать такое?

— В Морганвилле всегда был такой подтекст. Мы и они, ну, ты знаешь. «Мы» — не имеют клыков.

— Но… вы же любите друг друга. — Клер не знала, что удивило ее больше… то, что жители Морганвилля принимали Еву, или то, что она сама не была особо удивлена этим. Люди бывали мелкими и глупыми иногда, и насколько бы потрясающим Майкл не был, некоторые люди никогда не будут воспринимать его иначе, как ходячую пару клыков.

Правда, он не был пушистым щеночком — Майкл был способен к реальному применению насилия, но только в тех случаях, когда ему приходилось это сделать. Он предпочитал избегать драк, не провоцировать их, и в душе он был верным, добрым и застенчивым.

Трудно разглядеть единое целое под клеймом «вампир, поэтому злой».

Старый ковбой, в комплекте со шляпой, сапогами и подбитой овчиной джинсовой курткой, прошел мимо них на тротуаре. Он бросил на Еву злобный, прищуренный взгляд и сплюнул чем-то противным прямо перед ее блестящими, на высоких каблуках, лакированными туфлями.

Ева подняла подбородок и продолжила идти.

— Эй! — сказала Клер, обращаясь к ковбою в негодовании и ярости, но Ева схватила ее за руку и потащила. — Постой… он…

— Урок № 1 в Морганвилле, — сказала Ева. — Продолжай идти. Просто продолжай идти.

И они пошли. Ева не сказала ни слова об этом. Она нацепила яркую, ранимую улыбку, и, когда Майкл вернулся домой с уроков в музыкальном магазине, они сидели вместе на диване, жались друг к другу и шептались, но Клер не думала, что Ева рассказала ему про отношения.

Теперь еще эта ситуация с Оливером, говорящим напрямую, что свадьба отменяется, или еще что.

Очень, очень плохо.

— Итак, — сказала она Шейну, когда они шли домой, прижавшись руками, засунув кисти в карманы, чтобы укрыться от ледяного, хлещущего холодного ветра. — Что я скажу Еве? Или, Боже, Майклу?

— Ничего, — сказал Шейн.

— Но ты сказал что мне следует…

— Я передумал. Я не мартышка на посылках у Оливера, и ты тоже. Если ему хочется строить из себя Лорда Замка с этими двумя, то может прийти и сделать это сам. — Шейн свирепо оскалился. — Я бы заплатил, чтобы увидеть это. Майклу не нравится, когда ему говорят, что он не может что-то делать. Особенно делать что-то с Евой.

— Ты думаешь… — Ох, это была опасная территория, и Клер заколебалась, прежде чем ступить на нее. Это было сплошное минное поле. — Боже, не могу поверить, что спрашиваю это, но… ты думаешь, Майкл действительно серьезно настроен с ней? В смысле, ты знаешь его лучше, чем я. Больше, во всяком случае. У меня возникает чувство, иногда, что он… сомневается.

Шейн молчал долго — слишком долго, подумала она — а потом сказал, — Ты спрашиваешь, действительно ли он любит ее?

— Нет, я знаю что он любит ее. Но жениться на ней…

— Брак — это громкое слово для всех парней, — сказал Шейн. — Ты знаешь это. Это нечто вроде аллергии. У нас появляется зуд, и мы потеем лишь от одной попытки произнести это слово, тем более сделать это.

— Так ты думаешь он нервничает?

— Я думаю… Я думаю, что это важное событие. Важнее для него и Евы, чем для большинства людей. — Шейн не поднимал глаз, сосредоточенный на тротуаре и их шагах. — Послушай, спроси его, хорошо? Это девчачий разговор. Девчачьи разговоры не по мне.

Она ударила его в плечо: — Задница.

— Так-то лучше. А то у меня появляется чувство, что мы должны пройтись по обувным магазинам или еще что.

— Быть девчонкой не так уж и плохо!

— Нет. — Он вытащил руку из кармана и положил ее ей на плечи, обняв. — Если бы я мог быть наполовину девушкой, похожей на тебя, я бы… Вау, я понятия не имею, куда бы я с этим отправился, и оказывается это просто неудобно.

— Осел.

— Тебе нравится быть девушкой — это хорошо. Мне нравится быть парнем — это тоже хорошо.

— Дальше ты скажешь, что «Я — Тарзан, а ты — Джейн!».

— Я видел, как ты вонзала стрелы в вампиров. И чертовски маловероятно, что я бил бы себя кулаком в грудь и пытался сказать тебе, что я ношу набедренную повязку где-то здесь.

— И ты сменил тему. Майкл. Ева.

Он поднял левую руку. — Клянусь, я понятия не имею, что думает Майкл. Парни не тратят все свое время на попытки прочесть мысли друг друга.

— Но…

— Как я и сказал. Если ты хочешь знать, спроси его. Майкл все равно не в состоянии солгать. Только не тем людям, о ком он заботится.

Это — правда, или, по крайней мере, всегда было правдой раньше. Особенно холодный порыв ветра резанул по незащищенной коже горла и лица Клер, она вздрогнула и еще теснее прижалась к теплому боку Шейна.

— Прежде чем ты спросишь, — проговорил Шейн, опустив свою голову ниже к ней, — Я люблю тебя.

— Я не собиралась спрашивать.

— О, ты прокручивала это в своей голове. И я люблю тебя. Теперь твоя очередь.

Она не смогла сдержать улыбку, распространяющуюся по ее лицу, или тепло, рвущееся наружу внутри нее, летнее тепло, в отличие от зимнего дня. — Ну, ты же знаешь, я все ещё анализирую, что я чувствую, в своем девичьем стиле.

— О, теперь, это просто низко.

Она повернулась, встала на цыпочки, и поцеловала его. Губы Шейна были прохладными и немного сухими, но они согрелись, а лизнув их языком, она смягчила поцелуй до шелка и бархата. На вкус он был как кофе и карамель с каким-то темным, пряным, его собственным оттенком. Вкус, который она страстно желала каждый день, каждый час, каждую минуту.

Шейн издал удовлетворенный звук в глубине его горла, обхватил ее за талию и отвел назад, пока она плечами не ощутила холодную кирпичную стену. Затем он принялся за серьезные поцелуи — глубокие, сладкие, горячие, настойчивые. Она потерялась в них, парящая и одурманенная, пока он, наконец, не прервался на вдох. Взгляд его карих глаз был сосредоточенным и мечтательным одновременно, а его улыбка была… опасной. — Ты все еще анализируешь? — спросил он.

— Хм, — сказала Клер, и прижалась к нему. — Думаю, я приняла решение.

— Черт, надеюсь, что нет. У меня еще есть много способов в запасе, чтобы попытаться добиться своего.

Кто-то рядом с ними прочистил горло, и это было достаточно неожиданным, чтобы Шейн сделал гигантский шаг назад, встав между источником этого шума и Клер. Защищая ее, как всегда. Клер раздосадовано покачала головой, и обошла его справа, чтобы встать рядом с ним.

Источником шума был Отец Джо. Священник Морганвилльской католической церкви был человеком слегка за тридцать, с рыжими волосами, веснушками, добрыми глазами и лишь слегка осуждающей улыбкой, которой он их одарил. — Не хотел вам мешать, — сказал он, что было ложью, но, возможно, очень маленькой. — Клер, я хотел поблагодарить тебя за посещение репетиции хора в минувшее воскресенье. У тебя очень приятный голос.

Она покраснела — отчасти потому, что священник так внимательно наблюдал за ней, непристойно размышляющей о своем парне, и отчасти потому, что она не привыкла к такого рода комплиментам. — Он не очень сильный, — сказала она. — Но я люблю временами попеть.

— Тебе просто нужна практика, — сказал он. — Я надеюсь, что мы вскоре снова увидим тебя на мессе. — Он приподнял свои брови, потом кивнул Шейну. — Ты тоже всегда приглашен.

— Спасибо за приглашение, — сказал Шейн, почти искренне.

— Но ты не придешь.

— Чертовски на это похоже, Отец.

Клер продолжала краснеть, потому что, пока Отец Джо уходил, заложив руки за спину, Шейн повернулся, чтобы посмотреть на нее. — Месса? — повторил он, поднимая брови. — Скажи мне, что ты не исповедовалась.

— Нет, ты должен быть настоящим католиком, чтобы сделать это, — сказала она.

— Так… что за интерес?

— Мирнину захотелось пойти. — Это прозвучало всеобъемлюще, хоть и кратко. Начальник Клер — опасный чокнутый вампир, который был совершенно милым большую часть времени, пока не переставал таковым быть — не был предметом особой симпатии Шейна, и она поспешила продолжить, когда увидела, как выражение его лица немного сместилось в сторону раздражения.

— Я ходила с ним пару раз для, ну знаешь, здравомыслящего управления. Но я скорее Унитарий, я думаю. Церковь хорошая, однако. Как и Отец Джо. Эй, ты знал, что в городе есть еврейский храм и мечеть? Они очень маленькие, но они есть. Хотя, я не думаю, что вампиры слишком там приветствуются.

— Только не рассказывай ему ничего, ну знаешь, личного. О нас.

— Смущен?

Он отшлифовал ногти о свое пальто и посмотрел на них с преувеличенным самодовольством. — Я, смущен? Неа, я просто беспокоюсь, что он расстроится из-за своего целомудрия.

— Господи, ну какой же ты осел.

— Ты меня уже третий раз называешь так за одну прогулку. Тебе нужен новый комплимент. — Он пощекотал ее, она притворно вскрикнула и побежала, а он погнался за ней, и они мчались друг за другом по кварталу, вниз по улице, всю дорогу до белого забора вокруг их не очень привлекательного двора, поднялись на большое с колоннами крыльцо облупившегося викторианского дома. Стеклянного Дома, названного так, потому что последними (и нынешними) владельцами была семья Глассов — Майкл был последним представителем этой семьи по-прежнему здесь проживающим. Остальные, технически, арендовали комнаты, но с течением времени Шейн, Клер и Ева стали семьей Майкла. Близкими настолько же, как и семья, во всяком случае.

О чем свидетельствовал тот факт, что, когда Шейн открыл дверь, он крикнул, — Натяните штаны, люди, мы вернулись!

— Заткнись! — прокричала Ева где-то наверху. — Осел!

— Знаешь, когда люди говорят это, я просто слышу слово — потрясающий, — сказал Шейн. — Что на обед? Потому что лично я лишился двух пинт крови и нуждаюсь в еде. Печенье и апельсиновый сок не утоляют голод.

— Хот-доги, — произнесла Ева издалека. — Нет, я не приготовила чили. Ты бы просто раскритиковал, как я бы готовила его. Но есть приправа, репчатый лук и горчица!

— Ты — принцесса! — Шейн продолжил идти на кухню. — Ладно, хромая готическая полумертвая принцесса, но какая разница!

— О-СЕЛ!

Клер покачала головой, когда бросила рюкзак на диван. Она пылала и дрожала от бега, и чувствовал себя немного легкомысленной — вероятно не очень умно вытворять такое так скоро после сдачи крови, но в Морганвилле вы учитесь быстро одной вещи: как убежать даже с потерей крови. Шейн побрел на кухню, и она несколько минут слышала грохот посуды. Он вернулся с двумя тарелками — одна с обычными хот-догами, другая с хот-догами, заваленными всякой всячиной — луком, специями, горчицей, вероятно, и горячим соусом.

Клер взяла обычную тарелку. Он достал банку Колы из кармана и передал ее тоже. — Официально ты больше не осел, — сказала она ему, когда он плюхнулся на диван рядом с ней и начал набивать рот едой. Он пробормотал что-то и подмигнул ей, а она ела медленными, размеренными укусами, когда подумала о том, что ей делать с Евой.

Шейн управился со своей тарелкой первый — не удивительно — и унес и ее тарелку на кухню, оставив ее держать свой второй хот-дог. Он ушел — очень удобно — когда Ева спустилась вниз. Ее пышная черная сетчатая юбка касалась стены со странным шипением, пока она спускалась, как змея, и Ева выглядела ядовито свирепой, подумала Клер. Кожаный корсет и жакет, колготки с черепами под юбкой, черный кожаный ошейник с шипами, и толстый слой косметики. Она рухнула на диван на пустеющее место Шейна и с шумом закинула свои обутые ноги на журнальный столик со множеством хромированных цепей.

— Не могу поверить, что ты действительно заставила его пожертвовать без какой-либо системы ограничений из четырех пунктов, — сказала Ева, и потянулась за игровым контроллером. Телевизор, правда, не был включен, но ей нравилось возиться с вещами, и контроллер идеально подходил. На ее левой руке на свету мягко мерцало алмазное обручальное кольцо. Это было серебряное кольцо, не золотое — Ева не носила золото. Но алмаз был прекрасен. — Ты будешь здесь в субботу, чтобы помочь с украшениями, да?

— Да, — согласилась Клер, и откусила от своего хот-дога. Она была все еще голодна, и сосредоточилась на восхитительном вкусе, чтобы отвлечься от того, что сказал Оливер. — Что же ты хочешь мне поручить?

Ева улыбнулась, радостно изгибая темно-красные губы, и порылась в кармане ее жакета. Она выудила листок бумаги, который и передала.

— Я думала, ты никогда не спросишь, подружка невесты, — сказала она. — У меня возникли некоторые проблемы с поиском нужных припасов для вечеринки. Я надеялась, что, может быть, ты взглянешь…?

— Конечно, — сказала Клер. Это был длинный список, и она тихо оплакивала потерю своего выходного дня. — Ах… Ева…?

— Да? — Ева провела рукой по ее взлохмаченным волосам, собирая их в более подходящий пышный пучок. — Эй, думаешь это чересчур для встречи с Отцом Джо?

Клер заморгала, стараясь поместить изображение сапог Евы и жесткой сетчатой юбки в одно пространство с Отцом Джо. Она сдалась и сказала, — Наверное.

— Превосходно. Я стремилась к чрезмерности. Таким образом, независимо от того, что я одену на вечеринку, это будет облегчением.

У Евы была собственная логика, и, как правило, это было ужасно забавно, но сейчас, Клер была сосредоточена на чем-то другом. Шейну это не понравится, и честно говоря, ей самой не очень это понравится, но она чувствовала, что должна высказаться. Так и должны поступать друзья, верно? Говорить, даже если это было тяжело.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — произнесла Клер. Должно быть послышались серьезные нотки в ее голосе, потому что Ева перестала возиться с контроллером и отложила его в сторону. Она повернулась, подтянув одно колено на диван, и посмотрела прямо в лицо Клер. Теперь, когда она полностью завладела вниманием Евы, Клер неожиданно лишилась дара речи, и Шейн подозрительно отсутствовал, а должен был поддерживать… и из кухни не доносилось ни единого звука. Он, вероятно, затаился по ту сторону двери, подслушивая.

Трус.

Ева спасла ее от невыносимого напряжения, сказав очень ровным голосом, — Оливер разговаривал с тобой, не так ли?

Клер глубоко и облегченно вздохнула. — Ты знаешь.

— О, он бросал намеки, как атомные бомбы, около месяца, — сказала Ева. — Использовал всё, за исключением приказов, чтобы Майкл отменил свадьбу. — Ее темные глаза изучили лицо Клер, слишком хорошо ее зная. — Он сказал тебе, поговорить с нами об отмене. — Клер просто кивнула. Губы Евы медленно растянулись в жестокой улыбке. — Понимаешь, я всегда хотела перевернуть этот город верх дном, и мы так и делаем. Я прям могу слышать, как он говорит «В мое время, люди знали свое место. Что дальше, жениться на скоте? Собаки и кошки, живущие вместе».

Ее передразнивание акцента Оливера и нетерпеливости было настолько убийственно, что Клер рассмеялась, слегка виновато. Она услышала, как за ее спиной распахнулась дверь кухни, и, оглянувшись, она увидела стоящего там Шейна со скрещенными руками на груди, прислонившегося к стене и наблюдающего за ними. — Так, — сказал он. — Центральное Вампирское Командование не хочет, чтобы вы, ребята, поженились. Что собираетесь делать?

— Бесить их, — сказала Ева. — Ты со мной?

Улыбка Шейна была столь же темной и злобной, как у Евы. — Ты ведь знаешь.

— Видишь, я знала, что могу на тебя рассчитывать в качественном хаосе, мой человек. — Ева снова сосредоточилась на Клер. — А что насчет тебя?

— Меня?

— Я знаю, ты дружишь с ними, — сказала Ева. — Намного больше, чем я или Шейн. Все идет к тому, что ты окажешься меж двух огней. Мне это не нравится, но это произойдет.

— Оливер уже пытался поместить меня в середину, но, насколько я понимаю, за кого ты выходишь замуж не его собачье дело, — сказала Клер. — Я просто хотела убедиться, что ты поняла, что происходит.

— А что насчет Амелии?

— Это тоже не ее дело. Не может быть, чтобы это было впервые, когда человек и вампир женятся.

— Это не так.

Они все подпрыгнули — включая Еву — потому что Майкл стоял на верхней площадке лестницы, глядя на них через перила, выглядя небрежным, помятым и только что с постели. Его рубашка была наполовину расстегнута.

— Простите, — сказал он. — Я не хотел подслушивать. — Он продолжал застегивать рубашку по дороге вниз, что было — чисто с объективной точки зрения, подумала Клер целомудренно — чем-то вроде жалости. — Это не первый раз, когда вампир и человек женятся в Морганвилле, и это проблема. — Он был высоким парнем — и, что странно для вампира, ему было почти столько же лет, на сколько он выглядел, что застыло где-то около восемнадцати. Странно, но Шейн выглядел немного старше сейчас, чем когда они с Клер повстречались, а Майкл — нет. И никогда не будет.

Он устроился на своем привычном кресле, рядом с которым всегда на случай лежала его гитара. Он был, как Ева — ему нужно было куда-то деть руки, и в его случае, по умолчанию это была гитара. Он немедленно потянулся за ней и начал перебирать мягкие аккорды и ноты, настраивать струны, когда начал.

— Ну и? — сказал Шейн, и сел на подлокотник дивана рядом с Клер. — Парень, ты не можешь это так оставить.

Майкл взглянул на него, сверкнув большими голубыми глазами, а затем устремил свой взгляд на нейтральную территорию. Его музыкальное лицо, подумала Клер — то, что он использовал как щит. Единственное место, куда он не смотрел — это на Еву. Совсем. И это было просто не правильно.

— Это было еще до меня, — сказал он. — В прошлом, в шестидесятых годах, я думаю, вампир по имени Павел увлекся девушкой по имени Дженни, серьезно. Они поженились.

Тишина, если не считать устойчивого, непрекращающегося шепота пальцев по струнам гитары. Ева смотрела на него напряженно, и, наконец, сказала, — Ты мне этого не рассказывал.

Ее слова пробилось сквозь его оболочку на секунду, и он взглянул на нее, виноватым и кротким взглядом. — Прости, — сказал он. — Я пытался придумать, как это сделать, потому что у этой истории не счастливый конец.

— Не думаю, что он был, — сказала она. Ева казалась очень спокойной, очень взрослой. — Но каждая история трагична в какой-то степени. Ты просто должен знать, где остановиться, рассказывая эту историю, чтобы всё закончилось хорошо.

— Ну, у этой истории не было даже счастливой середины, — сказал Майкл. — Они были женаты около месяца, и Павел убил ее. Он не хотел делать это, он просто… не смог справиться.

— Почему? — спросила Клер. Майкл поднял брови, только подергивание, и на его лице появилось очень странное выражение, как будто он пытался придумать, как бы сформулировать свой ответ.

Наконец, он сказал, — Он не привык находиться ежедневно среди людей. В частности, не рядом с девушками.

— И она взбесила его? — спросил Шейн.

— Не совсем… ты действительно не захочешь этого знать.

— Да, — сказал Шейн, нахмурившись. — Вроде как хочу.

Теперь Майкл казался по-настоящему сконфуженным. — Бывают моменты, когда трудно находиться рядом с девушками, если ты вампир. Послушай, не заставляй меня заканчивать мысль, хорошо?

— Я не… — лицо Евы окаменело, и она посмотрела на Клер. — Ох. Оу.

Клер пожала плечами, озадаченная еще лишь секунду, а потом она тоже поняла.

Один раз в месяц. И вампиры могут учуять кровь.

Она представила, что выражение ее лица было совсем как у Евы.

Шейн медленно сел на диван рядом с Клер. — Это… невероятно отвратительно, — сказал Шейн, — и думаю, что я никогда, никогда не смогу выбросить это из головы, чувак. Спасибо.

— Я сказал, что ты не захочешь знать, — сказал Майкл. — В любом случае, Павел не ожидал этого, потерял контроль и убил ее. Потом ее семья пришла за ним и убила его. Вампиры арестовали ее отца и брата и казнили их; некоторые говорили, что они даже не были теми, кто это сделал. Это было началом целого человеческого подпольного сопротивления, и их группы напали на вампирские районы и пытались сжечь их. Люди и вампиры пострадали, некоторые погибли. В Морганвилле воцарился хаос на некоторое время. Это было плохо.

Они все сидели в тишине несколько секунд, а затем Ева сказала, — И теперь что? Амелия боится, что наша история закончится так же? Что ей придется разгребать беспорядок?

— Я не хочу причинить тебе боль, — сказал Майкл. Пока говорил, он сидел с опушенной головой, сосредоточившись на гитаре, но сейчас он поднял голову и посмотрел прямо на нее, ясными и честными голубыми глазами. — Но мы оба знаем о риске, Ева.

— Милый, это совсем не одно и то же. Если ты собирался перекусить, ты бы уже это сделал… сколько ты уже живешь в одном доме с тремя бьющимися сердцами и двумя девушками? Ты не совершишь ошибки, потому что ты уже доказал, что знаешь, как справиться с… этим. — Она неопределенно махнула рукой на них, всю ситуацию, вообще на все. — Ты же сам сказал: Павел почти никогда не вступали в контакт с живыми людьми. Его переполнили чувства — слишком много, слишком быстро. Ты уже привык к этому.

— А что, если нет? — тихо спросил он. — Ты действительно думаешь о том, что может случиться?

Она глубоко вздохнула. — Все время, Майкл. В конце концов, я единственная рискую жизнью.

Шейн откашлялся. — Ребята, если вы хотите серьезно поговорить, позвольте мне свалить отсюда.

— Нет, ты останешься, — приказала Ева. — Все останутся. Каждый должен услышать это, верно, Майкл? Если Амелия захочет спуститься с горы и сказать тебе отменить свадьбу, как ты поступишь?

Он выглядел… ну, никакое другое слово не подходило для этого, кроме — несчастным. Он снова посмотрел вниз, сыграл несколько аккордов, на самом деле не попав в нужную ноту. Она увидела, как он вздрогнул и намеренно выждал несколько долгих секунд, прежде чем сказал, — Я поступлю правильно.

— Это не ответ. — Голос Евы слегка дрогнул на этот раз, а ее кулаки, покоящиеся на колготках с узором из черепов, сжались. — Майкл, ты женишься на мне, если Амелия скажет тебе не делать этого?

— Я не знаю, смогу ли я, — сказал он. — Амелия может воздействовать на других вампиров, если ей захочется. Она способна заставить меня делать то, чего она хочет.

— Майкл!

— Я говорю тебе правду! — Он выкрикнул это, и, вставая неожиданно энергично, почти отбросил гитару. Его бледное лицо слегка порозовело, и его тело пульсировало от напряжения. Клер невольно прижалась спиной к подушкам, и почувствовала, как Шейн перенес вес своего тела рядом с ней. Она положила руку ему на колено, и он расслабился. Совсем немного. — Черт возьми, Ева, я пытаюсь. Разве ты не понимаешь? Я не могу делать только то, что мне захочется круглые сутки семь дней в неделю! Я…

— Собственность, — закончила Ева за него, и встала к нему лицом. Ее кулаки были по-прежнему сжаты. — Домашний питомец Амелии. И она может заставить тебя перекувыркнуться… так что ли?

Ты не пойдешь против нее, даже ради меня?

— Ева…

— Нет. Нет, я понимаю. — Сейчас она судорожно глотала воздух, а ее глаза сверкали, но она не плакала. Пока еще нет. — Ты вообще хочешь на мне жениться?

— Боже, — прошептал Майкл. Он шагнул вперед и обнял ее — внезапный, почти отчаянный шаг, и она была словно статуя в его объятиях, застывшая от удивления. — Господи, Ева, да. Я хочу сделать тебя счастливой. Я очень этого хочу.

Она обмякла рядом с ним, обнимающим ее, и прижалась лбом к его плечу. — Тогда борись за нас, — прошептала она. — Пожалуйста.

— Если я стану сражаться с Амелией, я проиграю.

— Тогда подыграй ей, придурок!

Он поцеловал ее в макушку. — Хорошо. — Он уперся подбородком в то место, куда он ее поцеловал, и Клер поняла, что он смотрит на Шейна. Она подняла взгляд и увидела, что Шейн смотрит в ответ. Какое бы общение там не происходило, у нее не было учебника, чтобы истолковать его. Лицо Шейна было пустым, а тело напряженным.

Через секунду он встал и вышел из комнаты в кухню. Клер сунула оставшийся хот-дог в рот и последовала за ним.

Шейн продолжал идти, прямо к задней двери, открыл ее и вышел наружу. Клер быстро прожевала, судорожно сглотнула, и бросилась за ним, прежде чем дверь захлопнулась. Она перепрыгнула бетонные ступеньки и догнала Шейна лишь тогда, когда он сел в тени чахлого дерева рядом с покосившимся деревянным гаражом.

— Что это был за взгляд?

Шейн вытащил пачку мятных пастилок, и достал две, затем убрал остальные обратно. Она взяла одну. — Ты знаешь, что это было.

— На самом деле, нет.

— Если не знаешь, ты не захочешь знать, поверь мне.

— Это не может быть так же плохо, как история Павла.

Он вздохнул. — Просто, я не собираюсь стоять там, пока он врет ей. Я пытаюсь не быть агрессивным и полным ничтожеством. И я хочу врезать ему, и он это знает, и лучше прямо сейчас находиться здесь, пока я не приду в себя.

Ничего себе. Это был долгий разговор для одного десятисекундного взгляда. Слишком долгий для парней, которые обычно не разговаривают, а просто делают это как-то иначе. — Подожди… он лгал?

— Я не говорю, что он не любит ее. Любит. Но… — Шейн на мгновение замолчал. — Но есть еще кое-что. — Он пожал плечами. — Послушай, это их личное дело, хорошо? Мы должны дать им самим во всем разобраться.

— Нет, это не только их дело… она моя лучшая подруга! Я не могу позволить ей пойти на это, если он не серьезно к этому относится!

— Она знает, — сказал Шейн. — Глубоко внутри, девчонки знают.

Так и было, поняла Клер. Ева была сосредоточена на всех деталях, организации вечеринки, приглашениях, всем этом, вместо того, чтобы встретится с ее собственными страхами. Она уже знала, что что-то не так, и не знала, как это исправить. — Ну… она не сможет с этим справится. Она просто не сможет.

— Подожди… полчаса назад ты говорила, что вампиры не смогут разорвать настоящую любовь.

— Если она есть. Но что, если это не так, Шейн? Что, если они совершают какую-то ужасную, чудовищную ошибку, и они оба боятся в этом признаться?

Он положил руку ей на плечи, и она прижалась к нему, уткнувшись лицом в плотную ткань его синей джинсовой куртки. На улице было холодно, даже на солнце, и она была благодарна ему за тепло его тела. Ощущение его пальцев, поглаживающих ее волосы, заставило какую-то напряженную, тревожную часть нее медленно расслабится внутри. — Ты не можешь все исправить, — сказал он ей. — Иногда ты просто должна позволить этому исправиться самостоятельно, или самостоятельно разрушиться.

— Это Глориана? — спросила она. Ее голос звучал глухо, но она знала, что он мог расслышать и понять. — Думаешь, она добралась до Майкла?

От звука имени вампиршы, мышцы Шейна напряглись, а затем, сознательно расслабились; это было не совсем вздрагивание, но он определенно был близок. Глориана была ужасной, манипулирующей, лживой (красивой) ведьмой вампиршей, которая хотела… ну, человеческие игрушки. Она определенно добралась до Шейна, который стал ее игрушечным солдатом — она соблазнила ту его часть, что любила драться.

Майкла она рассматривала совершенно в ином качестве. По-прежнему игрушка, но совершенно другого рода.

— Может, она и добралась до него, — признал Шейн спокойно. — Да, по крайней мере, немного. Она могла сделать это, заставить тебя чувствовать… все, что она хотела. Трудно с этим справиться, но, по крайней мере, Глори ушла безвозвратно. Ева все еще здесь.

— Этого достаточно?

Он ей не ответил, и Клер подумала, несчастно, что в действительности не было ответа — ни одного, что они смогли бы найти, во всяком случае. Он был прав.

Это была Ева и обязательства Майкла, и Ева и проблема Майкла.

Если бы они только могли это признать.

Тени стали больше, и ветер холоднее, и в итоге даже тепло Шейна не спасало Клер от замерзания, поэтому они пошли обратно. Было тихо, Клер налила себе стакан воды и схватила яблоко из вазы на столе, когда услышала скрип над головой и шаги. Должно быть, это Ева, потому что из гостиной доносился тихий звук гитары Майкла. Разговор о «Пока моя гитара нежно плачет», подумала Клер. Это было самое печальное из всего, что она когда-либо слышала.

Шейн быстро и сладко ее поцеловал и пошел в гостиную. Она осталась на месте, поедая свое яблоко, слушая тихий, низкий гул их голосов, смешивающийся с музыкой (Майкл все еще играл), и гадала, должна ли она подняться наверх и посмотреть, не хочет ли Ева высказаться. Это обязанность друга, верно? Но прямо сейчас Клер чувствовала гнев по отношению к Майклу, праведный гнев, и она не была уверена, что он не выплеснется наружу и не осложнит все еще больше.

Она подкралась к кухонной двери и слегка ее приоткрыла. Шейн будет надирать Майклу задницу, по крайней мере, на словах; она просто знала это.

Но он этого не делал. Они разговаривали совсем не о Еве или о помолвке.

Майкл говорил, — … смирись, парень. Если ты хочешь вернуться к тому, где мы были, то просто выпустить это дерьмо наружу.

Наступило короткое молчание, и затем Шейн сказал, — Я причинил боль Клер. Черт возьми, старик, я причинил боль тебе. Я хотел убить каждого проклятого вампира во всем мире, в том числе и тебя, одной рукой. — Он прервался на секунду, а потом сказал очень тихо, — Я был похож на моего отца, только на стероидах, и это казалось правильным. Я не уверен, что это когда-нибудь пройдет, Майк. Это моя проблема. Если в глубине души я жестокая, бесчеловечная задница, как и мой старик, то, как именно я могу притвориться, что не знаю этого?

— Ты — не он. — Майкл продолжал играть, медленную и успокаивающую мелодию, а голос его был спокойным и глубоким. — Никогда не был и никогда не будешь. Ты только держись, — сказал он. Он замолчал на секунду, и Клер почти слышала улыбку в его голосе. — Ты все еще хочешь убить меня?

— Иногда, да. — Шейн, с другой стороны, казался абсолютно серьезным. — Я люблю тебя, старик, но… необходимо время, чтобы это прекратилось. Я не хочу чувствовать это.

— Я знаю, придурок.

— Если ты разобьешь Еве сердце, я тебя убью.

Майкл перестал играть: — Это сложно.

— Нет, это не так. Прекрати все портить и прими решение.

— Ох, так теперь ты даешь мне советы в отношениях? Ты не можешь решиться даже на телефонный разговор, не говоря уже…

— Я решился, — прервал его Шейн. — Ради нее. Ты знаешь.

— Да, — сказал Майкл. — Да, я знаю это. И ты знаешь, что если ты облажаешься с Клер, я порву тебе горло и выпью тебя, как коробку сока, так что у тебя есть стимул.

Шейн рассмеялся. — Знаешь что? Я согласен, разрешаю. И ты знаешь, как я отношусь ко всем этим вещам насчет выпивания меня.

Это был прекрасный момент — один из лучших, что был между ними за последнее время — а потом все развалилось, потому что раздался стук в заднюю дверь, Клер пошла открыть ее, и стоящим на пороге оказался вампир. Женщина, одетая в черную куртку с капюшоном и перчатки, очень шикарные, но отлично защищающие от солнца. Клер не могла узнать ее из-за гигантских темных очков и одежды, и сказала, — Чем могу помочь?

— Клер, не так ли? Привет. Ты, наверное, меня не помнишь, — сказала женщина. Она улыбнулась, немного робко. — Меня зовут Наоми. Мы повстречались в тот день, когда ты вызволила нас из заключения в камерах под городом.

Несколько мгновений Клер не понимала, о чем она говорит, потому что это произошло давным-давно. Как только она вспомнила, она моргнула и непроизвольно отступила назад.

Когда она только приехала в Морганвилль, вампиры скрывали один секрет: они были больны, и им становилось всё хуже. Эта болезнь сначала вела к забывчивости, затем к неконтролируемому поведению, затем к безумному насилию… и, наконец, к неподвижной кататонии. Начальная стадия отличалась у разных вампиров: некоторые были угрожающе неконтролируемыми неделями, а другие наблюдали за своим соскальзыванием к неизбежному постепенно, день за днем, год за годом.

Наоми была в камере — одна из тех жестоких, запертых для всеобщей безопасности. После того, как распространили лекарство, эти вампиры пошли на поправку, и они вернулись к нормальной — для Морганвилля — жизни. Она поблагодарила Клер тогда, и казалась достаточно милой.

Наоми восприняла молчание как приглашение, и шагнула через порог в кухню, вздохнув с облегчением. — Благодарю, — сказала она. — Боюсь, я не переношу солнце настолько, насколько должна бы. Даже в моем возрасте, необходимо вырабатывать переносимость, но я не способна заставить себя делать неприятные вещи. — Она сняла гламурные очки и откинула капюшон, открыв лицо, и для Клер всё, наконец-то, встало на свои места. Блестящие, длинные светлые волосы, красивая, молодая. Она слегка напоминала ненавистную Глориану, которую Клер и Шейн взаимно ненавидели, но Наоми была совершенно другим человеком, вампиром совсем другого рода — по крайней мере, из воспоминаний Клер о ней.

Она вежливо улыбнулась Клер и протянула тонкую руку. Клер взяла ее и пожала. Рука Наоми была прохладной и сильной.

— Мм… рада тебя видеть, — сказала Клер, что было своего рода ложью, потому что несколько тревожно видеть любого вампира, появляющегося у вашей задней двери. — Чем я могу помочь?

— Может, мы сядем? — Наоми указала на кухонный стол очень изящным жестом, и Клер не могла отделаться от мысли, что эта девушка — физически не намного старше, чем она сама была сейчас — выросла в то время, когда элегантность и прекрасные манеры были инструментами выживания, особенно для девушек.

Особенно для королевских девушек.

— Конечно, — сказала Клер, немедленно причисляя себя к немытой толпе, безусловно, не достойной трона, но она попыталась сесть, по крайней мере, с неким изяществом. — Могу я предложить тебе… ну, что-нибудь? — У них было немного дополнительной Второй группы в холодильнике, не то чтобы она предлагала, но подумала, что Майкл не будет возражать. С другой стороны, ей казалось странным предлагать кровь, словно это был чай. Существовали пределы дружественного отношения.

— Благодарю, это чрезвычайно великодушно с твоей стороны, но нет, я не голодна, — сказала Наоми. То, как она сидела с прямой спинкой и по-прежнему как-то непринужденно, заставило Клер почувствовать себя взмокшей и сутулившейся. — Я очень рада видеть тебя снова. Мне рассказывали, ты отлично справляешься с учебой. — Ее вежливая улыбка стала немного шире, в результате чего появились очаровательные маленькие ямочки. — И это прозвучало так, будто я твоя жутко древняя незамужняя тетушка. Мне очень жаль. Это неловко, не правда ли?

— Немножко, — сказала Клер, и не могла не улыбнуться в ответ. Наоми воспринималась настоящим человеком — кем-то, кто жил в реальной жизни, и все еще помнил, каково это иметь человеческие чувства. — Всё идет хорошо, спасибо, что спросила. А ты… как твоя сестра? — Она силилась вспомнить имя, какой-то цветок… — Вайолет?

— Я так рада, что ты помнишь. У Вайолет все прекрасно. Она берется за все возможности, что Морганвилль может предложить, с тревожным энтузиазмом. Сейчас она рисует. — Наоми закатила глаза. — Она не очень хороша в этом, но очень решительна. Когда мы были детьми, ее всегда раздражало, что ей запрещали заниматься чем угодно, кроме благовоспитанной акварели. Каждый раз, когда я вижу ее в эти дни, она выглядит так, будто упала лицом на палитру красок.

— Когда мы виделись прежде, ты сказала… кажется, ты сказала, что ты сестра Амелии? — Значение сестер для вампира Основателя города, всемогущей Амелии.

Клер, глядя на Наоми, могла в это поверить — было что-то в том, как она держала голову, в позе, даже в блестящих, светлых волосах.

Поэтому она слегка удивилась, когда Наоми покачала головой. — О, нет, мы не сестры в том смысле, что мы родились в одной семье, — сказала она. — Сестры в нашем втором рождении, если позволишь. Мы обе из одного поколения обращенных Бишопом, и нас не так много осталось, поэтому по сложившейся традиции мы считаем друг друга семьей. Вайолет — моя истинная сестра моей смертной жизни. Амелия — наша сестра бессмертной жизни. Я знаю, это немного сбивает с толку.

— Оу. — Клер была не совсем осведомлена о вампирских понятиях семьи… Видимо они, в первую очередь, прослеживали связь через того, кто обратил их в вампиров, так что у Бишопа было много детей, часть из которых Клер относила к хорошим — как Амелия — и большинство из которых определенно к ним не относилось. Это имело значение, но Клер была не совсем уверена насколько, или как это можно сопоставить с человеческими семейными отношениями. Не достаточно, чтобы удерживать их время от времени от обоюдного уничтожения, но при этом, то же самое можно сказать и о прирожденных братьях и сестрах. — Я просто спросила.

— Когда мы впервые встретились, мне не приходилось общаться со смертными. Это было очень давно, и мы по-прежнему были… не в лучшей форме, как могли бы быть. Но теперь нам гораздо лучше. — Наоми широко улыбнулась, и это было слегка неуютно. Боже, какие у тебя большие зубы, подумала Клер. Не то, чтобы Наоми сделала что-то неправильное, отнюдь. Она не показывала даже намека на клыки. — Поэтому, конечно, прежде всего, я хочу извиниться за возможные неудобства, доставленные мной во время нашей первой встречи. Это было не преднамеренно, поверь мне.

С точки зрения того, что происходило в жизни Клер, это было очень давно, и казалось ей странно забавным. Она старалась этого не показывать. — Нет, правда, все в порядке. Я не в обиде.

— Ах, ты освободила меня от груза вины. — Наоми откинулась в кресле, словно она действительно испытала облегчение, в чем Клер искренне сомневалась. — Ну а теперь, когда я спокойна на этот счет, я могу приступить к моей второй цели визита. Я приехала повидаться с моим младшим родственником.

И снова, Клер была заведена в тупик. — Мм… прощу прощения?

— Майкл, — сказала Наоми. Было что-то теплое, даже слащавое в ее голосе, когда она произнесла имя Майкла, и это было совсем не связанно с вампирами… Это Клер поняла совершенно четко. — Я скучала по нему.

Девушки безоговорочно могли уловить чувственный подтекст.

И в этот момент все стало кристально ясно для Клер. Всё же был скрытый вампирский аспект в том, что происходило с Евой и Майклом….

Он, должно быть, виделся с Наоми. На стороне. Не говоря никому, или, по крайней мере, не обсуждая это с Клер и Шейном, и Клер была уверена, что Ева не отнеслась бы к этому просто как «Ох, хорошо», если бы она действительно знала.

Симпатичная, светловолосая причина сумасбродного поведения Майкла сидела за столом и улыбалась ей.

Клер поднялась одним стремительным движением. — Я пойду приведу его, — сказала она. Она знала, что это прозвучало грубо, и увидела удивление на лице Наоми, но ее это совсем не волновало. — Оставайся здесь. — А это, наверное, еще грубее, ведь кому-то с какой-то там королевской кровью велели оставаться на кухне. Хорошо.

Клер ворвалась через кухонную дверь. Она должно быть прервала какой-то напряженный мужской разговор, потому что Майкл и Шейн одновременно замолчали и выпрямились так, как обычно ведут себя люди, когда чувствуют вину. Майкл успокоил гитарные струны, накрыв их раскрытой ладонью.

— К тебе посетитель, — сказала Клер. Она выплюнула эти слова ровным и жестким голосом, прямо в Майкла, и подумала, что он должен был слышать, как у нее быстро билось сердце. Может быть, у нее покраснело лицо. Оно должно было быть красным — она чувствовала жар. — Это Наоми.

Если у нее и были какие-либо сомнения об этом, то выражение его лица после того, как она произнесла имя, стерло их. Это было самое потрясенное, пойманное с поличным выражение, которого она когда-либо видела, и Боже, она ненавидела его в этот момент.

Шейн посмотрел на своего лучшего друга, но к тому времени, Майкл уже сумел стереть виноватое выражение с лица и просто выглядел заинтересованным. — Оу, — сказал он и встал, прислонив гитару к подлокотнику кресла. Ей показалось, что он сделал это не просто осторожно, а слишком осторожно, словно боялся бросить. Как будто чувствовал, что ему необходимо замедлиться, и убедиться, что он не делал ошибок. — Конечно. Спасибо, Клер.

Она посмотрела на него, и обошла его стороной, когда он прошел мимо нее на кухню. Она направилась прямо к лестнице, готовая пойти на все, но голос Шейна остановил ее. — Эй, — сказал он, понизив голос до шепота. — Что за черт?

— Сам иди и спроси. Ты всегда говоришь мне, не пытаться анализировать, — сказала она, и пошла наверх, гадая, сказать ли Еве, размышляя, приведет ли это Стеклянный Дом к окончательному апокалипсису. Она не сказала только потому, что услышала звук бегущей воды. Ева склонна принимать душ, будучи в несчастном состоянии.

И после этого ни для кого другого не будет воды еще долгое время.

Клер прошла мимо ванной, закрыла и заперла дверь, нацепила наушниках, и заслонила мир самой громкой, самой грустной музыкой, которую она только могла выдержать.

О Майкл, как ты мог?

Если знание причинило боль ей, то насколько ужасно это будет для Евы?