Никто не торопился нарушать тишину после того, как Джонатан дал понять, что теннисный матч закончен и тема закрыта. Никто не выступил и не высказал все, что он думает. И это было даже хорошо; я совсем не была уверена, что хотела бы, чтобы эти чрезвычайно могущественные и крайне высокомерные существа высказывали мне презрение. Особенно это касалось Ашана, который по виду способен был выжечь дырку в титановом сплаве, используя только пристальный взгляд. Постепенно в комнате накапливалось напряжение, становилось все больше приглушенных шепотков и свирепых хищных взглядов, брошенных в мою сторону. Я мечтала, чтобы нашлась Рэйчел, она, по крайней мере, хоть немного была доброжелательна. Сейчас я обрадовалась бы даже Патрику, и вовсе не потому, что мне очень хотелось размазать его по стене; он прошел процесс превращения в джинна до меня и пережил это. И мир это пережил. И джинны. Мне нужно было узнать, как это сделать, и при этом у меня имелась дерьмовая уверенность, что ничего не получится.

Я виновата. В этом – я виновата. Я никак не могла перестать об этом думать. Почему Дэвид не сказал мне? Почему он хотя бы не дал понять? Если бы он только знал… Конечно, он знал. До меня слишком поздно дошло суровое понимание того, что причиной, по которой Джонатан держал его здесь, являлась попытка заклеить трещину, не убивая его или меня. Я считала это наказанием, но это был поиск возможности спасти нас обоих. Он и Дэвид искали способ остановить все это.

О боже, я слишком многое понимала неправильно.

В комнате что-то поменялось – характер тишины. Джонатан раздвинул народ, очистив место в центре комнаты, и взглянул на меня. По-видимому, я была единственной, кто не понимал, что происходит.

– Прибытие, – пояснил он.

Рэйчел материализовалась в центре освободившегося пространства.

Она вся была покрыта мутными голубыми пятнами. Джинны вскрикивали и в панике отскакивали назад, так как искры поднимались с нее, разыскивая новых хозяев.

Джонатан двинулся вперед.

Еще до того как он подошел к ней, желтые глаза Рэйчел стали пустыми, и она медленно осела на ковер. Она была ближе всех ко мне; я не раздумывала, просто потянулась к ней.

Мои руки глубоко, по самые запястья вошли в нее. Она не была туманной дымкой – лучше бы так, намного лучше. Нет, я погрузилась в тело, обладавшее твердостью теплого масла, чувствуя кровь и тающие мышцы, и наткнулась на относительную жесткость костей, но они плавились тоже, словно воск под горячим солнцем.

– Джоанн! – закричал Джонатан и упал на колени возле нее, протянув одну руку над ее телом, и отталкивая меня другой. – Уноси свою задницу. Она заражена.

Я видела поток энергии из его протянутой руки, бело-золотой, настолько мощный, что, казалось, деформируется окружающее пространство. Чистая жизненная энергия, суть магии Земли, возвращающая здоровье.

Дэвид сказал, что Джонатан самый сильный из джиннов. До сих пор я не до конца в это верила, но не теперь. Он мог делать подобное даже здесь, отрезанный от всего… Это было наследие его рождения – связь с Матерью-Землей. Из всех джиннов он единственный обладал собственной силой.

Но сейчас это не имело значения. Повреждения усиливались – тело распадалось на мышцы, мышцы превращались в месиво, открывая бледно мерцавшие кости.

Она вскрикнула, и я почувствовала, как от ее муки вибрирует эфир. Я заставила себя взглянуть на нее на тонком плане; голубые пятна просто кишели на ней, живые, двигающиеся, поедающие.

Она погибала. Но они не раз покрывали всю меня, всего Дэвида, не причиняя ни одному из нас никакого вреда. Боже, что за черт?

– Прекрати, – произнес Ашан тихим бесцветным голосом, – все кончено. Ты не сможешь ее спасти.

Джонатан не обратил на него никакого внимания и продолжал, он вообще ни на что не обращал внимания. Он сосредоточился на Рэйчел, отчаянно напряженный. Поток энергии, исходящий от него, продолжал усиливаться. Я кожей чувствовала давление и видела, как другие отшатнулись от него еще дальше. Кожа Рэйчел продолжала слезать, обнажая мягкие влажные ткани, и исчезала, как только сползала прочь. Медленно, слой за слоем мышцы также стали отслаиваться. Джонатан продолжал попытки – бесполезные и неистовые – восстановить ее тело, удержать ее.

– Остановись, – попросила я, чувствуя, как бритвами ворочаются в горле слова. – Пожалуйста. Он прав. Ты только длишь ее боль. Отпусти ее.

Его лицо было бледным и влажным от напряжения, его глаза застилало отчаяние, но он отпустил поток энергии и уронил руку. Тем не менее, с места не сдвинулся. Я не была уверена, что он вообще способен сейчас это сделать. Я смотрела, как тело Рэйчел превращалось в зловонный маслянистый туман.

Кончено.

Она кричала все время, пока исчезала.

– Она умерла? – выдавила я.

Мне никто не ответил. И я не думаю, что у них был ответ. Я вдруг испытала холодную уверенность, что на эфирном плане все еще хуже, намного хуже. Неудивительно, что Джонатан так резко оборвал Ашана при одной мысли, что джиннов можно оставить запертыми в ловушке на тонком плане. Это было непростительно.

Что с Дэвидом? Я закрыла глаза и отыскала серебряную нить, соединявшую нас. Она была тонкой и почти незаметной, но находилась на месте. Неповрежденная.

Голубые пятнышки ползали по моей руке.

– Джоанн! – снова услышала я голос Джонатана, слишком громкий, он звенел в моей голове. Я смахнула синие искры и посмотрела на него. – Черт! Я говорил тебе оставаться сзади!

Забавно, но мне они не вредили. Искры покалечили Рэйчел, я чувствовала, как перетряхнуло ткань мира от боли, которую она испытывала. Я продолжала ощущать ее агонию, волнами резонировавшую в комнате.

Джонатан потянулся ко мне, но я отступила. Инстинктивно, скорее всего.

Потому, что они не причиняли мне вреда.

И тут я увидела нечто совершенно поразительное.

Искры. Голубое свечение собиралось из воздуха и возле моей кожи и исчезало. То, что поглотило Рэйчел, не могло меня ранить.

Джонатан остановился, уставившись на меня. Я вздохнула, наблюдая, как догорают последние искры, и задумалась о том, что заставляло его выглядеть настолько бледным и пораженным.

– Со мной все в порядке, – сказала я, решив, что он беспокоится обо мне.

Бледность на его лице сменилась абсолютной белизной, глаза выглядели темным и слепыми.

– Джонатан?

– Небольшие неприятности, – ответил он.

Я протянула к нему руку…

…и он осветился как новогодняя елка мерцающим голубым светом. О боже! Другие джины в абсолютном ужасе бросились врассыпную, когда он покачнулся и привалился к стене. Прикрыл глаза.

– Дерьмо, – сказал он тихо, – видимо, иммунитета у меня нет.

Меня вел инстинкт. Я схватила его, когда он начал сползать вниз.

Искры кружились вокруг, липли к моим рукам, окружали меня вихрем голубого сияния. Жуткий распад Рэйчел вес еще стоял перед моими глазами, и я поклялась, что не позволю этому повториться, только не с ним, и не сейчас…

Я впитывала искры, укладывая толстым слоем на кожу, мысленно идя им навстречу. Потом открыла зажмуренные глаза и наблюдала, как постепенно исчезает легкое голубое сияние, мирно и безмятежно искрящееся на моей коже.

Я сделала это. Вот почему они не могли повредить мне. Я просто получала еще в большем количестве то, из чего изначально была создана.

Джонатан оставался сидеть там же, где был, тоже наблюдая. Взгляд его темных глаз переместился и встретился с моим.

– Спасибо, – сказал он.

Я кивнула.

– Услуга за услугу. Нам нужно вернуть Дэвида. Прямо сейчас.

– Я знаю, – ответил он усталым голосом. – Ты словно только что из ада.

– Забавно. Я не чувствую… – О, да, я тут же кое-что почувствовала. Тяжесть навалилась на меня, перекручивая сверху до низу. На этот раз я не спутала ее с результатом воздействия голубого свечения или с чем-то в этом роде – кто-то снова пытался призвать меня. Вновь ощущение рыболовного крючка, тянущего болезненно и непреклонно. И в этот раз это был не Джонатан. И это не было зовом в безопасное место.

Джонатан удерживал меня все то время, пока я боролась. Я чувствовала, как его воля обволакивает меня мягким сковывающим покрывалом, и натяжение вызова постепенно теряло силу.

– Как я устала, – прошептала я.

Он это знал. Он поднял меня на руки. Джинны тихо перешептывались, а Ашан впился в меня взглядом сине-зеленых глаз.

Назад в спальню.

К мягкой пуховой подушке.

Под надзор угольно-черной тени ифрита.

Я заснула.

Следующий день – если дни здесь имели какое-либо значение – начинался столь же ярко, солнечно и мирно, как и все прочие дни в маленьком королевстве Джонатана. Проснувшись, я обнаружила мужчину, сидящего рядом на стуле и наблюдающего за мной. Ифрит исчез.

– Bay! – сказала я. – Это уже где-то было.

– Советую не привыкать.

– К кровати или к приветствию?

Он проигнорировал мое, бесспорно, не слишком остроумное высказывание.

– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно.

– Хорошо.

Я не совсем понимала, чего он хотел, и у меня сложилось впечатление, что он и сам этого не знал. Он встал и прошелся по комнате. Широкие быстрые шаги больше подходили для похода куда-либо, чем для перемещения по комнате.

– Поговорим о той трещине.

– Что с ней?

Все мое существо вскинулось при одном упоминании о разрыве. Я не могла не думать о кровавой неистовой агонии Рэйчел, расползающейся в жуткое месиво, а также о сотнях других джиннов, страдающих где-то.

– Ты считаешь, что это твоя вина, – продолжил он. – Проклятье. То, что случилось, решение Дэвида, не твое… а он не мог и представить, что такое произойдет. Черт, даже я не понимал, что происходит, пока не стало слишком поздно что-то делать. Но как только я понял, он захотел пойти закрыть разрыв.

– Но?

– Но к тому времени я уже знал, что это слишком опасно. Потом он сорвался, после того как ты… – Он махнул рукой, не потрудившись закончить предложение. – Ему слишком сложно сохранять трезвость мысли, когда дело касается его лично.

– Как и мне. И тебе. – Он слегка кивнул, признавая этот момент. – Ты собирался рассказать мне о трещине. Или, по крайней мере, о том, что именно исказилось в мире из-за того, что меня вернули обратно.

Он пожал плечами. Просто сдержанное движение лопаток – вверх и вниз. Никаких особенных эмоций не прослеживалось.

– Мир все время искажается. Эй, тебе же нравятся острые ощущения. Признаю, на этот раз все более волнительно, чем обычно… но ты до сих пор жива, как я вижу. Ты учишься на ходу. Джиннам приходиться хуже.

Я изучала тени на потолке.

– Насколько хуже?

– Трудно сказать, пока все не кончится.

Я глубоко вздохнула. Забавно, на самом деле мне это не требовалось, но до сих пор помогало успокаиваться. Некоторые человеческие привычки неискоренимы.

– Что с остальными?

– Спят, – ответил он и кивком указал на дальнюю стену. – Комнат для гостей много. У нас здесь самый первоклассный лагерь беженцев в округе. – Он выдал тонкую, почти человеческую улыбку, но это длилось лишь миг. – Вот уж не думал, что ты мне понравишься, но ты оказалась на высоте. «Кишка тонка». Отлично сказано.

– Хм… Я прошу прощения за грубость. Я была не в себе.

– Да нет, ты права. Единственное, чего боятся джинны – это смерти. Своей собственной, не чьей-либо еще. Это превращает нас в трусов. Посмотри на меня! Я сижу в этом доме так долго, что даже не знаю, на что теперь похож мир снаружи.

– Я понимаю, – ответила я. – Вы здесь в безопасности.

– Не надолго, – заметил он, протягивая руку ладонью вверх, словно что-то мне предлагая. Я озадаченно уставилась на нее и внезапно почувствовала острую вспышку тревоги, когда одинокая голубая искра промелькнула в его ауре. – Они прибывают. Я не могу удержать их, я только замедляю их движение. Скоро вся земля превратится в один огромный шар голубого снега. И хотя я устойчив к ним, как выяснилось, абсолютной неуязвимости у меня нет.

Он встал, с силой отряхнул воображаемую пыль со штанов и обратился ко мне:

– Ну, ты собираешься взять отгул или все же вытащишь задницу из кровати?

Я уже создала одежду под простыней – та же хлопчатобумажная рубашка и джинсы. У джиннов имеется очень приятная особенность – оделся и вскочил с кровати – нет нужды беспокоиться о косметике или прическе. Хотя мои волосы с раздражающим упорством продолжали завиваться. Я снова их выпрямила и спросила:

– Что теперь?

– Ты сама сказала. Нам нужен Дэвид.

– Я готова.

– Ты в плену, – напомнил мне Джонатан, – если твой маленький резвый хозяин поймет, что ты там, где он сможет тебя достать, он в один миг вернет тебя обратно и нарядит как девочку из порнофильма.

– Тьфу. Не напоминай.

– Ну, я не знаю. Вообще-то для горничной-француженки это было слегка… – он остановил мои протесты, подняв руку. – Неважно. Суть в том, что как только ты выйдешь за барьер, он будет в состоянии призвать тебя обратно.

– Возможно, он продолжает спать.

– Именно это он и делает, – кивнул Джонатан. – Проблема в том, что он может призвать тебя прямо во сне. И как только покинешь этот дом, ты не сможешь сопротивляться.

– Я все равно хочу пойти. Если он меня поймает, что ж, так тому и быть. Я уже использовала этого ребенка в своих интересах однажды и смогу это сделать снова.

– Будем надеяться, что это так. Что ж, ты не пойдешь одна. Это слишком важно. – Он заложил руки за спину, прошелся по комнате и оказался передо мной. – Я иду с тобой.

Я слабо улыбнулась.

– Bay, команда спасателей?

– Ну, можно было бы надеть отличительные повязки, но мне это кажется чрезмерным.

Мы, молча, обменялись долгими взглядами. Я вспоминала, сколько джиннов успело мне сообщить, что Джонатан никогда не покинет свой дом. Дэвид, казалось, был совершенно в этом уверен. И мы планировали не маленькую экскурсионную поездку, а… я вдруг осознала, что не готова быть телохранителем «единственному богу моего нового существования». Кроме того, что он только что сказал? «Устойчив, но не неуязвим». Мне не хотелось быть в ответе за окончание жизни столь длинной и насыщенной, как у Джонатана.

Он, казалось, прочел мои мысли.

– Это будет совсем не просто, ты знаешь. Вернуть Дэвида. Она не захочет отдать его добром.

Я могла ответить только одно.

– Я это сделаю. – Я, заметив вспышку в его глазах, исправилась. – Мы.

Призрачная улыбка вновь коснулась его губ.

– Пойдем, заберем его.

Канат, связывавший меня с Дэвидом, сжался до тонкой, едва заметной нити. Хуже того, она дрожала. Я чувствовала, как она напряжена. Неизвестно, насколько прочной она оставалась, какое натяжение способна была выдержать, но у меня возникло четкое ощущение, что нагрузка близка к предельной.

Мое время почти истекло, так или иначе.

– Ты понимаешь, что нам придется сделать, – сказал он. – Путешествие через эфир сейчас слишком опасно. Просто скользи по поверхности, оставаясь как можно ближе к нити. Я пойду за тобой.

Мы никому ничего не сказали, за исключением – по настоянию Джонатана – этого жуткого Ашана в сером костюме.

– Ты ему доверяешь? – спросила я сквозь зубы, как только за ним закрылась дверь, и мы с Джонатаном остались одни в комнате, чем-то напоминавшей рабочий кабинет. Я сделала вывод, что он – Джонатан – любил рыбалку. Множество книг на эту тему и несколько больших экземпляров рыб в рамках, вмонтированных в стену.

– Ашану? – Джонатан что-то дописал, открыл ящик стола и достал печать, массивную и древнюю. Он мягко опустил ее на конверт, и когда поднял снова, на бумаге проступил пылающий узор. Я ничего не смогла прочесть в нем или хоть как-то понять, что он означает.

– Он та еще задница, я знаю, но он надежен. Если когда-нибудь со мной что-то случится, он займет мое место.

– Не Дэвид?

– Уже нет. – Когда кто-то говорит таким бесцветным тоном, понятно, что за ним скрывается боль. – Ты готова?

– Да. – На самом деле нет, но других вариантов все равно не имелось.

Джонатан оставил конверт на столе, повернулся ко мне и сделал приглашающий жест «только после вас».

Я глубоко вздохнула и растеклась туманом.

На эфирном плане нить тянулась до горизонта, тонкая и блестящая, все еще живая. Я коснулась ее, обернулась вокруг и стала перемещаться по спирали, как змея по виноградной лозе, двигаясь быстро, но сохраняя физический контакт с миром. Нить имела эфирные свойства, беспокоившие меня; я не могла остановиться, чтобы помочь Джонатану, если он получит сильную дозу заражения. Я не была полностью уверена, но не заметила никаких синих искр; пока связь выглядела чистой.

Нить проходила по дому Джонатана, прямо через ревущее пламя камина. Я не посмела слиться с нитью полностью, но, опасаясь огня, постаралась снизить длину волны, все больше погружаясь в эфир. Если только это вообще был огонь. Ничего в этом доме не было тем, чем казалось. И особенно Джонатан. Он совсем не ощущался джинном, тем более, сейчас, в бестелесном виде. Он ощущался… жарче. Мощнее. Более настоящим, что бы это ни означало.

Разрывая контакт с физическим миром, я слишком близко подошла к черте, переступать которую мне не хотелось. Я увидела голубые искры, танцующие вокруг, и поспешно отшатнулась назад. Обитель Джонатана все еще казалась относительно свободной от искр, по крайней мере, пока. Я задумалась, была ли его защита достаточно хороша, чтобы уберечь всех этих джиннов, нашедших здесь убежище. Прогнозы самого Джонатана оптимизмом не отличались. «Скоро вся земля превратится в один огромный шар голубого снега».

Как раз когда я об этом размышляла, одинокая голубая искра вспыхнула в моей ауре, потом еще две, мягко дрейфуя по невидимым потокам, опали вниз и погасли. Эта дрянь и сюда проникала, только очень медленно.

Я, следуя серебряной истончающейся нити, проскочила через положенные крест-накрест кирпичи и раствор так быстро, как только могла. Я чувствовала себя так, словно шла из темноты к солнечному свету и с благодарностью впитывала дикую бесконтрольную силу. Без вливаний богатой, полнокровной энергии Дэвида я очень быстро уставала. Я оглянулась по нити назад – то есть на самом деле просто направила туда свое внимание – и ощутила, что Джонатан остается рядом, преодолев препятствие самостоятельно с абсолютной непринужденностью. Я нисколько не удивилась. Не думаю, что на свете много вещей, которые он не сумел бы сделать, если бы захотел. За исключением того, что это был первый раз за долгое и долгое время, когда он покинул свое… святилище, и возможно, ему интересно изучать изменения в реальном мире…

Бабах!

Это было похоже на столкновение скоростного экспресса с Великой Китайской Стеной. Я остановилась, оглушенная тишиной, почти в бессознательном состоянии. Мое туманное тело, распавшееся бесформенным облаком, очень медленно стало вновь собираться вокруг серебряной нити.

Упс! Я обнаружила барьер. Черт. Как Сара умудрилась обойти его, ведя меня сюда на гиперскорости?

И почему нить проходит прямо сквозь него?

Выбора не было. Мне нужно стать по настоящему тонкой. Раз уж нить проходит через барьер, я – теоретически – могла проскользнуть по ней. Все что мне нужно сделать – это просто стать этой самой нитью, верно? Да. Слиться с нею в единое целое.

Еще одна синяя крапинка коснулась меня и вспыхнула, как звезда. У меня не было времени. Если прибежище Джонатана окажется захвачено, останется не так уж много безопасных мест.

Как бы то ни было, я надеялась, что Хранители имели достаточно мозгов для того, чтобы хранить своих джиннов в бутылках, но что касается свободных джиннов… у них подобной защиты не имелось. Просто заползти в пустую тару из-под пива было не достаточно. Дело не в бутылках, а в магии. Без волшебства стекло оставалось простым стеклом.

«Дэвид», – послала я вдоль нити. Барьер держался. Я не могла пройти следом. Ответа не было. Я переместила свое внимание назад.

– Джонатан, ты можешь на время снизить барьер, чтобы мы могли пройти!

– Нет, – отправил он обратно, – это единственная преграда между этим местом и тем, что происходит за его пределами.

– Какой-нибудь совет!

– Попытайся еще раз.

Да. Совет просто классный. Попытайся еще раз.

Я почувствовала неслабый толчок в спину и схватилась за нить изо всех сил, поскольку она начала двигаться. Медленно. Я протискивалась через барьер, делая по одному крошечному мучительному рывку за раз.

Мне казалась, что эта гигантская энергетическая стена, в конце концов, сдерет меня с нити. Я становилась все тоньше, тоньше, тоньше… почти что исчезала.

Ощущение было такое, словно меня протягивали через толстый слой быстро застывающего цемента. Мощное, убийственное давление.

Чпок.

Свобода. Я помчалась стрелой вдоль по нити, влекомая силой натяжения, Джонатан неясной тенью следовал за мной по пятам. Далекое солнце на горизонте становилось все ярче. Горячее. Ближе. Теперь я могла чувствовать Дэвида, но ощущения… изменились. Приглушились.

Я не замедляла темп.

И вдруг кувыркнулась обратно в человеческую форму, со всеми руками, ногами и локонами, неловко ударилась о землю, оказавшись на четвереньках. Совершенно неожиданным образом я была вознаграждения за столь скромный выбор одежды. То, что выглядит неловко в голубых джинсах, смотрелось бы и вовсе непристойно в короткой юбке и туфлях на высоких каблуках.

Особенно в грязном городском переулке.

Я ожидала оказаться в ухоженной гостиной Иветты, но мне не повезло – на мою живописную позу посреди мусорной кучи уставился неопрятный парень, одетый в несколько слоев замасленной изодранной одежды. Его рука с бутылкой пива зависла на полпути ко рту. Он совершенно бессмысленно уставился на меня.

– Привет, – выдавил он.

– Привет, – ответила я, поднимаясь на ноги и стирая прокисшее молоко с рук. – Как дела?

Он сделал неопределенный жест бутылкой. Но я прекрасно поняла ответ.

– Ага, у меня тоже, – обрадовала я его, – итак, где я нахожусь?

Он поморгал, потом ухмыльнулся.

– Здесь.

Замечательный ответ в духе Дзен. Я разочаровалась в этом Далай-ламе и принялась озираться в поисках Джонатана. Он стоял дальше у выхода из переулка, выглядывая на улицу. Я подошла к нему, осторожно отыскивая дорогу между опрокинутых мусорных ведер, обходя груды дерьма и спугнув абсолютно дикого кота с большущей крысой в зубах.

– Я полагаю, мы у цели, – сказал Джонатан, кивая в сторону улицы. Я посмотрела, игнорируя толкотню машин и потоки пешеходов. С той стороны высилась кряжистая башня, часть комплекса, слишком хорошо мне знакомого. – Хорошая новость, по крайней мере, мы знаем, где он находится.

Вообще-то новости оказались плохими.

Мы смотрели на здание Организации Объединенных Наций.

Это был Мировой Штаб Ассоциации Хранителей.

С технической точки зрения, здания ООН не существует. Это единое целостное образование из четырех структур – Генеральная Ассамблея, Секретариат, Конференция и Библиотека. С этим местом я имела лишь шапочное знакомство, но все же знала его лучше, чем примерно девяносто пять процентов остальных Хранителей. Я присутствовала на закрытых собраниях в здании Конференции и офисах Ассоциации Начальников в башне Секретариата (по стандартам Нью-Йорка, она, на самом деле, башней не являлась. Всего тридцать девять этажей. Едва стоит упоминания).

Джонатан и я съели по хот-догу в придорожном кафе, и изучали проблему, пока солнце неспешно скользило к горизонту в дымном, блеклом сиянии. Уличное движение оставалось напряженным, преобладали желтые машины такси. Весь квартал стал охраняемой зоной с запрещенной парковкой, с зоркими представителями службы безопасности, здесь все ими так и кишело. Никто из них, конечно же, нас не замечал. Оставаться незаметным – один из талантов джиннов.

Я, наконец, отвлеклась от поглощения канцерогенов для того, чтобы поинтересоваться нашими планами. Джонатан сделал последний глоток растворимого черного кофе из гигантского стакана. Ему нравилась эта кухня, я догадалась, что для него это был отдых от домашней пищи там, в Неприступной Цитадели.

– Все, что я могу предположить, это то, что твои приятели из Ассоциации Хранителей наконец-то пошевелили задницами и сделали полезное дело. Они устроили облаву на Иветту и конфисковали бутылку Дэвида. Льюис, должно быть, попал в засаду и был схвачен.

– Хорошего мало, – заметила я.

– Это не так. – Он откусил от хот-дога. – Ни ты, ни я не можем зайти в подвал, где хранится бутылка с Дэвидом. Ни один джинн не может; для этого нам нужен человек, причем, с возможностью доступа. Проблема в том, что таких не очень много. И, кроме того, заходя в здание, мы подвергаем себя серьезному риску.

Я положила ладонь на его плечо, проверяя наличие искр. Немного, но было. Я оттянула их к себе, оставив его чистым и незапятнанным. Он послал мне в ответ легкую полускрытую улыбку. Ямочки на щеках. Я не замечала их раньше. Должно быть, он демонстрировал их не каждому.

– Я в порядке, – сказал он. – Как ты?

– Нормально. – Я слизнула с пальцев соус и занялась изучением здания Секретариата на тонком плане. Оно имело богатую историю, конечно же, но один этаж особенно сиял в энергетическом диапазоне. Этаж Хранителей. И дело не только в остаточном следе, оставленном всеми могущественными людьми, бывавшими в этих стенах; в эту минуту я наблюдала интенсивный поток энергии вида «здесь-и-сейчас».

– Как здесь много всего происходит, – заметила я.

– Сегодня беспокойный день, – лаконичное преуменьшение от хозяина положения, как обычно.

«Мне хотелось бы взглянуть на то, что заставило бы тебя паниковать», – подумала я и тут же осознала, что на самом деле мне этого совсем не хочется. Ни за что на свете.

– Ураган разворачивается.

Я ощущала в воздухе яростное напряжение, мелкие частицы взбалтывались и перемешивались, формируя некие схемы, которые вышвыривались прочь центробежными силами. Шторм, вышедший из-под контроля в Атлантике, направлялся сюда. Я повернулась в сторону моря и изменила фокусировку взгляда. Я впитывала теплый сильный бриз, отголосок того, что развивалось в треклятое начало урагана. С текущим темпом роста он грозил достичь скорости ветра, достаточной для того, чтобы выбить стекла в каждом из домов, стоящих на его пути. По мнению авторитетных экспертов, ни один ураган не способен разрушить эти небоскребы, но они никогда не видели мощь, подобную выплескивающейся с Атлантики.

Немногие видели подобное и выжили, чтобы рассказать.

– Ты не можешь что-нибудь с этим сделать? – спросила я, чувствуя неподдельный ужас, все мои нервные окончания дрожали при одном прикосновении этого ветра.

– С этим? Конечно.

Ничего не произошло. Я посмотрела на него, но он все еще сосредоточенно разглядывал здание.

– Что, ты имела в виду прямо сейчас?

– Будет слегка поздновато, когда ураган пронесется здесь, и весь Манхеттен превратится в величайшую в мире лавку старьевщика.

Взгляд его темных глаз обратился к горизонту, затем вернулся ко мне.

– Я не пускаю его к морю. Принимая во внимание, что это не единственная, чертова неприятность, я думаю о том, что лучше всего сделать прямо сейчас. Если, конечно, ты не считаешь, что территорию пяти штатов вокруг Йелоустона можно вполне пустить на древесный уголь. Ты когда-либо слышала о балансе сил?

Баланс великолепно выглядит в теории. Гораздо хуже, когда приходится делать выбор, который кому-то будет стоить жизни.

– А что с Калифорнией? Или ты запишешь ее в графу «убытки» и будешь надеяться, что Диснейленд седлает шикарный морской парк на западном побережье штата Невада?

– Атлантида когда-то имела берега получше, – пожал плечами он, – изменение береговой линии – это вопрос перспективы. Но сейчас – все в порядке. Льюис позаботился об этом. Землетрясения не будет.

Одним кризисом меньше. И если говорить о Льюисе… Я повернулась к зданию и вгляделась вновь, изучая энергетические контуры. Ах. Конечно. Они схватили его.

– Да, я знаю. – Джонатан смял стакан и попытался забить трехочковый мяч в корзину для мусора. Естественно, ему это удалось. – Учитывая, что он единственный, кому удалось совершить успешную кражу из подвалов Хранителей, это очко в нашу пользу. Это если мы можем ему доверять.

– Можем, – я не колебалась, – Послушай, все то время, как мы знакомы с ним, Льюис всегда и во всем был чрезвычайно хорош. Это одна из причин, по которой Хранители так упорно за ним гоняются. Во-первых, он обладает столь огромной мощью, что способен вершить дела невероятного масштаба. Во-вторых, они бы относились к его силе намного спокойнее, если бы он находился где-нибудь, где они могли бы его контролировать. И поскольку невозможно контролировать его время от времени, они стараются делать это всегда.

Льюис никогда не был амбициозным, но если бы захотел, то, пожалуй, способен одним щелчком пальцев многое поменять в табели о рангах Хранителей. С одной стороны, он один мог сделать работу примерно ста из них, причем, сделать ее аккуратно и гуманно. Обладая подобной силой, он не нуждался в одобрении Верховных Хранителей или Совета, да, к черту, кого угодно. Он придерживался позиции «живи-и-давай-жить-другим». И очень плохо, что Хранители не были согласны с таким положением вещей. Они боялись его с того дня, как осознали, кто он такой, и не могли перестать беспокоиться из-за него сейчас.

Особенно после того, как он, этакая задница, самовольно увел и выпустил трех джинов, только подтверждая их точку зрения.

Кое-что в изменении пульсации и цвета его сияющей ауры, на которую я любовалась, напомнило мне, как мы расстались на квартире у Патрика.

– Он может быть ранен, – сказала я, вспоминая Кевина, пинающего его по голове. Возможно, ужасно ранен. – Пол так и сказал. Льюис появился в его доме, разыскивая информацию об Иветте. Очевидно, он помнил, кто меня отобрал. Но это не означает, что он полностью восстановил форму. И если он успел столкнуться с Иветтой…

– Рану я смогу излечить. – Джонатан потянулся, отряхнул крошки и вытащил из кармана бейсбольную кепку унылого зеленого цвета. Он водрузил ее на голову. Одна рука на козырьке, другая за спиной. – Готова?

Я оглядела себя и сменила одежду на модель бизнес класса. Черный брючный костюм уместен везде, даже в здании ООН.

– У нас есть план?

– Ты их отвлечешь, а я заставлю Льюиса забрать из хранилища бутылку с Дэвидом. Примерно так.

– Дьявольский план. – Прокомментировала я сухо. На самом деле он напугал меня до ужаса.

Его глаза были тверже камня, и мягкий вечерний свет не мог придать им хоть чуточку менее грозный вид. Джонатан выглядел серьезным.

– Это должно быть сделано. Пошли.

Мы прошли прямо через охрану. Это напомнило мне «Эмпайр Стейт Билдинг», и я удивилась, насколько сильно мне не хватает Рэйчел; она мне нравилась. Очень. И это по моей вине она… Что? Ушла? Умерла? Потеряла тело? Стала «джином прежде известным как…»? Я вспомнила, как медленно сползала ее кожа и не смогла сдержать болезненной дрожи. Сейчас Свечение стало еще более интенсивным и как бесконечная снежная буря заполняло весь эфирный план. И любой джинн – кроме, по-видимому, меня и Дэвида – выходя на тонкий план, был обречен. Даже Джонатан.

Для того, чтобы подняться на этаж, где располагалась Ассоциация Хранителей, требовалась ключ-карта, которой у меня не было, но для Джонатана это оказалось не такой уж великой проблемой. Он просто провел пальцем по щели детектора, вызывая зеленый свет, потом нажал нужную кнопку.

Лифт оказался достаточно стар, и поездка заняла больше времени, чем обычно. Мы не разговаривали, просто ждали в тишине этой карманной вселенной, пока двери не зазвенят и не раскроются, освобождая путь в длинный прямой коридор, освещенный неприметными бледными квадратами светильников.

Зал Славы. Солидные тяжелые мемориальные доски, увековечивающие выдающиеся достижения Хранителей. Они тянулись в ряд через всю стену, большинство в черно-белых траурных рамках – которые отмечали заслуги посмертно. Здесь пахло ванилью и деревом, а еще в воздухе висел слабый запах неудачи; сегодня был плохой день для каждого, находящегося в офисе. Кроме, возможно, Хранителей Земли, которые, по крайней мере, могли утешиться тем, что Голливуд не собирается превращаться в коралловый риф.

Все здесь гудело от активности. С точки зрения обычного человека, помещение выглядело как один их многочисленных офисов Нью-Йорка – люди в стильных деловых костюмах с озабоченным видом сновали из одной комнаты в другую, возбужденно переговаривались между собой или общались по телефону, таскали кипы бумаг и папок, или же напряженно работали за компьютерами. И ни одного джинна. Я понимала, почему – идя вдоль комнат и уклоняясь от особо неосторожных сотрудников, я, словно фея из сказки, тянула за собой искрящийся голубой шлейф.

До меня, наконец, дошло, что я осталась в одиночестве. Я оглянулась, но Джонатан исчез. Упс. Наверное, это было частью плана, но в детали меня не посвящали.

Я помедлила у дверей, ведущих в огромный круглый зал заседаний, глядя на собрание двадцати сильнейших Хранителей мира, сгруппировавшихся вокруг карты военных действий, рассматривая подробные схемы погодных фронтов, снимки со спутников в режиме реального времени, результаты инфракрасного сканирования поверхности планеты, для более точного определения горячих точек. Йелоустон выглядел белым пятном, но этот пожар был не единственным; огонь бушевал в Индии, в Африке и в Чили.

Пол Джанкарло тоже находился здесь, выглядя утомленным и подавленным. Он тихо спорил с кем-то, кого я не смогла опознать, жестами указывая на метеорологическую карту и спутниковые снимки. По движению рук я заключила, что речь шла о высокой вероятности образования града. Пол был прав, если они говорили именно об этом; я чувствовала лед, формирующийся в самых высоких слоях атмосферы, серый плотный и тяжелый. Сильный ветер подхватывал его на пути вниз и вновь забрасывал обратно, чтобы нарастить еще несколько слоев.

Нью-Йорку грозило бедствие библейских масштабов. Под градом размером с бейсбольный мяч здания будут все равно что пенопластовые. У меня имелась сила, но не так много, и естественно, ее было недостаточно для противодействия процессу подобной мощи. Я ощущала, что тридцать или сорок Хранителей все еще пытались воздействовать на него. Но ни у одного из них не имелось джинна.

И никто из них не в состоянии был хотя бы приостановить происходящее. Ни сам по себе, ни совместно. Ураган был просто слишком масштабным, и имел слишком много собственной воли и контроля над своей судьбой. Льюис мог остановить его, но даже в этом случае битва случилась бы жестокой.

Глаза Пола скользнули по мне как по пустому месту, когда он на минутку отвернулся от жаркого спора; его мышцы, сделавшие бы честь любому грузчику, натягивали мягкий хлопок рубашки. Галстук отсутствовал, рукава закатаны. Я ощущала волны раздражения, расходящиеся от него, едкий металлический запах пота.

Я знала, что они терпят поражение.

Мне хотелось что-нибудь сказать ему, что угодно, но у меня не было времени, к тому же это было бы слишком рискованно. Поэтому я отступила и продолжила путь.

Между большим и малым конференц-залами располагался небольшой тихий уголок с фонтанами и обилием имен, вырезанных на мраморе.

Реестр мертвецов. Я задержалась на несколько секунд, чтобы взглянуть на имена. Да, в самом низу появилось несколько новых надписей: Роберт Бирингейнин. Эстрелла Альмондавар. Джоанн Болдуин. Что-то окончательное было в том, что я смотрела на эти имена. Как там говорят?.. Это было увековечено в камне. В некотором смысле, это означало конец даже убедительней, чем гроб.

– Двигайся, – прошептал чей-то голос.

Я оглянулась и увидела, что Джонатан высунулся назад из той дыры, в которой пропадал; он рванул меня за локоть, возвращая к действительности. Я пошла за ним туда, где коридор заканчивался Т-образным разветвлением. Мы разминулись с растерянным парнем с двумя полными чашками кофе и диким взглядом широко раскрытых глаз. Стажер, решила я, вероятно, собирающийся отметить назначение в какое-нибудь безопасное и спокойное местечко вроде Омахи, когда все это закончится.

Здание задрожало, и я услышала грохот бьющегося стекла.

Ураган продолжал нарастать.

– Я не могу удержать его, – сказал Джонатан. Его губы были напряжены, побелели по краю, сжавшись в твердую прямую линию. – Чем быстрее мы сделаем свое дело, тем лучше для всех.

Как будто желая подчеркнуть его слова, снаружи раздался раскат грома, невероятно громкий. Этот ураганный монстр развивался быстро – слишком быстро для естественного хода вещей. Голубые искры выглядели деятельными живыми существами.

На тонком плане практически каждый дверной проем пылал от обилия энергии Хранителей, работающих здесь. Некоторые мерцали просто безумно, словно волшебные фонари при сильном ветре. Одна из дверей, примерно в середине, сияла особенно ярко, и сила, вырывающаяся из нее, имела особую плотность, давая почти физическое ощущение тяжести.

Ясно, что Льюис за этой дверью. Я ждала Джонатана, чтобы двигаться дальше, но он вместо этого положил руку на мое плечо, чтобы отодвинуть с пути группы Хранителей, пронесшихся мимо, чтобы оценить повреждения.

– Отвлеки их, – произнес он, – заставь смотреть только на тебя. Делай все, что хочешь, но полностью завладей их вниманием хотя бы минут на пять. Этого времени мне должно хватить для того, чтобы вытащить Льюиса и добраться до хранилища.

Я кивнула и распахнула дверь. За три секунды я изменила цвет глаз до скромного серо-голубого, и сменила строгий брючный костюм на главный инструмент в моем плане отвлечения внимания.

Спасибо, Кевин Прентисс, за прекрасную идею.

Наряд французской горничной, связка разноцветных воздушных шаров, прическа Шерли Темпл и жизнерадостная фальшивая улыбка. Я неспешно вошла в комнату и обнаружила лазарет, полный стерильно белых ширм; здесь имелась только одна занятая кровать в дальнем конце комнаты, вокруг которой стояли трое.

Мои каблуки звонко цокали по линолеуму, и один из людей выглянул из-за ширмы – взглянуть, что происходит. Он замер, проявляя замедленную реакцию, потом просканировал меня взглядом с головы до ног. Обычный мужчина среднего возраста, явно не имеющий никакого иммунитета к одежде подобного сорта.

– Привет, – радостно выдала я. – Мне поручено передать поздравление с днем рождения…

– Что за черт? – Из-за перегородки высунулся еще один мужчина. Этот был в белом халате и с тем неодобрительным хмурым взглядом, который прямо говорил – доктор. Я не знала его, но тогда я не тратила время на изучение данного специфического отделения Ассоциации. – Как вы сюда попали?

Я улыбнулась ему и начала исполнение песенки «С днем рождения» в возбуждающем стиле Мэрилин Монро, не забывая о специфических телодвижениях и хриплом смехе, стараясь уделять внимание и первому парню. Он выглядел благодарным зрителем, пусть и несколько обалдевшим. Доктор же, похоже, был близок к апоплексическому удару.

Он отвернулся назад к ширме, но я удержала его и усадила на стул, встала над ним, широко расставив ноги, и изобразила великолепную импровизацию приватного танца. Он сколько угодно мог быть доктором, но при этом все равно оставался мужчиной. Ему очень сложно сохранять профессиональную невозмутимость перед лицом моих… скажем, активов.

Я, наконец, привлекла внимание третьего человека, женщины, которая внешне напоминала медсестру Хетчед, но при этом с чувством юмора. Вспышка злорадства в ее глазах убедила меня, что доктор не являлся самой популярной личностью в коллективе.

Я вручила доктору воздушные шары, и припечатала долгим, жирным от помады поцелуем.

– Сегодня не мой день рождения, – наконец выдавил он, – Гм.

Я тянула представление, сколько могла, потом подарила ему еще один поцелуй, помахала на прощание всем зрителям, и получила слабый ответный жест от Хранителя.

Медсестра не отвечала, продолжая отчаянно смеяться. Я процокала обратно, отвесив глубокий поклон и энергично помахав передником для того, чтобы еще на миг удержать их внимание.

В тот же момент как щелкнула, закрываясь, дверь, я туманной дымкой испарилась прочь. Я не видела и не чувствовала ничего, сказавшее бы мне, что Джонатан забрал Льюиса, мне оставалось лишь надеяться, что он справился. Я промчалась по коридору мимо фонтанов и собственной мемориальной надписи, мимо всей этой тяжести прошлого, неслась в своем черном костюме с консервативной прической на прямых волосах. Сейчас я даже не пыталась скрыться, и пораженные сотрудники уступали мне дорогу.

– Держите лифт, – завопила я, проскальзывая вслед за двумя Хранителями в костюмах и при галстуках. Мы обменялись усталыми улыбками. Я нажала кнопку первого этажа.

Ничего не произошло. Проклятье. У меня не было ключ-карты. Без нее охранная система не только не пропускает внутрь, но и не выпускает обратно. Я шарила по карманам с обеспокоенным видом, и один из этих замечательных джентльменов – никто из которых не направлялся на первый этаж – вставил карточку вместо меня и нажал кнопку.

Добрые люди делают все настолько проще.

Мы остановились на тридцать седьмом этаже, выпустили одного из мужчин и снова продолжили движение вниз, когда лифт задрожал и пугающе резко остановился так, что клацнули зубы.

– Что за… – сказал, нахмурившись, оставшийся Хранитель и нажал кнопку.

В стене ожило переговорное устройство.

– В здании сработал сигнал тревоги. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие.

Хранитель прислонился к стене.

– Великолепно. Опять.

– Не в первый раз? – спросила я.

Он кивнул, потом окинул меня взглядом и широко улыбнулся.

– Признак времени. Вы понимаете, о чем я. Вы откуда?

– Из Айовы, – ответила я. – Офис Де-Мойна.

– Не лучшее время для визита сюда, не правда ли? И что за погода…

– Да. Думаю, она выгладит неважно. Вообще-то я занимаюсь землей, поэтому к любым ураганам отношусь отрицательно, – сказала я, отвечая не менее широкой улыбкой. Зуб за зуб. – Вы же знаете, земля… бобы, кукуруза, пшеница… хлебная корзина США?

– Я не прочь был бы взять вас в погодные девочки. Настолько ураганный взгляд… – Ах, романтическая беседа о погоде. В старые времена, она, возможно, могла бы иметь продолжение… – Меня зовут Рон.

Я сказала первое, что пришло мне в голову.

– Гиджет.

– Серьезно?

– Серьезно.

– Вот это да. – У него были темные, коротко подстриженные волосы, и глаза ничуть не выдающегося оттенка, но он знал, как правильно смотреть. – Вы приезжали на заседание?

– Так и есть. Только что закончила дела. Сейчас направляюсь в аэропорт. – Я лгала не только ради забавы, это способ замести следы. При некоторой удаче они будут искать Хранителя Земли по имени Гиджет на всем пути к Де-Мойну в течение нескольких часов. – Они посылают меня на пожар. Возможно, мне удастся что-нибудь сделать для спасения животных.

У Рона на лице читалось сомнение.

– Я не пытался бы путешествовать в такую погоду. На вашем месте я торчал бы здесь. У нас отличное убежище. Способное выдержать даже ядерный удар. А значит, укроет и от торнадо, если до этого дойдет.

– Торнадо? – повторила я, стараясь выглядеть тупой девицей из Айовы. – Вы шутите, верно?

– На эфирном плане сильное волнение, разве вы не знали?

– Да, конечно. Но я полагала, что это… – я сделала неопределенный жест, позволяя ему самому закончить фразу.

– Ну да, вы естественно слышали, что мы поймали его. – Поскольку я непонимающе уставилась на него, ему пришлось добавить: – Ну, вы знаете. Льюис. Льюис Оруэлл.

– Действительно? – Я старалась казаться впечатленной, не давая ему понять, что готова припечатать хорошим ударом слева за слишком уж удовлетворенный тон, которым он все это рассказывал. – Он был в этом городе?

– Недалеко. Поскольку это произошло в Нью-Джерси. Все эти годы его искали, а он находился под самым носом. Забавно как все повернулось. – Рон понимающе кивнул, – Ходят слухи, что он стоит за всей этой дрянью.

– Что? – мне не нужно было изображать потрясение.

– Ну конечно. Или ты думаешь, что это случайность, что как только они заполучили его, тут же разразился сущий ад, причем не на одном, а сразу на трех фронтах? Они держат проблему Западного Побережья под контролем, но здесь нас ждет жестокое сражение, не говоря уж о тех ублюдках в Йелоустоне. – Он наклонился ближе. – Они считают, у него что-то вроде Метки Демона. Короче, они вызвали сюда Мэрион Медвежье Сердце. Я полагаю, они собираются, – он сделал жест, означающий «рывок-под-корень». Я буквально пошатнулась, стараясь скрыть боль от неожиданного известия.

– Они что, собираются нейтрализовать его?

Казалось, моя реакция его удивила.

– Ну… нет… на самом деле, я имел в виду, что они собираются, ну ты понимаешь, обрезать его связи. Чтобы быть твердо уверенными, что он не проделает что-нибудь в этом же духе еще раз.

Я прекрасно поняла, о чем он говорил. Нейтрализация была вполне подходящим словом. Или, например, кастрация. Это вырвет ему сердце, суть того, чем он является. Это такой же вандализм, как, например, плеснуть кислотой на «Мону Лизу» – Льюис был сокровищем, талантом, рождающимся один раз в тысячу лет.

Они не могут так с ним поступить.

Я выдавила улыбку.

– Вы из команды Мэрион?

– Боюсь, что так. – Рон попытался продемонстрировать взгляд робкого юного паренька. Ему почти удалось. – Хотя я пока только учусь. Не думаю, что они пустят меня хотя бы в комнату, где проводится подобная процедура. Они ждут прибытия еще как минимум четырех Старших Хранителей, прежде чем предпринять первую попытку.

Я улыбнулась, кивнула, отчаянно желая, чтобы лифт, наконец, начал двигаться. Я могла бы раствориться туманом и уйти, но я не могла этого сделать при Роне, уставившемся на меня в упор, нет, если я хотела иметь хоть какой-то шанс уйти чисто. Боже, Джонатан, лучше бы тебе вытащить его. Я разберу это здание на отдельные стальные балки для того, чтобы быть уверенной, что они не смогут осуществить свои намерения.

Неудивительно, что Льюис был настолько параноидален все эти годы, постоянно находился в бегах. Да я вообще бы впала в кататонию, если бы знала, что меня ждет подобное при возращении к своим, так сказать, соратникам.

Только я задумалась над вопросом, что будет полезнее, совратить Рона или дать ему по башке, лифт дернулся и снова пошел вниз. Быстро. Красная надпись на стене гласила: «БЛОКИРОВАНО СЛУЖБОЙ БЕЗОПАСНОСТИ».

– Они отправляют нас на первый этаж, – пояснил Рон. – Похоже, что будут проверять каждого.

– Забавно, – я покачалась вперед и назад на своих устойчивых каблуках, готовясь к борьбе или полету, но когда дверь распахнулась, молодой тип в спортивной куртке с эмблемой ООН на кармане, нетерпеливо помахал мне наравне с Роном. Я проследила, куда указывал его палец, и обнаружила толпу, великолепно подходящую для исчезновения. Вы никогда не сможете быть более одиноким, чем в толпе незнакомцев. Все Хранители – еще лучше.

– Эй! – Рон пытался держаться рядом, когда я проскользнула между людьми, стараясь отыскать возможность для незаметного ухода. – Гиджет, подождите.

Я шагнула за спину двух особо дородных женщин, похоже, прибывших в составе делегации из России, и исчезла.

– Джонатан? – прошептала я едва слышно. Ответа не было. – Земля вызывает Джонатана! Черт возьми, лучше бы тебе быть здесь!

Проклятье. Вытащить Льюиса без использования эфирного плана невозможно, но мы должны найти способ. Здесь его оставлять нельзя ни в коем случае.

Я помахала рукой в эфирном плане и наблюдала, как она покрывается иллюзорной светящейся голубой пыльцой. Я уничтожила ее, но это не имело значения, голубая метель бушевала даже здесь. Эфир был забит ею. Нет. Мы не можем уйти этим путем.

Я наткнулась на знакомое лицо в толпе и похолодела. Мэрион Медвежье Сердце находилась здесь – глядя на нее, я решила, что она только успела войти перед блокировкой дверей. Ее коричневый замшевый жакет был покрыт темными пятнами брызг, и капельки воды ловили свет, вспыхивая крошечными огоньками в ее черных с проседью волосах. Она выглядела мрачной и уставшей. Мэрион стояла, скрестив на груди руки, и слушала пылкий монолог Мартина Оливера, который даже сейчас был похож на самого аккуратного и владеющего собой человека планеты.

В настоящий момент он контролировал не так уж много, но мне по-прежнему не хотелось бы вставать на его пути. Он мне кого-то напоминал… Ашана, помощника Джонатана, сейчас заправляющего делами в крепости джиннов. У него было то же сочетание серьезной, бескомпромиссной веры и почти сексуального изящества.

Непонятно откуда всплыло воспоминание об одном разговоре, который состоялся, когда я еще училась в колледже и мечтала о свидании с одним парнем.

– Опиши его, – попросила моя лучшая подруга.

Я подумала и сказала:

– Он классный.

Тогда она очень серьезно посмотрела на меня, взяла мои руки в свои и произнесла:

– Дружочек, классные парни сексуально привлекательны только до тех пор, пока ты не осознаешь, что они слишком слабы, чтобы ранить тебя.

Я тогда не согласилась с ней – и до сих пор не согласна – но невозможно отрицать, что опасные мужчины имеют особую привлекательность.

Имя женщины, которая это произнесла, выбито на стене мертвецов. Как и мое. У меня даже не было времени, чтобы ее оплакать. На самом деле, я даже не знала, должна ли я это делать, что было хуже всего.

Холодный острый взгляд Мэрион метнулся в мою сторону. Я быстро создала «вы-не-замечаете-меня» резонанс. Она изучала пространство вокруг меня, потом нахмурилась и повернулась к кому-то, стоящему рядом. Я сосредоточилась на ее губах. Она спрашивала его, не чувствует ли он чего-либо странного. Он покачал головой, но она не выглядела убежденной.

Боже, мы должны были выбраться отсюда. А значит, мне нужно идти к хранилищу.

Чудовищный раскат грома, словно падение с высоты десяти тысяч футов величайшего в мире стекла, заставил каждого из присутствующих вздрогнуть и присесть. Большинство зажало уши. Некоторые, как Мэрион, обернулись к высоким окнам, и острая белая трещина молнии осветила их напряженные лица.

Я услышала гулкие удары первых градин, бьющих в мостовую. Лед взорвался как бомба, расшвыривая белую шрапнель до двадцати футов в окрестности. Но прежде чем осколки закончили движение, еще один кусок льда размером с футбольный мяч грохнулся на желтую крышу проезжающего такси, проделов большую рваную дыру прямо сквозь сталь.

Гроза вышла из-под какого-либо подобия контроля, и теперь у нее имелась четкая цель: те единственные люди, которые имеют хоть призрачную надежду остановить этот ад.

Мы.

Я чувствовала, как сокращаются границы штормовой области, ураган собирался вокруг здания. Это ощущение обладало настолько удушливой силой, что хотелось надеть марлевую повязку. Даже для джинна это было тягостно, я не могла даже представить, что переживали Хранители. Хотя сейчас мне и не нужно ничего представлять, достаточно просто оглянуться. Они были в ужасе. Страх заполонял их разум.

– Вниз, в убежище! – Это скомандовал Мартин Оливер. Он взобрался на стол службы безопасности, для того чтобы обратиться к нескольким сотням людей, толпящимся в холле. – Все в укрытие! Быстро!

Даже сейчас он выглядел спокойным и контролирующим ситуацию. Неудивительно, что он занимал ответственный пост. Парни из службы охраны стали направлять людей к неприметной серой двери, отмеченной символом бомбоубежища; быстро нарастала давка. Я заметила, что сам Мартин к бегству не присоединился. Он остался на месте, на столе, напряженно изучая происходящее ее на улице. Дождь стегал в окна толстыми косыми плетьми, молнии били непрерывно.

Града становилось все больше. Движение на улице остановилось, водители бросали машины, пытаясь найти какое-либо укрытие. Я почувствовала мощный толчок силы, и поняла, что именно он пытался сделать: Мартин хотел защитить потенциальные жертвы на время поиска укрытия. Я вышла на эфирный план и постаралась помочь, но сейчас я могла не слишком много; теперь я ощущала себя слабой постоянно, нить, связывающая меня с Дэвидом, сжалась до крошечного волоска, все еще отливавшего серебром, но струйка силы, питавшей меня, стала практически незаметной.

Гроза сместила свое внимание, инстинктивно отвечая на удар ударом.

«Ох, черт», – подумала я. Меня словно поймали в круг яркого света чудовищного прожектора, с большой мишенью, намалеванной на груди. Ураган с силой направил двадцатифунтовый кусок льда по косой траектории, целя в окно.

– Вниз! – крикнула я и прыгнула. То, что для джиннов закон гравитации не писан, позволило мне одним прыжком преодолеть разделяющие нас десять футов. Образовавшейся кинетической энергии хватило для того, чтобы столкнуться с Мартином Оливером и опрокинуть нас обоих на неприятно жесткий пол, под защиту боковой стенки стола.

Окно разлетелось с такой силой, что некоторые осколки глубоко вошли в стенку стола, сделанного из тика. Часть из них была окрашена кровью. Я вновь резко толкнула Мартина вниз, когда он попытался подняться, и отважилась приподнять голову. Ветер ревел в зазубренную дыру оконного стекла. Он тут же подхватил мои волосы, заставив развиваться за спиной на манер знамени.

На полу оставалось, по крайней мере, человек двадцать, некоторые двигались, некоторые – нет. Крови было много, и с каждой секундой ее вытекало все больше. Не принимавшие участие в сражении, в основном сотрудники ООН и уполномоченные представители различных государств, застигнутые в плохом месте в плохое время, кричали и давились у входов. Мэрион уже направлялась к раненым, уклоняясь от потока паникующих людей. Как Хранитель Земли, она могла сделать гораздо больше того, что было в моих силах. Некоторых раненых еще можно спасти. Она справиться с этим самостоятельно.

– Болдуин. – Это имя заставило меня оглянуться. На мгновение меня ослепили собственные волосы, вившиеся вокруг под действием ветра, пришлось поймать их и накрутить на кулак. Мартин Оливер успел встать на ноги и теперь уставился на меня тяжелым напряженным взглядом. – Джоанн Болдуин?

Времени для долгих объяснений у меня не было.

– Во плоти. – Более или менее. Детали уточнять я не собиралась. – Мне жаль, что так вышло, сэр.

Он нетерпеливым жестом прервал мои оправдания.

– Ты можешь с этим что-нибудь сделать?

Он указывал на серо-зеленого монстра, неясно маячившего снаружи.

Каждые несколько секунд ураган выстреливал молниями, раскаты грома слились в один сплошной грохот на грани человеческого восприятия. Что я могу со всем этим сделать? Какую траву он сегодня курил? Потом я вспомнила, что говорили, будто бы я по силе превосходила даже Боба Бирингейнина, а тот когда-то вышел один на один с чудовищным ураганом по кличке «Эндрю» и убил его раньше, чем тот унес множество жизней. Я никогда особо не верила в это… но сейчас Мартин Оливер, самая важная шишка в Ассоциации, являвшийся крутым Погодным Хранителем, смотрел так, словно во мне заключалась единственная надежда этого мира.

И, к сожалению, я должна была ответить:

– Нет, сэр. Простите.

Может быть, оставайся я человеком – возможно – но не сейчас, когда я нахожусь на пределе моих возможностей джинна и вынуждена выполнять желания…

…у меня появилась идея.

Я подняла палец.

– Я скоро вернусь.

Сейчас, когда я знала, что Свечение не причинит мне вреда, я могла путешествовать очень быстро. Я поднялась на эфирный план, и тут же затерялась в вихрях голодной голубой метели. Но в этот раз мне не требовалась пользоваться глазами, чтобы отыскивать путь. Меня вел инстинкт. Я возвращалась к хозяину.

Я полетела.

Искры налипали на меня, словно укутывая в толстое снежное одеяло, но я не позволяла им себя замедлить. Я не видела и не чувствовала ничьего присутствия на эфирном плане, но если бы здесь кто-то и оставался, он был бы таким же синим снежным человеком как и я, отрезанным от какой-либо связи. Любой джинн, пойманный на эфирном плане в ловушку, скорее всего, оставался здесь замороженным телом – если не до смерти замороженным. Проклятье.

Я с чем-то столкнулась. Не с твердым телом – такое на тонком плане было невозможно – но возникло некое возмущение пространство, удивляющее и приводящее в замешательство. Я вернулась, постаралась по возможности отряхнуть свечение и постаралась понять, обо что я ударилась. Голубые искры налипли на мою находку, словно лед на ветровое стекло, но, в конце концов, я поняла, что наткнулась на джинна. Какого, я разобрать не смогла. Но это было и не важно.

Я взяла его на буксир и полетела как можно быстрее, противясь потоком блестящего встречного ветра. Потом было паление с ошеломляющим ощущением тяжести в…

…в квартиру Патрика. Здесь все оставалось так, словно я только что ее покинула. Строгая, хорошо обставленная квартира, хоть сейчас помещай фотографии в «Лучшие дома и интерьеры».

Кровь высохла, образовав на ковре тусклую коричневую корку там, где лежал Льюис.

Я оглянулась на джинна, которого принесла с собой. Его глаза закатились, и он медленно осел на пол.

Я привела домой Патрика.

Даже притом, что, времени совершенно не было, я не могла оставить его в таком состоянии – голубое свечение уже начало поедать его. Оно походило на червей, заснятых на ускоренной съемке. Он уже кричал. Кожа шла пузырями и стала сползать. Я схватила его – стараясь не думать о скользком масленом ощущении от прикосновения – и позвала Свечение к себе. Оно нетерпеливо поднялось, покидая пиршественный стол, и охватило мою руку в искрящемся голубом безумии.

– Хорошие собачки, – пробормотала я и, убедившись, что собрала их достаточно, отошла на другой край комнаты и стряхнула, чувствуя разочарование и беспокойство этих тварей. Они словно невидимые блохи затерялись в ковре. Рано или поздно они отыщут новую жертву, но так или иначе, Патрик выживет. По крайней мере, пока живы все остальные.

– Сара? – он открыл глаза, синие и слепые. Очки потерялись. Я вернулась обратно и, опустившись на колени, склонилась над ним. Он медленно сфокусировал взгляд и пошел бледными пятнами. – О, ты.

– Да. Мило, что ты меня еще помнишь. Между прочим, эта фишка с рабством… она сработала великолепно.

Я сопротивлялась настойчивому желанию хорошенько ему вмазать, пока он и так лежит на полу. Его взгляд прояснился.

– Ты все еще жива.

– Удивлен?

Он выдал слабую улыбку.

– Приятно удивлен, если честно. Помоги встать. Он протянул мне руку, я мгновение изучала ее, потом взяла. Теплая кожа, настолько же человеческая и реальная, как и моя собственная.

Патрик поднялся на ноги и пару секунд лишь пьяно пошатывался, используя меня вместо трости.

– Тьфу! Я вижу, что насчет квартиры ты не передумала.

– Ну ладно, я допускаю, что дрянной ретро-стиль имеет свое очарование, но в данный момент меня больше заботит спасение нескольких жизней.

Я преуменьшала. Даже находясь в его квартире, я слышала громовые раскаты и ощущала электрические разряды молний.

– Надо идти.

– Да, – согласился он, потом на мгновение глаза его стали очень серьезными, – где Сара?

– В доме Джонатана.

Он побледнел.

– Они убьют ее.

– На самом деле, сейчас у них есть гораздо более серьезные поводы для беспокойства. У меня тоже.

Я бросила Патрика и подошла к дивану. Да, мой мальчишка был здесь. Он лежал в полном отрубе, приоткрытый рот демонстрировал недостаточную гигиену зубов. Он храпел.

И улыбался.

Я наклонилась и прошептала:

– Кевин? Просыпайся.

Безрезультатно. Черт! Я использовала его же собственную силу для того, чтобы погрузить в транс, по-видимому, чтобы вытащить его обратно, необходимо проделать то же самое. Я должна была признать, что так далеко свои действия не просчитывала. Я схватила его и потрясла. Его сальные волосы мотались из стороны в сторону, он тяжело дышал. Веки трепетали.

Это все.

– Кевин, – заорала я и потрясла его снова.

Он что-то пробормотал, безуспешно отмахиваясь неловкой рукой, и попытался перевернуться.

Я обняла его и поцеловала. После нескольких затянувшихся секунд, я почувствовала, что он отвечает на поцелуй.

У-ф-ф-ф-ф-ф-ф-ф-ф! Я и не ждала, чтобы юноша в его возраста умел великолепно целоваться, но Кевину нужны длительные тренировки. Абсолютное отсутствие навыков. Я вырвалась, не дожидаясь пока его язык глубоко заползет в мой рот, и потрясла его снова, пытаясь достучаться.

Его глаза открылись, но оставались туманными. Приведенный в порядок, он, вероятно, не так уж плох, но он сейчас он не был в порядке, он и чистым-то не был. Один лишь аромат его тела заставлял вспомнить о застоявшейся воде или о содержимом канализации.

– Что… – невнятно пробормотал он. Я дернула его за грязную футболку, заставляя принять сидячее положение —… такое?

– Заткнись и слушай, – перебила его я, – мне нужна твоя помощь.

– …помощь? – Он медленно моргал, напоминая сову. Его зрачки были слишком расширены. – Почему?

– Вопросы философии оставим на потом. Просто повтори, что я скажу. Понял?

– Повторить.

– Отлично. – Я подавила желание погладить его по голове, в основном потому, что не хотела запачкать руки. – Я приказываю тебе уничтожить ураган.

– М-м-м-м? – Его глаза потускнели. Я сжала его достаточно крепко, чтобы оставить синяк, он вскрикнул и очнулся. – Что?

– Я приказываю тебе уничтожить ураган, скажи это.

Упс. Я слишком сильно его разбудила.

– Зачем? – Бессмысленный взгляд таял, словно снег под летним солнцем Аризоны. – Ты. Ты… ты надула меня.

– Просто скажи это.

– Или? – Его челюсть затвердела, мышцы сжались. Он заставил себя проснуться, и все прекрасные счастливые ведения его сна отлетели прочь. – Ты усыпишь меня снова?

Определенно, спящим он мне нравился больше. Кто знал?

– Нет. Я твой хозяин. И ты будешь делать, что я скажу.

– Ну, так прикажи мне уничтожить ураган.

Его глаза с прекрасными, по-девичьи длинными ресницами сузились.

– Почему я должен это делать? Зачем это мне?

– Ну, я не знаю… чтобы выжить? Ты что, не чувствуешь это? – Но тут же я поняла, что он, конечно же, не мог; для него, как и для большинства людей, ураган оставался всего лишь ураганом. Ну да, ужасным. Убийственным. Но не разумным, не бешеным, не жаждущим свежего мяса. Не живым. Стихией Кевина был огонь.

– Проклятье. Пожалуйста, Кевин. Сделай одно доброе дело в своей жизни. Я умоляю тебе, позволь мне его убить.

Несколько долгих мгновений он продолжал смотреть на меня. Моя бутылочка была зажата в его кулаке, он держал под контролем мою душу и тысячи жизней, лежащих на чаше весов.

– Ладно, – наконец произнес он. – Иди и уничтожь этот чертов ураган.

Я уже почти исчезла, когда он прибавил:

– И возьми меня с собой.

Я вновь материализовалась в холле башни Секретариата, и обнаружила, что он практически пуст. Мартин Оливер все еще был здесь; он и еще несколько парней из охраны.

Хранители Земли перекрикивались друг с другом сквозь пронзительный свист ветра, через разбитые окна непрерывно хлестала серебряная завеса дождя. На западной стороне здания сейчас никого не обнаружилось. Ураган продолжал артобстрел. Мраморный пол превратился в минное поле стеклянных и ледяных осколков, потоков воды и крови.

Вопль Кевина стоял в моих ушах. Ему уж чересчур понравилось путешествие через эфирный план, даже не взирая на удушливое покрывало Свечения – а, ну да, верно, я вспомнила, что он не мог его видеть. Никто из них не мог.

– Это так клево, – закричал он и тут же сделал пируэт на скользком полу холла. Он остановился, оглядываясь вокруг. – Круто, ты не шутила.

– Нет, – ответила я.

Во мне вскипала сила, огромная багровая сила, пульсирующая синхронно с быстрым неритмичным биением сердца.

– Жди здесь, – приказала я и направилась к ближайшему разбитому окну.

– Болдуин! – закричал Мартин Оливер. Я оглянулась на него, позволив глазам вспыхнуть серебром. В первый раз на моей памяти он выглядел по-настоящему пораженным, но справился с собой за секунду. – Будь осторожна.

Я подняла руку в знак благодарности или прощания, или того и другого сразу, и шагнула в грозу.

Сейчас было все иначе, чем в мою бытность простой смертной. Ураган выглядел изящной тонкой решеткой соединения сил, голубые искры сновали вокруг, как кровоток, кормя ее, изолируя, скрепляя. У меня не возникло ощущения, что Свечение само по себе враждебно – оно только бессмысленно размножалось. Ураган был живым существом, поэтому имел шанс подцепить паразитов. В конечном счете, Свечение, скорее всего, станет неконтролируемым, поглощая слишком много энергии, что запустит цепную реакцию, снимающую угрозу – но я совершенно не представляла, сколько времени это займет. Скорее всего – слишком много. Я не могла рассчитывать на то, что все произойдет вовремя.

Я развела руки и поднялась к облакам, оставляя светящийся голубой хвост, словно комета. Там, где я пролетала, собирались бело-голубые искры. Ураган меня почувствовал сразу же и распознал угрозу; молнии пронзали меня, миллионы вольт пытались поразить каждую клетку моего тела. Я пропускала напряжение сквозь себя, используя его, чтобы притянуть еще больше искр. Стремительно разрастающаяся спираль голубого света – и я в самом центре.

Вверх, поднимаясь по отвесным громадам грозового фронта. Вверх в ледяной, разреженный воздух мезосферы, где находится сердце урагана, если можно назвать это сердцем.

Гроза отвечала мне шквалом града и молниями. Формировала шары плазмы, расклеенной добела, и швыряла в меня, но приказ Кевина был однозначным, и объем энергии, перекачивавшейся от него, просто ошеломлял. Я резким движением отправила огни святого Эльма обратно, отклоняя молнии под прямым углом, и прикоснулась к уязвимому сердцу этого монстра.

Меня остановил крик. Пронзительный, панический призыв, пронзивший меня, как лезвие меча. Голос моего хозяина.

– Вернись! О, боже мой, вернись прямо сейчас! Немедленно! – В голосе сквозил страх – хуже того, ужас.

Я могла вернуться, но не обязана была этого делать. У меня был выбор, поскольку предыдущий его приказ еще не был исполнен. Две команды успешно отменяли друг друга.

Свободный выбор. Вернуться и нянчиться с Кевином, или уничтожить ураган и спасти тысячи – может, десятки тысяч…

Я ни мгновения не раздумывала, не обращая внимания на крики – хотя они все продолжались, разрывая мне душу и тело – сосредоточилась на грозе. Я потянулась и захватила контроль над процессами в центре бури. Сами они были не слишком сложны, серьезно, несколько перекрученных молекул, образец для построения и воспроизводства определенных колебаний, которые, резонируя, усиливали друг друга. Жесткая часть решетки не нарушала процесс, напротив, вбирала его в себя и распространяла дальше.

Хранители не могли его обнаружить, потому что он полностью состоял только из Свечения.

Я потянулась и захватила сердце бури, оттягивая искры к себе и поглощая их так же, как они поглощали других. «Все мы рождаемся из смерти», – сказал как-то Патрик, но я не поняла, что он говорил буквально.

Ветер продолжал свирепствовать, но фрагментированные волны колебаний не резонировали как прежде, а стали сталкиваться и разрушать друг друга. Облака постепенно стали расходиться, вместо того, чтобы стягиваться внутрь. Температура стала низкой здесь, высокой там, теория хаоса брала свое.

Гроза продолжалась, но теперь это просто очередной каприз погоды, один из тех, что будет мелькать в течение пары дней в новостях Си-эн-эн и на платном Погодном Канале. О котором потом благополучно забудут, все, кроме, возможно, нескольких водителей такси и каких-нибудь сумасшедших, спятивших на почве погоды и конспирации, убежденных, что за всем этим стоит ЦРУ. Дождь, град, молнии. Обычное дело.

Я позволила энергии напитать меня, восстановить, а потом медленно двинулась вниз к зданию ООН. Насколько я могла видеть сквозь пелену люминесцентного свечения, башня нуждалась, по меньшей мере, в сотне новых окон. Людям повезло меньше.

Пока я обретала плоть, кости, кровь и все необходимые органы, я заметила множество людей, лежащих на полу, на несколько дюймов залитом дождевой водой. Они истекали кровью, но она разбавлялась и смывалась грозой; теперь, когда дождь слегка утихомирился, вокруг некоторых натекли красные лужи.

А вокруг других – нет, и это выглядело даже более зловеще.

Я закончила перевоплощение в человеческую форму, почувствовав, как волосы – шелковистые и прямые – рассыпались по плечам, и в первое мгновение подумала, я создала их как надо, наконец-то.

И лишь потом осознала, что видели мои глаза. Я покинула Мэрион, Мартина Оливера и других Хранителей, заботившимися о раненых, пытавшимися доставить их в безопасное место… теперь же здесь вообще никто не двигался.

Вместо этого на полу прибавилось тел.

Я скользнула к скорчившейся фигуре в коричневой замше, пропитавшейся водой. Волосы Мэрион слиплись в сосульки, потемнели и спутались от недавней бури, она была неподвижной и бледной. Я проверила пульс и обнаружила, что сердце бьется, хотя и медленно. Мартин Оливер тоже лежал на полу, его грация и мужественная сила исчезли. Рубашка мокрая, окрашенная розовым, а внизу – кровоточащая рана в груди глубиной в четыре дюйма. Стекло. Его проткнуло… Пульса не было. Только полная, звенящая тишина.

Я огляделась, пользуясь белым светом молнии, вдохнула запах озона и крови и поняла – кого-то не хватало, из тех, кого я оставляла здесь.

Кевин.

Я растворилась туманом, уходя на тонкий план, и тут же ощутила тянущий рывок. Вниз и налево – он был все еще здесь, но как минимум на этаж ниже. Я нырнула сквозь сталь и бетон, холодное пространство, снова бетон и сталь…

…в коридор, пролегающий сквозь тонкий план, словно Бродвей. Здесь кругом было столько силы, дикой и едва сдерживаемой; пространство гудело от голубых искр. Ясно чувствующееся напряжение от присутствия Кевина вело меня вниз по пустынному коридору, потом за угол, и внезапно я увидела вспышку аур впереди, настолько ярких, что они пробивались даже сквозь завесу Свечения. Я отступила, сохраняя призрачную форму, пытаясь понять, где я нахожусь, и что вообще происходит.

Впереди точно был Кевин. Так же, как и Льюис. Я не могла бы сказать, присутствовал ли Джонатан – ауры джиннов сияли повсюду, словно блуждающие огни…

Что за черт, где я? Я снова медленно потекла вперед, нашла удобный незаметный проход и вернулась в телесную форму, чтобы все хорошенько рассмотреть.

В конце коридора имелась огромная полированная дверь, какие показывают в фильмах, когда хотят дать понять, что за дверью находиться нечто такое, что действительно клево украсть. Она стояла полуоткрытой.

В паре футов от нее лежало тело – человек, заливающий ковер потоками крови, хлеставшей из раны на горле, скорее всего, смертельной. Охранник все еще дышал, но и только… пока я смотрела, его глаза подернулись дымкой, из горла вырвался последний хрип.

Я услышала голоса и осторожно выдвинулась из-за прикрытия двери, скользя вдоль стены. Кто бы там ни был, они находились в хранилище.

– Не стоит этого делать, – раздался голос Льюиса. – Отпусти его.

Он казался спокойным, но я чувствовала напряжение, скрытое в глубине. Там происходило что-то плохое, что-то даже хуже ударов по голове, которые он уже перенес. Через разделявшее нас пустое пространство, я чувствовала пульсацию его напряжения, умственного и физического.

Я медленно, по шагу продвигалась дальше, сгорая от желания узнать, где носят черти Джонатана, и где сейчас Дэвид, и что пошло не так как надо… Я не могла поверить, что Кевин мог убить людей наверху или прирезал того охранника на ковре. Но, возможно, я недооценивала силу его отчаяния или ярости…

Все время двигаясь вдоль правой стены зала, я могла видеть часть помещения, располагавшегося по ту сторону открытой двери.

Я заметила еще несколько неподвижных фигур, лежавших на полу. Все в форменных куртках сотрудников службы безопасности ООН. Я напрягла чувства и поняла, что все они были мертвы.

Льюис стоял совершенно неподвижно, сжимая в руке бутылку из синего стекла. Она оставалась закрытой. Дэвид. Напротив него стоял на коленях Кевин, удерживаемый крепкой рукой, сжимающей его горло. Он, похоже, был в полуобморочном состоянии. Ну, или, во всяком случае, слишком напуганным, чтобы бороться.

Рука, державшая его, была большой, квадратной и покрыта кровью.

Я двинулась дальше, пытаясь войти, и как в толстое стекло воткнулась в барьер. Барьер для джинов. Для того чтобы его пересечь, мне нужно было находиться в бутылке и потом уже выйти… дерьмо. Моя бутылка находилась на той же стороне, что и Кевин, возможно, в кармане штанов, заполненном презервативами.

– Прошу тебя, – сказал Льюис и нервно потер бутылкой о ногу.

Выглядел он ужасно. Половину его лица покрывали кровоподтеки, образуя сложную племенную татуировку – результат пинков Кевина – а неповрежденная часть лица бледна, больного оттенка овсяной каши.

– У тебя есть выбор. Не делай этого. Такое невозможно вернуть назад.

– И не надо.

Рука, удерживающая Кевина, была мужской, с растительностью, начинавшейся прямо от запястья и крепкими толстыми пальцами, но голос принадлежал женщине. Он раздавался с той стороны, которой мне не было видно. Но я не нуждалась в этом. Я и так знала, чей это голос, он никогда не покинет мои кошмары. Иветта. Ну конечно… если Льюис был здесь, они должны были конфисковать Дэвида и забрать Иветту для допроса. Значит, пользуясь неразберихой наверху, она сбежала и спустилась сюда в хранилище за своим любимым рабом.

Только через мой труп, сука. Я еще раз попыталась пройти барьер, отыскивая слабые места, но он был гладким и безупречным. Я не думала, что кто-то из них меня заметит. Оставаясь вне поля их зрения, я обрела призрачную форму и сделала еще одну попытку. Туман, твердое тело – не имело значения… Я не могла пройти на ту сторону и должна была дожидаться, пока они выйдут ко мне.

Она произнесла голосом сладким и твердым, как засахарившийся мед:

– Отдай бутылку, Льюис. И, возможно, я сохраню тебе жизнь.

Он снова провел по ноге бутылью, и я поняла, что он пытается сделать. Бутылка имела резиновую пробку, и он постепенно оттирал ее, чтобы дать Дэвиду выбраться.

– Соблазнительно. – Его голос надломился, и он, тяжело сглотнув, облизал губы. – Послушай, я действительно считаю, что для сумасшедшей ты очень привлекательная женщина, но последнее, чего бы мне хотелось – это доверить тебе джинна. Поэтому, как мне кажется, тебе лучше подумать…

– Убей его, – приказала Иветта.

Рука, державшая Кевина, сжалась, и я услышала, как хрустнула кость, словно пластиковый стакан. Льюис вскрикнул, вытянул руку, с его пальцев сорвался белый огонь, омывая безвольно падающего Кевина. О боже. Его шея… звук, что я слышала, был хрустом тонкой мальчишеской шеи.

Освобождения я не почувствовала. Кевин не умер. Льюис сохранил ему жизнь, по крайней мере, на данный момент, но сам он выглядел немногим лучше мертвеца.

Джин, только что убивший Кевина – пусть даже его смерть отсрочили – повернулся, и я увидела его лицо.

Это был Джонатан. Он выглядел твердо, бесцветно и столь же непроницаемо, как матовое стекло. Ни следа юмора или самоуверенности, которые я ожидала увидеть… он был выскоблен без остатка. Переделан во что-то другое.

Он был подчинен.

Иветта вышла на свет. Сейчас она не выглядела хорошенькой, напротив – половину ее лица украшал синяк, волосы были спутаны. Ее глаза напоминали глаза оборотня, и хрупкая изящная оболочка больше не скрывала ее истинную сущность. Иветта выглядела твердой, как кость, жесткой и готовой к убийству. Конечно, она не собиралась пачкать свои нежные ручки с прекрасным французским маникюром. Она использовала для этого (О боже) Джонатана.

Ее руки сжимали маленькую стеклянную бутылочку, что-то универсальное, недорогое, но крепкое. Темница Джонатана.

Я помнила, Дэвид говорил мне, что Джонатан никогда не был подчинен. На что это было похоже, обладать такой мощью, прожить столько лет, быть вынужденным подчиняться подобным приказам? Для него, должно быть, это…

«…насилие», – говорил Дэвид. Так и было. Что-то вроде этого.

– Брось, – сказала она Льюису, – поверь мне, он того не стоит. Он ничтожный, убогий самонадеянный маленький сукин сын, ни для кого ничего не значащий. В общем-то, всем будет только лучше, если он умрет. Учти.

Он не слушал или же слушал, но продолжал перекачивать энергию в мальчика.

Я единственная заметила, как резиновая пробка бутылки в его руках отскочила и покатилась прочь… но нет, я увидела что-то в глазах Джонатана, какое-то изменение, едва заметная сосредоточенность. Он знал.

Дэвид был здесь.

Льюис тяжело дышал, его кожа блестела от пота; он терял собственную жизнь, сохраняя жизнь Кевина.

Иветта двинулась к нему с той же хищной тигриной грацией, как когда-то она ходила вокруг Дэвида, и я поняла, что никогда и ничего в своей жизни не хотела сильнее, чем продраться сейчас через эту стену, запустить твердые как алмаз когти в ее сердце и вырвать его.

Льюис перевел взгляд на меня. Пламенные, упрямые глаза. Мое горло пересохло.

– Иди и закрой трещину, – сказал он. Выглядело это так, словно он разговаривал со мной, но я знала, что это не так. Это был прямой приказ, отданный джинну, только что выбравшемуся из бутылки и находящемуся здесь в призрачном виде… джинну, чью бутылку он держал в руке.

Иветта положила руку на Льюиса, и это у меня вызвало те же ощущения, что и таракан, ползущий по лицу «Моны Лизы».

Его губы сложились в форме слова, безмолвно, так, что она не могла бы заметить. Он все так же удерживал взглядом мои глаза. «Иди».

Он умрет, если я покину его. Черт, возможно, он умрет, даже если я его не покину, но, по крайней мере, ему не придется умирать в одиночестве, всеми брошенным.

Я почувствовала, как натянулась нить между мной и Дэвидом, становясь все тоньше от напряжения.

Рука Иветты вкрадчиво скользила по мокрой от испарины шее, пока он отдавал остатки сил, поддерживая дыхание ее последней жертвы.

«Иди».

У Льюиса моей бутылочки не было. Он не мог мне приказывать. Пока Кевин все равно что мертв, мне вообще никто не мог отдавать приказы.

Я прошептала в такой тональности, которую, как я знала, слышал лишь Льюис:

Я люблю тебя.

И огненной стрелой взметнулась на эфирный план, рыдая.

Я обнаружила Дэвида одним уровнем выше эфирного. Слов не было. Мы растворялись, сливаясь друг с другом, наши ауры менялись, смешиваясь. Я вспомнила, как Дэвид однажды предлагал заняться любовью в виде газа, и ощутила, как внутри расцветает улыбка, теплая и грустная. Даже в этом рассредоточенном состоянии он был для меня столь же узнаваем, как биение собственного сердца, пока я была человеком, и столь же необходим.

Джо… Шепот сквозь пустоту, ласки, не нуждающиеся в наличии кожи, тел, без слов. Самая чистая форма любви, которую я когда-либо знала. «…Мне так жаль. Я не мог позволить тебе умереть, но мне не хотелось умирать самому. Но единственный способ создать джинна – жертва. Я пытался найти обходной путь. Вот, что из этого вышло».

Он чувствовал мою скорбь, ощущение вины и тяжкий груз ответственности. От его прикосновений мне стало легче, хотя, казалось бы, ничто уже не могло принести облегчения.

Он уже двигался дальше, направляясь все выше, ведомый принуждением приказа Льюиса закрыть разрыв. И пока он двигался, я знала, что Льюис жив. По крайней мере – жив.

Я пошла за ним. Сейчас Свечение становилось почти твердым, энергия формировала материю. Мне вдруг представилось, что это антитела, реакция на наше присутствие, и их переизбыток означал, что вселенная серьезно больна, возможно, умирала.

Вверх. Я не знала, были ли здесь другие джинны, потому что все, что я могла видеть, было Свечением, бесконечной снежной бурей искр, окружавших нас раскаленной голубой оболочкой.

Я старалась смахнуть их с Дэвида. С меня они безвредно соскальзывали сами.

Вверх.

Мы замедлились и остановились, и хотя я совершенно ничего не видела, но знала, что мы добрались до нужного места. Принуждение Дэвида привело нас точно к трещине. Раскрывшись навстречу ощущениям, я почувствовала разрыв, он медленно поворачивался, словно водоворот на замедленной съемке, высасывая Свечение из реальности демонов и выплевывая в нашу.

– Уходи, – попросил Дэвид и попытался мягко оттолкнуть меня прочь. Но я только крепче в него вцепилась – Джо, теперь ты должна возвращаться. Мне нужно сделать это одному.

– Нет. – Я совершенно не представляла, смогу ли я это сделать или насколько глупа идея в целом, но сформировала тело. Я поразилась, что это вообще оказалось возможным в подобном месте, но приобрела вес, форму и некое подобие жизни. Здесь не было воздуха, но это не важно, если не задерживаться надолго. Я могла создать атмосферу, пригодную для дыхания на некоторое время. Из того же самого материала, что послужил для формирования моей телесной формы.

Горячий морской ветер возник из небытия, подхватывая мои прямые черные волосы, легким дуновением овевая кожу.

Сзади мои плечи обхватили мужские руки. Они скользнули по шее, отодвигая волосы, и я вздрогнула от поцелуя, горевшего там, где шея переходит в ключицу.

– Джо, – его шепот был столь же нетерпеливым и дрожащим как его пальцы. – Я думал, что больше никогда тебя не увижу. Не важно, по какой причине.

Я обернулась. Дэвид снова стал моим Дэвидом: волосы слегка длинноватые для того, чтобы считаться аккуратной стрижкой, глаза теплого цвета меди, губы, созданные для поцелуев. Я обвила его руками и прижалась к нему. В его теле так много напряжения, но оно было правильным. Наконец-то. Свечение билось белым шумом голубых всполохов вокруг созданного мной энергетического пузыря, но сейчас это было не важно. Мне хотелось навсегда остаться в его объятиях.

Но я не могла. Я знала, что не могу. Слишком высокой была цена.

Он поцеловал меня, и вкус поцелуя – медленного, теплого, нежного – почти заставил меня зарыдать. Он сжал мое лицо в ладонях и, когда медленно отодвинулся, медные глаза светились покоем.

– Все хорошо, – сказал он и провел подушечкой большого пальца по моим губам, даря ласку, интимнее которой я никогда не ощущала. – Джонатан знал. Одному из нас нужно уйти. Пришло мое время.

– Нет, не так, – поправила я, и со всей силы толкнула его, заставив сделать несколько неверных шагов назад. – Я отдам тебе свое.

И нырнула прямо в водоворот.

Крик Дэвида несся за мной по пятам, но было слишком поздно, слишком поздно даже задаваться вопросом, что, черт возьми, я собиралась делать, потому что уже ощущалась тьма с той стороны разрыва, и на меня накатила волна паники. Я чувствовала, что это меня разрушит. Навсегда.

А потом я достигла тонкой, как бумажный лист, трещины между мирами и вонзилась в нее с ударом, вновь расщепившим меня до состояния тумана. Обрывки меня стали всасываться через щель, и мне пришлось бороться, чтобы не поддаться напряженному черному давлению. Там где часть меня прошла сквозь разрыв, он закрылся.

О боже.

Теперь я поняла. Я осознала, почему Джонатан так противился необходимости посылать сюда Дэвида. Потому, что знал, что именно должно быть сделано. Единственное, что могло запечатать трещину – это кровь, моя или Дэвида, потому что мы создали ее, словно дефектного ребенка.

Я перестала бороться. Отпустила все – страх, боль, муку, чувство вины. Я чувствовала, что нить, соединявшая меня с Дэвидом, лопнула как струна, издав высокий тонкий звук, и его присутствие покинуло мой разум.

Я осталась одна.

Я расслабилась и позволила Пустоте поглотить меня, принять столько, сколько ей нужно для того, чтобы заделать щель между мирами.

Я словно истекала кровью, и кровотечение это было смертельным – медленное, холодное растворение, когда чувства исчезают по капле. Это болезненно, но боль не имела значения.

Важно было только то, что я чувствовала, как соединяются края разрыва, зарастая.

Поток Свечения сквозь щель замедлился, потом и вовсе остановился. Искры кружились вокруг меня в голубом невесомом танце.

Вокруг того, что от меня осталось.

Я почувствовала, что трещина окончательно закрылась, словно под ударом незримой печати, и тут же Свечение вспыхнуло вокруг меня, яркое и искрящееся, словно взрыв миллионов маленьких звезд, и затем опало, растворяясь во тьме. Оно не могло существовать здесь без трещины, как я не могла жить без пуповины, связывающей меня с Дэвидом.

От меня осталось не так уж много. Достаточно, для того, чтобы помнить, кто я и кем была. Лица оставались в моей памяти, но я больше не знала их. Все уходило прочь.

Падало вниз, как снег в темноту.

Снег превращался в свет. Солнечный свет. Я стояла на лугу, полном травы, слишком зеленой, чтобы быть реальной, и смотрела на женщину, идущую ко мне через красное пламя цветов. Ее белое платье развевалось на ветру, но трава не колыхалась.

Белые волосы, похожие на облако. Глаза цвета чистого аметиста. Прекрасная, холодная, умиротворенная.

– Сара. – Я не знала, откуда возникло это имя. – Знаешь, я умерла.

Она подошла ко мне.

– Нет, – возразила она и погладила шелк моих волос, – нет, моя дорогая. Еще нет. Есть еще часть тебя, которая остается. У людей тоже так бывает.

Я вспомнила угольно черный голод, обрамленные льдом тени.

– Ифрит?

– Ты должна бы им стать, – ответила она, – но есть и другой путь. И, возможно, мы должны для тебя это сделать.

– Мы?

Когда она отступила, я увидела, что она не одна. С нею был мужчина, высокий и мускулистый, немного склонный к полноте, с непослушными белокурыми скандинавскими волосами и глазами, голубыми, как Карибское море. Я знала его и не знала. Он улыбался мне, очень мягко, но я видела в улыбке боль. И мужество.

– Я жила слишком долго, – сказала Сара, – Я воровала жизни у других. Патрик предал тебя, чтобы купить их для меня. Немного чести в том – быть тем, кем я стала.

Я ничего не понимала. Ветер, слегка развевавший платье Сары, коснулся моего лица, погладив прохладными пальцами. Мягкое, прекрасное умиротворяющее прикосновение, я знала, что он хочет забрать меня с собой, в темноту.

– Я сделала это для Патрика. Я открыла щель. Дэвид только расширил ее. Ты понимаешь?

Я не понимала. Слова скользили мимо и пропадали в тенях.

– Самое ужасное мы делаем во имя любви, – прошептала Сара. – Так был создан Джонатан. Так Дэвид создал тебя. Так я создала Патрика. Никто из нас не должен существовать. Равновесие нарушено.

Если требовалось равновесие, я восстановлю его. Уходя…

– Останься, – сказала она и коснулась моего лица прохладными серебряными губами. – Есть одна вещь, которую можем тебе подарить только мы с Патриком. Один последний подарок, в благодарность за то, что ты нам дала.

Слова парили в темноте, наполнявшей меня.

– Что я дала вам?

Ее улыбка была прекрасна грустна, но прекрасна.

– Возможность быть вместе. И теперь я предлагаю тебе то же самое, мою любовь. Возьми ее.

Она раскрыла объятия. Я посмотрела на Патрика. В его глазах стояли слезы, и он на мгновение отпрянул. В конце концов, испугавшись.

Я ступила в объятия Сары.

– Нет. – Патрик сглотнул и вернулся обратно. Он резким движением обнял нас обеих и спрятал лицо в ее светлых волосах. – Или мы оба, или никто. Так всегда было.

Что-то горячее обернулась вокруг меня, тягучее, как смола, и я подумала, что должна была бы отказаться, но тут все мое существо пронзила боль, и я закричала.

И кричала, кричала, кричала, до тех пор, пока вселенная не взорвалась с тихим приглушенным хлопком, чем-то похожим на звук разбившегося стекла.

Я не чувствовала, что мне подарили подарок.

У меня возникло чувство, что меня предали.

Когда я очнулась, кто-то держал меня в сильных теплых объятиях. Я попыталась притиснуться еще ближе и почувствовала, как напряглись обнимавшие меня руки.

– Джо?

Я подняла голову и увидела, что это Дэвид. Мы сидели у стены в коридоре, рядом с огромной стальной дверью хранилища. Я чувствовала… опустошенность. Я была очищенной, но опустошенной. Исчерпанной и бессильной.

Я чувствовала себя неправильно.

Он мягко гладил мои волосы, пропуская кудри сквозь пальцы. Проклятье. Они снова вились. Что-то идет не так…

– Не торопись, – пробормотал он, когда я попыталась подняться. Он встал, продолжая удерживать меня, потом поставил на подкашивающиеся ноги.

– Боже, Джо, Боже мой, ты жива.

Сара. Патрик. Это казалось настолько реальным, и так сильно ранило… Я вздохнула, снова возникло ощущение… неправильности. Дыхание было неуклюжим. Механическим.

– Наверное. – Память вернулась ко мне вместе с желанием отомстить, и меня затопила тревога. Я повернулась к дверям хранилища.

Все это не могло длиться часы, как казалось там, на краю мира.

Все заняло секунды, ну, максимум несколько минут…

Противостояние продолжалось.

Льюис все еще стоял, но как раз, когда я увидела его, он упал на подогнувшиеся колени. Белый огонь энергии, непрерывно направлявшейся им в сломанное тело Кевина Прентисса, почти иссяк, превратившись в редкие всполохи, пульсировавшие в такт биению его сердца.

Боже, он умирал. Я не могла поверить, что он продержался так долго, или что Иветта позволила ему это… но потом я взглянула на ее лицо, на то как она смотрела, и поняла, почему она выжидала. Он страдал.

Она слишком сильно любила такого рода вещи, чтобы прекратить процесс преждевременно.

Джонатан больше отсутствовал, чем присутствовал в комнате – бесстрастный, жесткий как статуя, ни следа той беспокойной энергии и мощи, бывшей такой же неотъемлемой его частью, как и саркастическая полуулыбка.

Нельзя позволять Иветте его удерживать. Урон, что она способна нанести…

– Мы должны что-то сделать, – сказала я Дэвиду. Он начал движение, но столкнулся с барьером, его рука скользнула вдоль него.

– Я не могу.

Его голос звучал неровно и напряженно; он ненавидел собственную беспомощность, ему больно было смотреть на Джонатана, униженного до подобного состояния.

Я потянулась вперед, и моя рука свободно прошла сквозь барьер, без какого либо ощущения преграды. Я услышала его вздох, но раз у меня получилось, я должна была двигаться. Нет времени думать о том, почему так случилось.

Я бросилась вперед, на Иветту.

Она была сильнее, чем выглядела, и легче. Я застала ее врасплох; она действительно не могла поверить, что какой-то джинн способен преодолеть барьер. Мы свалились на пол с силой, достаточной для того, чтобы заставить ее вскрикнуть, а мне сбить дыхание, и покатились, сплетаясь клубком вдоль металлических полок, неустойчиво колебавшихся от толчков.

Они были заставлены бутылками.

Бутылками с джиннами.

И каждая была маркирована черной печатью.

Здесь находились джины, зараженные Метками Демона, запечатанные для того, чтобы больше никогда не выпускаться из темницы, потому что если демон завладеет джинном, результат подобной комбинации… – никто не хотел даже думать об этом. Это было сродни комнате, наполненной ядерными бомбами, покачивавшимися туда-сюда на своих стойках.

Иветта продолжала удерживать бутылку Джонатана. У меня никак не получалось заставить ее разжать руку. Она открыла рот, чтобы выкрикнуть приказ. Я вмазала кулаком прямо в ее лицо, сильно, почувствовав, как костяшки пальцев взорвались ослепительной болью, так как я, разбив ее губы, поранилась о крепкие зубы.

– Ты, – выдавила я, задыхаясь, и двинула ей еще раз, – не смей говорить ничего.

Она все еще пыталась пробормотать приказ. Я схватила ее за блузку, рванула и засунула покрытый брызгами крови шелк ей в рот.

Джонатан не двигался.

Его бутылочка была зажата в ее правом кулаке. Пока она била меня левой рукой, я заломила правую за спину, болезненно обдирая ее о металл полок. Показалась кровь, но меня это не остановило. Я продолжала. Ее пальцы ослабели.

Я схватилась за бутылочку, но Иветта вцепилась в нее, как спрут.

Она рванула меня за волосы, и хлестнула по глазам, потом выплюнула кляп и завизжала:

– Я приказываю…

Паника как минимум удвоила мои силы, я вновь захватила ее правую руку, взялась за указательный палец и сложила практически вдвое с громким хрустящим звуком.

Она прервала команду диким воплем.

Бутылочка свободно покатилась. Я пыталась схватить ее, но Иветта остановила меня диким боксерским ударом в бок и вновь на меня бросилась.

– Сука, – задыхалась она. На ее губах вскипали кровавые пузыри, она выглядела дикой, совершенно сумасшедшей. – Я заставлю тебя страдать.

Она изрыгала проклятия, пытаясь дотянуться до бутылки. Я поймала ее и потянула обратно.

Прямо в этот момент Льюис упал лицом на пол, продолжая держать бутылку Дэвида. Он перевернулся на спину и некоторое время лежал, уставившись пустым взглядом на светильники в потолке, потом перевернулся снова, медленно пробираясь к полуоткрытой двери.

Я увидела, как безвольное тело Кевина дрогнуло, делая вздох без посторонней помощи.

Он поднял голову, и я застыла оттого, что увидела в его глазах… помимо боли и замешательства там сияла чистая незамутненная ярость.

Льюис излечил его. Я не могла представить себе, чего это стоило… Льюису, да и Кевину тоже. Гнев, пылавший в глазах мальчика, отдавал сумасшествием.

Он рванулся к бутылке Джонатана одновременно с Иветтой и успел первым.

Я увидела, как мгновенно изменился Джонатан, когда власть над ним переместилась от матери к сыну.

Иветта отодвинулась и встала на ноги, отступая, насколько позволяли размеры комнаты. Кевин и Джонатан стояли между ней и дверью.

– Не делай этого, – сказала она и вытерла кровь с лица тыльной стороной руки. – Милый мой, не надо. Ты же понимаешь сам, что не хочешь…

– Ты, – с усилием произнес Кевин, оборачиваясь к Джонатану. – Убей Иветту. Сейчас.

Джонатан не колебался. Он по-кошачьи прыгнул, минуя меня, я сжалась в комок, стараясь стать как можно незаметнее, но увидела, как он прямо на ходу отрастил на кончиках пальцев острые стальные когти.

Я почувствовал горячие брызги крови на лице и ощутила ее вкус. О Боже, Боже… не то, чтобы она не заслужила этого, но…

Кевин наблюдал, как умирает его мачеха, бесцветным напряженным взглядом.

Боже мой, эти глаза… Совершенно пустые. Я словно смотрела в разверзнувшуюся могилу.

– Ты бросила меня, – сказал он. – Я просил тебя вернуться. Я кричал тебе.

Я не посмела ничего ответить. Или двинуться с места.

– Ты говорила, что не допустишь, чтобы со мной что-то случилось, – прошипел он. – Я не люблю, когда мне врут.

У него была моя бутылочка. Он вытащил ее из кармана и зажал в руке – такая маленькая вещица дарила ему господство надо мной, над моей жизнью и смертью – и, улыбнувшись мне, произнес, – я хочу, чтобы ты сгорела. Сожгла себя заживо.

Сжигала себя до тех пор, пока мне не надоест слушать твои крики.

Я ощутила прилив чистого, незамутненного ужаса, ожидая, как принуждение завладеет мной…

…но ничего не произошло.

Я медленно выпрямилась. Кевин был в ярости.

– Ты что, не слышала? Я сказал – сгори, сука!

Я поднялась, оберегая правую руку. Она была повреждена. На костяшках пальцев оставались ссадины, следы от зубов Иветты.

– Извини, – произнесла я в тихом удивлении, – но я думаю, что это больше не работает.

Я обернулась и заметила, как на лице Дэвида проступало странное выражение, его глаза светились ошеломлением от понимания происходящего.

– Ты жива, – прошептал он, – ты… человек.

И тут же смертельный ужас отразился в его глазах. Дэвид стал биться в барьер, разделявший нас.

Я была человеком, смертной, и сейчас оказалась пойманной здесь вместе с Кевином и самым мощным джином во вселенной, находящимся под его контролем.

Заперта в ловушку вместе с мальчишкой, который только что, не моргнув глазом, убил свою мачеху.

Кевин эхом повторил шепот Дэвида.

– Человек? – Мне не понравился жесткий и влажный свет его глаз. – Отлично. Возможно, ты умрешь тем же способом, которым позволила мне умереть.

Льюис полз к барьеру, волоча за собой бутылку Дэвида. Он перевалился через порог, и Дэвид, склонившись, вытянул его. Они обменялись взглядами.

Потом оба посмотрели на меня.

Льюис сделал долгий мучительный вдох и сказал:

– Делай все, что угодно, Дэвид, но вытащи ее оттуда. Сейчас же.

Дэвид перемахнул через барьер, словно его вообще здесь не было. Врезался со спины в Кевина, откидывая его прочь. Кевин потерял равновесие, запнувшись об окровавленный труп Иветты, и налетел на ряд полок, тяжело покачнувшихся от жесткого толчка.

Они накренились.

Бутылки, маркированные черными печатями, стали падать. Несколько разбилось, ударившись о металлические стойки или друг о друга, и хотя я больше не видела джиннов, я могла чувствовать их, круживших по комнате расклеенными вихрями.

Дэвид подхватил меня. И потянул за Кевина, который продолжал судорожно извиваться, чтобы встать. Я попыталась остановиться, чтобы подхватить бутылку Джонатана, раз уж появилась такая возможность, но приказ, отданий Дэвиду, был предельно четок. Вытащить меня. Не останавливаясь ни перед чем и ни для чего.

Он толкнул меня вперед, и я преодолела барьер на один удар сердца раньше него. Этого оказалось достаточно. Приказ был выполнен, и преграда мгновенно восстановилась, оставляя его в комнате. Я протянула руку и коснулась Дэвида, но не смогла протащить его сквозь барьер, в безопасность…

Кевин развернулся, вновь сжимая бутылку Джонатана, и завопил:

– Ты! Убей его!

– Дэвид, иди сюда, – фактически в то же мгновение выкрикнул Льюис. Барьер исчез, Дэвид прыжком пересек его.

Джонатан рванулся, но опоздал.

Внутри хранилища что-то происходило. Я не могла этого видеть, но на тонком плане комната напоминала ад – джинны сражались друг с другом в эфире, Кевин и Джонатан сияли в центре, подобно звезде. У меня появилось вызывающее дрожь предчувствие, и я повернулась к Льюису, лежавшему у стены и выглядевшему гораздо хуже, чем я когда-либо на моей памяти.

– Я не могу, – прошептал он, хотя я не спрашивала. – У меня больше ничего нет.

Если у него ничего не осталось, то и Дэвид ничего не имел.

Мы смотрели, как джинны под черной печатью, свободные от плена, стали проявляться в реальном мире.

Кошмар. Они были ужасно изуродованы, ставшие наполовину демонами, издавая пугающие, неприятные для уха звуки, похожий на скрежет металла. Крики. Крики, подобных которым, мне не хотелось бы услышать никогда в жизни.

– Уходи оттуда! – выпалила я, протягивая руку Кевину. – Ты должен выйти оттуда, Кевин! Пожалуйста! Ты не понимаешь, что делаешь!

Он мог. Все, что от него требовалось, это пройти два фута и взять мою руку. Сделать выбор.

В его глазах царило ужасное опустошение. Расцветающее понимание, что сделанное им имело далеко идущие последствия, которые не оставят его до конца жизни. Воспоминания о грехах подобного рода похожи на гончих – вы можете научиться не обращать на них внимания, но вам нигде не удастся укрыться от них.

Он сделал шаг, остановился и подарил мне самую пустую улыбку, какую я когда либо видела. Он сказал:

– Теперь ты обо мне беспокоишься? Слишком поздно, Джоанн. Я не собираюсь больше быть чьей-то шавкой. Ни ее, ни твоей… Я собираюсь получить силу. Столько силы, чтобы никто из вас не смог остановить меня.

Он посмотрел на Льюиса.

– Ты тот парень. Тот самый, о котором она так беспокоилась. Один из крутых мужиков.

Льюис, не моргнув, принял это:

– Возможно.

– Хм, – Кевин окинул его взглядом сверху донизу. – Недурно. Спасибо, мужик. За то, что сохранил мне жизнь.

– И ты не должен был оплатить мне, убивая ее.

Лицо Кевина залил неровный мятежный багрянец.

– Тебе этого не понять. – Он повернулся к Джонатану. – Ты можешь забрать меня отсюда?

Брови Джонатана изогнулись над пустыми глазами.

– Куда ты хочешь пойти?

– Куда-нибудь. – Под давлением ситуации Кевин вновь забыл о правилах. Он посмотрел на Джонатана, продолжавшего стоять в ожидании. – Куда угодно, лишь бы отсюда.

– Ты должен уточнить.

Но когда губы Кевина начали складываться в слово – была уверена, что оно означало «домой» – Джонатан добавил:

– Мы можем совместить приятное с полезным. Диснейленд. Лас-Вегас. Что-нибудь…

– Вегас! – Выкрикнул Кевин, с удовольствием ухватившись за подсказку. – Да, черт возьми! Конечно Лас-Вегас!

«Джонатан, – подумала я, – что, черт возьми, ты делаешь?» Он мог задавать уточняющие вопросы до самой смерти, конкретизируя место назначения вплоть до нескольких квадратных дюймов, но мне стало ясно: он почил, то что хотел.

– Ты должен приказать мне, – напомнил он.

– Отлично. Возьми меня в Лас-Вегас. – Нет подожди! – Он выбросил веред руку. – Что это за фигня?

Он указал на едва видимых джиннов, кружащихся в воздухе. Джонатан смотреть не стал. Возможно, не хотел рассматривать их слишком долго. Я бы не стала.

– Это джины, – ответил он, – они больны.

– Да? Чтоб я сдох. Сделай так, чтобы они убрались, меня от них трясет.

– Нет! – Закричала я.

Слишком поздно. Барьер, удерживающий джиннов, лопнул с почти физическим ощущением, и искореженные, зараженные джины исчезли. Кевин оглядел хранилище, разглядывая бутылки, стоящие рядами на полках. Те, что права – всех форм и размеров, были не запечатаны.

Слева – маркированы черным грифом, означавшим, что находящийся внутри джинн инфицирован Меткой Демона.

Он схватил несколько бутылок с черными печатями и заполнил ими многочисленные карманы своих мешковатых штанов.

– Пойдем, – сказал он Джонатану. – В Вегас. Шевели задницей.

Льюис решительно произнес:

– Дэвид, останови их. Не давай им уйти.

Я оглянулась на Дэвида, когда Льюис отдавал свой приказ, и заметила, как вспышка боли исказила его лицо; Льюис не подозревал о том, что только что попросил Дэвида сделать. Сражаться с Джонатаном. С тем, кого любил и уважал тысячи лет, а то и больше.

С тем, кого, как я знала, он не смог бы ударить.

Кевин бросил косой взгляд на Джонатана, сообразив, что «В Вегас. Шевели задницей» не может считаться подходящей командой. А это означало, что инициатива в руках Дэвида.

– Слушай, ты, крутой мужик, думаешь, что сможешь меня взять?

Льюис ответил:

– Я сохранил твою жизнь не для того, чтобы заниматься армрестлингом.

– Но ты сильнее, верно? Круче всех?

– Не всех.

– Но почти всех.

Кевин бросил хитрый, гаденький взгляд на Джонатана.

– Эй, у меня есть идея получше. Мы сможем отправиться в Вегас когда угодно. – Он оглядел меня, и безумие в его глазах заставило меня похолодеть. – Тебе следовало бы обращаться со мной поласковее, сука.

Я думаю, что интуитивно догадывалась, что он собирается сказать дальше, но у меня не было возможности остановить его. Никто из нас не имел такой возможности.

Кевин указал на Льюиса и произнес:

– Отдай мне всю его силу. Я хочу получить ее всю.

Ясная, недвусмысленная команда, не оставлявшая Джонатану выбора. Он мог только подчиниться.

Льюис закричал, выгибаясь вперед, из него хлынул поток чистого белого света, рванулся сквозь пространство в узкую грудь Кевина. Дэвид, все еще связанный предыдущей командой, не мог ничего сделать. И так как происходящее далеко выходило за область моего опыта, я совершено не знала, что можно сказать, и – еще меньше – что сделать.

Льюис обмяк. Он был в обмороке. Выбыл из борьбы. Что означало, что Дэвид был бессилен.

Кевин открыл глаза и улыбнулся. Улыбнулся. Согнул руку, принимая позу культуриста.

– Кевин, не делай этого. Ты не сможешь скрыться, – попросила я. Мой голос дрожал. Я обхватила безвольное тело Льюиса и ощутила, каким он был горячим, каким хрупким. Каким смертным. Как и я. – Кевин, они никогда тебе этого не простят. Ни люди, ни джинны. Они будут охотиться за тобой. И уничтожат.

Он опустил руки и снова стал похож на шестнадцатилетнего подростка. Худой, перевозбужденный, самоуверенный.

– Да ну? Отлично, скажи им, пусть попробуют. Я надеру им задницы. Пусть знают заранее.

Я лишь покачала головой. Он не знал. Не мог понять.

Кевин щелкнул пальцами, обращаясь к Джонатану.

– Сейчас. Сию же минуту. Возьми меня в Лас-Вегас. Мы собираемся немножко поразвлечься.

– Останови их! – Взмолилась я к Дэвиду. Он выглядел ошеломленным, сердитым и совершенно растерянным.

– Я не могу, Льюис… – он посмотрел вниз на мужчину, которого я держала в объятиях. – Она ушла. Вся его сила. Мне нечем воспользоваться.

В любом случае слишком поздно. Налетел порыв ветра, и Джонатан с Кевином исчезли.

– Ты можешь их отследить? – спросила я. Дэвид присел рядом со мной и кивнул. – О Боже, Дэвид… сможешь ли ты сражаться с ним.

– Не сам по себе, – ответил он, – и не то, чтобы мне это нравится.

Я закрыла глаза и заглянула в себя, изучая теплый красный поток силы. Мне вернули человеческую форму вместе со всем моим энергетическим потенциалом, что означало, что, возможно, я осталась единственной, кто в состоянии вступить в борьбу. Кто обладает достаточной мощью.

Но для этого я должна была сделать то, чего поклялась никогда не делать. И кто бы что не говорил, это все изменит. Навсегда.

Дэвид понял меня, как обычно. Он тихо произнес:

– Ты знаешь, что должна это сделать.

Я вытащила бутылку из безвольных пальцев Льюиса и почувствовала внезапный прилив энергии, головокружительное ощущение преданности, передающееся от него ко мне.

Он посмотрел на меня этими глазами цвета меди, улыбаясь так тепло, что мне показалось, будто солнце заключило меня в свои объятия, и сказал:

– Время пришло. Где ты была так долго?

Мои губы дрогнули, когда я почувствовала как мы, словно две половинки, срослись в единое целое, в партнерство, подобного которому я не знала никогда в жизни. Равноправие. Не было подчинения джина, ничего подобного… Он был мной, частью меня, больше, чем я. И я была больше, чем он.

Я мягко опустила Льюиса на ковер и поднялась навстречу Дэвиду. Он потянулся, положил руки мне на плечи и мягко поднял их, заключив мое лицо в колыбель своих ладоней. Подушечки больших пальцев гладили мои губы, оставляя огненный след. Он был настолько прекрасен, что мне казалось – я сейчас взорвусь.

– Мы сделаем это вместе, – сказал он и поцеловал меня. Долгий сладкий поцелуй зажег огонь где-то глубоко внутри, в нем было столько света и силы, что колени мои подгибались.

– Да, – шепнула я в его приоткрытые губы, – но сможем ли мы победить?

Его улыбка теплым призраком скользнула по моей коже.

– Не знаю. Но это будет чертовски хорошая битва. Я услышала громыхание металла и скрип тяжелой двери в дальнем конце коридора и поняла, что Хранители, наконец, разобрались с беспорядком, наверху, и спустились посмотреть, что здесь творится.

– Всем стоять! – проорал кто-то тоном человека с большой пушкой. Меня это не взволновало. Я встречалась с вещами похуже.

Я открыла рот для того, чтобы отдать Дэвиду свой первый приказ…

…и услышала громкий бум, раздавшийся на весь мир, увидела, как в шоке расширились зрачки его глаз, почувствовала, что мое тело резко дернулось в его направлении.

«Вот дерьмо», – подумала я.

Они только что стреляли мне в спину.

У меня оставалось время для последней команды. Дэвид уже был готов для драки, для убийства, для новых смертей.

– Назад в бутылку, – прошептала я, захлебываясь кровью, и увидела, как его глаза еще больше расширились в муке, когда неумолимый ветер засасывал его вниз, в бутылку.

Я кричала, рывком вставляя пробку, и свалилась, хватая ртом воздух, противясь растущей чудовищной боли, прижимая обеими руками к сердцу его бутылку.

Несколько теней склонилось надо мной.

Темнота.

Я медленно пришла в себя, в мир, где гудели машины и звучали приглушенные голоса.

Я открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд на мужчине, сидевшем рядом со мной и державшем в своей широкой ладони мою руку.

– Джо?

Это не голос Дэвида, не его прикосновения. Пятна света перестали вертеться, и сформировали осунувшиеся черты Льюиса. Он был бледен, на лице появились новые морщины, и следы как минимум однодневной бороды. Голову ему следовало бы помыть.

– Дерьмово выглядишь, – прошептала я, и его пересохшие губы разошлись в улыбке. Он был одет в больничную пижаму, одного из тех фасонов, которые не красят никого. Я, кстати, тоже. В моей руке торчала игла капельницы, в спине засела ноющая боль.

Память возвращалась вспышками, по частям. Глаза Дэвида. Звук выстрела. «Не убивай их». Воспоминания вызвали волну адреналина, которую подавили вводимые транквилизаторы.

– Дэвид – о боже, пожалуйста, скажи, что они не забрали его…

Он наклонился, открывая ящик тумбочки рядом с кроватью, и вынул синюю стеклянную бутылку. Вручил мне. Она была закрыта.

– С ним все в порядке, я… – Льюис вздрогнул и облизал губы, – я сохранил его для тебя.

– Какая задница в меня стреляла?

– Они не знали. Все, что они видели – охрана мертва, а хранилище взломано. Они не могли знать.

Я издала неуверенный смешок.

– Больно.

– Я знаю. – Он протянул руку и провел пальцами по моей щеке. – Ты два дня была без сознания.

Два дня? Два чертовых дня? Я напряглась, чтобы сесть, но лекарства, и Льюис, и слабость заставили меня лечь обратно.

– Кевин – он забрал Джонатана…

– Я знаю, – в голосе Льюиса звучало то же серебристое спокойствие, которым был так знаменит Мартин Оливер. – Джо, все в порядке. Они пустили бригаду по его следу. Они найдут его.

– Все не в порядке. – Льюис не понимал. Не мог понять. Он не знал, кто такой Джонатан. Чем владел Кевин. Мощь сильнейшего Хранителя в мире плюс чудовищная сила величайшего из джиннов… Они отправили бригаду? Они с таким же успехом могли послать девочек скаутов. – Мне нужно идти. Добраться до него.

Его сильные руки мягко толкнули меня назад.

– Ты никуда не пойдешь. По крайней мере, некоторое время.

Я сомкнула пальцы вокруг бутылки Дэвида и, прежде чем Льюис сумел остановить меня, вытянула резиновую пробку зубами.

Дэвид появился мгновенно, быстрее мысли, глядя на меня с другой стороны кровати. Он все еще был в панике и ярости, думая, что я умираю.

Его горячие глаза сверкнули в сторону Льюиса, повернулись ко мне, и потом он заключил меня в объятия.

Я и не подозревала, как замерзла, пока не почувствовала его тепло.

Дэвид шептал мне слова, которых я не знала – языки давно умерли, но интонации вечны. Любовь, страх, явное облегчение. Он поцеловал меня, поцеловал крепко, и я почувствовала, как растворяюсь в нем.

Когда он отступил, я осознала, о чем говорил Льюис. Настойчиво.

– Дэвид, тебе нельзя здесь находиться. Они не знают о тебе. Ты должен оставить ее Хранителям. Она получит лучший уход…

– Замолчи, – прошипел Дэвид, и я увидела, что они обмениваются напряженными взглядами. – Уходи. Ты ничего не сможешь для нее сделать.

Глаза Льюиса на мгновение выдали его, я вспомнила, что он лишен силы. Опустошен. Теперь он был не больше, чем любой обычный смертный, непосвященный. Дэвид сказал это буквально.

Льюис не мог меня излечить. Он не мог вообще ничего сделать, но держал меня за руку.

Я не могла даже представить, что он сейчас чувствовал, что это значило для того, кто обладал подобной мощью и лишился ее.

– Не говори так, – попросила я, разворачивая Дэвида обратно ко мне. – Он мой друг. Всегда был.

Мои слова несколько ослабили мрак в глазах Льюиса, наконец-то. Он подарил мне слабую бледную улыбку.

– Итак… скажи мне как другу… насколько велики мои неприятности?

Он начал отвечать, но в следующую секунду послышались шаги, звонко отдающиеся от плитки, а затем белый занавес у моей кровати отодвинулся со скрежетом металлических колец, впуская делегацию, стоявшую за ним. Я поняла, что нахожусь в знакомой комнате. Той же самой, где я исполняла приват-танец для доктора, сейчас стоявшего в углу со скрещенными на груди руками. Выглядел он не слишком счастливым. Рядом с ним стоял усталый изможденный Пол Джанкарло. А рядом с ним Мэрион Берхерт.

Дэвид отпустил меня, вставая. Защита и защитник. Я взяла его руку и тихонько сжала.

– Успокойся, Дэвид. Это друзья.

На самом деле я не была в этом уверена, но в сражении не заинтересован никто. Дэвид был спокоен – внешне – но я чувствовала напряжение, с которым он сжимал мои пальцы.

– Друзья, – мягко повторила Мэрион. – Я вижу. Ты строишь далеко идущие предположения.

– Я полагаю, вы не стали бы меня спасать, если бы не думали, что это стоит затраченных усилий. – Это была слишком длинная речь. Я задохнулась в конце фразы.

Мэрион бросила взгляд на Пола, стоявшего, засунув руки в карманы. Он выглядел непроницаемо. И поскольку он не изъявил желания сделать комментарий, она продолжила:

– Тот мальчик. Кевин. Ты утверждаешь, что это он был виноват во всех… беспорядках?

– Понятие вины имеет широкое значение. Если ты спрашиваешь, убивал ли он людей, то – да, убивал. И у него под контролем очень мощный джинн. Не говоря о паре бутылок с изолированными. – Я должна была сделать паузу для того, чтобы выровнять дыхание. Тупая боль в спине сменилась пылающей. – Он собирался в Лас-Вегас. Вы в курсе?

Мэрион кивнула.

– Да. Но нам нужно точно знать, насколько он силен. Ты можешь нам сказать?

Я могла. Но совсем не была уверена, что должна это делать. Мои колебания заставили Пола вздохнуть и выйти вперед.

– Джо, черт возьми, мы потеряли достаточно людей. Не говоря о пятнадцати джиннах. Не крутись вокруг да около. Мне не нужны новые жертвы.

Я почувствовала, как головная боль начинает вгонять раскаленный штырь мне между глаз.

– Вы уже потеряли бригаду, так?

Никто из них не ответил, тогда Льюис тихо сказал:

– Три человека. Мы думаем, что они мертвы.

Я сделала глубокий вздох – это было очень больно – и кивнула.

– Вы потеряете и других. Отзовите их. Отследите его, но не пробуйте взять.

– Кто-то должен попытаться, – произнесла Мэрион решительно.

– Прекрасно. Я попробую.

Я с усилием села. Все – и доктор, и Льюис, и Дэвид – попытались остановить меня, но я не позволила. Чертово внутреннее повреждение. Я должна привести себя в порядок.

– Дэвид, – попросила я. – Вылечи меня.

Я никогда не понимала, что это значит, до того, как приказ был отдан. Это не просто способ открыть для Дэвида доступ к моему внутреннему потенциалу… Это была дорога в два конца, чистый и прекрасный союз. Через этот союз я коснулась его. И чего-то еще. Еще восхитительней.

Он оглянулся на меня с расцветающим удивлением в глазах. Он потянулся ко второй моей руке, завладел обеими, пристально глядя на меня.

Сила, затопившая меня, была, о боже, просто невероятной. Я знала, что она моя собственная, очищенная и улучшенная им, но ее изобилие ошеломляло. Было больно, но еще больше оно доставляло наслаждение. Поразительное.

Я тяжело дышала, удерживая тугой поток, справляясь с этим. Когда ощущения почти затихли, я выдохнула:

– Ты чувствовал такое раньше?

Его улыбка сияла, это было так прекрасно…

– Никогда.

– И я ни разу. – Я выдернула капельницу из руки и спустила ноги с кровати. Люди пытались возражать. Я их проигнорировала и встала, чувствуя, как мир вокруг становится устойчивым и резким. Я опустила взгляд на свою больничную пижаму и тихо вздохнула, сожалея о потерянной возможности самостоятельно конструировать собственный гардероб.

– Дэвид? Одежда?

Темный брючный костюм из спандекса мягко лег на мою кожу. Шелковая рубашка строгого фасона. На моих ногах обнаружились изумительно красивые туфли.

Я посмотрела на Дэвида. Он пожал плечами.

– Я быстро учусь, – прокомментировал он. – Что теперь?

Остальные безмолвствовали. Никто не пытался нас остановить. Я переводила взгляд с одного на другого – Мэрион, Пол, Льюис – и, наконец, Дэвид.

– Ты готов? – спросила я. В качестве ответа он отпустил мою руку и отшагнул назад, создавая оливковое пальто длиной до лодыжек. Его медные глаза вновь стали по-человечески карими и укрылись за стеклами круглых очков.

Он выглядел спокойным и мягким, не считая силы, сквозившей в улыбке.

– Я готов, – ответил он.

Я повернулась к Полу и взяла его руку. Он повторил мой жест.

– Лас-Вегас? – спросил он. – Только для того, чтобы знать, куда мне посылать мешки для трупов?

– Теперь ты главный?

– До тех пор пока все не уладится. Пока еще не все под контролем.

– У тебя получится, – сказала я. – Пол, убери своих людей с моей дороги.

Мэрион откашлялась.

– Мои люди помогут.

– Твои люди умрут, – поправила я. – Это моя битва. Моя и Дэвида.

– Он только ребенок, – сказал Льюис. Он не вставал на ноги. Он ничего не делал, просто спокойно сидел, наблюдая шоу. – Счастливого пути.

Я посмотрела на него через тонкий план и увидела нечто ужасное. Кое-что, о чем мне следовало бы догадаться раньше.

Льюис умирал. Пустота внутри него была словно раковая опухоль, она разъедала его; аура уже потускнела, став некротической. Кевин уже убил его; только тело Льюиса все еще боролось с неизбежным. Если и был вообще какой-то шанс спасти его, то только вернув силу от Кевина.

Мы должны это сделать. Ради него. Ради Джонатана. Даже ради самого Кевина.

Но это будет нелегко. Примерно так же как сражаться с богом.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Пол.

Я улыбнулась ему, получила теплый ответ и сказала:

– Кроме отпуска? Я думаю, мне понадобится по-настоящему быстрый автомобиль.