Менее часа спустя Кесс шла за Ужасом по утоптанной, пожухлой, кустарниковой траве вдоль ряда длинных ветхих складов и дальше ещё квартал. Монотонные удары барабана слышались с конца ряда; многие группы арендовали такие места для репетиций. Особенно в Даунсайде, где соседи скорее придут с кулаками и ножами, чем просто позвонят с жалобами на шум.

Широкие плечи Ужаса загородили ей обзор внутреннего помещения хранилища, но холод обдал её прежде, чем она дошла до двери. Действительно холодно. Бамп, по-видимому, изменил это место. Стены были обиты тусклыми листами стали, разделёнными только промышленными сетчатыми гранями тяжелых морозильных агрегатов.

Её тонкий кардиган не подходил обстановке. Было бы лучше, предупреди её, но Ужас, похоже, совершенно не волновался о температуре. Его голые руки даже не покрылись гусиной кожей. Он встал слева от Кесс. Бамп стоял посередине комнаты, облачённый в тяжёлую меховую шубу, чёрную шёлковую шапку и неуместные солнцезащитные очки, прячущие его бледное лицо. Он выглядел как отвратительный снеговик.

— Так-так. Мисс Кесс всё же пришла. Почему мой хренов аэропорт не работает, пай-девочка? Думал, мы заключили хренову сделку, а?

От его слов у неё заболела голова… Или из-за холода. Но, когда Бамп заканчивал говорить, его голос звучал, будто проводимый через консервную банку, и у неё пульсировали виски.

— Бамп, нужно время, — выдавила она.

— У Бампа нет времени. Отгрузки ждут. Таблетки ждут, наличка ждёт, когда попадёт в мои хреновы карманы. Я не получу мои хреновы таблетки — ты не получишь свои таблетки. Врубаешься?

Не дожидаясь ответа, он сделал шаг в сторону, махнув рукой вправо с видом человека, который показывает свою новую машину.

Тело Слипнота лежало на металлическом столе, по грудь закрытое коричневым одеялом, в которое прежде явно заворачивали части автомобиля. Потом одеяло выстирали в болотной воде, а уже потом положили на разрушенную плоть Слипнота.

— Бамп думает, что ты еще раз посмотришь, может, увидишь всё, что тебе нужно. Что скажешь? Может, ты пропустила улику. В прошлый раз было темно. На крайняк, ты дашь Бампу понять, с чем мы столкнулись, ага?

— Он… что-то вроде гибрида призрака, — удалось ей сказать, её ноги приросли к полу, и если она будет говорить, то сможет отсрочить момент, когда нужно будет взглянуть на тело.

— Гибрид, что ты имеешь в виду? Части других грёбаных призраков и всё? Как так вышло?

Кесс оглянулась и увидела, что Ужас хочет что-то сказать. Отлично. Пусть объясняет, у неё такого желания нет. Ей казалось, что скажи она сейчас, и всё станет куда хуже. Сердце Слипнота продолжало издавать хлюпающие звуки. Кесс подошла ближе и увидела, что тело разложилось больше с последнего раза, а может просто, без позолоты пылающего заката его тело такое, каким было на самом деле. Ужасающе белая, словно свечной воск, кожа, покрытая тонким блеском чего-то похожего на масло, но, вероятнее, какой-то секрецией, о которой Кесс даже не хотела думать. Холод замедлил процесс разложения, но не предотвратил его, а лишь — с дополнительной помощью заклинания — приостановил; магия, удерживающая душу Слипнота в ловушке, согревала труп, не давая замёрзнуть.

На глаза Кесс навернулись слёзы. Она хотела что-то сказать или сделать, но в голову ничего не шло. Душа Слипнота ещё была тут, но вне предела досягаемости, за гранью помощи, которую Кесс могла дать, по крайней мере, пока ей не удалось освободить его.

Вина сдавила грудь, и эту тусклую, призрачную боль было сложно почувствовать, несмотря на то, что Кесс едва ли проглотила пару таблеток. Так почему же она настолько опустошена?..

Перед глазами всё поплыло. Кесс подняла дрожащую руку к глазам, желая их протереть, но не успела. В этот момент сердце Слипнота сделало удар, отчего в воздух взметнулись капли крови. Кесс увидела каждую багряно-малиновую каплю на фоне бледного тела и серебряных стен… Казалось, они несколько часов висели в воздухе, прежде чем вновь опуститься на разорванную плоть.

— Кесс? — Голос Ужаса звучал, словно из другой комнаты. — Ты в норме?

— Чертовски странно, — заметил Бамп. — У него бьётся сердце в ритме раз в полчаса или около того, так почему сейчас чаще?

Кесс накрыла рукой рот, сильно прижимая губы к зубам, чтобы сдержать крик. Этого она и боялась и в этом она была наполовину уверена с момента, как нашла амулет и, по глупости, прикоснулась к нему. Амулет питался от неё. Кесс была подсоединена к амулету… А значит и к Похитителю снов и к Слипноту.

По крайней мере, теперь она поняла, почему Эрешдиан не убил её вчера в доме Мортонов. Зачем, когда он мог пользоваться её в качестве второго источника, когда тело Слипнота сильно разложится и больше не сможет его подпитывать?

Кесс, спотыкаясь, отошла и попыталась собраться.

— Кесс, — снова позвал её Ужас. — Кесс, тебе нужно присесть?

— Почему ты такая бледная, пай-девочка? Тебя же не вырвет на Ужаса? Чёрт, ты же не…

— Я в норме. — Она опустила руку и сжала кулак. Бамп и Ужас смотрели на неё, Ужас сосредоточенно, Бамп со скукой. Эта вещь привязана к ней. Связано с её кровью и душой. Из-за этого её реакция в доме Мортонов была такой медленной? — Сегодня. — Она выдохнула. К чёрту аэропорт. Она либо узнает, есть ли там другие призраки, либо нет, но ни за что не позволит существу прикрепиться к ней, как гребаный метафизический ленточный червь. — Мы проведём ритуал сегодня.

Ужас припарковал Шевроле на Тридцать пятой улице, словно поставил кусочек паззла на место. Кесс вышла до того, как он обошёл машину и открыл ей дверь. Казалось неправильным позволять ему открывать ей двери. Но даже если это его и задело, он промолчал. Она никогда не была в трубах, но человек, стороживший дверь, выглядел знакомым. Он едва взглянул на неё, кивнул Ужасу, и отошёл от входа.

— Эй, Бон, — сказал Ужас. — Старожил Эрл здесь?

— Ага. Минут пять как. Послал его вниз, но не говорил, что ты придёшь.

— Хорошо. Пошли, Кесс.

Она последовала за ним в коридор, на стенах которого были выцветшие зеленые обои, а на полу толстый коричневый тканый ковёр. В воздухе летали слабые запахи Дурмана, тел и виски, исходящие из салуна в конце коридора. Даже не зная, чей салун, по цвету стен и джазовой музыке, поняла бы, что Бампа. Он считал, что джаз помогает предотвратить драки в очереди. Вероятно, это неправда, так как это сводило всех, кого она знала, с ума, но Бамп настаивал. Напряженными ночами и с самого утра, очередь протягивалась отсюда, по коридору, а в выходные и на улице, но после обеда становилось свободнее. Ужас и Кесс направились в салун, где очередной охранник открыл им дверь.

— Хочешь для начала выпить? — спросил Ужас, но она мотнула головой. Кто мог желать выпить или чего-то такого, когда они так близки? И столько прошло времени. Ей бы закинуться таблетками, но Дурман… Дурман это как дюжина таблеток в один приём. От Дурмана ты забывал о существовании мира, не то, что о себе.

А Кесс не могла себе позволить. Не сейчас. Но она всё равно втягивала аромат носом и смотрела. Она употребляла Дурман через счастливчиков, лежащих с бульбуляторами. Когда всё закончится…

Салун, куда она обычно ходила, находился у рынка и был обставлен в синем цвете. Эта же комната насыщенного малинового цвета, который светился от свечей и тусклых масляных ламп. Красные стеклянные люстры висели под высоким сводчатым потолком, когда-то белым, но теперь грязного цвета слоновой кости от дыма. Красные диваны, похожие на ракушки, стояли группами вокруг сверкающих кальянов, а перед ними одиночные пуфики и бульбуляторы.

Большинство диванчиков пустовали. Лишь на нескольких сидели люди, праздно растянувшись, потягивая Дурман или же таращась в потолок. И даже в середине дня официанты беспрерывно бродили между диванами, как актёры хорошо поставленного балета, неся в руках Дурман и мастерски распределяя его по серебряным блюдцам, откуда он попадает в сосуды и превращается в дым. Они заменяли трубы новыми, а старые уносили на прочистку, снимали Дурман с блюдец крошечными инструментами, похожими на хоккейные клюшки, и собирали пепел. Подравнивали фитили и заправляли маслом лампы. Всё это они выполняли бесшумно, лишь соскабливание металла о металл и щелчок ножниц возвещали об их присутствии.

Здесь не было окон, и можно было подумать, что на дворе ночь, но солнечный свет ещё цеплялся за разум и тело Кесс. Вместительная комната меньше всего напоминала кафешку во время ланча и вечеринку, на которую никто не пришел, а больше походила на бомбоубежище. Даже запах дыма, основательно въевшийся в мебель и стену, так что Кесс сомневалась, что он когда-нибудь выветрится, не смог изменить это впечатление.

— Вон он. — Ужас кивнул на один из занятых диванчиков и направился вниз по лестнице. Кесс поспешила за ним, пытаясь понять на какой из них он указал, одновременно следя за шагами. Они спустились и начали пробираться, обходя диванчики и официантов, пока не дошли до низкой, прямой, мягкой платформы у стены. На ней развалился мужчина, которым мог быть только старожил Эрл. Хотя «старожил» не особо подходило, скорее «древний». Ни одно другое слово не подходило иссохшему существу на подушках, чьи костлявые ноги тянутся почти от груди, а запястья огромные на фоне тощих предплечий и артритных рук. Официант заполнил блюдце его кальяна Дурманом и отошёл в сторону. Ужас кивнул на Кесс.

— Леди хочет потолковать с тобой, Эрл, — сказал он. — А Бамп хочет, чтобы ты ей всё рассказал.

Эрл вытащил мундштук изо рта и уставился на Ужаса затуманенным взором.

— Умянепробсбап, — прокряхтел он, и у Кесс ушла минута на то, чтобы перевести это, как: «У меня нет проблем с Бампом». Ну, супер, чего же.

— А я и не говорю, что у тебя проблемы. Вот если не станешь отвечать — возникнут. Усёк?

Эрл нахмурился. Ужас кивнул официанту, который вытащил трубку, оставляя Эрла без Дурмана.

— Эй!

Ужас пожал плечами.

— Ответь на вопросы, и она вернёт тебе Дурман.

— Лан-лан. Вени, да? Сасывай апосы.

Как только она привыкла к его невнятной речи, всё стало не так уж плохо. И это замечательно, потому что при упоминании аэропорта Честера, начался не прекращаемый поток слов.

— Там всегда плохо. Несчастья. Не знаю, зачем они эту ерунду там построили. До сорок первого года он отлично работал, а потом началась война… Так много людей! Этот город столько повидал. Даже здесь, во всегда бедных районах, были проблемы. Но тогда у нас был стиль. Не так, как сегодня.

Кесс и Ужас обменялись взглядами. Он описывал то, что произошло более восьмидесяти лет назад. Откуда ему знать, каким был город тогда? Он выглядел старым, конечно, но…

— Я знаю, о чём вы думаете. — Он коротко и резко захихикал, отчего Кесс подпрыгнула. — Ты не знаешь, сколько мне лет, как и я. Но я был там, и был немного старше мистера Ужаса, поэтому всё отлично помню. Многие ворчали на строительство аэропорта. Незя апятпользать земля. — «Нельзя было опять использовать землю?» Он говорил тише, поэтому Кесс наклонилась к нему.

— Что ты хочешь сказать под словом «опять»?

Он сделал еще одну затяжку и выпустил густой пар грязного коричневого дыма.

— Скоро расскажу, дочка, не торопи.

— Я не могу тратить на это весь день, Эрл.

— Не дерзи мне, мальчишка. Расскажу в своё время. Ты хотел, чтобы я говорил, я и говорю, а вы расслабьтесь. — Ужас выгнул бровь, но не ответил. Эрл кивнул. — Кто-то пытался их остановить. Строителей. Тогда земли было больше, чем вы можете вообразить. Полагаю, тога было так же, как и сейчас, только половина населения не вымирала. Ну, их ещё не успели перебить. Эти проклятые нацисты и их приятели япошки и итальяшки наверняка укокошили бы большее количество за те же года. Они едва меня не убили, по крайней мере, один предатель-французик. Хошь посмотреть шрам?

От его плотоядного взгляда, её должно было бы передёрнуть, но дым Дурмана не давал ясно мыслить, и она находила его оскорбительную скороговорку странно забавной. Кесс никогда раньше не слышала такого и её это очаровало. По крайней мере, до тех пор, пока она не вспомнила о Лексе, о том, что на самом деле означают эти слова. Эрл, вероятно, не стремился бы показать ей шрам, скрытый слоями одежды, знай, кто видел — и довольно тщательно изучил — обнажённую Кесс, всего несколько часов назад. Дважды изучил. Лекс не япошка, но Кесс сомневалась, что Эрл увидит разницу.

— Нет, спасибо.

— Смотрю, у тебя самой есть несколько шрамов. И синяков. Ужас постарался над твоим лицом?

— Что? — Она действительно забыла. — Ох, нет! Нет. Я упала.

Эрл скривился.

— Конечно. Моя мама тоже всегда так говорила. — Он сделал ещё одну затяжку и прикрыл глаза. — Как я и говорил, было полно мест, где они могли бы построить аэропорт. Ещё ничего, если бы они построили дома или магазины, но снова сажать туда самолеты казалось неправильным.

— Что ты хочешь сказать? Прежде, там ничего не было… Или было? — В документах Церкви не говорилось, что земля Честера была подо что-то использована.

Эрл покачал головой.

— Такая трагедия. Я тогда был мальчишкой, но помню, как это случилось, ночь была яркой. Таких я раньше не видел и потом не видел, пока меня не отправили за границу. То пламя поднялось так высоко, что казалось, будто оно пытались сжечь небеса… это было тогда, когда мы думали, что небеса существуют. А сейчас-то уже такое не скажу.

— Конечно. Продолжай, пожалуйста. Что горело?

— База. Авиабаза. Я уже думал, что немцы переплыли океан и напали на нас.

— Немцы? Разве тогда не нацисты были?

Он посмотрел на неё.

— Девочка, думаешь, я не различаю Гитлера и Вильгельма? Я сказал немцы, значит немцы. Этот пожар случился, когда авиабаза стояла, база, а не чертов аэропорт Честера. И я не говорю о Второй Мировой Войне, а о Первой Мировой Войне. Эта база — называлась она Гринвуд — сгорела в 1917 году.