Тяжеленный груз свалился с моих плеч, и я с наслаждением, полной грудью, вздохнула. Я ждала этого три недели.

— И что он сказал? — возбужденная, я вернулась в гостиную.

— Что он перезвонит через час и что если тебя еще не будет, то он будет звонить каждый час до тех пор, пока не застанет тебя.

Меня переполняло счастье. Он не бросил меня. Я не сделала ничего плохого, мое место не заняла неизвестная мне Мэнди.

— Ты сказала ему, где я? — задала я очень важный вопрос.

— Сказала, что ты ушла.

— А сказала, что я с мужчиной?

— Сказала.

— Отлично! Пусть поволнуется. А когда он должен перезвонить?

Карен села и уставилась на меня:

— А что? Ты ведь не собираешься говорить с ним?

— Хм… собираюсь, — робко призналась я, переминаясь с ноги на ногу.

Дэниел покачал головой, словно говоря: «И когда она только научится». Да кто он такой, чтобы судить меня? Что он знает об агонии безответной или наполовину безответной любви?

— Неужели у тебя нет ни капли самоуважения? — непонимающе смотрела на меня Карен.

— Нет, — рассеянно ответила я, пытаясь решить, как разговаривать с Гасом: радостно? сердито? строго?

Я уже знала, что прощу его, — оставался нерешенным лишь вопрос, как долго ему придется для этого извиняться.

— Что ж, дело твое, — сказала Карен, отворачиваясь от меня. — Он позвонит минут через двадцать.

Я пошла к себе в комнату, подпрыгивая и переходя с шага на бег. Двадцать минут! Как тут было сдержаться!

Но нет — надо успокоиться. Нельзя, чтобы он догадался, как я рада. Я стала делать дыхательную гимнастику. Улыбаясь. Потому что без пяти десять я услышу Гаса — Гаса, которого, как я думала, я потеряла навсегда.

Когда на моем будильнике появились цифры двадцать один пятьдесят пять, я приняла позу низкого старта и стала ждать выстрела сигнального пистолета.

Я ждала. И ждала. И ждала.

Он не позвонил.

Разумеется, он не позвонил. И с чего я вообще взяла, что он позвонит?

Чтобы не заплакать, я стала кормить себя привычными утешениями: мой будильник спешит; Гас не знает разницы между пятью минутами и часом; Гас сидит в пабе, где нет телефона, а если есть, то он неисправен или на нем висит какая-нибудь девица.

В двенадцатом часу я признала поражение и легла спать.

«Паразит, — сердито думала я. — У него был шанс, и он потерял его. Когда он все же позвонит, я не стану разговаривать с ним. А если и стану, то только для того, чтобы сообщить, что я с ним не разговариваю».

Некоторое время спустя раздался звонок в дверь, и я в ужасе спрыгнула с кровати. Какой кошмар! Он пришел, он уже в квартире, а я смыла макияж! Это катастрофа! Я высунулась в коридор и прошипела Карен, направляющейся в прихожую:

— Задержи его!

— Кого? — спросила она.

— Как кого, Гаса, конечно.

— А что, он здесь?

— Ну да, ведь это он звонит.

— Это звонит курьер. Мы с Дэниелом заказали пиццу.

— Какую пиццу?

— Обыкновенную! — сказала Карен и распахнула входную дверь, за которой стоял молодой человек в красном мотоциклетном шлеме с плоской картонной коробкой в руках.

— Понятно, — прошептала я и уныло вернулась к себе.

«И зачем Гас вообще звонил?» — недоумевала я сквозь слезы. От этого звонка мне только стало хуже.

Прошло несколько часов, все уже улеглись, квартира погрузилась в темноту. И вдруг зазвонил телефон. Я проснулась мгновенно — даже во сне я была постоянно настороже, надеясь, что Гас все-таки позвонит, — выскочила в прихожую и сняла трубку. То, что это был Гас, я не сомневалась: больше никому в голову не придет звонить посреди ночи. Если бы не остатки сна, я была бы на седьмом небе от счастья.

Судя по голосу, Гас был пьян.

— Можно, я приеду к тебе, Люси? — Такой была первая его фраза.

— Нет, — отрезала я, недоумевая, что случилось со словами «привет» и «здравствуй».

— Но мне так нужно встретиться с тобой, Люси! — страстно выкрикнул Гас.

— А мне нужно спать.

— Люси, Люси, где твой огонь, твой задор? Спать ты можешь в любое время. А вот побыть вместе мы можем не каждый день.

Это я и так отлично знала.

— Люси, пожалуйста, — молил Гас. — Ты сердишься на меня, в этом все дело?

— Да, я сержусь на тебя, — сказала я ровным голосом, стараясь не спугнуть его излишней суровостью.

— Прошу тебя, Люси, не надо, я тебе все объясню, — пообещал Гас.

— Я слушаю.

— Собака съела мое домашнее задание, будильник не прозвенел, у моего велосипеда сломалось колесо.

Меня это не рассмешило.

— О, о, — разливался на другом конце провода Гас. — Она не отвечает мне, значит, она все еще сердится. Люси, честное слово, я могу все объяснить, — повторил он более серьезным тоном.

— Будь любезен.

— Только не по телефону. Давай я приду и все тебе расскажу при личной встрече.

— Ты не увидишь меня до тех пор, пока я не услышу твоих объяснений.

— Ты — жестокая женщина, Люси Салливан, — горько вымолвил он. — Жестокая! Бессердечная!

— Объяснение, — спокойно напомнила я.

— Правда, было бы лучше, если бы я мог рассказать тебе все, представ во плоти. Бестелесный голос и вполовину не так хорош, как все три мои измерения, — вкрадчиво произнес он. — Пожалуйста, Люси. Ты же знаешь, как я ненавижу телефоны.

Мне это было хорошо известно.

— Тогда приходи завтра. Сегодня уже слишком поздно.

— Поздно! Люси Салливан, разве время что-то значит для тебя? Ведь ты такая же, как я, — вольный дух, который не знает часов, навязываемых нам зловредными умниками в Гринвиче. Что с тобой стало? Неужели эти гоблины-часовщики украли твою душу? — Он остановился на миг и потом выдохнул, словно ошарашенный ужасной догадкой: — Бог мой, Люси, признайся — ты купила часы?

Я засмеялась. Какой поросенок — он все-таки добился своего.

— Приходи завтра утром, Гас, — я старалась говорить холодно и властно. — Тогда и поговорим.

— Зачем откладывать дела в долгий ящик? — жизнерадостно возразил он.

— Нет, Гас. Завтра.

— Кто знает, что принесет нам завтрашний день, Люси? Кто знает, где мы тогда будем?

А вот это была угроза — он может больше не позвонить мне, я могу больше никогда его не увидеть, но сейчас, в эту самую секунду, он хочет видеть меня. Сейчас он мой, и мне надо быстро выбрать между синицей в руке и журавлем в небе.

— Ты действительно согласна принять его обратно на таких условиях? — тихо спросил меня мой внутренний голос.

— Да, — устало ответила я.

— Но неужели у тебя нет ни капли самоува…

— Нет! Сколько раз нужно это повторять?

— Хорошо, Гас, — вздохнула я, притворяясь, что только что сдалась, хотя, конечно, с самого начала я знала, каков будет результат наших переговоров. — Приезжай.

— Скоро буду, — сказал он.

Это могло означать любой интервал времени от пятнадцати минут до четырех месяцев, что ставило передо мной дилемму: накраситься или нет?

Я знала, как опасно дразнить удачу: если я накрашусь, то Гас не приедет, если я не накрашусь, то он приедет, но будет так шокирован моим внешним видом, что тут же исчезнет. Мои размышления прервала Карен.

— Что случилось? — прошептала она, заглядывая ко мне в комнату. — Это Гас звонил?

— Да. Извини, что разбудили тебя.

— Ты сказала ему, чтобы он проваливал и больше не звонил?

— Э-э… нет, понимаешь, я же не знаю еще, в чем было дело. Он сейчас… хм… приедет, чтобы все объяснить.

— Сейчас?! В половине третьего утра?

— Зачем откладывать дела в долгий ящик? — слабо защищалась я.

— Другими словами, он болтался по барам, пил, никого не закадрил, а потрахаться хочется. Мило, Люси, нечего сказать. Высоко же ты себя ценишь.

— Все совсем не так… — промямлила я, борясь с неприятным чувством в желудке.

— Спокойной ночи, — не стала слушать Карен мои оправдания. — Я пошла спать. С Дэниелом, — хвастливо добавила она.

Я знала, что она расскажет о случившемся Дэниелу, потому что она все ему обо мне рассказывала, по крайней мере все унизительное и постыдное, что со мной случалось. У меня не оставалось от него секретов, и мне страшно не нравилось, что он столько знал обо мне. К тому же Дэниел всегда был у нас, мне уже стало казаться, что он живет с нами. Ну почему эти двое не могли пойти к нему домой и дать мне возможность побыть одной?

«Хочу, чтобы они расстались», — ожесточенно подумала я и вернулась к своей дилемме. Хорошенько поразмыслив, я изобрела способ обмануть удачу: надо накраситься, но не надо одеваться. Я так и сделала.

Уловка сработала: очень скоро ночную тишину нарушил такой оглушительный трезвон в дверь, что проснулись бы и мертвые, — это прибыл Гас.

Я открыла дверь, за которой стоял он: милый, сексуальный, растрепанный и пьяный. Только увидев его, я поняла, как сильно соскучилась по нему.

— Господи, Люси, — проворчал он, входя в квартиру, — этот твой сосед ужасно вспыльчив. Нельзя же так горячиться из-за небольшой оплошности.

— А что ты сделал?

— Ошибся дверью, только и всего, — буркнул Гас и направился в мою спальню.

«Эй, эй, какой он быстрый, — подумала я. — От него три недели не было ни слуху ни духу, а он ведет себя так, будто собирается залезть прямо ко мне в постель».

Я пошла за ним, и оказалось, что он уже залез ко мне в постель. То есть почти залез: он сидел на краю кровати и снимал ботинки.

— Гас, — осторожно начала я, намереваясь прочитать ему лекцию, которую обычно читают женщины в подобных ситуациях: да как ты смеешь так со мной обращаться, да кто ты такой, да за кого ты меня принимаешь, я не собираюсь с этим мириться (ложь), я не позволю вытирать об себя ноги (снова ложь) и так далее, и тому подобное.

— Знаешь, что я сказал ему, Люси? Я сказал: «Я всего лишь разбудил вас, и это мелочь по сравнению с завоеванием Польши». Ха-ха! Он ведь немец, да?

— Нет, Гас, он австриец.

— Ну, это почти одно и то же. И те и другие — крупные блондины и любят сосиски. — Потом он сфокусировал свои пляшущие красные глаза на мне — впервые с тех пор, как ввалился к нам в квартиру. — Люси! Моя милая Люси, ты такая красивая!

Он вскочил и подбежал ко мне, и его запах вызвал во мне такое желание, что я сама удивилась.

— М-м-м, Люси, как я скучал по тебе. — Он уткнулся носом мне в шею и скользнул руками под пижаму. Прикосновение его ладоней заставило меня содрогнуться от возбуждения, которое, ничем не потревоженное, дремало три недели, а теперь вот проснулось. Огромным усилием воли я справилась с ним. «Уйди! — сказала я ему. — Я еще не прочитала ему лекцию».

— О, Люси, Люси, — бормотал Гас, возобновляя атаку на мою пижаму. — Мы больше не должны расставаться.

Одной рукой он крепко обхватил меня за талию, а другой стал расстегивать пуговицы на пижаме. Я отталкивала его, но делала это чисто символически. Я ничего не могла поделать с собой — он был слишком привлекателен. Слишком красив, опасен и проказлив. И у него был такой вкусный запах — запах Гаса.

— Гас! — Я боролась, не давая ему стянуть с меня верх пижамы. — Ты не звонил мне три не…

— Я знаю, Люси, извини меня, Люси, — шептал он, и моя пижамная куртка полетела наконец на пол. — О, Люси, как ты прекрасна!

— Я заслуживаю хотя бы объяснения, — изо всех сил сопротивлялась я, а он толкал меня к кровати.

— Да, Люси, несомненно, заслуживаешь, — несколько туманно ответил Гас, пытаясь заставить меня согнуть колени. — Но, может, это подождет до утра?

— Гас, поклянись, что твоему поведению есть оправдание и что утром ты мне все расскажешь!

— Клянусь! — сказал он, искренне глядя мне в глаза и одновременно стягивая с меня пижамные брюки. — И ты сможешь сказать вслух все, что ты думаешь обо мне. Можешь даже пристыдить меня и довести до слез, — пообещал он.

И мы занялись сексом.

Я помнила, что сказала мне Карен, но не была с ней согласна — у меня не было ощущения, как будто меня используют. Я хотела, чтобы Гас хотел меня. Это доказывало бы, что я все еще нравлюсь ему, что он не разочаровался во мне и что, хотя он и пропал на три недели, в этом не было моей вины.

Я решила, что лекция может подождать до утра, и отдалась своему желанию, Гасу и сексу. Но я совсем забыла, что Гас скор на руку, в том смысле, что раз-два — и готово. То есть все закончилось, не успев толком начаться. Как это бывало и раньше, Гас кончил за пару минут. Таким образом, у нас оставалась куча времени на оправдания и объяснения, но он сразу же заснул. И в конце концов я тоже уснула.