На следующее утро, когда я пришла на работу, Меган сообщила:

— Этот слизняк Дэниел только что звонил тебе. Сказал, что перезвонит позднее.

— Что плохого он тебе сделал? — спросила я недоуменно.

— Ничего, А что? — Настала ее очередь недоумевать.

— Почему ты обзываешь его?

— Я не обзываю. Я повторяю то, что ты сама всегда о нем говорила, — напомнила мне Меган.

— Ой. Да, может быть.

С технической точки зрения она была права: да, конечно, я всегда с издевкой и насмешкой отзывалась о Дэниеле. Но это были только слова. Я не имела этого в виду.

Недоумение Меган было вполне объяснимо. Когда она впервые увидела Дэниела, то тут же сказала, что он ей не нравится и что ей непонятно, отчего это за ним все так бегают, и меня это заявление привело в восторг. Меган стала для меня образцом умной, независимой, современной женщины. «Она говорит, что в Австралии у Дэниела не было бы ни единого шанса, — с удовольствием сообщала я всем и каждому, включая самого Дэниела. — Она говорит, что он слишком мягкий и гладкий, а она предпочитает мужчин погрубее и пожестче».

А теперь слова Меган неприятно резали мой слух. Мне казалось, что, слушая ее, я предаю Дэниела, а ведь только вчера он был так мил со мной и даже заплатил за ужин.

Мои размышления прервал приход Мередии и Джеда. И я забыла на время о Дэниеле, потому что Джед был ужасно смешным. Он повесил пальто на вешалку, оглядел офис, меня, Мередию и Меган, потер глаза, снова обвел все взглядом и воскликнул:

— О, нет! Какой кошмар! Значит, это был не страшный сон! Мне все это не приснилось! Я действительно здесь работаю!

Этот спектакль разыгрывался почти каждое утро.

День пошел своим чередом.

Не успела я включить свой компьютер (что означало, что время приближалось к одиннадцати), как мне позвонила мама и сказала, что она сегодня приедет в Лондон и хотела бы увидеться со мной.

Меня эта перспектива совсем не обрадовала, но она не стала слушать мои отговорки.

— Мне надо кое-что рассказать тебе, — произнесла она загадочно.

— Сгораю от любопытства, — пожала я плечами. Эти мамины «кое-что» обычно оборачивались историей о том, как у соседей украли крышку мусорного бачка, или жалобами на молочника, который не закрывал за собой калитку, или какой-нибудь еще столь же сногсшибательной новостью.

Но мне показалось странным, что моя мать собралась в Лондон. Она никогда не ездила в город, хотя жила всего в двадцати милях от центрального района.

В двадцати милях и пятидесяти годах.

Мне не хотелось встречаться с ней, но я чувствовала, что должна: ведь мы с ней не виделись с начала лета. Хотя вины моей в том не было: я приезжала к ним еще не раз — ну как минимум один или два раза, — однако дома заставала только папу.

Мы договорились вместе пообедать.

— Жди меня в пабе через дорогу от моей работы в час дня, — сказала я, чем привела ее в ужас.

— Что подумают люди? — воскликнула она, вообразив себя сидящей в одиночестве в питейном заведении.

— Не волнуйся, — вздохнула я. — Я приду туда первой.

— Все равно, — паниковала она. — Значит, ты будешь сидеть там одна, молодая женщина…

— Ну и что? — фыркнула я, собираясь рассказать ей, что я всегда хожу в пабы одна. Но вовремя остановилась, а то бы она начала завывать в духе: «Что за дочь я вырастила!»

— Может, есть другое место, где можно выпить чаю, — предложила мама.

— Ну ладно, там неподалеку есть кафе…

— Надеюсь, не слишком шикарное, — тревожно предупредила она, боясь, что ей придется выбирать из пяти вилок. Но я бы ее в такое место не позвала, потому что сама чувствовала себя неуверенно в подобных ситуациях.

— Не слишком, — заверила ее я. — Там все по-простому, не переживай.

— А что там подают?

— Обычную еду, — сказала я. — Сандвичи, запеканки.

— И «Блэк форест гато»? — спросила она с надеждой в голосе. Она где-то слышала про этот шоколадно-вишневый десерт.

— Вполне вероятно, — ответила я. — Или что-нибудь очень похожее.

— А там надо покупать чай у прилавка или…

— Просто сядь за столик, а к тебе подойдет девушка и спросит, что ты будешь заказывать.

— И я могу просто войти туда и сесть куда хочу, или надо…

— Подожди, пока они не покажут тебе, куда сесть, — посоветовала я.

Когда я прибыла в кафе, моя мать уже была на месте. Она явно смущалась и сидела с таким напряженным, виноватым видом, как будто считала, что у нее нет никакого права тут находиться. Нервно улыбаясь, она прижимала сумочку к груди маленькими натруженными руками, потому что все знают — в Лондоне полно уличных воришек.

Мне показалось, что она немного изменилась — чуть похудела и помолодела, что ли. И, как ни странно, Питер был прав: с волосами она действительно сделала что-то новое. С неохотой я признала, что новая прическа ей идет И было что-то необычное в ее одежде… я никак не могла понять что. Ага, вот в чем дело: мама была хорошо одета.

И в довершение всего — красная губная помада. Моя мать никогда не красила губы, только на свадьбы. И иногда на похороны — когда ей не нравился тот, кого хоронили.

Я уселась рядом с ней за столик, натянуто улыбнулась и приготовилась узнать, что же она хотела рассказать мне.