Январь сменился февралем. Стали проклевываться крокусы и подснежники. Люди постепенно сбрасывали коконы зимней депрессии. Этот процесс активизировался в дни зарплаты, когда впервые после рождественской финансовой катастрофы в кармане появлялись деньги. Мередия, Джед и Меган потеряли интерес к моей личной жизни, потому что теперь у них были средства, чтобы пойти в паб, напиться и завести собственную личную жизнь.

Раз в неделю я ездила навестить папу — по воскресеньям, потому что было бы жаль тратить впустую мои суицидальные настроения, усиливающиеся именно в этот день недели. Но как ни велика была моя ненависть к самой себе, мой папа ненавидел меня еще яростнее. Я, само собой, приветствовала его яд и сарказм, потому что считала, что заслужила это своим поступком.

Февраль постепенно превратился в март, а я, единственная из всех живых существ, все не могла пробудиться от зимней спячки. Я видела, что за отцом хорошо следили, но стыд, как липкая грязь, покрывал меня с ног до головы. И только одному человеку я по-прежнему могла изливать душу — Дэниелу. Ведь хорошо известно, что каждый конкретный человек может выслушивать твои жалобы на судьбу, бойфренда, отца или тесную обувь только в течение определенного периода времени. Дэниел мог выслушивать мои жалобы дольше всех. На работе на мои душевные страдания уже никто не обращал внимания. По понедельникам на вопрос «Ну, как прошли выходные?» я обычно отвечала: «Отвратительно» — и не получала ни капли сочувствия, ни даже проявления простого человеческого участия.

Думаю, что без Дэниела я бы сошла с ума. Он стал моим личным психотерапевтом, только что не брал с меня по сорок фунтов за час, не носил бежевых вельветовых брюк и не надевал носки с сандалиями.

Я не всегда была мрачной и несчастной, когда мы встречались, но в большинстве случаев все же в моей компании было мало приятного. Тем не менее он вел себя превосходно. Раз за разом он терпеливо выносил мое плохое настроение и выслушивал одни и те же жалобы и рассуждения.

Когда мы, например, встречались после работы, чтобы пропустить по паре стаканчиков, я могла шлепнуться рядом с ним на стул, заявить: «Не прерывай меня, если ты все это уже слышал, но…» — и пуститься в описание еще одной бессонной ночи, плаксивого воскресенья или унылого вечера, посвященного моим угрызениям совести. Дэниел ни разу не упрекнул меня в отсутствии свежего материала. Он не вскидывал руки, как полицейский, останавливающий движение, и не восклицал: «Стой, стой, Люси, по-моему, об этом мы уже говорили!»

А у него были на это все основания. Он слышал мою печальную историю миллион раз, бедняжка.

— Прости меня, Дэниел, — сказала я однажды вечером. — Мне бы тоже хотелось некоторого разнообразия в моих несчастьях. Я тебе, должно быть, страшно надоела.

— Ничего страшного, Люси, — улыбнулся он. — Я как рыба: у меня очень короткая память. Каждый раз я слушаю тебя как будто впервые.

— Ну, надеюсь, что так.

— Именно так, — бодро подтвердил он. — Давай расскажи мне еще раз о той воображаемой сделке, которую ты якобы заключила с отцом.

Я взглянула на него, чтобы понять, издевается он надо мной или нет. Мне показалось, что нет.

— Ладно, — сказала я и в который уже раз задумалась над тем, как поточнее выразить то, что я чувствовала. — Мне кажется, что я заключила с папой сделку.

— Какую сделку? — спросил Дэниел примерно с теми же интонациями, с которыми печальный клоун спрашивает у веселого: «А как это пахнет?» Из нас с Дэниелом получился бы отличный цирковой дуэт.

— Это все у меня в голове, — пояснила я, — но мне кажется, что я как будто сказала ему: «Да, папа, я знаю, что бросила тебя, но теперь я себя так ненавижу, что моя жизнь потеряла всякую прелесть, так что мы квиты». Ты понимаешь, о чем я, Дэниел?

— Я тебя очень хорошо понимаю, — заверил он в тысячный раз.

Я с удивлением осознала, как высоко я стала ценить Дэниела: во время всей моей эпопеи с переездом в родительский дом и обратно он проявил себя настоящим другом и очень помог мне.

— Ты хороший парень, — признала я, сделав небольшую паузу между своими обычными причитаниями.

— Да нет, я хороший только с тобой и только ради тебя, — улыбнулся он.

— Но все равно я не должна слишком зависеть от тебя, — торопливо добавила я. Эта фраза не звучала уже минут пять, и его улыбка начинала нервировать меня. Требовалось немедленно нейтрализовать ее. — Я сейчас переживаю эмоциональный кризис, как тебе известно.

— Да, Люси.

— Мне необходимо справиться с потерей отца, понимаешь ли.

— Да, Люси.

Я бы не возражала, если бы такая сумеречная жизнь продолжалась вечно, чтобы мне не нужно было по-настоящему общаться ни с кем, кроме моего психотерапевта — под которым я понимала Дэниела. Однако сам Дэниел решил, что с него хватит, чем потряс до основания мой безопасный мирок.

Он никак не предупредил меня заранее. Просто однажды в ответ на мое обычное: «Привет, Дэниел, я рада видеть тебя, но это только потому, что ты заполняешь в моей жизни пустое место» — он взял меня за руку и мягко, тихо произнес:

— Люси, тебе не кажется, что пора с этим заканчивать?

— С… с чем? — промямлила я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — С чем заканчивать?

— Люси, ты только не расстраивайся! Я тут подумал и решил, что тебе пора забыть о том, что случилось, — сказал он еще более мягко. Я смотрела на него с выражением полнейшего ужаса. — Может, это была моя ошибка, что я так долго подыгрывал тебе, — продолжил Дэниел и помрачнел. — Наверное, я неправильно вел себя с тобой.

— Нет, нет, — вскинулась я. — Ты вел себя очень правильно, абсолютно правильно!

— Люси, я считаю, что тебе пора начать вести более активную жизнь, — предложил он своим самым нежным тоном, чем страшно напугал меня.

— Но я и так веду активную жизнь, — возразила я, понимая, что приходит конец моему спокойному существованию.

— Нет, ты прячешься от людей, — вздохнул Дэниел. — Когда ты снова начнешь жить как положено молодой девушке? Начнешь встречаться с молодыми людьми? Ходить на вечеринки?

— Ну, конечно, как только я справлюсь с чувством вины. — Я взглянула на него с подозрением. — Дэниел, ты ведь сам все это знаешь и понимаешь.

— То есть ты не можешь жить нормально, пока винишь себя из-за отца?

— Ну да! — Я надеялась, что тема была благополучно закрыта. Не тут-то было.

Дэниел продолжал:

— Чувство вины не исчезнет само по себе. Для этого ты должна приложить определенные усилия.

Все, я больше не намерена была выслушивать это. Чтобы заставить его замолчать, я решила прибегнуть к нашим женским штучкам и жеманно стрельнула в него глазами.

— Пожалуйста, не надо строить мне глазки, — отреагировал Дэниел. — Со мной это не сработает.

— Ну и пошел к черту, — буркнула я и попробовала пробуравить его тяжелым недовольным взглядом. С тем же успехом. Судя по всему, Дэниел был настроен решительно.

— Люси, — снова начал он. — Я желаю тебе счастья, и поэтому, пожалуйста, позволь мне помочь тебе. — По правде говоря, он действительно выглядел так, как будто всерьез беспокоился за меня.

Я вздохнула и сдалась:

— Хорошо, проклятый зануда. Помоги мне, раз тебе так приспичило.

— Люси, твое чувство вины, быть может, когда-нибудь уменьшится, но оно никогда не исчезнет совсем. Ты должна научиться жить с этим.

— Я не хочу.

— Знаю, но тебе придется. Ты не можешь выключиться из жизни до некоего момента в отдаленном будущем, когда перестанешь чувствовать себя виноватой, — этот момент может никогда не наступить.

Ну и не надо — таков был мой мысленный ответ.

— Ты напоминаешь мне Русалочку, — вдруг изменил тему разговора Дэниел.

— Русалочку? — Я засияла от приятного удивления. Такой поворот мне нравился. А ведь точно, мои волосы действительно были длинными, кудрявыми и блестящими. Какой же он внимательный!

— Она заплатила мучительной болью ради того, чтобы жить на суше. Ты совершила подобный обмен: свобода в обмен на чувство вины.

— Да? — Ни слова о моих волосах.

— Ты хороший человек, Люси, ты не совершила ничего дурного, и тебе позволено радоваться жизни, — добавил он. — Подумай об этом, это все, о чем я прошу.

И я подумала об этом. И еще подумала. И еще. Я курила и думала. Я пила джин с тоником и думала. Пока Дэниел ходил за новой порцией выпивки, я думала. Наконец я сказала:

— Я подумала об этом, как ты просил. Может быть, ты и прав, может быть, настала пора двигаться дальше.

Если же быть честной до конца, то я стала противна самой себе: вечно несчастная, вечно ноющая, не желающая сделать над собой ни малейшего усилия. И я бы могла продолжать в том же духе годами — если бы Дэниел не назвал вещи своими именами и не остановил меня.

— Отлично, Люси, — возликовал Дэниел. — Раз сегодня мне позволено говорить тебе гадости, то я бы хотел попросить тебя еще об одном: навести свою мать.

— Да что ты о себе думаешь? — рявкнула я. — Что ты моя совесть?

— Поскольку ты все равно уже обозлилась на меня, — ухмыльнулся Дэниел, — то ничто не мешает сказать мне еще кое-что: не позволяй больше своему отцу плохо обращаться с тобой. Хватит наказывать себя. Ты уже оплатила свой долг обществу и можешь отправляться на свободу.

— А уж об этом позволь мне самой судить, — сердито сказала я. Хватит наказывать себя, надо же ляпнуть такое! Сразу видно, он рос не в католической семье. Я даже представить себе не могла, как можно было прожить хотя бы минуту без самобичевания.

Но все же слова Дэниела затронули что-то в моей душе. Может, и правда стоило прощать себя время от времени и не судить себя слишком строго. Да, это было бы приятным разнообразием. И вот, пока я колебалась, не решаясь сделать окончательный вывод, Дэниел нанес решающий удар. Он сказал:

— А если тебе никак не справиться с чувством вины, то помни, что ты всегда можешь вернуться к отцу.

Меня передернуло от ужаса. Я никогда не вернусь туда. Ни за что. А потом до меня дошел истинный смысл слов Дэниела. Я выбрала свободу, потому что я так захотела. Так почему, черт возьми, я не пользовалась этой свободой?

— А ты знаешь, ты прав, — слабым голосом произнесла я. — Жизнь нам дана для того, чтобы жить.

— Господи, Люси, — воскликнул Дэниел в притворном шоке. — Совсем необязательно использовать в речи такие клише.

— Мерзавец, — улыбнулась я.

— Ты не можешь бояться вечно, — сказал Дэниел, используя по максимуму мое хорошее настроение. — Ты не можешь прятаться всю жизнь от других людей и от своих чувств. — Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть свои слова: — Люси, ты не можешь прятаться от мужчин.

Нет, он зашел слишком далеко. Он хотел, чтобы я побежала, еще не научившись толком ходить.

— Мужчины! — встревожилась я. — Ты хочешь, чтобы я завела себе парня? И это после всего того, что я вытерпела с ними!

— Люси, да подожди же, — перебил Дэниел. Он схватил меня за руку, словно я собиралась выскочить на улицу и сделать предложение первому же попавшемуся мужчине. — Не сейчас. Когда-нибудь потом…

— Но, Дэниел, я ведь совсем не разбираюсь в мужчинах! — посетовала я. — Ты должен знать это лучше других.

— Да нет, Люси, я всего лишь хочу, чтобы ты задумалась над такой возможностью…

— Неужели ты считаешь, что я готова к новым отношениям? — удивленно спросила я.

— Люси, я совсем не имею в виду… все, что я хотел, это…

— Но я доверяю твоему мнению, — пыталась убедить себя я. — Раз ты говоришь, что мне это было бы полезно, то так оно и есть, наверное…

— Я всего лишь сделал предположение, — нервно напомнил мне Дэниел.

Но его слова уже всколыхнули в моей голове воспоминания о том, как здорово было быть влюбленной. Может, мне наскучило не только мое уныние, но и мое одиночество в романтическом плане?

— Пожалуй, я соглашусь с тобой, Дэниел, — размышляла я вслух. — Теперь, когда ты сказал это вслух, я понимаю, что завести себе кого-нибудь было бы совсем неплохо.

— Подожди, Люси, я только сказал… На самом деле это была неудачная идея, крайне неудачная. Мне очень жаль, что она вообще пришла мне в голову.

Я остановила его, властно подняв руку:

— Ерунда, Дэниел, отличная идея. И вообще я благодарна тебе за все, что ты сказал мне сегодня. Спасибо.

— Но…

— Никаких но, Дэниел. Я приму же приглашение на первую же вечеринку, — решительно пообещала я.

Когда гордость принятым мною смелым решением немного улеглась, я сказала жалобным голоском:

— Но мы по-прежнему будем видеться с тобой, Дэниел? Не все время, как сейчас, но все же… Правда?

И он ответил с уверенностью:

— Конечно, Люси, мы обязательно будем видеться.

Ни на секунду я не заподозрила, что Дэниел имел свои, корыстные причины, чтобы оторвать меня от себя и отправить в свободный полет. Я не сомневалась, что его озабоченность моей судьбой была абсолютно альтруистичной. Мне и в голову не приходило, что на этот разговор его могла подвигнуть новая подружка, желающая столкнуть меня со сцены и занять наконец место единственной женщины в жизни Дэниела. Я была убеждена, что он искренне беспокоился за меня. Я полностью доверяла ему И поэтому я решила последовать всем его советам.