В ту ночь мне повезло. Я завязала знакомство с одним типом по имени Дерил – какой-то шишкой в одном издательстве. Он сказал, что знаком с Джеем Макинерни и бывал на его ранчо в Техасе.

– О! – восхитилась я. – У него, значит, два ранчо?

– Что, простите? – не понял Дерил.

– Просто я знаю, что у него ранчо в Коннектикуте, но до сих пор не знала, что и в Техасе тоже.

Дерил несколько смутился и помрачнел. Я сообразила, что сболтнула лишнее.

Когда мы поняли, что в моей комнате не получится, то бросили всех и отправились к нему домой. К несчастью, как только мы туда приехали, все стало складываться самым паршивым образом.

Для начала мы прикончили мой кокаин. Но как раз когда настало время лечь в постель и довести друг друга до экстаза, он вдруг согнулся в три погибели и принялся раскачиваться туда-сюда, повторяя тоненьким детским голоском: «Мама. Ma. Ma. Мама. Мам».

Сначала я подумала, что он так шутит, присоединилась к нему и немножко «помамкала» вместе с ним. Но вскоре поняла, что это вовсе не шутка, а просто он ублюдок паршивый.

Я села и попробовала поговорить с ним разумно, но он меня не слышал и не видел. К тому времени уже и солнце взошло. Итак, я стояла в красивой, просторной, оклеенной белыми обоями квартире на Западной Девятой улице, смотрела, как взрослый человек катается, как неваляшка, по полированному, вишневого дерева полу, и испытывала такое острое одиночество, как будто меня выпотрошили и бросили. Я увидела пылинки, танцующие в утреннем свете, и мне подумалось, что это центр мироздания и там одиноко и пусто. Все одиночество и вся пустота мира сосредоточилась в том месте, которое когда-то было моим желудком. Кто бы мог подумать, что один человек способен вместить в себя столько пустоты? Я представляла собой эмоциональную пустыню, и по этим пескам можно было брести неделями.

Пустота снаружи. Пустота внутри.

Я взглянула на Дерила. Он уже спал, засунув в рот большой палец. Сначала я подумала, не прилечь ли рядом, но потом мне показалось, что он не слишком обрадуется, обнаружив меня утром у себя в постели. Я мялась, не зная, что предпринять. Потом вырвала из записной книжки листок, написала на нем: «Позвони мне!» и подписалась: «Рейчел». Некоторое время я колебалась, написать ли просто «Рейчел» или «целую, Рейчел». Потом решила, что просто «Рейчел» будет безопаснее, хотя и менее интимно. Я подумала еще немного и приписала внизу: «Девушка с вечеринки», на тот случай, если он сразу меня не вспомнит. Хотела было нарисовать свой портрет, но вовремя взяла себя в руки. Потом засомневалась, не слишком ли жирный и настойчивый получился восклицательный знак после «Позвони мне». Может, мне стоило добавить «если хочешь…»?

Я понимала, что делаю глупость. Он не позвонит мне (а он, конечно же, не позвонит), я буду терзаться, вспоминая все, что сделала и чего не сделала (может быть, записка получилась слишком холодной и он не поверил, что я действительно хочу, чтобы он позвонил. А может, записка, наоборот, показалась ему слишком агрессивной? Наверно, стоило написать наоборот: «Не звони мне». И так далее, и тому подобное).

Записку я положила около его руки, а потом отправилась посмотреть, что у него есть в холодильнике. Мне нравилось заглядывать в холодильники к стильным людям. Там не оказалось ничего, кроме головки бри и куска пиццы. Положив сыр к себе в сумку, я отправилась домой.

Я заставила себя пройтись пешком по залитой утренним солнцем улице, потому что считаю, что движение – наилучший способ обрести душевное спокойствие. Но на этот раз не получилось. Улицы казались мне зловещими и угрожающими, весь пейзаж – каким-то нереальным, фантастическим. Я чувствовала, что редкие прохожие – а было шесть часов утра, воскресенье – оборачиваются на меня. Мне казалось, что на меня смотрит весь Нью-Йорк, что весь город ненавидит меня и желает мне зла. Я все ускоряла и ускоряла шаг, пока не обнаружила, что бегу.

Увидев приближающееся такси, я чуть не упала на колени в порыве благодарности. Я забралась внутрь. Ладони у меня вспотели. Я еле-еле решилась назвать водителю адрес. Но очень скоро мне захотелось выйти – я что-то не доверяла водителю. Он слишком долго и пристально смотрел на меня в зеркальце заднего вида.

Ужасная мысль пришла мне в голову: ведь никто же не знает, где я! И с кем. Всем известно, что нью-йоркские таксисты – сплошь психопаты. Меня могут завезти на какой-нибудь заброшенный склад и там убить, и ни одна живая душа не узнает. Никто ведь и не заметил, как я уходила с вечеринки с этим Дереном, Дерилом или как там его. Никто, кроме Люка Костелло, вспомнила я со смешанным чувством облегчения и досады. Он-то видел, как мы уходили, и еще отпустил какое-то остроумное замечание. Что же он такое сказал-то?

Я вдруг вспомнила эпизод с ремнем от джинсов, и от стыда у меня свело в животе. Чуть не стошнило. Пожалуйста, Боже, сделай так, чтобы этого не было! Я готова отдать всю зарплату за следующую неделю бедным, лишь бы ты стер это событие.

И о чем я только думала? И самое ужасное – что он оттолкнул меня, он меня отверг!

К действительности меня вернул пристальный взгляд таксиста. Я так испугалась, что решила выскочить из машины у следующего светофора. Но, к счастью, тут же поняла, что это кажущаяся опасность. После бурных развлечений у меня часто случались приступы паранойи. Вспомнив об этом, я испытала огромное облегчение. Бояться было нечего.

Но стоило водителю заговорить со мной, и мой страх снова вспыхнул с прежней силой, несмотря на то что секундой раньше я логически доказала себе, что причин для беспокойства нет.

– Развлекались? – спросил он, встретившись со мной глазами.

– Была у друга, – выговорила я пересохшими губами. – То есть у подруги. А сейчас меня ждет другая подруга, – добавила я для верности. – Я позвонила ей, что еду.

Он ничего не ответил, только кивнул. Если затылок вообще можно назвать угрожающим, то у него был, безусловно, именно такой затылок.

– Если я не окажусь дома через десять минут, она позвонит в полицию, – сказала я и сразу почувствовала себя лучше.

Но не надолго. Почему он едет не тем путем? С колотящимся сердцем я следила за дорогой. Да! Точно! Мы должны были ехать вверх, а едем вниз. Мне снова захотелось выпрыгнуть. Но на светофоре горел зеленый. А ехали мы слишком быстро, чтобы я могла подать кому-нибудь знак, да и не было никого на улице. Я глаз не могла отвести от зеркальца заднего вида. Он все еще смотрел на меня. «Все, влипла», – подумала я вдруг спокойно и буднично.

Но через несколько секунд у меня внутри вспыхнул буквально костер ужаса. Не в силах более переносить это, я полезла в сумочку за валиумом. Удостоверившись, что водитель не видит, что я там делаю, я поспешно отвинтила крышку, и вынула пару таблеток. Притворяясь, что просто смахиваю что-то со щеки, я отправила таблетки в рот. И стала ждать, когда страх отпустит меня.

– Какой вам номер? – услышала я голос своего потенциального убийцы.

Выглянув в окно, я поняла, что почти приехала. У меня даже голова закружилась от облегчения. Значит, все-таки он не будет меня убивать!

– Вот здесь, – сказала я.

– Пришлось в объезд, потому что Пятая перекопана, – сказал он. – Так что сбросьте пару долларов.

Я дала ему всю сумму по счетчику и чаевые (я была не настолько не в себе, чтобы не дать чаевых). И благодарно заторопилась прочь.

– Эй, а ведь я вас знаю! – вдруг воскликнул он. И кто это выдумал, будто я боюсь? Меня многие запоминают, потому что я всегда лезу на глаза. И по этой самой причине сама я никого не помню.

– Вы ж работаете в отеле «Старая дубинка», так?

– Точно, – нервно кивнула я.

– Ну вот, вы как сели, я сразу подумал: где-то я ее видел, смотрел-смотрел, так и не вспомнил. Я вас видел там, когда приезжал за пассажиром. – Он просто светился. – Ирландка? Похоже, что так. Черные волосы и веснушки. Настоящая ирландская девушка.

– Да, – я изо всех сил постаралась любезно улыбнуться.

– Вот и я оттуда. Мой прапрадедушка был из Корка. Из Бухты Бэнтри. Знаете, где это?

– Да.

– Мы – Маккарти. Харви Маккарти.

– Действительно, – удивленно сказала я. – Маккарти всегда жили в Корке.

– Ну как живешь-то? – Он явно был настроен поболтать.

– Хорошо, – промямлила я. – Понимаете, моя подруга… В общем, мне, пожалуй, пора…

– Ага, ладно, ты это… будь осторожна…

Квартира выглядела, как в документальных съемках землетрясения. Всюду валялись банки, бутылки, подносы. Несколько незнакомых мне людей спали на диване. Еще одно тело лежало на полу. Моего прихода никто не заметил. Никто даже не пошевелился.

Когда я открыла холодильник, чтобы положить сыр, из него со страшным грохотом хлынул целый водопад пивных банок. Одно из безжизненно лежавших тел резко дернулось. Послышалось бормотанье: «Овощ пастернак в Интернете», а потом все снова стихло.

Валиум пока не очень-то подействовал, поэтому я высыпала на ладонь еще несколько таблеток и запила их пивом из банки. Я сидела на полу в кухне и ждала, когда полегчает. Наконец мне показалось, что уже можно и лечь в постель. Вообще-то, когда меня одолевало это ужасное чувство пустоты, я терпеть не могла ложиться в постель одна. Открыв еще одну банку пива, я отправилась к себе. Чтобы обнаружить там… двоих, нет, даже троих! Да нет, одну минутку – четверых! – людей, лежащих на моей кровати. Никого из них я не знала.

Все они были мужчины, но ни один не показался мне достаточно привлекательным, чтобы лечь с ним в постель. Приглядевшись, я узнала в них тех самых подростков («Эй, девки, чего это у вас тут?»). Вот щенки паршивые, подумала я. Такие маленькие, а уже такие наглые!

Я попыталась растолкать их, чтобы выставить вон. Не удалось. Тогда я заглянула в комнату Бриджит. Там пахло спиртным и было ужасно накурено. Солнце проникало сквозь шторы. В комнате уже было жарко.

– Привет, – прошептала я, устраиваясь рядом с Бриджит. – Я украла немного сыра.

– Куда ты подевалась вместе с кокаином? – пробормотала она. – Ты бросила меня разбираться со всей этой толпой и не оставила мне кокаина!

– Но я встретила парня, – спокойно и с достоинством заявила я.

– Это не оправдание, Рейчел, – сказала Бриджит, все еще с закрытыми глазами. – Половина была моя. Ты не имела права ее брать.

Страх вспыхнул во мне с новой силой. Бриджит злилась на меня. Моей дрейфующей паранойе наконец-то было за что ухватиться. Мне очень хотелось бы теперь отыграть все обратно, сделать так, чтобы я вчера отсюда никуда не уходила. Особенно, если принять во внимание, какой бесполезной оказалась вся эта поездка.

Подумать только: ма-ма-ма! Псих проклятый! Вдруг он все-таки позвонит?

Бриджит отвернулась от меня и снова заснула. Но она даже во сне на меня злилась, я это чувствовала. Мне уже не хотелось лежать с ней в одной постели, но больше некуда было податься.