После того, как посетители уехали, мною овладело воскресное удушье. Какая-то смутная неудовлетворенность, такое чувство, что сейчас лопнешь, если что-нибудь не изменится. Беспокойно, как тигр в клетке, я бродила из столовой в гостиную, из гостиной в спальню, и обратно. Нигде не могла усидеть.

Я мечтала оказаться на свободе, где могла бы начать все заново, спрятавшись от себя самой, извлечь свои чувства из серых туманных глубин депрессии, оказаться под ярким голубым небом счастья. Но в Клойстерсе не было ничего, что помогло бы мне катапультироваться туда.

Я утешалась мыслью, что это мое последнее воскресенье в обезьяннике. Что меньше чем через неделю мне больше не придется испытывать такие чувства. Но с острой тоской я вспомнила, что испытывала их и раньше – до того, как попала сюда. Именно такую пустоту и неприкаянность. Часто. Обычно это случалось около четырех в воскресенье, так что сегодня даже немного запоздало. Видимо, мои настроения все еще жили по нью-йоркскому времени. Возможно, это гнетущее чувство последует за мной, когда я покину Клойстерс. Может быть, согласилась я, но тогда я, по крайней мере, смогу хоть как-то с ним бороться.

Остальные пациенты ужасно раздражали меня своей возней и перебранками. Майк ходил туда-сюда, рыл носом землю и еще больше, чем обычно, напоминал племенного бычка. Он не распространялся о причинах своего дурного настроения. Но Кларенс сказал мне, что малолетний сынок Майка, Уилли, приветствовал своего папашу словами: «А вот и наш алко-пап». Когда Майк грозно спросил, что это значит, мальчик объяснил:

– Ты мой папа, и ты алкоголик. Соединяем вместе, и получается: «алко-пап»!

– Он чуть не пришиб мальчонку, – прошептал мне на ухо Кларенс, разумеется, придвинувшись вдвое ближе, чем это было необходимо.

Винсент, напротив, раздражал меня тем, что пребывал в хорошем настроении. Он просто порхал от счастья, потому что жена привезла ему вопросы к новому детскому варианту «Погони». Он размахивал красной коробкой перед носом у Сталина и кричал: «Теперь поглядим, кто тут умный, поглядим! Теперь-то тебе негде узнать ответы!»

Сталин утопал в слезах. Он надеялся, что Рита навестит его, что она заберет обратно свое заявление на развод, но она не показалась в Клойстерсе.

– Оставь его в покое! – сказал Нейл Винсенту. Осознав, что он все-таки алкоголик, Нейл дня два рыдал, а потом сменил Винсента на посту мистера Злючки. Он злился на себя за то, что он алкоголик, но и на остальных злился тоже. Джозефина сказала, что этого можно было ожидать, потому что никому не нравится быть алкоголиком, и что скоро он с этим примирится. А пока что мы все его ужасно боялись.

– Бедняга совсем расклеился из-за жены! – орал Нейл прямо в лицо Винсенту. – Не мучай его! Ему и без того хреново!

– Извини, – пристыжено сказал Винсент. – Я не хотел. Это была всего лишь шутка…

– Ты вообще очень агрессивен! – продолжал реветь Нейл.

– Да, я знаю, – униженно пробормотал агрессивный Винсент. – Но я очень стараюсь…

– Плохо стараешься! – Нейл стукнул кулаком по столу.

Все быстро-быстро устремились к двери.

– Извините, – еще раз пробормотал Винсент.

После небольшой паузы все стали возвращаться. На время воцарился покой, пока в столовую не влетел сломя голову юный Барри. Там, наверху, судя по всему, происходило нечто очень серьезное. Селин застукала Дейви за чтением колонки о бегах. А так как заболевание Дейви заключалось в пристрастии к азартным играм, это было так же ужасно, как если бы Нейл гнал у себя под кроватью самогон.

Если верить Барри, Дейви стал совсем неуправляемым. Настолько, что для усмирения разгулявшегося игрока пришлось позвать садовника Финбара, здоровенного слабоумного детину. После этих новостей, принесенных Барри, все из столовой хлынули наверх, занимать места поближе к сцене.

Я не пошла. Мне и без того было хреново. Когда пыль, которую они подняли, выбегая, улеглась, я вдруг обнаружила, что мы с Крисом одни в столовой. Даже эта мерзкая Мисти слиняла.

– С тобой все в порядке? – ласково спросил он, садясь рядом.

Я посмотрела в его бледно-голубые глаза и вздрогнула, так он был красив.

– Нет, – ответила я. – У меня такое чувство, такое чувство, что… с меня хватит.

– Понимаю, – задумчиво сказал он, проведя своей большой ладонью по пшеничным волосам. Я с надеждой смотрела на него. Как я наслаждалась каждым мгновением его внимания!

– Как бы нам поднять Рейчел настроение? – спросил он так, как будто разговаривал сам с собой. Я чуть не завизжала от удовольствия. – Пошли прогуляемся, – вдруг радостно предложил он, – на улицу, – он кивнул на окно.

– Но там темно! – воспротивилась я, – и холодно.

– Пошли! – уговаривал он, с одной из своих обаятельных улыбок. – Это самое лучшее, что я могу предложить. На данный момент… – добавил он, поддразнивая меня.

Я сбегала за своим пальто, и мы вдвоем вышли в холодный вечер и побрели по темному двору. Говорили мы мало. Я бы и хотела поговорить с ним, но слишком нервничала, а когда я нервничаю, мой мозг ведет себя именно так – превращается в кусок застывшего цемента, серый и тяжелый. Крис тоже не блистал красноречием. Долгое время мы, просто шагали молча, и единственное, что слышали, – собственное дыханье и поскрипывание сухой травы под ногами, а видели только облачка пара, которые сами же выдыхали.

Было слишком темно, чтобы разглядеть его лицо. Так что когда он вдруг сказал: «Погоди, погоди, минутку», и коснулся пальцами моей руки, я не поняла, к чему он клонит. Я вздрогнула от этого мимолетного, легкого, как у какого-нибудь эльфа, прикосновения, и пожалела, что напялила на себя сто одежек. Но он всего лишь хотел взять меня под руку.

– Давай-ка вот так, – и он взял меня под локоть. – Ну вот, пошли дальше!

– Да, пошли, пошли, – подхватила я, стараясь за преувеличенной жизнерадостностью скрыть, что я очень взволнована его близостью, что дышу поверхностно и прерывисто, что сигнал от его локтя, как курьерский поезд, уже домчался до моего лона.

Мы шли дальше и дальше, соприкасаясь плечами и бедрами. Мы почти одного роста, подумала я, пытаясь воспринять это как достоинство. Мы очень подходим друг другу. Когда я с ним рядом, меня не так мучают воспоминания о Люке и не так пугает мысль о том, что он встретит кого-нибудь другого. Я могу контролировать свой дикий гнев. Вот сейчас, например, я так хотела Криса, что это желание вообще заблокировало воспоминания о Люке.

Я жаждала, чтобы Крис поцеловал меня. Голова у меня стала легкая-легкая. Чего бы я только не отдала… И тут я с тревогой обнаружила, что мы почти вернулись домой.

Как, уже?

Свет из окон осветил нас.

– Смотри, – Крис повернулся ко мне, и теперь наши лица были очень близко. Каждый мой нерв вибрировал, потому что близилась развязка. – Видишь вон ту ванную комнату? – он указал на окно, мимоходом дразняще коснувшись моей руки.

– Да, – хрипло ответила я. Он не придвинулся ко мне ближе, но и не отодвинулся дальше.

Если я сильно выдохну, то коснусь его животом.

– Тут как-то застали двоих. Они занимались сексом, – сказал он.

– Когда? – я едва могла говорить. Он сводил меня с ума, заставляя балансировать на самом краю.

– Не так давно.

– И кто это был? – выдавила я.

– Пациенты… или клиенты, или как там еще мы все называемся. В общем, такие же, как мы с тобой.

– Вот как…, – пробормотала я. Интересно, чем все это кончится.

– Ну да, – усмехнулся он, – двоих, таких, как ты и я, застали за сексом в этой ванной комнате.

Казалось, он нарочно выстроил фразу именно так, чтобы она получилась как можно более провокационной. Но тут он отодвинулся от меня, и я испытала такое чувство, как будто меня сбросили со скалы.

– Что ты об этом думаешь? – спросил он.

– Я тебе не верю, – сказала я скучным разочарованным голосом. Все мои ожидания пошли прахом…

– Честное слово, – в его глазах светилась искренность.

– Нет, невозможно, – возразила я. – Как они могли так… так… так нарушить правила?

Он рассмеялся:

– Ты поразительно наивна! – проворковал он. – А я-то думал, что у тебя бешеный темперамент.

Разозлившись больше на себя, чем на него, я выпалила:

– Так оно и есть. Честное слово.

– Ну что? Пошли домой? – он кивнул на входную дверь.

Я расстроенно кивнула:

– Пошли.