Это было не свидание. Из всех встреч, какие у меня когда-либо с кем-нибудь бывали, эта напоминала свидание меньше всего. И отнестись к этому, как к свиданию, значило сильно упростить и огрубить наши теперешние отношения.

И все-таки я готовилась к встрече несколько часов. Часов!

Интересно, какой мне лучше предстать перед ним: привлекательной, зрелой и серьезной, или еще слабой, но выздоравливающей? Заставить его снова меня захотеть или вести себя как взрослый, серьезный человек, дав ему понять, что я теперь совсем не такая, как раньше? Я выбрала сдержанный, трезвый вариант поведения, забрала волосы назад, взяла под мышку книгу про наркоманию и прикидывала, не одолжить ли мне очки у некой Мики-Лу. Она мне отказала, и тогда я решила все-таки попробовать вариант «было время, когда я тебе нравилась». Очень быстро я постаралась сделаться ослепительной.

Но мне совершенно нечего было надеть! Уже несколько лет я получала нищенскую зарплату. Что ж, это избавило меня от исступленных примерок: бракуешь и отбрасываешь тряпку за тряпкой, и они ложатся на пол горкой, а ты, тем временем, достаешь новые из шкафа.

Поняв, что придется удовлетвориться длинной юбкой из джинсовой ткани и коротенькой маечкой, я испытала стыд и раздражение. Мне-то хотелось бы надеть что-нибудь умопомрачительное. Но потом я решила: да, теперь я вот такая – простая, искренняя, ничего не скрывающая и… плохо одетая. И нет никаких причин вводить Люка в заблуждение.

Зато я положила на лицо тонны косметики. Я собрала волосы в пучок, потом снова распустила, потом опять собрала, и опять распустила. В конце концов, я решила собрать их в пучок и на этом остановиться. Перед самым уходом я их снова распустила.

– Классно выглядишь! – взвыла Брэд, которая видела, как я уходила.

– Спасибо, – нервно ответила я, вовсе не уверенная в том, что мне приятен этот комплимент.

Я очень старалась прийти вовремя. Было непросто перестать играть в эти жестокие игры и нарочно опаздывать на свидания, но я заставила себя. Сейчас не до игр. Когда в назначенный час я появилась в кафе «Негро», Люка там не оказалось. Естественно, я сразу стала подозревать самое худшее: что он раздумал со мной встречаться. Сначала я решила повернуться и уйти. Потом все-таки заставила себя сесть и сделать заказ. «Десять минут, – пообещала я себе. – Жду десять минут и ни минутой больше!» Это была сущая мука. Я корчилась, как на электрическом стуле, и не спускала глаз с двери.

Наконец, после того, как вошел двадцатый человек, и это опять был не Люк, я все-таки решила уйти и принялась рыться в сумочке в поисках кошелька, чтобы расплатиться за свою минеральную воду… И тогда он появился. Вошел, обменялся несколькими словами с официантом. Тот указал ему на меня.

Это был такой шок – снова увидеть Люка. Он оказался выше и крупнее, чем я помнила. И взрослее, что ли. Он по-прежнему носил длинные волосы и кожаные штаны. Но лицо у него изменилось. Повзрослело. Пока он приближался ко мне, лавируя между столиков, я пыталась прочесть по его лицу, как он ко мне относится. Но оно было совершенно непроницаемым. Он подошел. Никаких бурных приветствий, никаких объятий и поцелуев в щеку. Он просто коротко спросил: «Как дела, Рейчел?» А потом опустился в кресло напротив, позволив мне испытать чудесные несколько секунд, когда мои глаза оказались на одном уровне с его ширинкой. И как это я могла когда-то думать, что у него нелепая внешность? Он был очень красивый мужчина.

Я пробормотала: «Привет, Люк», или что-то столь же незамысловатое. Мне с трудом верилось, что это действительно он. Люк, сидит напротив меня. Через стол. Так близко, что до него можно дотронуться. Мне показалось, что прошло много-много лет с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз. О, если бы я могла взять его за руку, или если бы он поцеловал меня! Этого хотелось мне, а что он чувствует – я не знала.

Люк молчал и холодно смотрел на меня. Мне пришлось собраться с силами. Кажется, будет труднее, чем я предполагала. Подошла официантка. Он заказал пиво, я дала понять, что мне вполне хватит моей минеральной воды, хотя это было весьма далеко от истины. Потом, прокашлявшись, я приступила к своим тщательно отрепетированным извинениям.

– Спасибо, что пришел, Люк. Я не отниму у тебя много времени, – быстро сказала я. – Я должна была сказать все это раньше, но лучше поздно, чем никогда… То есть, я надеюсь, что ты тоже так думаешь. Я только хотела сказать тебе, что ужасно сожалею о той боли и несчастьях, которые тебе причинила, когда я… когда мы, ну, в общем, когда я еще жила здесь. Я была тебе отвратительной подругой, даже не представляю, как ты мог так долго терпеть меня, и ты был совершенно прав, когда отшил меня.

А вот теперь я бы выпила чего-нибудь! Но вместо этого, пришлось еще раз набрать в грудь воздуха:

– Я никогда бы не вела себя так гадко, если бы не была наркоманкой. Знаю, что это не извиняет меня и не умаляет моей вины перед тобой. Просто чтобы ты знал, почему я так себя вела…

Я украдкой взглянула на него. Он был сама невозмутимость. Ну, реагируй же хоть как-нибудь!

– Я была ненадежным человеком, – с натугой продолжала я. – На меня нельзя было положиться. Я подводила и предавала тебя направо и налево. Может быть, тебе не интересно знать, почему я была такой… Просто я хотела сказать тебе, что теперь переменилась, и мои друзья могут на меня положиться. Разумеется, – поспешила добавить я, – для тебя теперь это не имеет значения. Эти мои качества весьма пригодились бы два года назад, когда я вела себя, как последняя тварь…

Я все говорила и говорила, и слова мои падали на каменистую почву его молчания. Один раз он, правда, слегка подвинулся на стуле и забросил руку за его спинку. И несмотря на то, что я была очень занята своим покаянием, у меня не могла не мелькнуть мысль о том, как великолепен он должен быть в постели. Продолжая каяться, я бесконечно передвигала стакан по столу, как тарелочку во время спиритического сеанса.

Наконец моя речь подошла к концу. Больше, кажется, мне не за что было извиняться, а он так и не произнес ни единого слова. Я-то боялась его гнева. Но даже ярость была бы лучше такой непроницаемости. По крайней мере, хоть какое-то общение.

Не в силах сидеть молча, я еще раз извинилась за то, за что уже несколько раз извинялась:

– Еще раз прости меня за то, что я тогда выпила бутылку Джои, извини за то, что ставила тебя в неудобные положения, что портила тебе жизнь своей наркоманией…

И тут я выдохлась. Какой смысл идти по второму кругу! Теперь мне оставалось только с достоинством удалиться.

– Ну что ж, я, пожалуй, пойду, – униженно сказала я. – Спасибо, что выкроил время.

И я снова полезла за кошельком, намереваясь заплатить и уйти. И тут Люк совершенно выбил меня из колеи, сказав:

– Рейчел, хватит. Положи свой крест. Людям нужна древесина.

– Что?

– Я говорю, сядь и поговорим! – воскликнул он с деланной жизнерадостностью. – Я не видел тебя почти полтора года. Расскажи, как поживаешь. Как там Ирландия?

Это была не то чтобы оливковая ветвь – скорее, маленькая сиротливая оливка. Но и этого мне хватило. Я отложила свою сумку и снова откинулась на спинку стула.

Свободного, непринужденного разговора не получалось. Мы оба держались слишком напряженно, а я даже не могла позволить себе выпить. Но я очень старалась не ударить в грязь лицом. Мы обсудили экономику Ирландии. Мы поговорили о «Кельтских Тиграх», об иностранных инвестициях, о доходе на душу населения. Мы были просто как два политолога в телевизоре. Когда появился повод пошутить, я ухватилась за эту возможность, надеясь таким способом реабилитировать себя, напомнить ему о том, какой могу быть забавной. Но из здоровой экономики удалось выжать лишь несколько жалких смешков. Разговор то и дело спотыкался, замирал, потом возобновлялся снова, но, в общем-то, топтался на месте. Мне не хотелось уходить, быть с ним казалось мне в миллион раз лучше, чем не быть с ним, но как же мне было трудно!

Подошла официантка. Он заказал себе еще пива, а я себе – еще воды. Ее приход отвлек нас от того, о чем мы говорили, и когда повисло невыносимое молчание, Люк спросил, почти застенчиво:

– Ты теперь только воду пьешь?

– Да.

– Ты изменилась, – улыбнулся он.

– Да, я изменилась, – серьезно ответила я. И тогда мы посмотрели друг на друга, по-настоящему посмотрели.

Какая-то завеса упала, и я наконец увидела его, прежнего Люка, моего Люка, впервые за этот вечер. Мы смотрели друг на друга очень долго. И я почти забыла, что мы сидим здесь сейчас, а не тогда, два года назад.

– Ну, – он кашлянул, и это удивительное настроение сразу пропало. – Спасибо за твои извинения.

Мне удалось улыбнуться. Но как-то слабо и неуверенно.

– Знаешь, – сказал он, снова разрушая возникшую было между нами преграду, – я думал, ты хочешь со мной встретиться, чтобы выдать мне по полной программе за то, что я тогда сказал в твоем реабилитационном центре.

– О, нет! – выдохнула я. Я была удивлена, что он так подумал, но и испытала огромное облегчение от того, что мы, наконец, выяснили, зачем пришли сюда. Честно говоря, дефицит, баланс, платежи и прочие экономические вопросы – это не мой конек. – Ты все правильно тогда сказал. Если бы ты этого не сделал, я, может быть, до сих пор упиралась бы и все отрицала.

– Я был уверен, что ты теперь меня ненавидишь, – сказал он.

– Конечно, нет! – убеждала я. То есть, честно говоря, я и сама теперь толком не знала: неужели я его когда-нибудь ненавидела?

– Правда? – с надеждой спросил он.

– Правда, – заверила его я. Это было даже забавно: Люк волнуется о том, ненавижу ли я его.

– Если тебе от этого будет легче, то, честно говоря, я чуть не рехнулся тогда. Ну, когда все это сказал, – он вздохнул и выпалил скороговоркой, – и когда отвечал на эти чертовы вопросы, которые они мне прислали.

– Ты вынужден был это сделать, – утешала я его. – Это было для моего блага.

– Господи, как я себя ненавидел за это! – сказал он.

– Тебе не за что было себя ненавидеть, – успокоила его я.

– И, тем не менее, я себя ненавидел, – пожаловался он.

– Не стоило. Я, в самом деле, была просто ужасна.

– Да ничего не ужасна! – сказал он.

– Еще как ужасна!

– Нет.

– Да.

– Ну, разве что иногда, – наконец согласился он.

– Еще как ужасна! – улыбнулась я, стараясь скрыть за улыбкой свое легкое недовольство тем, что он так быстро согласился со мной. – И это было так благородно с твоей стороны – подвергнуть себя такому испытанию, ведь ты даже не был женат на мне, и никаких серьезных отношений у тебя со мной не было, и ты даже не любил меня…

– Но я любил тебя! – раздраженно перебил он меня.

– Да нет, не любил, – напомнила я ему.

– Любил.

– Люк, – примирительно заметила я, – не подумай, что я это в упрек, но ведь ты сам сказал тогда, в Клойстерсе, что никогда не любил меня. У меня есть свидетели, – горько усмехнулась я.

– О боже, я так сказал? – он потер лоб таким знакомым мне жестом. – Да, конечно, я так сказал.

Он бросил на меня взволнованный взгляд:

– Мне не следовало этого говорить, но пойми, я был очень зол на тебя тогда, Рейчел! За то, как ты со мной обращалась, и за то, что ты делала с собой.

Я сглотнула. Мне все еще больно было слышать от него такое. И все-таки, приятно узнать, что когда-то он меня любил.

– Странно, правда? – задумчиво проговорил он – Как время все меняет. Одна мысль о тебе приводила меня в ярость, а прошел год – и я больше не бешусь.

«Слава богу!» – подумала я с облегчением.

– Я любил тебя, хоть и злился! – заявил он. – Думаешь, я пролетел бы три тысячи километров, чтобы посидеть в какой-то обшарпанной комнатенке с кучкой придурков и полить тебя грязью, если бы я тебя не любил?

Мы оба расхохотались.

– Ты вылил на меня много грязи. Должно быть, сильно любил.

– Да еще как! – с улыбкой кивнул он. – Еще как сильно!

Настроение у нас неожиданно поднялось. Я спросила про Гэза и ребят. И мы плавно вышли на бесконечные «а помнишь?»: «А помнишь, как Гэзу сделали татуировку?», «А как она потом воспалилась!», «А помнишь, как мы готовили попкорн и чуть кухню не подожгли?», «А как Джои спер огнетушитель на работе?», «И вот он пригодился!», «А я и забыл о том случае!», «Я вообще-то тоже забыла, но сейчас вспомнила».

Еще было несколько боязливых, «пробных», прикосновений друг к другу – чудесных, горько-сладких, дальних отголосков нашей прежней близости. Когда мы закончили вспоминать, я принялась хвастаться своими последними достижениями, как ребенок – подарками, полученными на день рождения.

– Я не пила и не принимала наркотиков уже год и четыре месяца, – похвалилась я.

– Вот что значит играть по-честному! – восхитился Люк.

Я завибрировала от счастья.

– А еще я собираюсь в уни-вер-си-тет, – медленно, по слогам, чтобы усилить эффект, произнесла я, – в октябре.

Это его добило.

– Правда? – чуть не поперхнулся он.

– Ага, – улыбнулась я. – Изучать психологию.

– Зашибись! – воскликнул он.

Уж в прежние времена я бы нашла как обыграть его последнюю реплику! Теперь все было иначе, чем два года назад. Совсем иначе.

– Теперь тебе осталось только сообщить, что собираешься замуж, – сказал он, – чтобы твое преображение выглядело полным и окончательным.

Я улыбнулась. Надо же такое подумать!

– Так собираешься? – спросил он после повисшей паузы.

– Собираюсь куда?

– Замуж.

– Ради бога, не говори глупостей, – хихикнула я.

– Неужели ты не встречала хороших парней в Ирландии? – спросил он.

– Нет, – ответила я, – придурков – навалом. А хороших парней нет.

Он рассмеялся, сверкнув белыми зубами. Его окружала весьма опасная для меня аура. У меня внутри все встрепенулось.

– Ты всегда умела рассмешить меня, – сказал он.

– Всегда? Не только когда раздевалась? – рискнула я.

Не стоило рисковать. Сначала глаза у него загорелись. Но взгляд тут же затуманился. А на меня тут же обрушились воспоминания и давние ощущения. Я почти обоняла запах его кожи. Хорошее настроение тут же испарилось. Снова возникло напряжение, и еще – печаль и ужасающее чувство потери. Я ненавидела себя за то, что была наркоманкой, за то, что разрушила такие отношения. И мое горе зеркально отражалось в глазах Люка.

Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза, потом он отвел взгляд. Я-то думала, что наши отношения умерли тогда, в Клойстерсе, но это было не так. Они умирали сейчас.

– Рейчел. – неловко выговорил Люк. – Я хотел сказать, что ты больше не должна чувствовать себя виноватой.

Я тоскливо пожала плечами и съежилась.

– Не будет ли слишком сентиментально, если я скажу, например, что прощаю тебя? – спросил он, глядя в пол.

– Конечно, не будет, – искренне обрадовалась я. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты простил меня.

– Знаешь, – ласково сказал он, – ты была совсем не так уж плоха.

– Правда? – спросила я.

– Не всегда, конечно, – заметил он, – но в хорошие дни ты была… просто лучше всех. Правда, лучше всех, – повторил он нежно.

– Правда? – прошептала я. От его неожиданной нежности я чуть не прослезилась.

– Конечно, – ответил он мне шепотом. – Разве ты не помнишь?

– Помню, – ответила я. – Просто я не была уверена: а вдруг я все это придумала, вдруг это мне только казалось. Ведь я постоянно была… не в себе, и все такое. Значит, иногда у нас все было хорошо?

– Очень часто, – сказал он.

Мы оба сидели неподвижно. Казалось, даже воздух вокруг нас застыл.

По моей щеке медленно сползла слеза.

– Извини, – сказала я, вытирая ее. – Но я как-то не думала, что ты будешь так хорошо со мной разговаривать.

– А почему, собственно? – неподдельно удивился он. – Я вообще хороший.

Конечно, он хороший. Он очень хороший парень, а когда-то он был еще и моим парнем. И меня снова захлестнули запоздалые сожаления.

– Я не знала, что будет так печально, – призналась я.

– А я знал.

– Правда? – я удивилась. – Даже интересно: а почему ты согласился встретиться со мной?

– Мне было любопытно, я хотел посмотреть, изменилась ли ты за это время. И потом, я соскучился, – добавил он, как бы шутя.

– И как? Я изменилась? – спросила я, притворившись, что не заметила иронического тона.

– Да, похоже, что так, – кивнул он. – Конечно, следовало бы подвергнуть тебя серии тестов, но кажется, ты сохранила все хорошее, что в тебе было, и избавилась от всего плохого.

Его слова наполнили меня гордостью.

– Ты не выглядишь другой, непохожей на себя, – сказал он задумчиво. – У тебя волосы теперь короче, но ты все тот же ребенок. Детка.

– А ты все такой же бабник, – мне удалось улыбнуться, хотя внизу живота у меня творилось бог знает что.

За этим не последовало ни исступленных объятий через стол, ни страстных поцелуев. Целью нашей встречи было затушить последние тлеющие угольки, а не раздуть новое пламя.

– Я лучше пойду, – сказала я. Мне ужасно не хотелось расставаться с ним, но я не в силах была больше смотреть на руины наших отношений.

– Хорошо, – сказал он, вставая. – Я провожу тебя домой.

Мне ужасно хотелось узнать, есть ли у него девушка. Пока мы шли, я сделала осторожные попытки выяснить это.

– А ты?.. – попробовала я и осеклась. – А у тебя?.. – начала я снова, и опять остановилась на полпути.

Может быть, лучше мне не знать. Я просто не переживу, если он с кем-то встречается.

– Знаешь, – небрежно обронил он, – с тех пор, как ты уехала, у меня никого не было.

Именно в этот момент я окончательно поверила, что Бог есть.

– Береги себя, – сказал он мне, когда мы остановились у моего общежития.

– Ты тоже, – ответила я. Лучше мне умереть на месте, чем смотреть, как он уходит.

– Веди себя хорошо, – все еще медлил он.

– Ладно, если ты тоже будешь вести себя хорошо. Он подвинул руку на миллиметр в мою сторону – микроскопический рывок, и мы рванулись друг к другу, как ядра, выпущенные из пушек, и обнялись. Его живот прижался к моему, руки обхватили меня, я уткнулась лицом ему в шею. Я вдыхала его запах в последний раз. Я хотела бы, чтобы это никогда не кончалось. Потом я рванулась от него и, не оглядываясь, ринулась в подъезд. Там я чуть не сломала себе шею, налетев на Брэд, которая, прищурившись, наблюдала за всем, что происходило между мною и Люком. Я успела подумать, что теперь-то она уж точно не станет набиваться ко мне в подруги.

Я знала, что эта тоска пройдет, что я с ней справлюсь. Мне потребовалось порвать с ним, чтобы понять, как сильно я его люблю. Но я знала, что и это пройдет. «Я никогда больше не встречу такого, как он», – думала я, изнемогая от тоски. «Встречу, встречу! Операция „Гарри"!», – напоминала я себе.

Но невозможно было не думать о том, как все сложилось бы у нас с Люком, если бы большую часть нашего романа я была хотя бы вменяема. Или если бы мы с ним только что познакомились. Если бы у нас не было общего прошлого, мешающего нашему будущему. Но я слишком хорошо понимала, что размышлять об этом совершенно бесполезно, что нельзя изменить того, что уже случилось. Самое лучшее, что можно сделать, – смириться.

Пусть я не получила первого приза, но зато мне досталось несколько утешительных призов. Разве я не узнала о том, что когда-то он все-таки любил меня? Разве он не простил меня? Разве я не вела себя с ним как разумный, взрослый человек? Разве мы не расстались друзьями?

Эта печаль заживляла старую рану и одновременно причиняла новую боль. Я нашла в себе силы встретиться лицом к лицу с самым запутанным и трудным в моей жизни. Я взглянула в глаза своим самым ужасным недостаткам, и мне хватило духа извиниться перед Люком. Мне больше не нужно было испытывать чувство стыда всякий раз, как я думала о нем. Призрак был, наконец, изгнан. «Лучше бы изгнали меня!» – думала я, и в то же время, не могла не гордиться собой!

Я – Рейчел Уолш. Взрослая женщина. Телка, детка, заблудшая овечка, наркоманка.

Найденная овечка. Выжившая.