МЭЙВ

После уборки, проведенной Луизой, кухня уже не представляла никакого интереса для криминалистической экспертизы, и я могла спокойно приготовить всем нам по чашечке чаю (это был единственный плюс). Я нашла в холодильнике одинокий пакет молока, еще не просроченного. Стеклянные полки холодильника были практически пусты: банки с горчицей, бутылка кетчупа, перевязанная ленточкой коробка шоколадных конфет, срок годности которых истек еще в феврале (она явно лежала там, нетронутая, с предыдущего Рождества), и несколько бутылок белого вина. Одна полка холодильника была занята баночками с кремами для век, дорогими увлажняющими тониками и флакончиками с лаками для ногтей.

На кухонном столе стояла коробка с овсяными хлопьями. Я потрясла ее и поняла, что она на две трети пуста.

Итак, Ребекка утоляла голод овсянкой… или сидела на жидкой диете. Сбалансированный питательный рацион одинокой городской девушки! Луиза сказала, что ее подруга работала в рекламной компании и часто встречалась с клиентами в ресторанах. Значит, вечерами она почти не бывала дома. Какой смысл покупать продукты, зная, что они все равно пропадут? Когда я жила одна, то не слишком часто заглядывала в продовольственные магазины. Теперь же, по настоянию Яна, мы совершали еженедельные рейды по супермаркету, увертываясь от шустрых малышей и медлительных старушек с тележками, чтобы приобрести его любимый соус для пасты, выбранные им бутылки вина по спецпредложению и чересчур дорогие, чересчур идеальные и абсолютно безвкусные овощи.

«У меня больше общего с жертвой преступления, чем с собственным молодым человеком».

Отбросив эту непрошеную мысль, я заставила себя сосредоточиться на деле и продолжила осматривать кухню, открывая шкафы, полки и ящики.

Везде безупречный порядок. Бокалы и рюмки стоят на полках ровными шеренгами, как солдаты на плацу, выстроенные по размеру. В выдвижных ящиках блестят вилки-ложки и ножи, тщательно разделенные по категориям. Рядом с плитой висит чистое кухонное полотенце. Старое, видимо, в стиральной машине. И опять я не могла сказать, что здесь осталось от Ребекки, а что сделала Луиза, пока была в квартире.

Я залила кипящей водой чайные пакетики, думая о подруге Ребекки. Эта Луиза какая-то странная. Впрочем, горе действует на людей по-разному. Одета с иголочки, прическа — волосок к волоску, и это после генеральной уборки! До сих пор она сохраняла завидное самообладание, поэтому, когда я вернулась в гостиную, держа в руках поднос с кружками, молоком и сахаром, меня поразила перемена в девушке: она сидела, закрыв лицо руками, и сотрясалась от рыданий.

— Что ты сделал? — спросила я Сэма одними губами.

Он беспомощно взглянул на меня и пожал плечами.

— Вам плохо, Луиза? — мягко спросила я, ставя кружку на стол рядом с ней.

— Нет-нет, все в порядке, — проговорила она, не отрывая ладоней от лица. — Просто я… Подождите немного, я сейчас успокоюсь.

Сев на диван, я протянула Сэму кружку и сахарницу. Под моим осуждающим взглядом он лихо принялся пересыпать сахар из нее в свой чай.

— Я просто спросил, когда она последний раз видела жертву, — хрипло прошептал он. — Несколько недель назад они ходили в ресторан. С тех пор Ребекка не звонила, и это ее встревожило.

Луиза что-то пробормотала, встала и вышла из комнаты. Я наклонила голову, прислушиваясь. До меня долетел звук закрывшейся двери, потом в раковину полилась вода.

— Какая-то она чудна я. — Сэм ткнул большим пальцем в сторону двери.

— Ничего удивительного. Она только что узнала, что ее лучшая подруга убита.

— Я не об этом. Как можно прийти в чужую квартиру — к человеку, которого не видел больше месяца — и затеять там уборку? У меня, например, не хватило бы наглости.

— А у меня и желания бы не возникло размахивать тряпкой. Впрочем, я не Луиза Норт. Она сказала, что это привычка. Возможно, она часто помогала Ребекке по дому.

Подстрекаемая беспокойством, я встала и прошлась по комнате. Это не заняло много времени.

Интерьер весьма ненавязчив. Стены, выкрашенные в безобидный цвет магнолии (Ян называл этот оттенок «кремовый для съемных квартир»). Пустой столик у стены, возле него — два стула с прямыми спинками, на одном из них только что сидела Луиза. Да уж, здесь не разместишь много гостей. Впрочем, судя по содержимому холодильника, Ребекка Хауорт была не из тех, кто устраивает у себя дома роскошные званые ужины. Рядом с диваном — маленький столик, на нем лампа и пульты от телевизора, DVD-плейера и музыкального центра. Ничего личного. Хоть бы один журнал… что-нибудь, намекающее на вкусы покойной хозяйки.

Большой телевизор стоит напротив дивана, задней панелью к балконной двери. Я остановилась и заглянула за стекло: на пространстве размером с почтовую марку не было ни цветочных ящиков, ни украшений. В доме напротив почти на всех балконах виднелись цветочные горшки и решетки для вьющихся растений, темнеющие на фоне светящихся окон. Я бы тоже не стала ничего сажать на балконе, тем более таком крохотном: какой смысл озеленять пятачок, на котором нельзя даже посидеть?

Соседний дом на другой стороне узкой улочки походил на застекленный улей. Жизнь его обитателей была вся как на ладони. В одном окне целовалась парочка (как мне показалось, с излишним энтузиазмом), в другом мужчина завязывал кроссовки, в третьем дородная тетка уплетала чипсы, сидя на диване перед мерцающим в углу телевизором.

— Прямо «Окно во двор»! Ммм. Если бы я здесь жила, то спокойно обошлась бы без телевизора. Вид из окна куда интересней.

Сэм не потрудился встать, но вытянул шею, чтобы увидеть, куда я смотрю.

— Для тебя — возможно, — хмыкнул он. — Но не все такие, как ты, Мэйв. Держу пари, ты с детства была страшно любопытной.

Я обернулась к нему, сверкнув улыбкой.

— Как ты догадался?

— Думаю, как раз поэтому ты выбрала такую работу. — Сэм потянулся, забросив руки за голову и нисколько не стыдясь пятен пота на рубашке, которые своими четкими волнообразными контурами напоминали соляные озера в пустыне.

— А ты почему пошел в полицейские?

— Просто не знал, что бывают профессии лучше, — печально вздохнул он. — Я был наивным парнем. А теперь… ты только посмотри на меня!

— Да уж, наивным тебя точно не назовешь.

Я оторвалась от панорамы чужих жизней и подошла к единственному предмету, который привлек мой интерес, — узкому книжному шкафу в углу. На полках стояли разносортные романы и три фотографии в рамках. Я обратила на них внимание. На всех снимках была изображена белокурая женщина. Наверное, это и есть Ребекка Хауорт, хотя труп, который я увидела сегодня утром, был неузнаваем: лицо распухло и обесцветилось. При жизни у нее были правильные черты лица и широкая улыбка, обнажающая безупречные белые зубы. Волосы Ребекки с течением времени меняли оттенок, становясь все более светлыми. На одном снимке она обнималась с пожилой парой — очевидно, родителями. Старшая женщина тоже была крашеной блондинкой, дорого одетой и ухоженной. Скорее всего в пятьдесят с лишним ее дочь стала бы примерно такой же. Однако глаза у Ребекки были папины — темно-карие, почти черные, они эффектно смотрелись со светлыми волосами.

На другой фотографии Ребекка была в черно-белой парадной университетской форме. Платье сползло с одного плеча; запрокинув голову, девушка пила из бутылки шампанское.

«Конец экзаменов», — предположила я, переводя взгляд на другую девушку, запечатленную на снимке.

Мой интерес усилился, когда я узнала Луизу Норт. В университете она даже больше, чем сейчас, походила на «серую мышку»: длинные прямые волосы, скучная одежда. В отличие от подруги она была без макияжа и не в парадной университетской форме. Смущенно улыбаясь, Луиза стояла, отвернувшись от объектива, и смотрела на Ребекку. Покойная была экстравертом, а Луиза, ее полная противоположность, служила выгодным фоном для своей гламурной подружки.

— Здесь мы на первом курсе, — раздался голос у меня за спиной. — Мне так понравилась эта фотография, что я тут же поместила ее в рамку. Ребекка только что сдала «Модс». А я сдала его в предыдущем семестре.

— «Модс»? — Я обернулась и увидела, что Луиза стоит посреди комнаты, снова спокойная и невозмутимая.

— Так называется первый экзамен на степень бакалавра гуманитарных наук. Глупый оксфордский жаргон.

Слово «оксфордский» было произнесено с многозначительным нажимом.

«Ах вон оно что: мы учились в Оксфорде! Если думаешь, милочка, что впечатлила меня, ты глубоко ошибаешься».

Луиза вроде бы засмущалась.

— Только не подумайте ничего такого. До этого я училась в бесплатной школе.

Но я невольно отметила, что она говорит безо всякого акцента, а некогда бесцветные длинные волосы теперь модно подстрижены и высветлены эффектными прядями.

— Ну и как там, в Оксфорде? — по-отечески снисходительно осведомился Сэм.

— Университет изменил мою жизнь.

«Еще бы!» — подумала я, взглянув на ее туфли, которые стоят больше моего недельного заработка.

Она далеко ушла от бесплатной школы и продолжала шагать вперед без оглядки.

— Как вы познакомились с Ребеккой?

Луиза обернулась ко мне, вздернув подбородок, будто сочла вопрос вызывающим.

— Это было в первый день первого учебного года. Мы жили в одном номере… У нас были отдельные спальни и общая гостиная, — уточнила она, увидев мое озадаченное лицо. — Я не ожидала, что мы с ней подружимся. Думала, Ребекка найдет себе дела и приятелей поинтересней. Но она тут же начала со мной общаться и стремительно увлекла в свой мир. — В голосе Луизы звучало удивление, словно она до сих пор не могла понять, как это случилось. — Вряд ли я стала бы такой, как сейчас, если бы не моя соседка. Я сразу поняла: это дружба на всю жизнь.

И она оказалась права. Только жизнь Ребекки закончилась слишком рано. Лицо Луизы омрачилось. Видимо, ей в голову пришла та же мысль, что и мне.

Я поспешила ее отвлечь:

— Скажите, Луиза, кто это? — Я указала на последнюю фотографию в рамке: Ребекка на пляже с каким-то мужчиной. Они прижимаются друг к другу щеками, их волосы треплет ветер. Он держит фотоаппарат в вытянутой руке, оба смотрят в объектив сияющими глазами и смеются.

Луиза нагнулась, посмотрела на снимок и недовольно поджала губы.

— Это Гил. Гил Маддик. Бывший парень Ребекки. Они встречались два… нет, два с половиной года.

— А потом расстались?

Она поморщилась.

— В итоге да. Впрочем, их отношения были обречены с самого начала. Он был… собственником. Никого другого близко не подпускал к Ребекке.

— Он запрещал вам с ней дружить? — предположил Сэм.

— Пытался запретить.

— Когда они порвали отношения?

Луиза пожала плечами:

— Месяцев шесть назад. Может, чуть меньше. Точно не знаю. Вам придется спросить у него самого. Мы с ним не ладили, и Ребекка почти ничего про него не рассказывала.

— А о чем вы с ней говорили? — спросил Сэм.

— Обо всем остальном. Она была мне как сестра, и у нас всегда хватало тем для разговора.

Только ли как сестра? Луиза явно ревновала Ребекку к ее парню. Возможно, подавляла тайное влечение к подруге. Или даже призналась ей в своих чувствах, но не встретила взаимности.

— Что же произошло?

— Вы о чем?

— Вы сказали, что она давно вам не звонила. Почему?

— Не знаю. Я пыталась с ней связаться, но не смогла. Решила, что у Ребекки много дел и ей просто некогда.

Девушка-юрист выдерживала любезный тон, однако теперь я уловила нотки раздражения. К ее неудовольствию, факты портили картину идиллической дружбы, нарисованную для нас. Только что она фактически призналась, что Ребекка, намеренно или нет, вычеркнула ее из своей жизни. Похоже, Луиза не больше меня знала о том, что происходило с ее подругой в последнее время. Ладно, обсудим те вещи, которые ей наверняка известны.

— Что вы увидели, когда вошли сюда?

— Ничего, — пробормотала Луиза после короткой заминки, как будто вопрос ее озадачил.

— Как выглядела квартира? Пожалуйста, расскажите подробно, где и как вы прибирались. — Я обвела рукой пространство вокруг. — Нам важно понять, что делала Ребекка перед тем, как последний раз вышла из дома. Но после того, как вы здесь похозяйничали, мы вряд ли можем об этом судить. Получается, вы одна знаете, в каком виде Ребекка оставила свою квартиру. Прошу вас, вспомните, что именно вы изменили.

— А, хорошо.

Она вкратце описала свои действия, показав мне спальню, в которой едва умещались двуспальная кровать и гардероб, и крошечную ванную — облицованный мрамором закуток, весь забитый косметикой, тесно расставленной на всех имеющихся поверхностях. Я ходила за девушкой, и мои надежды найти хоть какую-то зацепку таяли с каждой секундой. Постельное белье постирано, полы вычищены пылесосом, мебель протерта, ванная и кухня обработаны чистящими средствами. Везде, где мы могли бы отыскать что-то интересное, уже побывала Луиза.

— Здесь был беспорядок?

— Как обычно. Ребекка привыкла жить в хаосе.

— Человеку, от природы не склонному к аккуратности, трудно поддерживать чистоту, — буркнула я, немного задетая.

Обернувшись в тесном коридорчике, я нос к носу столкнулась с Сэмом и сделала быстрый разворот в обратную сторону, опять встав лицом к Луизе.

— Квартирка не самая просторная, — заметила я. — На мой взгляд, такую легко захламить. Ребекке она нравилась?

— Я не спрашивала об этом. Но она жила здесь уже больше года — значит, ее устраивали условия.

— Она жила здесь одна?

— Формально да. — Мне показалось, Луиза пытается увильнуть от прямого ответа — впервые за время нашего разговора. — Э… иногда Ребекка приводила сюда мужчин. Кто-то оставался на одну-две ночи, а кто-то и дольше. Но в основном она жила одна.

— Вы были знакомы с кем-нибудь из них?

Луиза покачала головой.

— Она не нашла человека, с которым хотела бы меня познакомить. Тем более что с Гилом мы так и не подружились.

— Значит, вы не знаете их имен и телефонов?

— Нет. Но вы ведь будете просматривать электронную почту и мобильный телефон Ребекки? Там наверняка есть их контакты. Насколько я понимаю, при расследовании убийства частная жизнь жертвы перестает быть неприкосновенной.

— Вы правы. — Я выверну наизнанку прошлое Ребекки Хауорт и вытряхну из него всю подноготную, лишь бы добраться до убийцы! Вдруг ощутив невыносимую усталость, я скрестила руки на груди и привалилась спиной к стене. Все, надо сосредоточиться! — Вы больше ничего не хотите нам сказать, Луиза? — спросила я через силу. — Может, вас что-то тревожит?

Я ожидала услышать «нет», но, к моему удивлению, девушка закусила губу.

— Да… есть кое-что. Но это, наверное, пустяки.

— Говорите, — приободрила я.

— Мне показалось… что вчера у Ребекки кто-то был и они вместе пили. В гостиной стояли два бокала, а на дне осталось невысохшее вино. Понимаете, детектив, Ребекка никогда не пила в одиночку, только с кем-нибудь за компанию. На одном бокале я заметила следы от губной помады, края другого были чистыми.

Я удивленно уставилась на нее.

— Может быть, вы хотите работать в сыскной полиции?

Щеки девушки вспыхнули.

— Я просто обратила на это внимание, — огрызнулась она. — Мне было интересно, кто приходил к Ребекке.

— Почему вам это было интересно?

Странно, но мой безобидный вопрос, похоже, еще больше рассердил Луизу. Она отвела взгляд, сглотнула и тихо произнесла:

— Просто так.

— И все же?

— Ладно, если вы настаиваете, отвечу. Мне хотелось узнать, не начала ли она опять встречаться с Гилом. — Теперь Луиза говорила быстро, без остановки. — Когда мы с ней виделись последний раз, она призналась, что хочет возобновить с ним отношения. Я сказала, что мне это не нравится, и мы чуть не поссорились.

— Чуть?

— Мы с Ребеккой никогда не ссорились. Во всяком случае, серьезных конфликтов у нас не было. Мы могли говорить друг другу все, что думаем.

«Ну разумеется», — хмыкнула я про себя, а вслух произнесла:

— И все же вы считаете, что она могла начать встречаться с Гилом, не сообщив вам об этом?

— Да, могла, — кивнула Луиза.

— Что ж, в таком случае нам действительно стоит с ним побеседовать. Он живет недалеко отсюда?

— Нет. У него квартира в Шордиче или Хокстоне… точно не помню, но в каком-то богемном районе. Я там никогда не была. — Судя по неприязненному тону Луизы, в ближайшее время она туда тоже не собиралась.

— Вы знаете, как его найти? Где он работает?

— Нигде. — Она посмотрела мне в глаза и неожиданно улыбнулась — правда, всего на мгновение. — Гил утверждает, что он директор театра, хотя на самом деле никогда не руководил никакими театрами. Он родился богатым, так что ему не нужно работать. Офиса у него нет, но я знаю его мобильный телефон.

Девушка размашистым шагом прошла обратно в гостиную и взяла свою сумочку («Прада», последняя модель). Достав телефон, потыкала в кнопки и нашла в «записной книжке» нужное имя.

Сэм записал номер, который она продиктовала, потом уставился на Луизу.

— Он вам не нравился, и вы не дружили, однако у вас есть его телефон? — спросил он.

— Его мне дала Ребекка. — Луиза опять поджала губы. — Она часто теряла сотовые телефоны: несколько раз забывала сумочку в такси, а однажды уронила трубку в унитаз. Она хотела, чтобы у меня был номер Гила — на случай если я не смогу ей дозвониться.

— А в последнее время, когда вы пытались с ней связаться, вы по нему звонили?

— Их отношения закончились, — с явным удовлетворением заявила она. — Но вам наверняка будет приятно с ним встретиться. Он очень обаятельный молодой человек.

— И все-таки вы не прониклись к нему симпатией, — заметил Сэм.

— Гил не считал нужным тратить на меня свое обаяние. — Она вскинула руку и взглянула на часы. — Мне надо идти. У вас больше нет ко мне вопросов?

— Пока нет, — отозвалась я, — но, возможно, появятся позднее. Оставьте, пожалуйста, нам свои контакты.

Она достала из сумочки две визитки и ручку «Монблан», быстро и аккуратно написала что-то на обратной стороне карточек, дважды встряхнула их, чтобы просушить чернила, и положила на стол.

— Это домашний адрес и телефон. Но дома вы меня вряд ли застанете. Лучше звоните по рабочему или мобильному. Я почти всегда в офисе.

— Даже в выходные? — спросил Сэм.

— В выходные удобней всего разгребать накопившиеся дела. — Увидев скептическое выражение лица моего коллеги, она посмотрела на него с вызовом.

— А как к этому относится ваш молодой человек?

— Если бы он у меня был, ему пришлось бы с этим смириться. Но у меня нет молодого человека, и я могу свободно распоряжаться своим временем.

— Счастливая, — ухмыльнулся Сэм.

Она явно хотела ответить, но промолчала, лишь холодно кивнула нам обоим и ушла, не подав на прощание руки.

— Не слишком приятная особа, — заметил Сэм, как только за ней закрылась дверь.

Я нахмурилась.

— Да ладно тебе! Подумаешь, нет у нее молодого человека. Разве это имеет значение? И почему она не может работать сутками напролет, если нравится?

Сэм смешно нахмурился: одна бровь наползла на его морщинистый лоб.

— Ты защищаешь ее, потому что сама такая же, верно? Солидарность деловых женщин?

Мой положительный ответ доставил бы ему удовольствие, поэтому я промолчала, хотя, надо признаться, коллега попал в точку. Сэм протопал к книжному шкафу и взглянул на фотографии в рамках. Я поспешно затолкала мысли о Яне в самый дальний уголок сознания.

— Как думаешь, у нашей жертвы и ее подружки были лесбийские отношения?

— Тебе бы это понравилось, да? — огрызнулась я, но быстро смягчилась. — У меня была такая мысль, но нет, непохоже. Скорее всего они просто дружили.

— А жаль, — бросил Сэм. Он стоял, сунув руки в карманы, и раскачивался на пятках. — Что будем делать дальше?

— Вызову криминалистов, — решила я, доставая телефон. — Возможно, здесь есть что-то интересное, и мне не хотелось бы смазать картину. Так что, пожалуйста, перестань трогать вещи. Дождись, когда эти ребята дадут нам добро.

— Здесь нет никаких улик.

— Возможно, мы их просто не видим. Я поверю в то, что их нет, только если это подтвердит экспертиза.

— Ладно, вызывай бригаду. А потом позвони боссу. Возможно, он тоже захочет осмотреть квартиру.

У меня подпрыгнуло сердце и слегка задрожали руки.

— Вполне вероятно, — произнесла я как можно спокойнее, стараясь не выдать голосом внезапного волнения, которое охватывало меня всякий раз при мысли о телефонном разговоре с Годли. Слава Богу, сейчас мне есть чем его порадовать.

— Почему вы уехали, никому не сказав ни слова? Почему не предупредили о своих планах начальство? Кто дал вам право самовольно осматривать квартиру жертвы?

Я еще никогда не видела суперинтенданта Годли таким сердитым, хотя за время расследования он нередко впадал в ярость.

— Даже не знаю, кого из вас отчитывать. Вы оба меня удивили. Констебль Проссер, как вы с вашим опытом могли устроить подобную вылазку? А вы, констебль Керриган? Я думал, вы умнее.

От обидных слов я мысленно поморщилась, не смея взглянуть на Сэма, хотя в эту минуту я многое бы отдала, чтобы увидеть его лицо.

— Первое, что вы должны были сделать, получив личные данные жертвы, это позвонить мне. Почему приехали сюда самостоятельно? Чего хотели добиться?

— Просто подумала, что так быстрее, — пробормотала я, уставившись на узел его галстука: я боялась и встречаться с боссом взглядом, и смотреть в другую сторону.

За его спиной маячил ехидно улыбающийся инспектор Джадд. Чуть дальше офицер выездной бригады криминалистов с помощью толстой кисти присыпал поверхности черным порошком — искал отпечатки пальцев. Я не сомневалась, что под маской деловитой сосредоточенности он прячет довольную ухмылку. Чужие неприятности радуют всех.

— Ах вот оно что! Весьма похвальное рвение, — произнес Годли с ядовитым сарказмом. — Ты здорово облажалась, Мэйв.

— Если бы приехали позже, мы бы не узнали, что ее подруга здесь убиралась, — заметила я, не в силах молчать, хоть и знала, что спорить глупо. — Мы бы увидели дочиста вылизанную квартиру и никогда не поняли бы, что здесь произошло на самом деле.

— А что здесь было на самом деле?

Я ухватилась за шанс оправдаться и быстро заговорила:

— Никаких следов борьбы, но, по словам Луизы, ее подруги, в квартире был страшный беспорядок. — Я вкратце изложила то, что узнала от девушки. — Ей показалось, что Ребекка была здесь недавно — скорее всего вчера вечером, — и, что интересно, не одна. — Надеясь впечатлить босса, я рассказала про бокалы.

Он нахмурился.

— Возможно, это не имеет отношения к преступлению. Насколько мы знаем, наш убийца не вступает в контакт с жертвами. С остальными девушками он даже не был знаком.

— Да, верно. Но Ребекка могла выпить вино с гостем, а потом пойти вместе с ним в ресторан или клуб. А ночью, возвращаясь домой, она повстречалась с убийцей. Нам важно выяснить, кто здесь был вместе с ней, — тогда будет легче восстановить события последних часов ее жизни.

— Очень оригинальная идея, — саркастически заметил Джадд. — Нам крупно повезло, что мы взяли вас в нашу бригаду, констебль Керриган.

Суперинтендант нахмурился. Видимо, ему не понравилось, что инспектор влез в наш разговор. Я с трудом сдержала ликование: похоже, теперь неприятности будут у Джадда!

— И как же нам выследить этого таинственного гостя? — наконец спросил Годли.

— Луиза предполагает, что это мог быть бывший парень Ребекки, Гил Маддик. Если хотите, я могу проверить.

— Проверьте. — Годли вздохнул. — А если это не он, получается, мы в пролете? Как я понимаю, от криминалистической экспертизы толку будет мало.

— Луиза убралась очень тщательно. — Я начала загибать пальцы. — Она сменила постельное белье и постирала простыни. Вытерла пыль и пропылесосила всю квартиру. Вымыла ванную и кухню, очистив все поверхности. Убрала одежду Ребекки и вымыла всю грязную посуду.

— Как будто знала, что мы приедем, — едко вставил Сэм. — Поработала на совесть; даже платная уборщица так не смогла бы.

— Она что, была у жертвы рабыней? — В голосе Годли опять звучало раздражение.

— По ее словам, Луиза привыкла прибираться за подругой. Так уж у них повелось.

— И Луизу устраивала такая дружба?

Я пожала плечами.

— Вполне. Во всяком случае, она не считала зазорным пару часов помахать тряпкой в квартире Ребекки. Я же говорю, она часто помогала ей по хозяйству. Со слов Луизы, Ребекку не слишком волновали бытовые проблемы. Она больше любила развлекаться.

— Надо выяснить, что думают о Луизе родные и друзья жертвы. Проверить, действительно ли она та, за кого себя выдает. — Годли опять нахмурился. — Попытайтесь найти бывшего парня Ребекки, а заодно подумайте, что будем делать, если не он был в ее квартире.

— Я спрошу у привратника, есть ли в здании видеокамеры, — вызвался Сэм, — и поговорю с охранником, который дежурил вчера вечером. Возможно, он вспомнит, что видел Ребекку. Все-таки девушка была заметная.

Перед моим мысленным взором возник парк и мертвое тело, лежащее в выгоревшей траве. Кто-то ее действительно заметил, в туфлях на каблуках и плотно облегающем платье. Заметил и воспылал ненавистью… и захотел уничтожить.

— Хорошо, — одобрил Годли, и Сэм вылетел из квартиры, не дожидаясь дальнейших указаний. — Мэйв, я хочу, чтобы именно ты побеседовала с родными Ребекки, ее коллегами и подругами, а также с ее бывшим парнем. Постарайся выяснить подробности ее жизни. Начнешь только после того, как мы свяжемся с ее ближайшими родственниками и сообщим про убийство. Не надо опять бежать впереди паровоза.

Я постаралась скрыть разочарование. В подобном расследовании сбор сведений о жизни жертвы обычно не представляет важности. Это большая кропотливая работа, необходимая, но практически бесполезная: маловероятно, что ее результаты помогут найти убийцу. Утомительные поездки, шаблонные вопросы, целый вагон никому не нужных фактов — одним словом, рутина.

— Конечно. Нет проблем. Э… как по-вашему, с чего мне начать?

— Действуй как сочтешь нужным. Потом доложишь и занесешь данные в компьютерную базу. Скажешь Тому, что ты закончила, и он даст новое задание.

За его спиной инспектор Джадд неприятно ухмылялся. Я не сомневалась, что его задание будет равносильно чистке сортира. За последние сутки я принесла боссу сразу две дурные вести и теперь буду за это расплачиваться. Наверное, Годли суеверен. Для него я — кривая лестница, трещина в асфальте, черная кошка, перебежавшая дорогу. Придется носом рыть землю, но добыть ему ценную информацию, иначе плохи мои дела!

Выходя из здания, я невольно искала глазами видеокамеры в холлах и коридорах, но ни одной не нашла. Сэм стоял, навалившись пузом на стол охранника, и беседовал с ним о футболе. Проходя мимо, я указала на дверь, как бы говоря: «Я ухожу. Ты со мной?»

— Пять минут, — попросил он, растопырив пять толстых пальцев на руке. В этот момент он напомнил мне годовалого малыша — такой же невинный, лысый и пухлый… хотя вряд ли у годовалых малышей под мышками проступают пятна пота, а в носу растут волосы.

— Пять минут, — повторила я, — потом уеду.

Сэм лишь усмехнулся в ответ. Он знал, что я буду ждать десять минут. А еще знал, что ровно через десять минут я уеду, даже если к этому времени он не появится. Ничего, пусть сам добирается до диспетчерской… или до дома… или до ближайшего паба. Ах да, я же должна ему кружку пива! Обещала, а свои обещания я держу.

Пока шла к машине, успела промерзнуть до костей. Сев за руль, я пару минут потирала руки, разгоняя застывшую кровь. Казалось, что уже не согреюсь. Резкий пронизывающий ветер с реки продувал насквозь узкие улочки. Наверное, Ребекка выбрала этот район прежде всего из-за реки, хоть и не могла видеть Темзу из своего окна. Она видела людей, живущих в соседнем здании.

«А они, возможно, видели ее… и ее гостя, — подумала я со все возрастающим интересом, разглядывая жилой дом напротив. — Пожалуй, стоит пройтись по квартирам».

Но упаси меня Бог опять проявить инициативу! Я уже получила четкие приказы и не собиралась лезть на рожон. У меня в ушах еще слышалась брань суперинтенданта. На этот раз без самодеятельности. Я выудила из сумочки телефон и позвонила боссу, как можно короче объяснив свои соображения.

— Возможно, нам удастся что-то выяснить, — осторожно сказала я, — если вы сочтете это полезным.

— Неплохая идея. Молодец, Мэйв!

Итак, гнев сменился на милость. Я усмехнулась, нажав отбой. Конечно, мы с Годли не стали друзьями, но сейчас мое положение куда лучше, чем до звонка. Возможно, я даже рискну обратиться к нему напрямую, когда закончу собирать сведения о жизни Ребекки Хауорт. Инспектор Джадд не простит, если я его обойду, но он в любом случае не проникнется ко мне симпатией, так стоит ли разгребать для него дерьмо?

Я взглянула на часы на приборном щитке. У Сэма осталось четыре минуты, потом я нажму на газ и поеду искать Гила Маддика — попробую выяснить, встречался ли он вчера с Ребеккой и что думает о милой девушке Луизе. Она права: после смерти Ребекки Хауорт ее частная жизнь перестала быть неприкосновенной. Но она даже не догадывается, что ее мы тоже возьмем под пристальное наблюдение. Убийство Ребекки — тяжелый камень, брошенный в озеро жизней ее родных и друзей. По воде уже пошли круги, которые заденут каждого. Все всколыхнется, и все изменится.

ЛУИЗА

Как только полицейские меня отпустили, я пошла домой. Шагнув на порог своего маленького домика в Фулеме, обнаружила, что совсем не помню, как сюда добралась. В доме было холодно — центральное отопление не работало, — но вместо того чтобы пойти на кухню и нагреть бойлер, я распахнула дверь гостиной и села на диван, тупо уставившись в пространство. Через несколько минут включила настольную лампу и скинула туфли. Предметы в комнате, до этого тускло освещенные оранжевым уличным фонарем, внезапно проявились во всех подробностях. Серая софа с коричневыми подушками, на которой я сидела. Простой деревянный кофейный столик, совершенно пустой. Телевизор, который я никогда не включала, и кресло для гостей, которых у меня никогда не было. Никакого декора. Безликая комната — чистый лист, ожидающий, когда на нем отпечатается личность хозяйки.

Правда, здесь была одна вещь, служащая украшением, — картина над камином. Великолепная абстракция: вихрь голубых, серых и белых красок, нанесенных порывистыми мазками и напоминающих мне стремительный водный поток. Этот оригинал куплен у художника за баснословные деньги, однако работа того стоит. Я влюбилась в это полотно сразу, как только увидела его на художественной ярмарке в Брик-Лейн. Но я его не покупала. Мне не хватило бы духу на подобный поступок. К тому же я не видела смысла выкладывать тысячи фунтов за картину, если есть дешевые постеры.

У Ребекки, она и притащила меня на ярмарку, было иное мнение:

— Ты повесишь ее на стену и будешь любоваться. Картина останется у тебя навсегда, — предсказала она. — Давай, я тебе ее куплю? Пусть это будет мой подарок на новоселье.

Я возражала. Даже для Ребекки это слишком щедрый подарок. Я увела ее подальше от картины и отвлекла какой-то скульптурой из кованого железа, которая не понравилась нам обеим.

Но я не удивилась, когда в следующую субботу утром мне принесли посылку — холст без рамы, обернутый в несколько слоев бумаги и пузырчатую пленку. К холсту прилагалась записка от художника, в которой он сообщал, что картина называется «Голубой XIX век», и выражал надежду, что она доставит мне удовольствие.

Он не ошибся. Я ее просто обожала. Но вот что странно: у меня никогда не было чувства, что она действительно моя. Мне казалось, что это картина Ребекки — как бы продолжение ее личности, выраженное маслом на холсте. Полотно дарило ощущение стремительного движения и радости. Оно напоминало мне мою дорогую подругу.

Я полезла в сумочку, расстегнула «молнию» на внутреннем кармашке и медленно выложила на столик: узкий изящный золотой браслет, губную помаду «Шанель» бледно-розового оттенка, плоское косметическое зеркальце в жестком футляре стального цвета, глянцевую черную ручку с гравировкой «Г.К.М.», на две трети полный флакон духов, ярко-розовый дневник, несколько старомодных лезвий для бритья в конвертике, бумажный кулек с небольшим количеством белого порошка.

Медленно, точно во сне, я надела браслет на руку. Он повис, невесомый как волос. Я вытянула руку, глядя, как браслет скользит по запястью, — точно так же он скользил по руке Ребекки. Я взяла флакон духов и брызнула в воздух. Свежий цветочный аромат вызвал в моем воображении развевающиеся на ветру белокурые волосы, ослепительную улыбку, жаркое лето в разгар зимы. Взяв помаду и зеркальце, я накрасила губы, тщательно оттенив изгиб нижней. Нежно-розовый цвет… Бледная кожа, темные глаза с расширенными зрачками… Я удивленно уставилась на свое отражение в поцарапанном пыльном зеркале, потом резко захлопнула футляр.

Полиция наверняка уже сообщила родителям Ребекки о смерти их дочери. Они знают, что случилось, но не знают, как и почему. Ребекки больше нет… Смогут ли они в это поверить? Я, например, не смогла. Однако я представляла себе их горе и сомневалась, что мне хватит сил разговаривать с ними. Но я должна им позвонить. Усевшись на нижней ступеньке лестницы, я сомкнула колени и сжала ковровый ворс пальцами ног. Мои руки не тряслись, даже когда я набирала номер, который знала лучше, чем свой собственный. Золотой браслет крутился и подрагивал на запястье.

— Алло, — раздался в трубке низкий голос отца Ребекки, — алло!

Грудь сковало от невыносимой боли. В первые секунды я не могла даже дышать, но в конце концов справилась с собой и заговорила, медленно, неуклюже подбирая слова.