МЭЙВ

— Просто не могу поверить! Почему именно она… Просто… не могу… простите…

Я смотрела, как Джесс Баркер хватает ртом воздух и машет руками, и знала, что она сейчас опять разрыдается. Нагнувшись, я поддела кончиком авторучки коробку с бумажными носовыми платками и подтолкнула ее в сторону расстроенной девушки, с трудом сдержав вздох разочарования. Нет, я от души сочувствовала бедняжке: ее горе совершенно искреннее. Но до сих пор я не услышала ничего, кроме восторженного «Ребекка была замечательной коллегой! Просто замечательной! Знаете, когда она приходила в офис, все вокруг становились счастливыми».

Да, я знаю. Мне говорили об этом все сотрудники Ребекки из рекламного агентства «Вентнор — Чейз», расположенного в георгианском особняке в Мейфэре, где она проработала четыре года. Никто из них не мог объяснить, почему четыре месяца назад она ушла из этого богато обставленного офиса и больше сюда не вернулась. Ходили смутные истории — якобы она хотела открыть собственную фирму или отправиться путешествовать. По третьей версии Ребекку ждала новая работа в Нью-Йорке. Но подробностей никто не знал. Антон Вентнор — единственный, кто мог пролить свет на эту загадку, однако, его секретарша сообщила, что связаться с ним сейчас нельзя. Он уехал за границу. Сейчас он, кажется, в Женеве, но завтра должен отправиться в Вильнюс. Нет, она не знает, когда он вернется. Хорошо, она попросит его мне позвонить.

— В наше время потерять контакт с человеком практически невозможно, — заметила я ей. — При желании вы свяжетесь с ним в пять секунд. У него наверняка есть блэкберри, или айфон… или скайп.

Но у мистера Вентнора ничего такого не было. Мистер Вентнор не любит отвлекаться от дел. Мистер Вентнор часто отсутствовал в офисе и при этом раз в день звонил секретарше, чтобы в ходе десятиминутного разговора обсудить текущие вопросы. Когда он позвонит завтра, она передаст, что я хочу с ним побеседовать. Мне надо набраться терпения и ждать, пока он со мной свяжется.

Терпения у меня не было. Я запросила личное дело Ребекки и не обнаружила там никакой информации о том, почему она вдруг уволилась с работы, которую, по общему мнению, очень любила и к которой имела природную склонность. И никто не мог сказать, что ее к этому побудило. Мой последний шанс сидел напротив меня, размазывая тушь под мокрыми голубыми глазами.

— Вы готовы продолжить?

Джесс была ассистенткой Ребекки. Я приберегла ее напоследок, рассчитывая на содержательный разговор. Девушка громко высморкалась и жалобно взглянула на меня поверх носового платка.

— Да, конечно. Простите.

— Ничего страшного. Не торопитесь. Я понимаю, как вам тяжело. Вы долго с ней работали?

Она кивнула.

— Почти год.

Наверное, юной Джесс, которой было от силы двадцать два, год казался неслыханно долгим сроком.

— Как вам кажется, вы хорошо ее знали?

— Конечно! Ребекка рассказывала мне обо всем. Она была очень открытой и охотно делилась со мной подробностями своей жизни. Каждое утро, когда она приходила в офис, я приносила ей чашку чаю, а она усаживала меня, и мы начинали болтать о том, что делали накануне вечером, как доехали с работы до дома и из дома на работу, обсуждали наряды… ну и так далее.

Я бы сошла с ума от такого времяпрепровождения. Впрочем, работа в подобном офисе вообще была не по мне.

— Значит, вы знаете, почему она решила уйти из компании «Вентнор — Чейз»? — Я затаила дыхание в ожидании ответа.

Ну же, говори! Кто-то же должен быть в курсе!

Свет, падающий из окна за спиной у девушки, превратил ее густые светлые кудряшки в сияющий ореол. Несмотря на сопливый нос и красные глаза, она была очень хорошенькой и походила на прекрасную нимфу. Ей понадобилось ровно две секунды, чтобы решиться на откровенность — может, даже вопреки воле начальника. И это сделало ее в моих глазах настоящим ангелом. Она села прямо и, забыв про слезы, принялась крутить в руках бумажный носовой платок, явно собираясь поведать мне нечто сенсационное.

— Возможно, мне не следует это говорить, но в последнее время Ребекка стала какой-то… странной.

— Что вы имеете в виду?

— Мне кажется, она употребляла наркотики. — Последние два слова Джесс произнесла полушепотом.

— Почему вы так решили?

— Она начала прогуливать. Не появлялась на мероприятиях, которые должна была вести… и даже не звонила, чтобы предупредить о том, что ее не будет. Мне приходилось придумывать для нее разные оправдания, но я не могла скрыть сам факт ее отсутствия. Когда мистер Вентнор об этом узнал, он пришел в ярость.

— А мистер Чейз? Как он отреагировал?

— А никакого мистера Чейза нет. — Джесс сверкнула ямочками на щеках. — Мистер Вентнор назвал свою фирму двойным именем, потому что так, по его мнению, звучит солидней.

Так вот почему высокомерная секретарша Вентнора не дала мне телефон мистера Чейза! Могла бы и объяснить, что этот мифический совладелец существует только на фирменных бланках! Я заглянула в список свидетелей и поставила еще один жирный минус напротив ее фамилии.

— Значит, Ребекка стала ненадежной. Когда это началось?

— Полгода назад. Но с каждым днем становилось все хуже. Она перестала бывать в офисе — прогуливала по три дня подряд, а потом приходила как ни в чем не бывало. Сильно похудела. У нее появились морщинки вокруг глаз, вот здесь. — Джесс с готовностью показала те места, о которых говорила, на своем идеально гладком личике. — Меня очень беспокоил ее изможденный вид. Глядя на нее, я поняла: в таком возрасте уже приходится выбирать — либо лицо, либо фигура.

— Ей было двадцать восемь, — невольно оскорбилась я (покойная Ребекка была моей ровесницей).

— Ну да, точно. — Джесс замолчала, недоуменно хлопая глазами.

Итак, двадцать восемь — это конец жизни. Какая же я непонятливая! Мне даже стало неловко. По счастью, ассистентка Ребекки продолжила свой рассказ: теперь, когда она разговорилась, ей уже не требовалось мое поощрение.

— Были еще разные мелочи. Например, она перестала закрашивать отросшие корни волос. А однажды пришла на работу со спущенной петлей на колготках и даже не заметила этого.

— Ну, это еще не аргумент, — возразила я. — Любая женщина может случайно зацепить колготки. А что касается волос, то, возможно, Ребекке просто некогда было сходить в парикмахерскую. Допустим, она открывала собственную фирму и закрутилась с делами.

Джесс покачала головой.

— Нет-нет, это исключено! Ребекка всегда безупречно выглядела. «Внешность имеет огромное значение», — внушала она мне. Я сама составляла для нее график посещений салона красоты. Каждую неделю она делала массаж, каждые две недели — косметические процедуры для лица, по вторникам в обеденный перерыв ходила на маникюр-педикюр, раз в шесть недель стриглась и раз в месяц красила волосы. Но в последнее время она перестала приходить в назначенное время к массажистам, косметологам и парикмахерам. Знаете, она не терпела неопрятности и всегда держала запасной костюм, на случай если вдруг случайно что-нибудь на себя прольет. И в кабинете, и на рабочем столе Ребекки был идеальный порядок. Она говорила, что даже с закрытыми глазами отыщет нужную вещь: у нее все всегда лежало по полочкам.

Я записала это в блокнот, подивившись странному несоответствию: как Ребекке удавалось соблюдать аккуратность в офисе, если, по словам Луизы, у нее в квартире обычно царил кавардак? Хотя на работе люди часто ведут себя совсем не так, как дома.

Джесс продолжала:

— С виду Ребекка была очень собранной и пунктуальной. Создавалось впечатление, что у нее все под контролем. Но по иронии судьбы она страдала булимией.

— Откуда вы знаете?

— Ребекка это скрывала. О ее расстройстве знала только я. Да и то потому, что мой рабочий стол стоит рядом с туалетом и мне было слышно, как ее рвет. Вообще-то мне повезло: у меня лучшее место во всем офисе. Я приносила ей ленч, еще какую-то еду и думала про себя: «Совсем скоро все это окажется в унитазе». Я хочу сказать, она была обычным человеком, со своими слабостями. Хотела хорошо выглядеть, и, наверное, это был самый легкий способ сохранить фигуру. Во всяком случае, ей удавалось с этим жить. — Джесс провела руками по волосам, тряхнула головой. — Проблемы начались несколько месяцев назад. Ребекка стала не похожа сама на себя. Нет, она не собиралась открывать собственную фирму — это все чушь собачья!

Видимо, на моем лице мелькнуло удивление, потому что девушка покраснела и прикрыла рот рукой.

— Простите, случайно вырвалось. Но Ребекка не хотела увольняться. Она любила эту работу и была в прекрасных отношениях с мистером Вентнором. Могла зайти к нему в кабинет, сесть на его стол и запросто с ним разговаривать. Больше никто не позволял себе подобных вольностей. Похоже, она его совсем не боялась.

— А ей надо было его бояться?

— Конечно! — Джесс округлила глаза. — Он такой придурок! Ой, извините, я хотела сказать…

— Все в порядке, — поспешила я успокоить девушку. — Продолжайте. Она любила свою работу и не собиралась увольняться, но перестала быть такой дисциплинированной, как раньше. Однако это еще не значит, что она употребляла наркотики. Возможно, у нее был стресс… или депрессия.

— Да, у нее был стресс, но только из-за отсутствия денег. — Джесс махнула рукой. — Она призналась, что растратилась подчистую. Конечно, все дело в наркотиках. Однажды, уходя домой, я заглянула к ней в кабинет — проверить, все ли в порядке — и увидела у нее на столе зеркало, а на нем — белый порошок. Я сразу поняла: это кокс, — но промолчала. А Ребекка прикрыла зеркало папкой и сделала вид, будто читает документы. Зря прятала, ведь я не имела ничего против. — Джесс наткнулась на мой вопросительный взгляд и пояснила, оправдываясь: — Нет, я сама никогда не стала бы пробовать наркотики. Я знаю, это незаконно. Просто… не сильно удивилась, потому что уже догадывалась о чем-то подобном.

— Как вы думаете, мистер Вентнор тоже узнал про наркотики?

Девушка пожала плечами:

— Наверное. Но, мне кажется, его больше волновала репутация фирмы. «Репутация — это все, что у нас есть» — так обычно говорила Ребекка… раньше. Она стала ненадежной, и клиенты это заметили. Зачем держать на работе человека, который не справляется со своими обязанностями? Лучше уволить его и найти кого-то другого. Хотя Ребекка была блестящим рекламным агентом. Такого им уже не найти. Они поделили ее клиентов и взяли на ее место другую девушку, но она в подметки не годится Ребекке.

— Ребекка — ваш идеал? Вы мечтаете стать такой же, как она?

— Сейчас уже нет, конечно. Но раньше мечтала. А что в этом плохого?

Я могла бы привести множество контраргументов: стремление к внешней безупречности разъело Ребекку изнутри, она пристрастилась к наркотикам и потеряла работу, ее холодильник был почти пустым, а в жизни царил полный хаос, и все это закончилось жуткой смертью. Но я не стала все это озвучивать и сказала коротко:

— Я знаю более достойные примеры для подражания.

— А я нет. Она была великолепна. Прекрасная начальница и, как я уже говорила, блестящий рекламный агент.

— Она жалела о том, что ей пришлось уволиться?

— Еще как!

— Злилась?

— Нет. У нее был легкий характер. Правда… На следующие выходные после увольнения она пришла сюда с подругой, чтобы разобрать свой рабочий стол. Я хотела помочь, но она сказала, что они прекрасно справятся сами… что им весело. Они даже заказали еду из китайского ресторана. Когда в понедельник я пришла на работу, в ее кабинете еще валялись пустые картонные коробки. Ребекка оставила мне записку, в которой извинялась за беспорядок. Она расплатилась своей фирменной кредиткой. По ее словам, мистер Вентнор задолжал ей хороший ужин.

— С какой подругой приходила Ребекка? — поинтересовалась я. — Она называла имя?

— Погодите-ка… сейчас попробую вспомнить. — Джесс закусила губу и уставилась в потолок, будто ждала озарения свыше. — Нет, забыла. Я с ней никогда не встречалась.

— Вы не знаете, у Ребекки был мужчина? Я имею в виду серьезные отношения.

— О, мужчин у нее было мо-о-ре! Они присылали в офис цветы и все время названивали, просили ее к телефону. Ребекка могла бы ходить на свидания каждый вечер, но почти никто из этих парней ее не интересовал. Правда, иногда она с ними встречалась — только ради развлечения. Говорила, что это хороший способ опробовать бары и рестораны. У нее всегда был наготове план отступления. Обычно она шла в туалет и оттуда отсылала мне эсэмэску, потом я ей звонила и говорила, что на работе срочные дела и ей надо приехать. Однажды она сидела с очередным ухажером в баре, а телефон там не принимал, потому что это было подвальное помещение. Ребекка была в панике. По ее словам, она чуть не отгрызла себе ногу, лишь бы вырваться из капкана — удрать от своего спутника. После этого она взяла за правило заранее говорить мне, куда идет и с кем. И если до девяти вечера я не получала от нее сообщений, все равно должна была позвонить в то место — на всякий случай. Ребекка говорила, что ей с первой минуты становится ясно, стоит ли продолжать знакомство — так важно было для нее первое впечатление. Она ходила на свидания с отличными парнями, но ни с кем из них не захотела серьезных отношений. Я думаю, все дело в том, что она уже встретила своего единственного, но у них, к сожалению, не сложилось. Да, у нее был бойфренд, они встречались много лет, а потом расстались… — Джесс закусила губу и закатила глаза, пытаясь передать весь трагизм разрыва влюбленных с помощью одного лишь выражения лица.

— А вы не помните, как звали ее бойфренда?

— Как-то на «г». Гордон? Гай? Нет, не так. Гэ-гэ-гэ… — Она пощелкала пальцами. — Гил! Фамилию, к сожалению, не помню, но, возможно, она у меня где-то записана. Не знаю, почему они разошлись. Она говорила, что он как с цепи сорвался.

— Что это значит?

Джесс пожала плечиком.

— Подробностей она не рассказывала. Но советовала мне быть осторожней с мужчинами и не доверять им. Она была очень расстроена и, наверное, поэтому больше никого к себе не подпускала. Мне кажется, именно после разрыва с Гилом у нее начались проблемы.

Я вспомнила заносчивого красавчика Гила. Меня он обаять не сумел, однако подобные типы пользуются бешеным успехом у женщин. Вздохнув, я перевернула страницу в своем блокноте.

— Вы знаете, с кем встречалась Ребекка после того, как рассталась с Гилом? И кому она отказала?

— Попытаюсь вспомнить, — пробормотала девушка. — Я не вела строгий учет событий ее личной жизни. Записывала только то, что касалось работы. — Джесс похлопала по яркому блокноту, скрепленному спиралью, который лежал на столе. К обложке была пристегнута глянцевая ручка. — Но я не стираю свои имейлы, они хранятся в архиве нашей электронной почты. Там множество сообщений от Ребекки и даже… — она слегка смутилась, — несколько сообщений от ее мужчин. Ребекка пересылала мне те из них, что казались ей смешными. Например, если какой-нибудь парень особенно жалобно умолял ее о свидании или сердился из-за того, что она ему отказала. Я могу распечатать вам все, что найду.

Я улыбнулась.

— Мне повезло, что вы такая организованная.

— Этому я тоже научилась у Ребекки. Нельзя полагаться на память. Проходит время, и нужные сведения напрочь вылетают из головы. Поэтому надо всегда все записывать и сохранять записи. Тогда в любой момент можно посмотреть, когда и что ты делал. Это облегчает жизнь, говорит Ребекка… — спохватившись, Джесс закрыла рот рукой и поправилась: — Говорила Ребекка. Она всегда носила с собой дневник и все туда записывала. Раньше я подшучивала над ней: ну кто в наше время ходит с бумажным дневником? Но она говорила, что это лучше всяких там айфонов, где можно случайно стереть всю информацию, нажав не на ту кнопку, или заблокировать память, пролив коктейль. А ручка и бумага не подведут. «Всегда носи их с собой и записывай: была там-то, делала то-то», — советовала Ребекка. И знаете, она была права. Теперь я следую ее примеру.

Я покусывала кончик своей авторучки, пытаясь вспомнить, видела ли я дневник в квартире Ребекки.

— Так вы говорите, дневник всегда был при ней?

— Всегда. Она называла его своим вторым мозгом. Из магазина «Смитсон», в кожаной обложке, такой ярко-розовый, как дневник куклы Барби.

Вряд ли я могла его не заметить… Куда же он делся? Я черкнула в своем блокноте вопросительный знак, а когда подняла голову, глаза Джесс опять налились слезами.

— Простите, но этот разговор… я так живо ее вспомнила… Даже не верится, что больше никогда не увижу Ребекку.

Я опять принялась утешать девушку, украдкой поглядывая на часы.

— А вы не могли бы прямо сейчас распечатать мне сообщения, о которых мы говорили? — наконец спросила я, прочистив горло. — Я подожду.

— Конечно. Еще у меня есть голосовые сообщения с автоответчика, записанные после ее увольнения. Мистер Вентнор просил меня их сохранить, чтобы мы не потеряли ни одного ее клиента. Знаете, люди до сих пор звонят и спрашивают Ребекку. Если хотите, я спишу контактные данные абонентов.

— Это было бы замечательно.

Она встала и, шмыгая носом, пошла к двери, но на пороге задержалась.

— Только, пожалуйста, не подумайте о Ребекке плохо после того, что я вам рассказала. Она была удивительным человеком… и не заслужила такой ужасной смерти.

— Поэтому я и ищу ее убийцу, — мягко заметила я. — Люди, погибшие в результате насилия, кем бы они ни были и что бы ни делали при жизни, не заслуживают такой участи.

— Никогда?

Я покачала головой.

— Ладно, ждите, вернусь через пять минут. — Она исчезла, потом просунула голову в дверь. — Нет, через десять. У Ребекки было полно парней.

Выйдя из офиса «Вентнор — Чейз», я с наслаждением вдохнула морозный, пахнущий бензином воздух. Пусть и зловонная, но свобода! Я больше не могла сидеть в пустой приемной, где телевизор, висящий над столом администратора и настроенный на канал «Скай-ньюс», каждые пятнадцать минут извещал меня о том, что в поисках серийного убийцы, орудующего в Лондоне, нет никаких подвижек. Ожидая, когда вернется Джесс, я успела устать от безупречного офисного интерьера. Спокойный бежевый ковролин и коричневые стулья действовали мне на нервы. Все здесь было слишком идеальным, слишком приглаженным. Чересчур хорошее не внушает доверия. Ребекка тоже была чересчур хороша, и чем больше я о ней узнавала — о ее тайнах, о жизни, которую она собственными руками пустила под откос, — тем больше убеждалась, что эту девушку неминуемо ждала катастрофа.

Прислонившись к уличной ограде, я нашла у себя в блокноте визитку Луизы Норт и набрала ее рабочий телефон, но услышала автоответчик. Тогда я позвонила на сотовый (номер был аккуратно записан черными чернилами на обратной стороне карточки — почерк резкий и четкий, как и его обладательница). Она ответила со второго гудка и, судя по голосу, совсем не удивилась, как будто ждала моего звонка.

— Что вы узнали?

Меня невольно разозлил вопрос. Я позвонила не для того, чтобы дать отчет о своих успехах (вернее, неуспехах). Кто такая Луиза Норт, чтобы я перед ней отчитывалась? Однако, к собственной досаде, я почему-то заговорила извиняющимся тоном:

— Мы по-прежнему прорабатываем версии, Луиза. Какие-то результаты уже есть. Но пока ничего существенного.

— Очень жаль! Чем я могу помочь?

— Вы знали, что ваша подруга употребляла наркотики?

В трубке повисло молчание. Я ждала, мысленно считая секунды. Три… четыре… пять… Не многие способны, разговаривая по телефону, держать паузу больше двух секунд, однако прошло целых семь секунд, прежде чем я опять услышала Луизу:

— Да, я догадывалась. Это имеет отношение к ее смерти?

— Пока неизвестно, — честно призналась я. — А… можно узнать, каким образом вы об этом догадались?

— Ну, было кое-что…

Опять молчание. Я поморщилась. Зря ей позвонила! Надо было подъехать и побеседовать лично. Сидя передо мной, она не смогла бы так ловко увиливать от ответов.

— Пожалуйста, расскажите, что вы заметили.

— Ребекка сделалась очень рассеянной. Она всегда была ненадежной, а в последнее время стала просто невыносима. Мы договаривались о встречах, а она не приходила. До нее было трудно дозвониться. Вот почему в пятницу я приехала к ней домой. Хотела ее увидеть и решила, что так будет легче всего.

— Когда убирались, — начала я, заранее зная ответ, — вы не нашли никаких доказательств ее пагубного пристрастия? Я имею в виду наркотики или приспособления к ним.

— Нашла.

— Что именно?

— И то и другое, — скупо сказала Луиза. — В ванной, рядом с раковиной. Белый порошок. Я подумала, что это кокаин, и спустила его в унитаз. Там еще было зеркало, а на нем — бритвенное лезвие. От них я тоже избавилась. Вынесла в своей сумочке, когда уходила из квартиры Ребекки.

— Почему вы сразу мне об этом не сказали?

— Потому что это не относится к делу.

— Относится к делу или нет, решаю я. — У меня вдруг заболела голова, и я прижала ладонь к пульсирующему виску.

— Наверное, вы правы… — Очередная пауза. — Простите, я совершила ошибку. Я просто хотела защитить Ребекку и ее родителей. Я собиралась поговорить с ней насчет наркотиков, убедить обратиться за помощью… но не успела.

— Но, даже узнав о ее смерти, вы продолжали скрывать эти факты. Пока мы осматривали квартиру, вы могли десять раз рассказать мне о своих находках.

— Я была в шоке.

— Понятно. Интересно, что еще вы нашли и не посчитали нужным показать полиции?

— Там больше ничего не было.

— Хотелось бы верить, — сердито буркнула я. — Но я уже не могу принимать ваши слова за правду.

— Я извинилась, констебль Керриган. Чего еще вы от меня хотите?

— Я хочу знать, куда подевался дневник Ребекки. Вы решили прихватить и его?

— Какой дневник? — насторожилась Луиза.

— Тот, который она всегда носила с собой, по словам ее ассистентки. В розовой обложке. Мы не нашли его в квартире.

— Я тоже его не видела.

— Точно?

— Совершено точно.

— Из ее дневника мы могли бы узнать, что она делала перед смертью, не так ли? Насколько я поняла, она записывала туда все подряд. Возможно, там были вещи, которые вы решили от нас утаить.

— Я не видела никакого дневника, — повторила Луиза Норт спокойно, но с явным напряжением в голосе.

Интересно, она не скрипит зубами во сне? Нельзя же все время сдерживать эмоции, у них должен быть какой-то выход!

— Хорошо. Буду вам очень признательна, если впредь вы будете сообщать мне всю известную вам информацию, не пытаясь из ложно понятой дружеской верности утаивать секреты Ребекки.

— Я все поняла, — огрызнулась Луиза.

Я сдержала довольную усмешку: мне все-таки удалось пробить этот панцирь холодной невозмутимости! Через секунду она продолжила уже более размеренным тоном:

— Если мне в голову придет какая-нибудь идея, вы узнаете о ней первой.

Вежливо поблагодарив девушку, я нажала отбой… и тихо выругалась. Как же я забыла? Ведь я хотела спросить Луизу, не она ли помогала Ребекке забирать вещи из ее рабочего кабинета. Вопрос не такой уж важный, и я решила не перезванивать. Спрошу в следующий раз: я сделала пометку в блокноте.

Рядом со мной остановился серебристый «форд-фокус», раздражающе громко урча мотором. Я нагнулась и заглянула в открытое стекло со стороны пассажира.

— Хочешь заработать, крошка? — игриво поинтересовался сидящий за рулем Роб.

— Простите, уроженцев Манчестера не обслуживаю.

Роб фыркнул.

— А всех остальных — за милую душу, если верить сплетням про тебя.

— Верить можно только половине, а то и четверти, — сухо отрезала я, садясь в машину. — Болтуны принимают желаемое за действительное.

— Помечтать тоже приятно.

— Если честно, гораздо приятней делать, но тебе, дружок, придется довольствоваться одними мечтами.

За пять лет работы у меня набралось столько материала о сексуальных домогательствах коллег, что его хватило бы на двадцать судебных дел. Но я не хотела никого преследовать: постоянные намеки меня нисколько не возмущали. Во-первых, я ни разу не спала ни с одним офицером столичной полиции, и все байки на этот счет были всего лишь досужим вымыслом. А во-вторых, меня веселили подобные разговоры. Почему бы лишний раз не посмеяться, тем более что поводов для смеха, как правило, маловато?

Но кое-что не казалось мне смешным. Я сердито взглянула на Роба.

— Значит, «козлина»? Ничего умнее придумать не мог?

— Ты о чем? — спросил он, явно задетый.

— О кружках, Роб. Только не надо делать невинные глазки! Ты выложил кружками на моей кухне слово «козлина».

— Ну, вообще-то это кухня Яна. Надеюсь, он не подумал, что я его обозвал козлиной?

— А что еще он должен был подумать?

Роб пожал плечами.

— Ну может, я просто хотел написать самое длинное из известных мне бранных слов, в котором не повторяется ни одна буква. Кстати, у меня есть еще один вариант — «ублюдок».

— Идиот!

— Всего пять букв, из них два «и». Не годится, думай дальше!

— Прекрати! — Я закусила губу, тщетно пытаясь сохранить серьезное лицо. — О Господи, Роб, как ты мог это сделать? Ян и так уже был в ярости.

— Уверен, тебе удалось его успокоить. — Он резко сменил тему. — Как ты сходила в офис Ребекки?

Я рассказала все, что узнала в компании «Вентнор — Чейз». Роб задумался.

— Да уж, ее трудно назвать стабильной личностью. Наркотики, расстройство питания, безработная на момент смерти… Проблемная была девушка!

— Не то слово! Идеальная снаружи, гнилая внутри.

— Ну что, констебль Светлая Голова, хотите услышать результаты опроса жителей соседнего дома?

— Еще бы! — От волнения у меня засосало под ложечкой.

— Никто ничего не видел.

— Ты серьезно?

— Вполне. Многие узнали Ребекку, сообщили, что время от времени видели ее с разными мужчинами, но никто не вспомнил, что произошло в четверг вечером… Если вообще там что-то произошло. Знаешь, что беспокоит меня больше всего?

— Нет, не знаю, — терпеливо ответила я. — Но надеюсь, ты мне сейчас расскажешь.

— Их полное безразличие. Никто даже бровью не повел, когда мы сказали, что она умерла. А один придурок поинтересовался, какова площадь ее квартиры. Бездушные скоты! Ненавижу Лондон!

— Почему же тогда здесь живешь?

Роб пожал плечами.

— Если хочешь расследовать интересные преступления, поезжай туда, где действуют интересные преступники, то есть в Лондон. Но жить в этом городе не слишком приятно.

— Умирать тоже, — грустно добавила я.

— Ты уже выяснила, кто убил Ребекку, если не Поджигатель?

— У меня есть одна идея.

Роб уставился на меня.

— Неужели ее бойфренд?

Я разочарованно вздохнула.

— Как ты догадался?

— Бойфренд-убийца — самая очевидная и банальная версия.

— Убийцы всегда банальны, — не сдавалась я. — Лучший способ избавиться от человека — инсценировать нападение серийного убийцы. Полиция возьмет ложный след, а тебе останется сидеть тихо и делать вид, будто скорбишь по покойнику. Потом шум уляжется, и можно спокойно жить дальше. Идеальное преступление. Ассистентка Ребекки сказала, что Гил был ее единственной любовью. А когда они расстались, у Ребекки начались проблемы. Думаю, она была без ума от Гила и ради него могла пойти на все — даже приехать среди ночи в глухой уголок Кеннингтона, чтобы там с ним встретиться. Мне кажется, она ему доверяла… и, наверное, зря.

Роб смотрел на меня с откровенным сомнением.

— Ты с ним уже разговаривала? Интересно, что он такого сказал? Чем вызвал подозрения?

— Если честно, сама не знаю. — Я вспомнила Гила, и по телу побежали мурашки. — Но он меня пугает.

— Вот как? Что ж, этого достаточно для возбуждения уголовного дела.

— Конечно же, нет! — разозлилась я. — Я собираю доказательства.

— Понятно. Тогда поедем побеседуем с ее подругой. Как ее зовут?

— Тилли Шоу. Видимо, «Тилли» — это уменьшительное от «Матильда».

Роб на скорости въехал в поток машин. Он всегда водит так, будто участвует в последнем круге авторалли и мчится к финишу, догоняя лидера. Чтобы не слететь с сиденья, я уперлась рукой в приборную доску. Раздался резкий гудок. Вздрогнув, я оглянулась через плечо и увидела в заднем стекле черное такси — пугающе близко к нашему бамперу.

— О Боже! Я бы хотела добраться до места живой, если ты, конечно, не возражаешь.

— Конечно, нет, милая. — Он дал по газам, пытаясь проскочить перекресток, пока на светофоре горит зеленый, но не успел и проехал на красный. — Успокойся, откинься на спинку кресла и получай удовольствие от поездки.

— Когда ты за рулем, о спокойствии и удовольствии можно только мечтать, — проворчала я, — а на спинку кресла я уже откинулась по полной.

— Такому горе-водителю, как ты, вообще грех жаловаться!

— Я отлично вожу машину, — с достоинством заявила я, — только не умею парковаться.

— Ну, это сущие пустяки!

— Никто еще не умер оттого, что неровно поставил машину на стоянке.

— Мы с тобой тоже пока живы.

— Вот именно — пока. Ладно, давай помолчим, а? Лучше следи за дорогой.

— Я могу вести машину и говорить, это мне нисколько не мешает.

Я покачала головой, плотно сжала губы и больше не проронила ни слова до тех пор, пока мы не приехали по адресу.

Тилли Шоу жила в Белсайз-парк в тесной квартирке с одной спальней, расположенной в большом викторианском доме. Стоя в общем коридоре и чувствуя, как по ногам гуляет сквозняк, я опасалась самого худшего, но дверь отворилась и нас обдало волной жаркого воздуха. Тилли оказалась маленькой, очень симпатичной девушкой с крашеными рыжими волосами и густой челкой. Она была укутана в какие-то кофты, свитера и шали — я не смогла сразу разобрать, что именно на ней надето.

— Я включила все батареи, потому что в этом доме всегда жутко холодно, особенно в такую погоду. Бог мой, я уже позабыла, что такое тепло! Но если вам слишком жарко, скажите. А может, хотите выпить чего-нибудь горячего? Могу приготовить чай. Я и сама с удовольствием попила бы чаю, так что мне не трудно, заварю и для вас…

Мы шли за девушкой и слушали ее безостановочную трескотню. Я обернулась к Робу и недоуменно пожала плечами.

Квартира напоминала настоящие тропики. Роб тут же скинул пальто, пиджак и уже схватился за узел галстука, но наткнулся на мой осуждающий взгляд.

— Спасибо. Мне, если можно, стакан воды, — попросил он Тилли, и она со всех ног бросилась в кухню.

Воспользовавшись моментом, я оглядела комнату, до отказа забитую старой темной мебелью, слишком громоздкой для такого тесного помещения. В углу высился треугольный буфет. Квадратная оттоманка, накрытая гобеленовым покрывалом, служила почти непреодолимой преградой. Обстановку дополняли древняя софа и два широченных продавленных кресла. Остальное пространство украшала коллекция разномастных предметов. Этот стиль мне знаком: некоторые мои подруги много путешествовали, а потом привозили домой в качестве сувениров всякую ерунду: ткани-батик, вышитые панно, расписные горшочки и вазочки.

— Почти все это барахло мне отдали родители, когда я переезжала в Лондон, — сказала Тилли. Обернувшись, я увидела, что она стоит с водой для Роба и внимательно смотрит на меня. — Оно им было не нужно. Наверное, думали, что у меня будет квартира побольше.

— Уютно.

— Вовсе нет, — возразила девушка. — Но по крайней мере мне не пришлось тратиться на мебель.

— Да, это большой плюс, — усмехнулся Роб.

Тилли обаятельно улыбнулась в ответ, но тут же стала серьезной.

— Вы хотели поговорить о Ребекке. Чем я могу вам помочь?

Я быстро повторила заученную речь: мол, я должна составить представление о личности Ребекки, чтобы лучше ее понять. Тилли кивнула.

— Это как на сцене: чтобы верно сыграть героя, надо сначала осмыслить его характер.

— Вы актриса? — поинтересовался Роб, не обращая внимания на мой сердитый взгляд: мне не нравилось, что он уводит разговор в сторону.

— Бывшая. А еще официантка, администратор, временный секретарь. Я выгуливала собак, работала поваром-кондитером, продавцом… — Глаза девушки весело блеснули. — Вы представить не можете, сколько я поменяла профессий… но до сих пор не нашла своего места в жизни. — Улыбка опять погасла, уступив место печальной задумчивости. — Думала, у меня еще много времени, но после того, что случилось с Ребеккой… Какая нелепая смерть! И какая несправедливая! Хотя чему я удивляюсь? Она всегда говорила, что это должно случиться.

Я подскочила в кресле как ужаленная. Роб подался вперед.

— Что вы сказали?

— Она всегда говорила, что умрет молодой, — спокойно ответила Тилли. — В ее жизни была какая-то трагедия, и она чувствовала себя виноватой. Не знаю, что случилось, она не рассказывала. По-моему, это произошло, когда она училась в университете. В то время мы с ней еще не были знакомы. Я жила в Праге… училась на скульптора, — пояснила она, заметив недоумение на лице Роба, — но так им и не стала.

Я попыталась вернуть девушку к интересующей меня теме:

— Итак, у нее что-то случилось. Но почему она решила, что умрет молодой?

— Мы говорили об этом всего один раз. Ребекка тогда сказала… — Тилли наморщила лоб, вспоминая. — Она сказала, что должна отдать свою жизнь за жизнь другого человека, и что час расплаты когда-нибудь настанет.

— И вам не показалось это странным? — удивилась я.

— Нет. Возможно, Ребекка была слишком впечатлительной, но она в это верила. Теперь-то я понимаю, у нее было предчувствие.

— Вы верите в подобные вещи? — Я смутно догадывалась, что интерес Роба к Тилли начинает слабеть.

— Конечно. Почему бы и нет? Прошлые жизни, ясновидение, судьба, рок… — Видимо, она заметила наше сомнение. — Но Ребекка же действительно умерла. Предчувствие ее не обмануло! Такова была ее судьба, а от судьбы не уйдешь.

— И когда она сказала вам про свою… э… судьбу? — Я боялась смотреть на Роба.

— Года два назад, на новогоднем вечере. Мы гуляли у одной моей знакомой, напились коктейлей с джином и в конце концов оказались в ванной — сидели рядом и безутешно рыдали из-за ерунды, а в это время какой-то парень блевал в раковину. Я бы и не вспомнила ее слова, но она повторила их утром, когда мы пытались справиться с похмельем, завтракая в грязной придорожной забегаловке. О Боже, это была ошибка! Потом весь день пошел насмарку… — Девушка передернулась.

— Кстати, об ошибках. Что вы можете сказать про Гила Маддика?

— Великолепный Гил? Что именно вас интересует?

— Что произошло между ним и Ребеккой?

— Обычная история. Они были замечательной счастливой парой, а потом вдруг счастье кончилось. Он решил от нее уйти, и она его отпустила.

— Я слышала, он проявил себя как собственник, не разрешал Ребекке больше ни с кем общаться.

— Кто вам сказал?

Я промолчала, ожидая ответа на вопрос. Тилли вздохнула.

— Нет, он не был собственником. Просто когда они встречались, то не замечали никого вокруг. Рядом с ним она забывала обо всем. Любой, кто оказывался поблизости от них, чувствовал себя третьим лишним. Нет, они ничего такого не говорили, но так друг на друга смотрели! Мне казалось, это и есть настоящая любовь. Конечно же, я не ожидала, что их отношения так быстро закончатся.

— У вас никогда не возникало впечатления, что Гил жестоко обращается с Ребеккой? — спросила я напрямик.

— Нет-нет, что вы, этого не было! — вскинулась Тилли.

— Вы уверены?

— Вполне. Она бы мне сказала.

Роб поерзал в кресле, что, видимо, означало «продолжай!».

— Вы знали, что Ребекка ушла из «Вентнор — Чейз»?

В глазах девушки мелькнула тревога.

— Да. Хотя она ничего мне об этом не говорила. Я узнала случайно. Два месяца назад я ходила на собеседование по поводу работы в контору недалеко от офиса Ребекки. Когда освободилась, как раз начинался обеденный перерыв, и я решила к ней забежать, пригласить в кафе. Думала, встретимся, поболтаем… Но администраторша сказала, что Ребекка уволилась. Я не поверила своим ушам.

— Вы разговаривали об этом с Ребеккой?

Тилли кивнула:

— Пыталась. Позвонила ей сразу, как только вышла из офиса. Но она так и не объяснила, что случилось. Все повторяла, что это не важно, у нее все в полном порядке. — Девушка серьезно взглянула на меня. — Это меня насторожило. Знаете, я сама вечно сижу без работы. Никак не могу найти дело, которым бы мне хотелось заниматься больше одного-двух месяцев, даже если поначалу оно кажется интересным. А вот Ребекка нашла свою нишу и очень любила эту работу. Не думаю, что у нее действительно все было в порядке, иначе она не стала бы скрывать от меня, что уволилась.

— Одна ее подруга помогла ей забрать вещи из рабочего кабинета. Вы не знаете кто?

Тилли поджала губы.

— Догадываюсь. Рабыня Ребекки.

— Вы имеете в виду… — Я уже знала, чье имя услышу.

— Луиза Норт. Ревнивая, почти одержимая особа.

— Вот как? — Мне стало любопытно, что думает Тилли о Луизе.

— Терпеть ее не могу! Ребекка была к ней слишком снисходительна, и я даже не пыталась говорить про Луизу ничего плохого — она все равно не стала бы меня слушать. Но мы с Луизой не ладили.

— Почему? — заинтересовалась я.

— Знаете, иногда в большой компании возникает сразу несколько разговоров одновременно. Так вот, Луиза всегда слушала Ребекку. Даже если в эту минуту вы ей что-то говорили, она не обращала на вас никакого внимания и смотрела в рот Ребекке. Это было невежливо. — Тилли покраснела. — Скажете, глупо? Но это всего лишь пример. Луиза не нравилась мне в основном потому, что откровенно пыталась от меня отделаться. Ей хотелось, чтобы Ребекка дружила только с ней. Она ей проходу не давала! Я бы на месте Ребекки взбесилась, но ее устраивали такие отношения. Она говорила, что у нее с Луизой больше общего, чем кажется, а потом меняла тему.

«Бедная Ребекка», — подумала я.

Наверное, нелегко было все время улаживать конфликты между двумя своими подругами-соперницами. Я не представляла себе людей более разных, чем Тилли и Луиза, и не хотела бы ссориться ни с одной из них, как не хотела бы присутствовать при их ссоре.

Тилли больше не сказала ничего важного, и я горько вздохнула, садясь в машину.

— Что, надеялась узнать больше? — спросил Роб.

— Вообще-то информации даже слишком много. Ну почему Тилли не сказала, что Гил Маддик — жестокий головорез, который грозился убить Ребекку, когда они расставались? Это сильно облегчило бы мне жизнь. И все равно Маддик мне не нравится! По-моему, он властный и эгоистичный.

— А что ты скажешь о предчувствии Ребекки?

— Скажу, что она не попалась бы в лапы убийце, если бы действительно могла угадывать будущее.

— Но это была ее судьба, а от судьбы не уйдешь, — процитировал Роб.

— Ну да, разумеется. А какая судьба ждет тебя?

— Бутылка пива, мясной пирог и сладкий сон с девяти вечера. — Он пожал плечами. — Надо стремиться к высоким целям, не так ли?

— Помечтай, Роб, помечтай!

ЛУИЗА

Я забронировала номер в гостинице Солсбери и приехала туда вечером накануне панихиды, чтобы заранее навестить Хауортов и пообщаться с ними без посторонних. Меня пугала мысль о предстоящей встрече: даже телефонный разговор с ними дался мне нелегко. В поезде я все время смотрела в окно — от волнения не могла ни читать, ни работать. Я взяла двухдневный отпуск по семейным обстоятельствам и радовалась возможности немного отдохнуть — все равно на работе от меня никакого толку. Сойдя с поезда, я тут же отправилась к Хауортам, потому что боялась передумать.

Джеральд увидел такси на подъездной аллее и вышел из дома с бумажником в руке раньше, чем я выбралась из машины.

— Я могу сама заплатить за такси, — сказала я, роясь в сумочке в поисках наличных денег, но он уже расплатился с шофером и отмахнулся от моей благодарности.

— Не волнуйся, все в порядке. Я бы подвез тебя сам, но ты не сказала, что приедешь поездом. Что с твоей машиной?

— Сломалась. Я отправила ее в утиль. Собираюсь купить новую.

— Давно пора. Твой «пежо» еле ползал. — Он сжал меня в объятиях. — Спасибо, что приехала к нам, Луиза. Мы с Аврил тебе очень признательны.

— Как вы? — Я внимательно вгляделась в его лицо. — Вид усталый.

— Я только что хотел сказать тебе то же самое.

Не снимая с моих плеч тяжелую руку, он развернулся и повел меня в дом. Мы вошли в большую теплую кухню. Аврил сидела в плетеном кресле рядом с плитой, сложив руки на коленях и уставившись в пространство. Когда я позвала ее, она подняла голову и просияла улыбкой.

— Луиза, ты уже здесь? Как дела?

— Хорошо, — машинально ответила я, хотя на самом деле мне было очень плохо, и она это видела.

В этой до боли знакомой обстановке я особенно остро ощущала отсутствие Ребекки. Неужели она больше никогда сюда не войдет, не сядет за стол? Сколько раз за многие годы мы с ней вместе обедали, болтали, смеялись, пили чай и пекли пироги? Ее тень витала повсюду. Я не могла поверить, что уже никогда ее здесь не увижу. Как ужасно для меня и как, наверное, невыносимо для ее родителей! В этом доме Ребекка выросла, сделала первые шаги, произнесла первые слова, начала познавать окружающий мир. Здесь она стала той девочкой-подростком, с которой я когда-то познакомилась. Эти люди любили ее, поощряли каждый шажок. Она росла в окружении любви, но эта любовь не смогла уберечь ее от смерти… Я представила, какое горе свалилось на Хауортов, и к глазам подступили слезы.

— Не надо плакать! — Аврил встала с кресла, подошла и обняла меня. — Иначе я тоже заплачу и уже не смогу остановиться.

Судорожно сглотнув, я молча кивнула и попыталась улыбнуться, потом вдруг выпалила:

— Хочу, чтобы вы знали: я всегда мечтала, чтобы вы были моими родителями. Конечно, никто и никогда не заменит вам Ребекку, но если вы примете меня как вторую дочь, я буду счастлива…

Я осеклась, увидев потрясенное лицо Аврил. Спустя мгновение женщина вежливо улыбнулась, но я уже поняла, что совершила глупость: выбрала не тот момент и не те слова. Аврил слишком добра, она ни за что не откажет мне прямо, однако я прочла в ее глазах молчаливое неприятие.

— Да, пока не забыли, — подал голос Джеральд. Он стоял у меня за спиной и сыпал в чайник заварку. — Пожалуйста, выбери себе что-нибудь из вещей Ребекки. Вряд ли она оставила завещание, но ей наверняка было бы приятно, если бы ты взяла себе на память что-то особенное. Раз уж ты приехала раньше остальных, тебе первой и выбирать.

— Мне ничего не надо… — начала я.

Джеральд вскинул руку вверх, заставив меня замолчать.

— Поднимись в ее комнату и посмотри. Мы все выложили на ее кровати. Нам без разницы, что ты возьмешь. Бери что понравится.

— В самом деле, Луиза. — Аврил вновь улыбнулась, но на этот раз искренне. — Мы не хотим выбрасывать эти вещи, а нам самим они не нужны. К тому же вокруг полно предметов, которые напоминают о Ребекке.

Я не хотела спорить, поэтому кивнула, хоть и боялась заглядывать в комнату подруги. Выйдя из кухни, я начала медленно подниматься по лестнице — ноги отяжелели, будто я брела по колено в воде. На верхней площадке я на секунду зажмурилась, потом толкнула знакомую дверь, которую неумело расписала розовыми розами четырнадцатилетняя Тилли, и остановилась на пороге. Кто-то (наверное, Аврил) застелил кровать льняной простыней и выложил на ней маленькими кучками одежду, ювелирные украшения и разные безделушки.

В остальном комната не изменилась: те же бледно-голубые занавески на высоких окнах, те же обои с приятным цветочным рисунком, тот же толстый серый ковер на полу с давнишним пятном возле туалетного столика, следом от пролитого лака для ногтей. У стены по-прежнему высился георгианский комод, заставленный хрустальными флаконами духов с серебряными крышечками, которые собирала Ребекка. В углу, в мягком кресле, сидел плюшевый кролик, любимая игрушка моей подруги. Как-то Ребекка объяснила мне, что он ей слишком дорог и она боится брать его с собой в университет или в Лондон. Кролик жил в ее комнате, потому что здесь было надежнее.

Я заставила себя подойти к кровати, не глядя миновав стену с фотографиями в кремовых рамках. Там была я, среди прочих, и Ребекка, Ребекка, Ребекка… Я осмотрела разложенные на простыне вещи, осторожно поворошила пальцем клубок из колье и браслетов, покрутила в руках небольшую китайскую вазочку, стоящую на туалетном столике. Ребекка ставила в нее цветы, которые срезала в саду. Состав букета зависел от сезона. На Рождество это был остролист за неимением ничего другого, и его густой хвойный аромат наполнял всю комнату.

Я взяла университетскую футболку Ребекки. Вряд ли кто-то еще захочет ее забрать. Только я помню, как подруга лежала на полу в этой футболке, надетой поверх пижамы, ела кукурузные хлопья из коробки и зубрила имена религиозных мучеников эпохи Тюдоров, готовясь к экзаменам. От многочисленных стирок футболка обтрепалась на манжетах, стала мягкой и чуть-чуть растянулась. Я на секунду прижала ее к груди, потом оглядела то, что осталось на кровати. Хауорты сказали, чтобы я выбрала что-нибудь особенное. Среди украшений были серьги, которые мне всегда нравились, — квадратные лимонно-зеленые оливины на тонких золотых петельках. Я выпутала их из кучи и сунула в карман джинсов. Сзади раздались шаги.

— Ну как, Луиза, что-нибудь выбрала? — Я обернулась к Аврил и с улыбкой показала ей футболку. Женщина кивнула. — Прекрасно! Ребекка носила эту футболку, когда вы с ней только познакомились. Мы купили ее в «Шеперд энд Вудворд», на главной улице, чтобы она надела ее в первый день учебы в колледже Латимер.

— Я помню, — мягко произнесла я.

— Мне как раз хотелось, чтобы ты взяла именно эту вещь. — Она похлопала меня по руке. — Спускайся в кухню, будем пить чай. Может, все-таки останешься на ночь? Мы были бы очень рады.

Я опять объяснила, что забронировала номер в отеле, и пошла вслед за ней вниз по лестнице, бережно, как священную реликвию, держа в руках футболку. В кармане у меня лежали серьги, но это был наш с Ребеккой секрет.