МЭЙВ

Родители Ребекки не пригласили на панихиду полицию, но любезно разрешили мне прийти. Я надела свой самый приличный костюм и серым декабрьским днем покинула Лондон, отправившись в графство Уилтшир, чтобы послушать разговоры скорбящих. Инспектор Джадд дал «добро»: издевательски хмыкнув, он заявил, что не видит смысла в поездке, однако отпускает меня на все четыре стороны. Уязвленная, я решила во что бы то ни стало добыть ценную информацию.

Во время поминальной службы я таилась на задах крошечной приходской церквушки, а потом вслед за траурной процессией пошла по переулку к солидному особняку Хауортов, стоящему на окраине Солсбери.

Дом, в котором выросла Ребекка Хауорт, был построен в георгианском стиле и вместе с прилегающей территорией занимал немалую площадь. Я оставила машину у церкви, пристроив ее в хвост гостевых, по большей части дорогих, автомобилей. Когда шла по переулку к дому, мимо меня медленно и мягко проехал большой черный «мерседес» с тонированными стеклами. Он свернул в подъездную аллею, хрустя шинами по гравию. Шофер выпрыгнул на дорожку и услужливо открыл заднюю дверцу. Как я и предполагала, пассажиром оказался низкорослый мужчина с густыми рыжеватыми волосами, похожими на парик, и большим крючковатым носом. Я видела его в церкви в окружении людей, которых запомнила по визиту в фирму «Вентнор — Чейз», и легко догадалась, что это и есть знаменитый Антон Вентнор собственной персоной — слишком важный, чтобы пройти пешком до дома. Следом за ним я обогнула дом и ненадолго задержалась в саду, чтобы осмотреть здание и окружающий пейзаж. Большие окна со скользящими рамами выходили на широкие поля и голые живые изгороди, тянущиеся по холмам точно колючая проволока. Наверное, Ребекка, будучи подростком, сильно скучала в столь унылом месте.

Хауорты устроили банкет на открытом воздухе. Видимо, не хотели пускать гостей в дом, что в общем-то было понятно. Они возвели в саду большой шатер, поставили воздушные обогреватели. Происходящее напоминало праздничное торжество — например, свадьбу. Только вместо жениха и невесты я увидела усталую осунувшуюся пару, переходящую от одной группы к другой, как и подобает хорошим хозяевам. Многолетний опыт и внутренне достоинство помогали им сохранять спокойствие, однако, когда я представилась матери Ребекки, она посмотрела сквозь меня и чуть дольше положенного задержала мою руку в своей.

— Большое спасибо, что пришли. Вы очень добры, — произнесла она, и я с удивлением уловила в ее голосе нотки искреннего радушия.

— Я представляю следственную группу, — смущенно пробормотала я, но у меня создалось впечатление, что она меня не слышит.

Аврил была нервной и сдержанной, вокруг глаз пролегла сетка морщинок, подбородок мелко дрожал, как она ни пыталась это скрыть. И все же Аврил выглядела красивой женщиной с хорошей фигурой и дорогой прической. Черное платье идеально облегало стройный стан, элегантные туфли на каблуках подчеркивали тонкую кость лодыжки. Как и сам дом, Аврил Хауорт много лет испытывала на себе благотворное влияние заботы, денег и внимания. За те дни, что прошли после смерти Ребекки, она не утратила своего лоска, только свет в глазах померк.

Муж нежно взял ее за руку, прервав наше затянувшееся рукопожатие, и отвел меня в сторону. Этот высокий импозантный мужчина в безупречном костюме и черном как смоль галстуке вызывал уважение даже на расстоянии.

— Как я понимаю, вы приехали с нами поговорить. Мне бы тоже хотелось побеседовать с вами о расследовании. Но сейчас не самое подходящее время. У нас гости… обязательства… — Он сделал неопределенный жест рукой.

— Я понимаю… и не хочу мешать. — Мне было страшно неловко оттого, что я вторгаюсь в их личную жизнь. — Я приеду в другой раз, если вы не против.

— В этом нет необходимости. Вы можете поговорить с нами сегодня, как только все разойдутся. Это будет скоро. Аврил решила пригласить друзей Ребекки, ведь многие приехали на панихиду из Лондона. Разумеется, наши друзья тоже здесь. Но фуршет очень скромный — только сандвичи, чай и кофе. В такую погоду людям надо согреться. — Он огляделся по сторонам. Взгляд его темно-карих глаз, запомнившихся мне по фотографии, был цепким и внимательным. — Мы решили обойтись без алкоголя. В конце концов, это не вечеринка. К тому же большинство гостей за рулем.

Я кивнула, отчетливо различив в его голосе стальные нотки. Даже в горе отец Ребекки не утратил силу характера.

Оставив Джеральда Хауорта с его гостями, я незаметно пробралась сквозь толпу к дальней стороне шатра, по пути взяв у официанта в галстуке-бабочке стакан с водой, и заняла наблюдательную позицию в углу. Гостей было человек шестьдесят, большинство — в темной неброской одежде. Они тихо переговаривались. Сборище получилось хоть и большое, но не шумное. Впрочем, как сказал Джеральд Хауорт, это не вечеринка. Антон Вентнор стоял в центре шатра в окружении собственного персонала. После общения со служащими компании я представляла себе их босса рослым внушительным мужчиной. Какое забавное заблуждение!

Носатый коротышка только и делал, что крутил головой, глядя по сторонам, и все больше молчал, а когда говорил, держал стакан перед губами. Привычка закоренелого лгуна, решила я, и мой интерес усилился. Надо непременно побеседовать с Антоном Вентнором!

Остальные представители фирмы «Вентнор — Чейз» были, на мой взгляд, излишне броско одеты для такого случая: высоченные шпильки, дорогой макияж, сумочки из последних дизайнерских коллекций. В этом кругу когда-то вращалась Ребекка, она сама выбрала такой стиль жизни. Здесь статус был главным и единственно важным. Интересно, кто-нибудь из них звонил Ребекке после того, как та уволилась? И хотела ли она, чтобы они ей звонили? Как ей, привыкшей к легким успехам и победам, удалось пережить позор?

Пожилые гости скорее всего были соседями и друзьями Хауортов. Но молодежи тоже хватало. Тилли Шоу, например, мелькала повсюду — она нежно обнимала людей, передавала по кругу тарелки, носила стулья с одного конца шатра на другой, помогая более слабым гостям. Девушка выпрямила волосы и добавила спереди черную прядку, которая хорошо смотрелась с ее коротким облегающим платьем. Конечно, такой наряд не был стандартным траурным одеянием, но ведь и сама Тилли никак не укладывалась в рамки стандартов.

Я отыскала взглядом ее антипода, Луизу Норт. Я заметила ее еще в церкви, хоть она меня, кажется, не видела — сидела на скамье за Хауортами, опустив голову и не глядя по сторонам. Когда мама Ребекки затряслась от рыданий, девушка подалась вперед и положила руку ей на плечо. Наверное, Луиза давно знакома с родителями Ребекки. Сейчас она стояла в другом конце шатра, держала чашку с чаем и слушала пожилого мужчину в полосатом галстуке, который бурно размахивал руками при разговоре. Надо отдать ей должное, Луиза сохраняла полную невозмутимость, и не дрогнула даже когда собеседник приблизился к ней вплотную и сандвич, крошившийся в его правой руке, грозил испачкать ей костюм. Я почти не сомневалась, что болтливый старик, ко всему прочему, еще и брызжет слюной.

Луиза была без макияжа. Ее щеки казались бледными, губы — почти бесцветными. Однако она шикарно выглядела в темно-синем пальто, красиво облегающем фигуру. Волосы были зачесаны назад и стянуты в тугой хвост, из которого не выбилась ни одна прядка. Я вскинула руку к голове, вдруг устыдившись собственной прически, вернее, ее отсутствия (я опять сушила волосы на бегу). Да и как тут сохранить ухоженный вид, если дует порывистый ветер и моросит дождь? Мысль о том, что Луизе Норт это удалось, слегка раздражала.

Я уже хотела прийти ей на помощь, но тут кто-то задел мой локоть и я машинально посторонилась, пробормотав извинения. Однако толкнувший меня мужчина почему-то остановился и встал рядом со мной. Обернувшись, я узнала Гила Маддика. Сегодня он был ослепителен, как кинозвезда, в темном костюме и белой рубашке с распахнутым воротом (видимо, ничего более официального в его гардеробе не было). Маддик взглянул на меня с холодной усмешкой.

— Вот так встреча! Каким ветром вас сюда занесло? Неужто вы рассчитываете поймать убийцу Ребекки прямо на панихиде?

— Я представлю следственную группу. А вот вы зачем сюда пришли, позвольте узнать? У меня создалось впечатление, что вас не слишком взволновала смерть Ребекки.

— Меня пригласили.

— Интересно кто? Хауорты? Разве они не в курсе, что вы с Ребеккой расстались?

— Глупышка Тилли попросила прийти и засвидетельствовать мое почтение. Она помогала организовывать этот нелепый сабантуй. Похороны без покойника. Гамлет без принца. — Несмотря на небрежный тон, мне вновь показалось, что его что-то тревожит.

— Вам не надо было сюда приходить, — заметила я. — Уверена, никто бы не заметил вашего отсутствия.

Ничего не ответив, Гил уставился мне за плечо. Я обернулась и увидела, что он смотрит на Луизу Норт. Словно почувствовав на себе его взгляд, девушка подняла глаза и замерла, не мигая и, кажется, даже не дыша, как заяц в высокой траве, застигнутый грозным хищником и готовый в любой момент дать деру.

Опять повернувшись к Гилу, я не смогла прочесть на его лице ни одной эмоции. Спустя пару мгновений он вспомнил обо мне.

— Извините, — коротко бросил и зашагал к столикам с едой.

Луиза тоже исчезла.

Поскольку вокруг Антона Вентнора все время вилась услужливая свита, мне не скоро удалось к нему подобраться. В конце концов я дождалась, когда он отправится в роскошный портативный туалет, арендованный Хауортами, и подкараулила его на выходе. Его явно не обрадовала моя навязчивость, но воспитание и профессиональная вежливость победили.

— Чем я могу вам помочь, мисс…

— Констебль сыскной полиции Мэйв Керриган, — представилась я, четко выговаривая каждый слог.

Он щелкнул пальцами.

— Да-да, вспомнил! Вы хотели со мной поговорить.

— Но вы мне так и не позвонили. Ничего страшного. Мы можем побеседовать прямо сейчас.

— Сейчас? — Он растерянно заморгал. — По-моему, это не очень удобно…

— Не волнуйтесь, я не займу у вас много времени.

Я схватила его за руку и повела в незанятый уголок сада. Мистер Вентнор безропотно шел за мной, даже не пытаясь сопротивляться. Видимо, его напугала моя решимость. К тому же он был на добрых пять дюймов ниже меня и на двадцать лет старше, а его физическая форма оставляла желать лучшего. Бывший босс Ребекки прекрасно понимал, что расклад сил не в его пользу, да и не хотел устраивать публичную сцену.

В саду Хауортов протекал маленький ручей, на берегу которого стояла скамья из кованого железа, скрытая длинными тонкими ветвями плакучей ивы. Даже сейчас, когда на иве не было листьев, а под ногами хлюпала грязь, это место поражало романтической красотой. Правда, мой спутник, сердитый коротышка средних лет в облегающем черном костюме и съехавшем на затылок парике, сильно портил идиллическую картину.

— Неужели нельзя было подождать, когда мы вернемся в Лондон? — раздраженно спросил он, усаживаясь на скамью.

— Зачем откладывать? — Я достала из сумочки блокнот. — Ребекка Хауорт работала в вашей фирме четыре года, так?

— Допустим. — Перехватив мой недовольный взгляд, мистер Вентнор вздохнул. — Да, я взял ее на работу четыре с половиной года назад. Она была очень важной частью моей команды, и я хорошо ей платил.

— Как вы можете ее охарактеризовать?

Он задумчиво уставился вдаль.

— Если бы вы задали мне этот вопрос восемь месяцев назад, я бы сказал, что о такой подчиненной можно только мечтать. Трудолюбивая, увлеченная, она никогда не ставила свои личные интересы превыше интересов фирмы. Ребекка блестяще работала с клиентами. Ее любили коллеги.

— А вы ее любили?

Он резко повернулся ко мне.

— Я ценил ее профессиональные качества. У нас были хорошие деловые отношения, не более того.

— Почему Ребекка уволилась? — Я хотела услышать его версию событий.

— Потому что я ее об этом попросил. Она бы никогда не ушла по собственной воле, уверяю вас. К сожалению, у нее появились дурные привычки… Вернее, одна дурная привычка. Ребекка стала ненадежной. Я не мог допустить, чтобы она и дальше работала в моем агентстве. Это нанесло бы непоправимый вред нашей репутации.

— Когда узнали, что она употребляет кокаин, вы говорили с ней об этом?

Мистер Вентнор развел руками.

— А что я мог сказать? Не хотел попусту тратить время. Если бы работа значила для нее больше, чем наркотики, она бы отказалась от пагубного пристрастия, которое мешало ей во всем. Она уже сделала свой выбор. Я всего лишь оформил его документально.

— Значит, вы уволили Ребекку, не дав ей возможности исправиться?

— Она сама отказалась от должности. — В его гнусавом тонком голосе прорезалось крайнее высокомерие.

— Вряд ли она смогла бы отстоять свои права в суде по трудовым спорам. Однако девушка работала у вас довольно долго. И, как я поняла со слов ее коллег, ей не хотелось уходить из «Вентнор — Чейз». Она была очень расстроена.

— Это еще мягко сказано. — Он хохотнул. — Может, я бы дал ей еще один шанс, но она повела себя крайне недостойно, совершенно утратив и здравый смысл, и самоуважение. Она предложила мне свои… сексуальные услуги — кажется, так это называется. Разумеется, я отказался. — Он достал лиловый носовой платок в тон галстуку и неторопливо промокнул верхнюю губу. — Мое терпение лопнуло. Я уже знал, что она спит со всеми подряд, но закрывал на это глаза. Как только она начала проявлять свои развратные наклонности на работе, я сказал «хватит».

— Она была в отчаянии, — тихо проговорила я, отчетливо представляя ситуацию, в которой оказалась Ребекка.

— Да, но при чем здесь я? Я больше не мог держать ее в своей фирме. Особенно после того, как она передо мной унизилась. — Он встал и затолкал носовой платок обратно в карман. — Если у вас все, я пойду. Мне бы хотелось вернуться в Лондон до конца рабочего дня. Будут еще вопросы — звоните моему секретарю.

— Хорошо, — сухо отозвалась я, — спасибо.

Он двинулся к шатру, но вдруг остановился и обернулся.

— Знаете, Ребекка была хорошим членом моей команды, и я оставил бы ее в агентстве, если бы она не умоляла меня передумать. Никогда никого не умоляйте, констебль Керриган, как бы велико ни было искушение.

Я мысленно поморщилась.

— Постараюсь это запомнить.

Он кивнул и пошел прочь, тщетно пытаясь казаться выше. Антон Вентнор, первостатейный ублюдок. Я бы ни за что на свете не согласилась работать в его фирме, а на месте Ребекки с радостью от него сбежала! Но я не Ребекка. Я даже не знаю, какая она была. Собранная и организованная деловая женщина? Девушка, с которой приятно развлекаться, но которую не берут в жены? Преданная подруга? Отчаявшаяся подчиненная? Не сомневаюсь, что родители Ребекки откроют мне ее с совершенно иной стороны. Она была такой, какой желали ее видеть окружающие, — вплоть до того момента, когда они захотели видеть ее мертвой.

Чтобы не столкнуться еще раз с мистером Вентнором, я решила пока не возвращаться в шатер и побрела в другую сторону вдоль берега ручья, осторожно ступая по скользкой, прихваченной инеем траве. Подойдя к кирпичной стене, окружающей английский садик, я заглянула в приоткрытые железные ворота. И попала в розарий.

Сейчас, когда на кустах не осталось ни листьев, ни цветов, он казался особенно унылым. Голые серые ветки щетинились шипами, напоминая иллюстрацию к сказке про спящую красавицу. Четыре клумбы, между ними — булыжные дорожки, ведущие к центру, где виднелись солнечные часы, составленные из сферических колец и пересекающей их стрелы. В зимний сумрачный день, в отсутствие солнца и тени, это красивое сооружение бесполезно. Впрочем, я все равно не умею определять время по солнечным часам.

Я подошла ближе, чтобы получше их разглядеть. Солнечные часы стояли на круглом каменном постаменте. Склонив голову, я прочла надпись: «НЕ УБИВАЙ ВРЕМЯ».

— С этой стороны есть продолжение.

Вздрогнув от неожиданности (мне казалось, в саду, кроме меня, никого нет), я увидела Луизу Норт. Девушка стояла напротив, держа руки в карманах пальто, до самых ушей закутанная в мягкий серый шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи. Нос и глаза были красными — то ли от холода, то ли от горя, — волосы слегка растрепались, и лицо Луизы, обрамленное выбившимися из хвоста локонами, стало мягче, моложе и гораздо приятнее.

— Ну-ка посмотрим. — Я обошла солнечные часы по кругу и, встав рядом с девушкой, прочитала: «ОНО НЕМИНУЕМО УБЬЕТ ТЕБЯ». — Да уж, веселенькая надпись!

— Когда Аврил и Джеральд ее заказывали, вряд ли предвидели сегодняшний день. Аврил любит подобные штучки. Вы были у них в доме?

Я покачала головой.

— Поговорю с Хауортами после банкета.

— Тогда вы поймете, что я имею в виду. Она не упускает возможности поделиться с окружающими крупицами человеческой мудрости.

Я опять взглянула на солнечные часы и, протянув руку, провела пальцем по одному из колец.

— Вы знаете, как они работают?

— Это сооружение называется армиллярной сферой. Стрелка указывает направление «север — юг». Когда на нее светит солнце, по тени, падающей на внешний ободок, можно определить время. Если присмотритесь, то увидите на нем часовую разметку.

И действительно, на медном кольце были едва заметные насечки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся римскими цифрами.

— А вы умеете определять время по солнечным часам?

— Да, умею, — Луиза улыбнулась, — хотя по обычным часам проще. Но Джеральд безмерно гордится и часами, и садиком. Потому-то он и купил этот дом. Изначально здесь был огород, но как только он его увидел, в его голове тут же родился план переустройства. Он расчистил территорию, разбил клумбы и высадил розы. Летом они чудесно цветут. Ему нравится всего один старомодный сорт — дамасская роза, из-за ее восхитительного аромата. У всех цветов есть имена. Смотрите.

Я проследила за рукой девушки и заметила у основания каждого куста маленькие таблички. Медленно обходя клумбу, я прочитала названия: Помпон де Принц, Конт де Шамбор, Мадам Харди, Ла вилле де Брюссель, Бланде Вибер, Роз дю Руа, Кватре Сезон.

— Когда все они зацветают, это место похоже на рай. Но за кустами и клумбами приходится ухаживать постоянно, и бо льшую часть года этот адский труд не приносит никакой благодарности. — Ее тон был скорее снисходительным, чем осуждающим.

— Похоже, Ребекка не разделяла увлечение своего отца? Я не видела у нее в квартире ни одного цветочного горшка.

— Она считала это занятие бессмысленным. Да в ее руках загнулось бы любое растение. — Луиза покачала головой. — Она и за собой-то не могла толком проследить… отдавала вещи в химчистку, а потом забывала их забирать.

Я слушала Луизу вполуха: мое внимание привлекло нечто любопытное. Когда девушка покачивала головой, ее дорогой (скорее всего кашемировый) шарф чуть провис спереди, обнажив горло. Справа на шее темнел маленький овальный кровоподтек, очень заметный на бледной коже. И очень подозрительный. Я точно помнила, что в шатре шея Луизы была абсолютно чистой. Значит, совсем недавно она с кем-то целовалась и этот кто-то поставил ей засос…

— Выглядит не очень красиво, — мягко заметила я, указывая на пятно. — Лучше прикройте, а то Хауорты увидят.

Она тут же вскинула руку к шее и покраснела. Многие на ее месте попытались бы как-то объясниться, пусть даже откровенно соврать, но Луиза Норт была слишком уверена в себе. Слабо улыбнувшись, она поправила шарф, потуже обмотав вокруг шеи.

— Так намного лучше, — усмехнулась я.

Луиза проигнорировала насмешку. Сдвинув рукав пальто, она взглянула на часы. На ее тонком запястье, чуть повыше кожаного ремешка, виднелся красноватый след. Девушка заметила его одновременно со мной и поспешно одернула ткань.

— Мне надо идти.

— Конечно. — Я посторонилась, давая ей дорогу.

Но она вдруг закусила губу и сделалась необычно растерянной.

— Констебль Керриган, можно попросить вас об одолжении? Пожалуйста, держите меня в курсе расследования. Э… мне хочется знать, как идут дела… и есть ли успехи. Конечно, я не родственница Ребекки, но она была мне как сестра. Меня тревожит мысль о ее странной смерти. Но я не могу без конца беспокоить ее родителей, спрашивая, узнали ли что нового. — Голос Луизы дрогнул, а глаза налились слезами.

Я обещала выполнить просьбу. Девушка побрела из сада, опустив голову и обхватив себя руками. Я задумчиво смотрела ей вслед. Если это позерство, то весьма убедительное. А если искреннее выражение чувств, значит, характер Луизы Норт еще более загадочен, чем мне до сих пор казалось.

Когда я вернулась в шатер, он уже опустел. Остались лишь самые стойкие — старики, которым больше нечем было заняться, и горстка молодежи, все лет по двадцать пять, — они собрались в углу, устроив собственную маленькую вечеринку. Время от времени оттуда долетали взрывы хохота. Неуместное веселье раздражало. Однако я не раз замечала, что на подобных мероприятиях скорбящие часто начинают вести себя чересчур оживленно. Как будто жизненная сила, на время затаившаяся от близкой встречи со смертью, вновь прорывается наружу и заявляет о себе.

— Это университетские друзья Ребекки, — пояснил Джеральд Хауорт, подойдя ко мне. — Они давно не виделись, и для них это своего рода праздник. У меня не хватает духу отправить их по домам. Ребекка любила собирать компании, — произнес он печально и бесконечно устало.

— Если вы не хотите их выгонять, я с удовольствием отправлю их в ближайший паб.

Он взглянул на меня с такой надеждой, с какой утопающий смотрит на брошенный ему спасательный круг.

— Если вам не трудно. Примерно в миле отсюда, на дороге, есть одно такое заведение.

Узнав, как туда добраться, я неторопливо двинулась к шумной компании — насчитала по пути девять человек.

— По-моему, вам пора идти. Дайте Хауортам передышку. Советую продолжить веселье в пабе.

Парень, судя по всему, заводила в этой группе — высокий, широкоплечий, грудь колесом, с редкими светлыми волосами и красным лицом — классический англичанин из высшего общества, — окинул меня с головы до пят откровенно оценивающим взглядом.

— А кто вы такая, позвольте узнать?

— Констебль сыскной полиции Керриган, — представилась я, нарочно пропустив имя: хватит с него звания и фамилии!

Девушка, стоящая рядом с ним, схватила его за руку:

— Пойдем, Лео! Она права, мы слишком шумим.

— С какой стати мы должны уходить? — возмутился он, воинственно глядя на меня сверху вниз мутным взглядом. — Если она коп, это еще не значит, что может нами командовать!

От парня разило спиртным. Действуя по наитию, я сунула руку в карман его пиджака и выудила оттуда плоскую серебряную фляжку — он не успел даже глазом моргнуть.

— Отлично! — Я помахала фляжкой у него перед носом. — Сто грамм для храбрости? Надеюсь, ты не за рулем?

— Нет, — быстро встрял в разговор его приятель. — Я сам отвезу его в Лондон. Я не пил.

— Еще чего, Майк! Ты не сядешь за руль моей машины! — Лео слегка покачнулся. Девушка опять потянула его за руку, но он дернулся, прорычав: — Отстань, Дебз!

— Пожалуйста, заберите у него ключи. И позаботьтесь о страховке, прежде чем выезжать на общественную трассу. Я позвоню своим коллегам из дорожной полиции, они проследят за вашей машиной, пока вы будете ехать в Лондон.

Майк протянул руку. Слегка поколебавшись, Лео достал ключи из кармана брюк и кинул их в его ладонь.

Я открыла фляжку и наклонила ее. Остатки жидкости вылились на пол и тут же впитались в ковровое покрытие.

— Кажется, у вас кончилась выпивка, — невинно заметила я. — Теперь точно пора уходить.

Остальные уже потянулись из шатра. Остались только Лео, который таращился на меня точно сбитый с толку бык, и еще двое — девушка и Майк, державший приятеля за руку. Я старательно сдерживала усмешку. Работа в уличном патруле научила меня правилу: нельзя глумиться над нарушителем, упиваясь собственной властью, надо оставлять людям хотя бы частичку самоуважения… и путь к отступлению. В данном случае этот путь вел в паб, и ступить на него было не так уж и трудно.

— Можно мне это забрать? — Лео кивнул на фляжку.

— Конечно.

Я протянула фляжку. Друзья развернули парня и потащили к выходу, где отец Ребекки пожал им на прощание руки.

В течение следующего получаса разошлись и остальные гости. Работники обслуживающей фирмы начали собирать чашки и стаканы, складывать стулья и столы. Пустой шатер раздувался и хлопал на ветру. По ногам гулял сквозняк, которого я раньше не замечала. Аврил Хауорт села на оставшийся стул и с отсутствующим видом следила за ходом уборки. Ее муж в углу выписывал чек. Я подошла к женщине и, поддавшись внезапному порыву сочувствия, нагнулась к ней.

— Миссис Хауорт, может быть, вам принести воды или…

Она покачала головой.

— Спасибо, ничего не надо. Вы очень добры, но не стоит за меня беспокоиться: я в полном порядке, только немного устала. Мы плохо спим, с тех пор как… — Она осеклась и приложила руку к голове.

Я дотронулась до другой ее руки, бескровной и холодной.

— Вы замерзли. Пойдемте в дом.

— Я ее отведу. — Джеральд Хауорт склонился к жене и помог подняться. — Пойдемте с нами, констебль Керриган. Я не забыл, что вы хотите с нами поговорить.

— Да, но если вам сейчас неудобно… — начала я, мысленно проклиная собственную мягкотелость. Если ради беседы с ними мне придется опять ехать в такую даль, виновата буду только я!

— Нет-нет, не надо откладывать. Давайте покончим с этим прямо сейчас.

Заметив, что он говорит за обоих, я ощутила всплеск феминистского негодования, но тут же его подавила: в данный момент Аврил Хауорт была не в состоянии что-то решать сама. Поддерживаемая супругом, она прошла несколько шагов от шатра до задней двери дома, которую он предусмотрительно запер.

— Приходится быть осторожным, — вздохнул Джеральд, поворачивая ключ в замке и придерживая дверь, чтобы я могла войти. — Я слышал, воры выбирают дома, в которых случилось горе.

— У некоторых людей нет совести, мистер Хауорт.

— Джеральд, — поправил он меня, — и Аврил.

— Тогда вы зовите меня Мэйв.

— Красивое имя, — рассеянно заметила Аврил. — Кажется, так звали ирландскую королеву?

— Да. — На самом деле меня назвали в честь моей прабабки, но я не стала уточнять. К тому же она, по сведениям, тоже была в своем роде царственной особой.

Я шагнула в маленькую комнату с кафельными стенами. На крючках при входе висели пальто, а резиновые сапоги и уличная обувь были аккуратно уложены в деревянную галошницу. Стеллаж ломился от садового инвентаря, а вдоль стены стопками стояли разнокалиберные терракотовые горшки. Над ними виднелась маленькая каменная дощечка с надписью: «Ухаживать за садом — значит, открывать свое сердце небу». Мысленно вздохнув, я вспомнила слова Луизы. В самих Хауортах и в их идеальном мире было что-то по-детски невинное. Я сильно опасалась, что потеря дочери разрушит эту волшебную гармонию бытия.

Хауорты провели меня через большую теплую кухню в гостиную. Обставленная старой, но красивой и удобной мебелью, комната вдруг стала невероятно уютной, когда Джеральд прошелся по ней и зажег все лампы. Его жена села на край софы, а я устроилась в кресле напротив, чувствуя, что мне будет довольно сложно вырваться из его мягких недр, когда настанет время уходить. Я с облегчением подложила под спину подушку, мимоходом заметив вышитые на ней слова «Счастливое жилище — это твой родной дом».

«А несчастливое жилище — это ад на земле», — мысленно продолжила я.

— Конечно, сегодняшний вечер не самое удачное время для такой беседы, — начала я. — Я вам очень благодарна за то, что вы все-таки согласились со мной говорить.

Джеральд резко махнул рукой:

— Бросьте! Мы рады вам помочь. Задавайте свои вопросы.

— Разговаривая с людьми, которые хорошо знали Ребекку, я пытаюсь составить представление о ее характере. Если это для вас не слишком тяжело, расскажите, пожалуйста, о своих отношениях с ней. Какой она была?

Мне ответила Аврил. В ее глазах стояли слезы, но голос звучал твердо:

— Она была как солнце в зимний день. Озаряла светом всю нашу жизнь.

Ее муж прочистил горло.

— Разумеется, мы ею очень гордились. Но она в самом деле была необыкновенной. Веселой, жизнерадостной, общительной, заботливой — о такой дочери можно только мечтать. Вы видели наших сегодняшних гостей. С кем-то она дружила еще с детского сада, с кем-то со школы. Я уж не говорю про университетских друзей и коллег по работе. Ее все любили.

— Какие молодцы сотрудники «Вентнор — Чейз», правда? — Аврил обернулась к мужу. — Приехали, отложив все дела. Конечно, без Ребекки им будет нелегко. Мистер Вентнор сказал, что ему просто некем ее заменить.

Значит, Аврил понятия не имеет о том, что ее дочь на момент смерти не работала в рекламном агентстве. Антону Вентнору хватило чуткости оставить бедную женщину в неведении. Однако моя неприязнь к бывшему боссу Ребекки не уменьшилась: я подозревала, что эта маленькая ложь доставила ему удовольствие.

— Ребекка когда-нибудь рассказывала о своей работе?

— Она говорила, что у нее все хорошо, и только, — ответил Джеральд. — Она очень много работала. Мы порой беспокоились за нее, потому что дочь почти не бывала дома. Наша девочка жила на предельной скорости, но мы не могли ей этого запретить. Она сама выбирала свою дорогу. Мы ничего от нее не требовали и хотели только одного — чтобы она была счастлива. Уверен, так оно и было.

С трудом ворочая языком, я пробормотала что-то похожее на согласие. Надо было попросить Антона Вентнора, чтобы он научил меня складно врать!

За час нашего разговора я узнала, что Ребекка была не по годам развитым, но воспитанным ребенком, любила книги и лошадей, а в подростковом возрасте увлеклась спортивным кроссом. Со временем лошади были забыты, а книги и бег остались. Она решила поступать в Оксфорд и выбрала историю, а не английский язык, потому что степень бакалавра исторических наук казалась ей более перспективной. Всех жизненных привилегий Ребекка добилась своим трудом. Она была вне себя от счастья, когда поступила в выбранный ею оксфордский колледж.

— Там она познакомилась с Луизой. Вы с ней уже беседовали? Чудесная девушка! Они были близкими подругами. — Аврил говорила мечтательно, словно забыла о причине нашего разговора и с удовольствием вспоминала счастливые времена.

Сбоку от нее на столе стояла такая же фотография Ребекки и Луизы, которую я видела в квартире Ребекки.

— Ей нравилось учиться в Оксфорде? — спросила я, думая о недавнем разговоре с Тилли Шоу. Мне до сих пор не удалось выяснить, какое событие в жизни Ребекки вселило в нее мысль о скорой смерти.

Хауорты молча посмотрели на меня, потом переглянулись, и после неловкой паузы Джеральд ответил:

— Да, нравилось. Только на третьем курсе ей пришлось нелегко. Она даже взяла отсрочку и уехала из Оксфорда за три недели до начала экзаменов, а на следующий год вернулась и сдала их.

— Что случилось?

Рассказ мужа продолжила Аврил:

— Это была трагическая история. Погиб мальчик с ее курса… он утонул. Это произошло первого мая, во время ежегодного празднования. Ребекка приняла его смерть близко к сердцу. Так переживала, что у нее начались ночные кошмары. Она не могла заниматься, не могла есть… В конце концов мы приехали и забрали ее домой. У нее был замечательный куратор. Он уговорил руководство исторического факультета, и ей дали отсрочку, а когда на следующий год Ребекка вернулась в колледж, то уже не имела возможности официально посещать занятия, так он пару раз встретился с ней и помог подготовиться к экзаменам. Он был очень добр к Ребекке. Помнишь, как его звали, дорогой?

— Фамилия — Фаради, а имя… сейчас посмотрю. Кажется, в ее комнате есть одна из его книг.

Я хотела сказать, что могу узнать имя куратора Ребекки в колледже, но не успела: Джеральд быстро встал и вышел из гостиной.

— Скажите, этот мальчик… у него был роман с Ребеккой?

— Насколько я знаю, они дружили. Такой возраст, сами понимаете… Как говорила нам Ребекка, у них были совершенно невинные отношения. Он был чудесный мальчик… его звали Адам. А фамилия, кажется, Роуленд. Нет, Роули. Да-да, Адам Роули. Такая печальная история! Первая темная полоса в жизни Ребекки. Ее дедушки и бабушки умерли давно — она была совсем маленькой и не помнила их, так что смерть Адама стала ее первой тяжелой утратой. И огромным потрясением. Ребекка все время плакала, сильно похудела. Только через много месяцев она смогла вернуться к нормальной жизни. Конечно, когда приехала в Оксфорд сдавать экзамены, ей было очень трудно, но она на удивление хорошо справилась.

— Как она сдала? — спросила я скорее из вежливости.

— Получила степень бакалавра с отличием второго класса. Говорили, что, если бы не этот нервный срыв, у нее было бы отличие первого класса. Но она все-таки сдала экзамены, и мы, разумеется, были счастливы.

Я записала имя погибшего мальчика, решив навести справки в полиции округа Темз-Велли.

— Каспиан Фаради, — объявил слегка запыхавшийся Джеральд, входя в комнату. В руке у него была книга в твердом переплете.

— О, ты нашел ее? Молодец! — похвалила жена.

— Это было нетрудно. У Ребекки все книги стоят на полках в алфавитном порядке. Ты же знаешь, какая она аккуратная.

«Видимо, Хауорты не часто бывали в квартире своей дочери», — подумала я, отметив также, что отец говорит о покойной в настоящем времени.

Джеральд протянул мне книгу.

— Фаради опубликовал ее пару лет назад. Когда она вышла в свет, мы подарили ее Ребекке на Рождество. Вот только не знаю, успела ли она прочесть. Это книга о Столетней войне. Фаради изучил историю Плантагенетов и сделал на них неплохую карьеру. Телевидение и так далее… Книга стала бестселлером.

Я автоматически пролистала страницы, задержавшись на задней обложке, где была черно-белая фотография автора. Каспиан Фаради оказался отнюдь не седым старцем в очках и твидовом пиджаке, каким я себе его представляла. Со снимка на меня смотрел весьма привлекательный мужчина лет тридцати восьми, с тонкими чертами лица, коротко стриженными светлыми волосами и проницательным взглядом почти прозрачных (скорее всего ярко-голубых) глаз.

Хауорты ждали, что я скажу.

— Очень интересно.

— Да, — согласился Джеральд. — Он отлично знает историю. Ребекка его просто боготворила.

Надо будет пообщаться с доктором Фаради. И лучше не по телефону. Прокачусь в Оксфорд, заодно встречусь с полицейскими, которые расследовали смерть Адама Роули. Сегодняшний день показал, как приятно на несколько часов вырваться из Лондона, подальше от душной диспетчерской полицейского управления и той борьбы за место под солнцем, которая не стихала в команде Годли.

Родители Ребекки как-то внезапно выдохлись. Джеральд опять сел рядом с супругой, она взяла его за руку и в полном изнеможении привалилась к плечу мужа.

— Я пойду, — быстро сориентировалась я. — И так отняла у вас слишком много времени.

— Мы часто созванивались с Ребеккой, но редко приезжали к ней в Лондон. Чтобы узнать, как она там жила, вам надо поговорить с ее подругами и сослуживцами, — устало посоветовала Аврил.

— Я уже говорила с ними. Они мне очень помогли.

— Мы знаем только, что все у нее было хорошо, — сказал Джеральд, и взгляд его наполнился болью. — Она была счастлива и могла бы прожить долгую интересную жизнь. Пожалуйста, Мэйв, найдите убийцу — ради нас.

Уже не первый раз родственники жертвы обращались ко мне с просьбой передать преступника в руки правосудия, но сейчас к моему горлу подкатил комок, и я покашляла, прежде чем ответить:

— Я сделаю все, что в моих силах. Обещаю.

— Нам это очень важно, — заверил Джеральд.

Его подбородок мелко дрожал, и я отвела глаза, щадя его самолюбие.

— Мы хотели еще детей, — проговорила Аврил, горько вздохнув, — но так получилось, что Ребекка была нашим единственным ребенком… светом в окошке. — Она опять села прямо, с достоинством вскинув голову. — Если у вас есть к нам еще вопросы, задавайте. Мы готовы помочь.

Я покачала головой. Она уже сказала все, что могла.

ЛУИЗА

Я почти сразу поняла, что зря приехала на поминальную службу. Надо было попрощаться с Хауортами накануне вечером и больше не появляться в их доме. Войдя в церковь и увидев в боковом проходе компанию бывших сокурсников, я ощутила неловкость. Я их едва знала и не могла с ними заговорить, но просто пройти мимо значило показаться невежливой. В конце концов я помахала им рукой и слабо улыбнулась (веселое «привет!» в данной ситуации было бы неуместно). Они ответили мне тем же. Девушки обернулись и посмотрели на меня с откровенным любопытством, оценив, как я изменилась, мой костюм и примерный заработок. Я же не стала их разглядывать: они меня не интересовали.

Не успела я сесть на вторую скамью спереди, как чья-то тощая рука по-змеиному мягко обняла меня за плечи, и я чуть не задохнулась от густого аромата ванили (это любимые духи Тилли).

— Спасибо, что пришла. Я поговорю с тобой позже, ладно?

Тилли исчезла, не дожидаясь моего ответа, и я откинулась на спинку скамьи, от души надеясь, что она больше не вернется. О чем с ней говорить? Мы не особо общались даже в лучшие времена. Она была в своем репертуаре: порхала среди гостей, встречала и приветствовала входящих словно главный распорядитель церемонии.

Я боялась расплакаться на людях, однако, пока служили панихиду по моей лучшей подруге, отдавая последние почести ей и ее прекрасной короткой жизни, практически ничего не чувствовала — сидела в тупом оцепенении, погрузившись в себя и с трудом осознавая, что происходит в церкви. Аврил рыдала, присутствующие произносили нелепые речи, которые выбрала Тилли.

Когда все закончилось, я машинально пошла вслед за скорбящими обратно к дому. Там я так же машинально взяла со стола чашку с чаем и, изображая внимание, принялась выслушивать всякую ерунду от людей, которых видела первый и последний раз в жизни. На душе у меня было пусто. В какой-то момент я вновь огляделась… и увидела Гила Маддика. Он смотрел на меня сквозь толпу! Я словно провалилась под лед, с головой окунувшись в холодную воду. Не было сил разорвать притяжение наших взглядов. Почему я не заметила его раньше? Ведь искала его в церкви, а придя на банкет, внимательно оглядела всех гостей и решила, что он не придет.

Он обернулся к своей собеседнице, и я узнала в ней полицейского офицера. Шок подстегнул меня к действию. Извинившись перед стариком, соседом Хауортов, я выскользнула из шатра и быстро пошла по саду — куда угодно, лишь бы подальше от Гила! Холодный воздух бодрил, и я глубоко дышала, пытаясь успокоиться. Бояться мне нечего, однако, увидев Маддика, я сильно разволновалась.

Только юркнув в калитку в конце сада и оказавшись в убежище из фруктовых деревьев, я почувствовала, что тревога отпустила. Деревья стояли аккуратными рядами, раскинув у меня над головой свои голые ветви. Я побрела вдоль посадок айвы. Ее плоды были горькими и несъедобными: они просто не успевали созреть за короткое нежаркое лето. Но Джеральд восторгался весенним цветением южного дерева. Говорил, что это его вклад в будущее. Мол, когда климат потеплеет на один-два градуса, с айвы можно будет собирать обильные урожаи спелых фруктов. Меня всегда удивляла и забавляла его донкихотская логика.

Я дошла до конца фруктового сада, завернула за угол, все еще размышляя о деревьях, и налетела на Гила: уткнулась носом в его белую рубашку и ахнула от неожиданности. Он поймал меня за плечи.

— Наконец-то мы встретились! Почему ты мне не перезвонила, Луиза?

— Мне нечего было тебе сказать.

Мое сердце отчаянно колотилось, но я заставила себя посмотреть ему в глаза, притворившись невозмутимой.

— Вот как? Зато с другими ты была довольно разговорчива. Ко мне приходили из полиции, спрашивали про бедняжку Ребекку.

— Они опрашивали всех ее друзей. Меня тоже.

— Знаю. Ведь это ты дала им мой телефон?

— Если тебе нечего скрывать, ты не должен из-за этого волноваться.

— С какой стати мне что-то скрывать? Ее убил маньяк. При чем здесь я?

Частично освободившись от его рук, я полезла в карман.

— Вот что я нашла.

Он взял у меня авторучку и повертел ее, читая инициалы.

— Это же твоя ручка? «Г.К.М.». Гилберт К. Маддик. Что означает буква «К»? Кеннетт?

— Кендалл, мое среднее имя. — Он спокойно отдал мне ручку. — Прости, я впервые это вижу.

— Я нашла ее в квартире Ребекки. Ты ведь был там, да?

— Был, но давно.

— Эта ручка лежала на кофейном столике.

— Возможно, у нее был еще один знакомый с такими же инициалами, — произнес он скучающим тоном. — Мне очень жаль, но ручка действительно не моя. И вообще, какое тебе до этого дело?

— Просто хочу разобраться.

Он все еще придерживал меня за плечи, не давая отвернуться.

— Бедная Луиза! Что же ты будешь делать без Бекс?

— Не смейся! — резко сказала я. — Она была моей подругой.

— Даже и не думал смеяться. — Он посмотрел на меня сверху. — У тебя усталый вид, Луиза. А глаза сухие. Ни слезинки! Твоя лучшая подруга умерла, сегодня служили по ней панихиду, а ты не плакала — ни в церкви, ни здесь, в ее доме. Впервые вижу такого бесчувственного человека.

— Я не бесчувственная, — машинально возразила я и чуть не расхохоталась: все мое поведение противоречило этим словам. Будь я более эмоциональной, меня бы задел его упрек, но я осталась спокойна; значит, он прав. Quod erat demonstrandum.

— В тебе нет страсти, — продолжил Гил. — Во всяком случае, я никогда ее не видел.

— И не увидишь! — Я вывернулась из его рук и пошла прочь, но он схватил меня за запястье и притянул обратно.

— Куда ты?

— Подальше от тебя.

Он уставился на меня, растерянно сдвинув брови.

— Послушай, чего ты от меня хочешь? — спросила я.

— Как ни странно, вот этого. — Он вдруг нагнулся и поцеловал меня в губы. Забывшись на пару секунд, я прильнула к нему всем телом и ответила на поцелуй. Меня захлестнула волна желания.

Но потом мысли начали возвращаться в мою голову. Они падали туда точно камни в глубокий колодец. Что я делаю? Ведь это Гил! Я не должна! И это глупо!

Я толкнула его руками в грудь, и он меня отпустил.

— Вот это неожиданность! Оказывается, ты не так уж и холодна.

— Уходи, оставь меня в покое! — Я пыталась сохранить хладнокровие, но мое лицо пылало огнем.

— Ты правда хочешь, чтобы я ушел?

Я не смогла ответить «да», потому что на самом деле хотела, чтобы он поцеловал меня еще раз.

— Почему ты это сделал?

Он пожал плечами.

— Просто захотел. Наверное, мне всегда этого хотелось.

— Чушь! Ты даже не смотрел в мою сторону, пока был с Ребеккой. И почти не разговаривал со мной.

— Я боялся, что она заметит мой интерес к тебе. Понимаешь, она мне нравилась, но ты всегда меня интриговала, Луиза. Как ни старался, я не мог угадать, о чем ты думаешь.

— Охотно верю.

Он засмеялся.

— Да, ты никогда не скрывала своей неприязни ко мне. Но не волнуйся, я на тебя не обижаюсь… и докажу тебе это.

— У тебя не будет такой возможности, — заверила я, отступая назад. Мне надо было побыть одной и подумать.

— Неужели? — Он приблизился, повторяя мои шаги, как танцор. — Хочешь сказать, твой поцелуй ничего не значит? Нет, Луиза, теперь ты от меня не уйдешь!

— Ты сильно ошибаешься. — Я покачала головой.

Гил засмеялся.

— Признайся, тебе очень хочется сказать мне «да».

— Если бы хотела сказать «да», я бы сказала.

— Значит, ты не хочешь, чтобы я еще раз тебя поцеловал?

— Нет.

— Может, когда-нибудь потом?

— Никогда.

— Жаль… А я думал, в следующий раз поцелую тебя сюда. — Он погладил меня по руке, добрался до ладони и нежно сжал мои пальцы. — Или сюда. — Он обхватил мою грудь, и даже через несколько слоев одежды я ощутила его тепло. — Или сюда.

Я не могла сопротивляться ласкам Гила и снова таяла в его объятиях. «Это в последний раз!» — поклялась я себе.

Наконец он отпустил меня и с самодовольной усмешкой провел пальцем по моей шее.

— Ого!

— Что такое?

— Я поставил тебе засос. — Он подтянул шарф, прикрыв мою шею. — Значит, теперь ты моя.

— Ты что, глупый подросток? Ты не мог это сделать случайно!

Шея в этом месте уже начала побаливать. Кровоподтек пройдет только через несколько дней. А пока придется ходить с постыдной отметиной…

— Прости, — произнес он без тени раскаяния и зашагал по дорожке. — Думаю, нам пора возвращаться, пока кто-нибудь не заметил нашего отсутствия.

Тихо насвистывая, он пошел по фруктовому саду и ни разу не оглянулся, чтобы посмотреть, иду ли я за ним. Я потуже затянула на шее шарф, жалея, что не взяла с собой зеркальце. Гил хотел подчинить меня своей воле, убедиться в собственном превосходстве. И ему это удалось. Я чувствовала себя униженной. Мне казалось, я стала жертвой жестокого розыгрыша.

— Этого больше не повторится, — сказала я вслух, — никогда!

Я вышла из сада через другую калитку, боясь опять столкнуться с Маддиком. По розарию бродила женщина-детектив, и я остановилась с ней поболтать. Разумеется, она заметила на моей шее засос. Было бы странно, если бы он ускользнул от ее цепкого взгляда.

Как только я отошла от нее, тут же достала мобильный и вызвала такси, после чего вернулась в шатер попрощаться с родителями Ребекки. Я увидела Аврил и направилась к ней, с опозданием заметив Гила, который о чем-то оживленно беседовал с Джеральдом.

— К сожалению, мне надо идти, иначе опоздаю на поезд.

— Спасибо, что приехала, милая. Это для нас очень важно. — Она задержала мою руку в своей. — Мы будем скучать по тебе. Приезжай к нам в гости, и почаще.

— Хорошо.

— Тебя подвезти? — вежливо и слегка отчужденно предложил Гил.

Не смея на него взглянуть, я покачала головой.

— Я уже вызвала такси.

— Это ни к чему, — твердо возразил Джеральд. — Машина Гила стоит возле нашего дома. Пусть он тебя отвезет. Он тоже сейчас уезжает.

Как я ни старалась, отвертеться не удалось. Хауорты были настроены решительно, а Гил слушал мои возражения с нарочито невозмутимым лицом. Разумеется, в конце концов мне пришлось согласиться. Не могла же я сказать родителям Ребекки, почему не могу проехаться в обществе бывшего парня их дочери. А до вокзала путь неблизкий.

Гил открыл пассажирскую дверцу своего приземистого винтажного «ягуара», сверкающего темно-зелеными боками. Прежде чем сесть, я бросила на него сердитый взгляд.

— Только не думай, что мне будет приятно ехать в твоей машине.

— А что, нет? Здесь лучше, чем в раздолбанном местном такси, воняющем хвойным освежителем воздуха.

— Компания оставляет желать лучшего.

— Не хами. Я же оказываю тебе услугу.

Захлопнув за мной дверцу, он неторопливо, посвистывая, обошел машину сзади и уселся за руль.

На губах его играла легкая улыбка, и вообще он казался непоколебимо уверенным в себе. Я не слишком удивилась, когда он проехал вокзал, не остановившись.

— Ведь нам с тобой по пути. Почему бы не поехать в Лондон вместе?

Причин было так много, что я не стала их перечислять и молча уставилась в окно, пряча улыбку. Я редко играла в азартные игры, потому что любила определенность во всем, но эта рискованная ситуация отчего-то была мне приятна. Я испытывала безрассудную радость свободного падения — летела раскинув руки и не знала, где приземлюсь. Общение с Гилом мне ничем не грозит. Конечно, он опасен, но я многое о нем знаю. Предупрежден — значит, вооружен. Если Гил Маддик вздумает со мной шутить, ему не поздоровится.

Во всяком случае, так я себя успокаивала.