– Когда Габриель открыл окно в гостиной, я услышала, как он просит звезды исполнить его желание, – произнесла Алана звонким мелодичным голосом. – Он казался таким одиноким и печальным.

Тристан вздрогнул, как от удара, и его взгляд стал еще более суровым.

– Вам нет никакого дела до моего сына.

– Боюсь, что тут вы ошибаетесь. Вы сами слышали Габриеля. Он… он хотел, чтобы я осталась здесь.

Ударь она Тристана, она не могла бы сделать ему больнее.

– К черту, довольно этой ерунды! Вы не более ангел, чем королева! А что касается желаний, то это сущая чепуха. И мальчик знает это лучше, чем кто-либо другой. На прошлое Рождество он желал, чтобы его мать выздоровела, и это оказалось пустой тратой времени. Три недели спустя она умерла. А теперь отвечайте: кто вас сюда прислал? Какая из моих надоедливых сестер…

– Бет меня не присылала, а Эллисон не посмела бы…

– Они вас не присылали, но вы знаете их имена? – едко улыбнулся Тристан. – Сколько они вам заплатили, чтобы устроить этот спектакль? Я уже сто раз говорил им, что для меня с Рождеством покончено навсегда.

– Не сомневаюсь, что они не стали бы вам противоречить. Они вас обожают…

– Черт возьми, вы говорите так, будто вы близкий друг нашей семьи.

– Нет, это не так. – Щеки женщины залила краска. – Я… я только хотела развеять грусть в глазах Габриеля. И больше ничего.

– И больше ничего? Все так просто? Вы забираетесь ко мне в дом и приносите с собой гору всякого рождественского хлама. Вы доводите моего сына почти до безумия, внушив ему, что вы нечто вроде ангела.

Он отошел от нее подальше, чтобы не чувствовать приятного аромата, исходившего от ее волос.

– Наверное, спустись вы с небес, они бы вас там получше одели. Вот в чем штука. Ваше платье… Да разве мои сестры станут водить знакомство с кем-нибудь подобным вам? Никогда не поверю, что вы одна из их подруг. Даже их слуги носят лучшую одежду.

Женщина еще выше вздернула подбородок.

– Если бы я знала, что для такого случая следует наряжаться, я бы надела свое самое лучшее воскресное платье.

В одно мгновение Тристан схватил ее за плечи и почти прижал к себе; он наклонился к ней, ощущая ее теплое дыхание, и ее лицо поплыло перед ним, сливаясь в одно бело-розовое пятно.

– Не шутите со мной, милая. Сначала вы подслушиваете мечты моего сына, потом вешаете венок в том самом месте, где он висел каждое Рождество с тех пор, как я себя помню, и, наконец, оказывается, что вы называете моих сестер по именам. Так кто же вы такая?

Он заметил, что она лихорадочно ищет, но не находит ответа.

– Если вы не верите в ангелов, то что я могу вам сказать? – нашлась она, призвав на помощь твердую веру Габриеля.

Тристан оттолкнул ее от себя, словно боясь обжечься.

– Прекрасно, – взорвался он. – Оставьте свои секреты при себе. Но утром убирайтесь отсюда. До того, как проснется Габриель.

– Хорошо.

– Что хорошо? Сознаете ли вы, какой вред вы причинили ребенку?

– Тем, что хотела устроить для него Рождество? Если вы считаете это преступлением, я с удовольствием понесу за него наказание. Множество людей были бы рады иметь то, что есть у вас: уютный дом, любящих родственников, счастливые воспоминания о прошлых годах. И еще у вас есть прекрасный, здоровый сын. На вашем месте я бы не стала попусту тратить время на оплакивание собственной судьбы!

Резкие слова словно кнутом хлестали Тристана.

– Не смейте выговаривать мне за то, о чем не имеете представления! Видимо, вас все-таки привело сюда желание моего сына – это единственный подходящий ответ. Разрешаю вам переночевать в комнате напротив. Утром я сам прослежу, чтобы вас доставили туда, куда вы скажете. Вам все ясно?

– Абсолютно все, – подтвердила она, и ее губы грустно сжались.

Она смотрела на него с упреком, как если бы он не оправдал ее ожиданий… Как если бы он предал своего сына… Но ведь он даже не знает эту женщину!

– Спокойной ночи, мисс Макшейн, – отрывисто произнес Тристан. – И еще одно, последнее слово: держитесь подальше от моего сына. Я не позволю вам обманывать его ложными надеждами, которые окончатся крахом. Он уже достаточно настрадался. Завтра в девять я еду к себе в контору. По пути я готов довезти вас до дилижанса, и вы можете отправиться, куда вам заблагорассудится.

– Почему вы такой жестокий?

– Возможно, я и злодей, мадам, но я не собираюсь бросить вас где-нибудь на улице, не позаботившись о вашей судьбе.

– Мне не нужна ваша забота, можете бросить меня в Темзу! Неужели завтра вы оставите Габриеля в одиночестве? Ведь завтра Рождество!

– Я знаком с календарем, мисс Макшейн, но эта дата не имеет для меня никакого значения, если бы только не помнить, что именно в этот день доктор сообщил мне, что моя жена скоро умрет.

Прелестное лицо Аланы исказилось от боли, ее глаза цвета янтаря переполнились отчаянием. Неожиданно она взяла большую руку Тристана в свою, маленькую и теплую. Уже целую вечность никто не прикасался к нему.

– Простите меня, Тристан. – Она привычно назвала его по имени, как если бы называла его так уже тысячу раз, и ирландский выговор придал особое очарование ее словам. – Но ваша жена умерла, а Габриель жив. Это его первое Рождество без матери. В эти дни вы должны особенно заботиться о нем, чтобы он не предавался воспоминаниям…

– Вы считаете, что гирлянды и веночки помогут Габриелю забыть об утрате? – спросил Тристан, вырывая у нее свою руку.

– Нет, но я…

– Мисс Макшейн, мой сын проведет в этом доме еще две недели, и только. Усыпь я весь дом остролистом и омелой, это ничего не изменит. Его мать умерла. Будет лучше, если он переедет в другое место.

Смятение и тревога появились на ее лице.

– Не может быть, Тристан, неужели вы отошлете прочь своего сына? Вы – его отец?

– Я собираюсь продать дом, – ответил он, ощущая всю глубину своей вины. – Я перееду в комнаты над своей конторой, а Габриель отправится жить к тете. Лучше не пробуждать у него на Рождество болезненных воспоминаний, это только затруднит наше расставание.

Оцепенев, Алана смотрела на Тристана, словно он вдруг нанес ей удар ножом. Он видел, что ее сердце исходит кровью от жалости к его ребенку; ее глаза были полны неверия и тоски. Но почему это незнакомое ему существо так сильно горюет, узнав о его решении? Почему ее горе нашло в нем отклик и он почувствовал себя жестоким извергом и конченым человеком?

– Я ошиблась в вас, – сказала Алана, и ее голос упал до шепота. – Вы недостойны такого сына, как Габриель.

Она права, с мукой подумал Тристан не в силах оторвать взгляда от ее лица.

– Когда вечером вы будете беседовать с Богом, мисс Макшейн, попросите, чтобы Он получше устроил судьбу ребенка, – наконец сказал Тристан.

Он повернулся на каблуках и отправился к себе, в пустую холодную комнату и такую же пустую холодную постель, чтобы вновь перебирать мучительные воспоминания… И мечтать о рыжеволосом ангеле.

Алана в растерянности беспомощно смотрела ему вслед. Что произошло с ним за те годы, пока она его не видела? Какие ужасные события превратили веселого, отзывчивого, доброго Тристана в холодного и озлобленного человека? Отца, равнодушного к своему сыну, готового обречь его на одинокое Рождество и отослать к тетке, потому что сын стал для него обузой?

Она лишилась иллюзий, и это заставило ее задрожать, как если бы она нашла горсть драгоценных камней, долго любовалась ими и вдруг обнаружила, что это всего-навсего разноцветные стекляшки. Бездна разочарования разверзлась перед нею, и через нее нельзя было перебросить мост.

«Чудес не бывает», – услышала она вновь слова Габриеля.

«Когда вечером вы будете беседовать с Богом, мисс Макшейн, попросите, чтобы Он получше устроил судьбу ребенка», – снова раздался холодный голос Тристана. Она могла бы возненавидеть Тристана, если бы не его глаза, обиженные и беззащитные.

Будто пробуждаясь от сна, Алана с вызовом тряхнула головой. Кто знает, может быть, в ее власти что-нибудь изменить.