Бок Нилла острыми когтями рвала боль. Стиснув зубы, он отполз от края гребня, и сердце его екнуло, когда он представил, что ждало его там, внизу. Он понял, что достаточно было ему потерять сознание, и его беспомощное, истерзанное болью тело, соскользнув по изрезанной глубокими морщинами поверхности утеса, рухнет туда, где его ждет смерть.

Наверное, ему нужно было яростно цепляться за жизнь – ведь он так и не выполнил своего последнего поручения и, значит, останется с позорной кличкой навсегда. Насмешница судьба настигла его, когда он сражался в последний раз. И все же Нилл лежал неподвижно, не решив, что для него страшнее всего: уйти из жизни с запятнанным именем или же убить невинную девушку и тем самым восстановить свою честь.

Наверное, именно так много лет подряд в нерешительности мучился Конн, подумал он. Его останавливал страх – страх перед Финтаном, живым или мертвым, потому что даже из царства мертвых рука его могла покарать убийцу дочери. Ужас быть проклятым навеки, потому что кровь Кэтлин оказалась бы на его руках, – вот что удерживало Конна.

И Нилл вдруг с горечью осознал, что его попросту использовали.

Логично было предположить, что тан не станет обшаривать свои владения в поисках молодой девушки. Ведь если в Гленфлуирсе станет известно о судьбе, которую он уготовил единственной дочери Финтана, невозможно даже представить себе тот хаос, который воцарится во владениях тана. За те годы, пока ее не было, страх перед проклятием почти исчез, и причиной этому была всеобщая любовь к Финтану. А клятва Конна защитить его дочь избавила всех от мучительного выбора между своим таном и ребенком всеми почитаемого героя.

Но даже теперь, когда Финтана уже не было в живых, преданность воинов его памяти намного превышала верность тану. Финтан проливал вместе с ними кровь, вел их в сражения, стал живым символом славы и торжества. В могущество его волшебного дара все они верили с детства. Только Ниллу, своему приемному сыну, Конн мог верить как самому себе, и по иронии судьбы именно Нилл обманул его доверие.

Угрюмый смешок сорвался с его губ. Девчонка оказалась не только храброй, но и толковой. И к тому же наверняка сообразила прихватить его лошадь. А если так, то скоро она будет уже далеко.

Что она станет делать? Вернется в аббатство? Оставалось только молиться, чтобы монахини смогли защитить ее, раз уж это оказалось ему не под силу.

Закрыв глаза, он попытался отогнать прочь воспоминание о том, как она испуганно смотрит еще сонными глазами на занесенный у нее над головой тяжелый меч. Он вдруг снова услышал радостный смех Кэтлин, когда море приняло ее в свои объятия и вода играла ее черными кудрями.

Нил нахмурился. Наверное, сейчас она ненавидит его. Или боится. Впрочем, какая разница? Он знал, что в Гленфлуирсе многие считают его отродьем дьявола.

Но почему-то мысль о том, что именно эта девушка станет ненавидеть его, была нестерпима. Она ни на минуту не усомнится, что, делясь с ней плащом, он уже хладнокровно замышлял убийство. Что ж, его смерть все уладит, с чувством какого-то странного удовлетворения подумал Нилл и закрыл глаза. И теперь уже не надо решать, что для него важнее – верность своему тану или жизнь этой девушки.

Вдруг чуть слышный звук коснулся его слуха. Нилл слегка приоткрыл глаза, ни минуты не сомневаясь, что гребень скалы начал потихоньку осыпаться, не выдержав веса его тела. Но то, что он увидел, было настолько дико, что он чуть было не вскрикнул. Призрачный свет луны окружал серебристым облаком хрупкую девичью фигурку, свесившуюся с края обрыва. Волосы цвета воронова крыла, бледный овал лица – все это было ему до боли знакомо.

Кэтлин! Господи, к этому времени она должна быть далеко отсюда. Неужто она сошла с ума? Или просто хочет убедиться, что он не станет преследовать ее?

– Нилл? – Голос ее дрогнул.

Адский огонь! Ведь она должна бояться его!

Ответить? Нет, пусть лучше идет своей дорогой, считая, что он мертв. По крайней мере бедняжке не в чем будет себя винить… Винить?! Дьявольщина, да в чем ей винить себя, коль скоро он чуть было ее не прикончил?! Да если бы она столкнула его со скалы собственными руками и сплясала бы над его могилой, то и тогда не за что было ее обвинять.

Кэтлин исчезла, и слуха Нилла коснулся негромкий звук – это звякнула подкова. Слава Богу, у нее хватило ума воспользоваться его конем. Нилл мучительно вслушивался в темноту, дожидаясь, когда Кэтлин уедет, и вдруг поймал себя на мысли, что, если она исчезнет из его жизни навсегда, он станет еще несчастнее, чем прежде.

Как странно: он, который с детства привык держаться особняком, вдруг почувствовал себя безумно одиноким. Почему? Из-за того, что какая-то девушка в один прекрасный день поделилась с ним своими радостями и печалями?

Внезапно с вершины утеса до него снова донесся какой-то неясный звук. Несколько мелких камешков ударились о его грудь, и Нилл вскрикнул. Что это? Какой-то зверушке не повезло, как и ему? Что-то коснулось его тела, и он схватил это «что-то» своими израненными в кровь руками. Веревка! Его собственная веревка, которую он всегда возил под седлом и о которой совсем позабыл!

– Не шевелись! – прозвучал откуда-то сверху тоненький голос. – Я спускаюсь, сейчас я тебе помогу.

– Ты сошла с ума? – прохрипел он. – Не смей! Это слишком опасно!

– Выхода-то ведь нет, верно?

– Какое это имеет значение?! Я не стою этого, ведь я чуть было не убил тебя!

– Признаюсь, это было не самое приятное пробуждение в моей жизни, но, может, мы обсудим это потом, когда ты окажешься наверху?

Целый дождь мелких камешков вперемешку с грязью осыпал его лицо. Черт возьми! Она уже балансировала на гребне скалы, очевидно, преисполнившись твердой решимости повторить его «подвиг».

– А ну назад! – прорычал Нилл. Стараясь не замечать мучительной боли, он с трудом приподнялся на локте. – Адский огонь, ты погубишь нас обоих!

– Тысяча извинений! – крикнула она сверху с надменностью королевы. – Может быть, вас, воинов, учат сидеть сложа руки, когда гибнут беспомощные люди, но мои наставницы в аббатстве учили меня другому. Готовность помочь – вот чему меня учили. И сейчас я постараюсь спуститься вниз, и мне наплевать, будешь ты орать на меня или нет.

Судя по всему, Кэтлин изо всех сил старалась скрыть от него, как ей страшно. Проклятие, до чего же упряма!

Перед глазами Нилла все плыло, тело ныло от боли, и все же он ухитрился приподняться, прислонившись спиной к шероховатой каменной стене и перекинув ноги через гребень скалы.

– Веревка не выдержит нас обоих. Помоги мне обвязаться ею вокруг пояса и конец привяжи к седлу. Конь сможет меня вытащить.

Кэтлин заколебалась.

– Своими израненными руками тебе вряд ли удастся завязать достаточно тугой узел.

– Нет! Кэтлин! – запротестовал он.

Но было уже слишком поздно. Кэтлин ступила на край гребня, пытаясь найти опору, но нога ее соскользнула, и девушка покачнулась, балансируя на грани жизни и смерти. Страшное проклятие сорвалось с губ Нилла. Он призывал ад и дьяволов спасти ее, раз уж святые не могли этого сделать. Боль вновь вонзила в него свои клыки, и он в ужасе зажмурился, подумав, что может увлечь ее за собой. И наконец почувствовал, как руки Кэтлин дотронулись до его пояса.

Она обвязала его веревкой и вновь карабкалась наверх. Все это, казалось, продолжалось несколько часов. Рывок – и веревка сильно натянулась, вибрируя под тяжестью его тела.

– Нилл, постарайся не удариться о скалы! – окликнула Кэтлин сверху.

Он попытался выставить ноги вперед, упираясь ими в утес, но его израненное тело отказывалось повиноваться, а в голове однообразно стучали невидимые молоточки: «Лучше бы мне умереть!»

Тело Нилла с размаху наткнулось на скалу, из груди вырвался хриплый стон. Спасительная темнота окутала его измученный мозг, и с каким-то облегчением он почувствовал, что проваливается в беспамятство.

– Нилл, все уже почти позади! Дай мне руку!

Он потянулся к Кэтлин, сжал ее нежные пальчики. Девушка дернула его на себя, и он еще успел напоследок удивиться той силе, которая обнаружилась в ее изящной, хрупкой фигурке. Тело Нилла перевалилось через край, и он упал животом на землю, хрипло и тяжело дыша. Кэтлин, отлетев в сторону, с размаху села на траву.

С трудом перекатившись на спину, Нилл заставил себя разлепить тяжелые веки и увидел над головой кружащиеся в безумном водовороте звезды и темный шатер листвы. Собрав силы, он поднял голову, чтобы посмотреть в глаза Кэтлин. С трудом шевеля распухшими губами, он произнес одно только слово:

– Почему?!

Кэтлин разглядывала лицо спящего Нилла. Освещенное первыми лучами солнца, оно обрело красноватый оттенок. Девушка, как могла, перевязала его раны и задумалась. Внутренний голос подсказывал ей, что нужно бежать – бежать, не медля ни минуты, забрать его коня, чтобы он не смог броситься в погоню. В конце концов, она сделала все, что могла, чтобы спасти ему жизнь, – вытащила его из пропасти. И никто, даже мать-настоятельница, не посмел бы требовать от нее большего.

И все же она не трогалась с места. Ей вдруг вспомнилось, что говорила сестра Люция, когда учила других монахинь ходить за больными. Раны на теле не всегда самые страшные. Есть куда более опасные рубцы, но они так глубоко внутри, что их не в силах разглядеть даже глаз самого опытного лекаря.

Но почему ее заботит, что теперь будет с этим человеком? Ведь он пытался ее убить! Из-за него она уже больше никогда не сможет смотреть на мир прежними глазами. И все-таки каждый раз, когда она порывалась убежать, в мозгу вновь звучал его вопрос: «Почему?»

Что ответить на это? Она и сама не знала, понимая, что у нее не было выбора.

Нилл заметался, хриплый стон вырвался из его груди. Взяв чашку с водой, Кэтлин разжала его губы и влила несколько капель ему в рот. Глаза его вдруг широко раскрылись, и она впервые увидела их не затуманенными болью – нет, его взгляд сверлил ее, будто и в небытие он мучительно искал и не находил ответа на свой вопрос.

Холодок страха вновь пробежал по спине, но девушка прогнала прочь терзавшие ее опасения. Может быть, у него и хватило бы сил открыть глаза, но все же он был еще слишком слаб, чтобы снова попытаться убить ее. Да и вряд ли бы он сделал это, даже если бы смог. По крайней мере ей хотелось в это верить.

Она попыталась скрыть свой страх, заговорив с ним.

– Ты ранен не так уж сильно. Думаю, ты будешь жить.

Нилл облизнул мокрые от воды губы и с трудом сглотнул.

– И все лишь благодаря тебе.

Пожав плечами, Кэтлин ничего не сказала.

– Кэтлин, ты должна была дать мне умереть. Почему ты… не позволила мне этого? Я ведь был послан, чтобы убить тебя. – Сильный кашель сотряс его беспомощное тело. – Что нам теперь делать?!

Она рассматривала его красивое суровое лицо, искаженное мучительной болью, которая была вызвана отнюдь не его ранами.

«Что нам теперь делать?!» – эхом отдавалось у нее в голове.

– Я не знаю, – прошептала она чуть слышно, но веки Нилла уже сомкнулись.

Дождь, тихий, успокаивающий дождь. Нилл слышал, как он шуршит по листьям деревьев над головой. И, как в детстве, ему захотелось встать во весь рост, чтобы струи дождя омыли его тело, как они омывают каждый цветок, каждую травинку в лесу, чтобы вновь стать чистым, будто родившимся заново.

Но ничто в мире не смогло бы очистить его душу от того, что он сделал. Или того, что не сделал. Мучительным был вопрос, который он снова и снова задавал себе: «Что же теперь делать?»

Открыв глаза, он увидел зеленый свод листьев над головой – нечто вроде самодельного шалаша, защищавшего их от дождя. Должно быть, его соорудила Кэтлин. Он вдруг вспомнил, как ее рука подносила чашку к его губам и что-то горячее, отдающее терпкой горечью лилось ему в рот. И потом навалился сон – благословенный сон, избавивший его от злобных демонов, с дьявольским хохотом вонзавших раскаленные крючья в его измученное тело.

Откуда такая доброта к тому, кто пытался отнять у нее жизнь? Неужели эти глупые курицы в аббатстве не вбили ей в голову хоть каплю здравого смысла?

И вот теперь, очнувшись, он увидел Кэтлин, съежившуюся под самодельным навесом. По лицу ее было видно, что она все еще боится, но, проклятие, взгляд ее оставался все таким же доверчивым. Сердце его невольно сжалось: она, обреченная гневом Конна на смерть, – и ни семьи, ни друзей, чтобы защитить ее. Вернуться назад, в монастырь, значило бы навлечь несчастье на тех, кого она любит. Даже столь юная и неопытная девушка, как Кэтлин, должна была уже сообразить это.

Украдкой покосившись на него, Кэтлин вдруг обнаружила, что глаза Нилла широко раскрыты.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она и снова поднесла к его губам чашку с напитком.

– Скоро буду на ногах – на рассвете самое время убивать молоденьких девушек.

Кэтлин резко вздрогнула, потом заставила себя вновь сделать невозмутимое лицо.

– Выпей. Это поможет тебе как следует поспать, чтобы восстановить силы.

Подняв дрожащую руку, Нилл с трудом оттолкнул чашку.

– Что ты теперь намерена со мной сделать? Усыпить, чтобы я проспал лет этак сто?

– Конечно же, нет! Я… – возмутилась она и тут заметила угрюмую усмешку, кривившую уголки его рта. – Да и к чему это? Ничуть не сомневаюсь, что твой справедливый тан наверняка пошлет кого-то разыскивать тебя или охотиться за мной. – Ее напускная храбрость исчезла.

Голос Кэтлин прервался. Да, она была невинной, но, уж во всяком случае, глупой ее не назовешь. Она отлично понимала, какая опасность нависла над ее головой, понимала всю безнадежность своего положения. Ниллу вдруг мучительно захотелось хоть как-то успокоить ее, лаской или нежностью стереть следы, которые страх уже наложил на ее прелестное лицо. Ну нет, поклялся он. Будь он проклят, если подаст ей ложную надежду! Хватит на его совести грехов и без этого!

– Нилл, – помолчав немного, окликнула она, – почему этот твой тан так хочет моей смерти? Всю ночь я ломала над этим голову. Ничего не понимаю. Почему бы просто не оставить меня навсегда в аббатстве? Я была так счастлива там! Меня все любили. – Голос ее дрогнул, и зазвеневшие в нем слезы больно отозвались в его душе.

Проклятие! Как объяснить этой юной девушке, что за черная судьба выпала на ее долю? И все же он должен попытаться сделать это!

– Нилл, почему Конн приказал меня убить? Я никому не причинила зла.

– Но это еще случится.

Она изумленно уставилась на него, явно не веря собственным ушам.

– Но это же глупо! Как может слабая женщина причинить зло могущественному тану?

– Однако так и будет. Это предсказано самым мудрым друидом из тех, что когда-либо жили в священных лесах.

Кэтлин молча смотрела на него.

– Я слышал только обрывки этой истории. Никто при дворе тана не смел говорить об этом вслух, будто боясь, что предсказание исполнится. Конн захотел, чтобы друид предсказал будущее ребенку великого Финтана. Тот положил руку на живот твоей матери, и тогда… – Нилл замялся, подыскивая слова.

– И что же он сказал?

– Сказал, что ты навлечешь величайшие бедствия на Конна и на всех, кто живет в его владениях.

Кровь отхлынула от ее щек, они стали мертвенно-бледными.

– Святая Дева Мария! Не могу поверить! – Кэтлин прижала дрожащие пальцы к губам. – Да будь моя воля, я бы в жизни не причинила никому зла!

– Я верю в это. Но иногда воля судьбы завязывает нити наших судеб в такой узел, о котором мы и подумать бы не смогли. – Никто не знал этого лучше самого Нилла – с самого рождения ему пришлось сражаться с призраком собственного отца. – И я верю, что Конн был вынужден отдать приказ, обрекающий тебя на смерть, только ради того, чтобы помешать кровопролитию.

– Он решил пожертвовать одной жизнью, чтобы спасти тысячи других, – тихо сказала Кэтлин.

– Да.

Кэтлин вздрогнула.

– Но тогда почему же он не приказал умертвить меня сразу же, как я только появилась на свет?

– Точно я и сам не знаю. Может, сама мысль о том, чтобы убить ни в чем не повинного ребенка, была ему отвратительна? По натуре он не злой человек и склонен к милосердию. Он доказал это, усыновив меня, когда все вокруг умоляли его прикончить меня на месте.

– Мальчика?! Господи, откуда такая жестокость?!

– Со временем сыновья вырастают и у них уже достаточно сил, чтобы отомстить за своих отцов, Кэтлин. Нет, я это не к тому, что когда-нибудь решился бы. – Он осекся, и зоркий глаз Кэтлин успел заметить на его лице стыд и горечь, которые он безуспешно старался скрыть. – Есть только одна вещь, которую я знаю точно, – продолжал Нилл. – К тому времени как ты появилась на свет, и еще много лет спустя Конн нуждался в Финтане, чтобы вести в бой свои армии. А твои мать и отец – они обожали тебя. Ты была их единственным ребенком. И я верю, что Конн вынужден был сохранить тебе жизнь потому, что не осмелился бы взглянуть в лицо Финтану, если б тебя не стало. И он решил подарить тебе жизнь – счастливую, поскольку в аббатстве тебя любили. Никто в Гленфлуирсе тебя не видел, поэтому, когда он все-таки решил избавиться от тебя, некому было его остановить.

Сердце Нилла мучительно ныло – верховный тан был для него божеством. Но разве еще ребенком он не имел случая убедиться, что даже тот, кого любишь больше всех, тоже не безгрешен? Однако то, что сделал Конн, и близко не могло сравниться с тем ужасным преступлением, что когда-то совершил его отец! Это Нилл по крайней мере мог если не простить, то хотя бы понять.

– Конн объявил твоему отцу, что отправит тебя куда-нибудь подальше от Гленфлуирса, в такое место, где ты вырастешь в любви и заботе. Он торжественно поклялся Финтану и Гренне, что потом, когда ты вырастешь, прикажет привезти тебя в замок и возьмет под свою защиту. Финтан свято верил в слово, данное ему таном. Чтобы спасти тебе жизнь, родители позволили увезти тебя в монастырь. Думаю, браслет, который ты носишь на руке, – это знак любви, которую они оба питали к тебе.

Кэтлин бессознательно тронула золотой ободок, ставший для нее бесценным.

– А когда мой отец умер и уже больше не был нужен тану, Конн отдал приказ убить меня!

Намерения Конна, высказанные вот так, напрямик, выглядели настолько бесчеловечно, что Нилл невольно содрогнулся. Словно маска добродетели, прикрывавшая лицо его кумира, внезапно сползла, приоткрыв личину чудовища.

– Кэтлин, я знаю, это тяжело.

– Всю свою жизнь я задавала себе этот вопрос – почему? Теперь я знаю, что была проклята еще до своего рождения.

– Нет! Это было просто предсказание! Друид мог ошибиться.

– Сестры в монастыре тоже сказали бы так. Но что скажешь ты, Нилл? Во что веришь ты сам?

Он избегал встретиться с ней взглядом.

– Ты хотел убить меня, пока я спала. Я прочла это в твоих глазах. Тебе не хотелось, Нилл, но ты пошел на это.

Нилл уставился неподвижным взглядом на свои руки – руки, которые были бы запятнаны кровью Кэтлин, если бы не неожиданный поворот судьбы.

Кэтлин умолкла. Они долго молчали, сидя в тишине, которую ничто не нарушало, кроме слабого шелеста дождя.

– Странно, досточтимая матушка любила повторять, что меня ждет особенная судьба. Мне кажется, она думала, это будет нечто чудесное, романтическое – какой-то великолепный дар провидения. Не думаю, что она могла предположить, каким злым роком мне предначертано принести кровь и смерть тысячам невинных людей.

Даже такому суровому, привычному ко всему воину, каким был Нилл, было невыносимо видеть страдание на этом прекрасном, как цветок лилии, лице. Радость, счастье – вот для чего была она рождена.

– Кэтлин, силы, которые нами управляют, подобны волнам океана. Может быть, пророчество старого друида уже утратило силу.

– А если нет? Что, если его слова сбудутся? – Кэтлин закусила губу, и Нилл с тревогой заметил, как в глазах ее блеснули слезы. – Может быть, Конн был все-таки прав. И единственный способ избежать проклятия – убить меня!

– Кэтлин, эти люди для тебя ничего не значат! Ты ведь их даже никогда не видела!

– Да, но ведь кому-то они нужны! Кто-то ведь их любит, правда? Это чьи-то матери и отцы, дети, сестры и братья. Целые семьи, а у меня никогда не было семьи. И когда я умру, некому будет меня оплакивать.

– А аббатиса?! – «А я?!» – добавил он про себя, и мысль эта обожгла его будто огнем.

– Ну… я ведь уехала из аббатства, чтобы больше туда не возвращаться, верно? И аббатиса никогда не узнает, что со мной случилось. – Кэтлин обратила к Ниллу взгляд огромных глаз, и он прочел в нем не только страх, но и мужество и решимость. – Так что если… ты выполнишь свой долг…

От этих слов у него все сжалось внутри.

– Проклятие! – прорычал он. – Ты что, спятила?!

Слезы ручьем хлынули у нее из глаз.

– Но разве я имею право навлечь беду на тысячи ни в чем не повинных людей?!

Да что она, не в своем уме?! Подумать только – чуть ли не дает ему разрешение перерезать ей горло! За всю свою изломанную, искалеченную жизнь Нилл никогда еще не встречал человека, который бы так любил жизнь, как она, так умел радоваться ей!

– Ты не можешь предлагать мне такое! – придя в бешенство, заорал он. – Я этого не сделаю!

Кэтлин подняла на него глаза, полные страха, гнева и упрека.

– Тогда что же нам делать?

– Найти какой-то способ помешать этому, разрушить то, что предсказал старый друид.

Она рассмеялась смехом, в котором слышалось отчаяние.

– Как, Нилл? Может, ты волшебник?

В груди его волной поднималось раздражение.

– Нет, я не знаю, как нам это сделать. Знаю только, что это единственный способ. – Выругавшись сквозь зубы, он замолчал.

– И куда же мы пойдем, пока ты будешь ждать и надеяться, что чудо произойдет? Что нам делать, Нилл? Твой повелитель пожелал, чтобы я умерла. Как только он заподозрит неладное, пошлет кого-нибудь в погоню за мной.

Кэтлин была права. Нилл почти наяву видел суровые лица воинов, съехавшихся, чтобы выполнить приказ верховного тана. И все же больно деликатным было это дело, подумал он. Один неверный шаг… Так что вряд ли он будет торопиться, решил Нилл. А это, возможно, даст им время, в котором они так отчаянно нуждались.

– Отыщем место, где ты спрячешься, пока я придумаю, что можно сделать, – предложил Нилл.

– Интересно где? Не могу же я снова вернуться в монастырь! Это ведь его владения, верно? Значит, любой, кто поможет мне, рискует собственной жизнью. Даже если и найдется кто-нибудь достаточно благородный и мужественный, чтобы предложить мне убежище, могу ли я пойти на это? Это значило бы навлечь несчастье на голову своего спасителя. А когда Конн проведает, что произошло, тебя станут травить так же, как и меня.

Нилл всю жизнь привык к тому, что за спиной его стоит целая армия. Но на этот раз все будет по-другому – он останется один. Теперь только его меч будет отделять Кэтлин от верной гибели.

Нилл молчал, ненавидя в эту минуту и закипавший в нем гнев, и то чувство бессилия, которое охватывало его, пока он пытался придумать, где могла бы спрятаться Кэтлин. И вдруг ответ, который он так долго искал, вспыхнул у него в мозгу, отдавшись в сердце мучительной болью. «Нет! Только не это! – подумал он. – Я не могу вернуться туда!»

Но иначе Кэтлин умрет. Это ненадолго, уговаривал себя Нилл. Всего только на несколько часов, пока он запасется едой, чтобы они могли пересечь Ирландию. А потом он отыщет другое безопасное место.

– Есть в Ирландии одно место, где Конну никогда не придет в голову меня искать. Это замок Дэйр.

– Но ведь он кому-то принадлежит. Не могу же я навлечь на этих людей опасность!

Нилл поднял на нее глаза.

– Замок принадлежал раньше моему отцу. А теперь, стало быть, мне.

От взгляда проницательных синих глаз ему вдруг стало неуютно, будто Кэтлин заглянула в его душу.

– Нилл, – тихо сказала она, – уж наверняка Конн в первую очередь станет искать тебя именно там.

– Я поклялся собственной кровью, что никогда не вернусь туда.

Она робко коснулась его руки.

– Но ведь, позволив мне остаться в живых, ты уже нарушил одну клятву. И Конн скоро узнает об этом.

– Да. Только, кроме этого, он хорошо знает и другое – что ждет меня в замке Дэйр.

– Воспоминания?

Глаза его будто заволокло туманом. В памяти всплыли серые камни стен, внутренний дворик, заполненный вооруженными воинами верхом на лошадях. Связанный отец, переброшенный через седло боевого коня. И крики матери и сестры.

Ярость снова поднялась в нем волной, ярость перепуганного мальчишки, вдруг увидевшего, как весь его мир на глазах разлетелся вдребезги. Как объяснить это Кэтлин? Это значило бы впустить чужого в самые тайные уголки его измученной души!

Может быть, ангелы Христа, в которого она верит, учтут это там, на небесах, подумал Нилл, вглядываясь в завесу дождя, – ведь это они обрекли его вернуться в его собственный ад, чтобы укрыть там Кэтлин.