— Поставили пробирку не на свое место? — изумленно спросил Слэйд Катлер. — Да как можно было такое поставить не на свое место? Это же, доктор, не связка ключей от автомашины!

— Поверьте, мы страшно огорчены случившимся, — смущенно ответил Джеймс Эллисон. Откинувшись на спинку большого кожаного кресла, Катлер положил ноги на выдвинутый ящик массивного стола красного дерева. За его спиной вдали, в легкой дымке раннего утра, расстилалась панорама Оклахома-Сити. Глядя на доктора, Катлер пытался оценить возможные последствия случившегося. В конце концов ошибки такого рода происходят не каждый день.

— Знаете, доктор, мне почему-то кажется, что вы не все сказали.

— К сожалению, вы правы. Это еще не все, — смущенно опустил глаза Эллисон.

Выпрямившись, Катлер откашлялся, потом, наклонившись вперед и положив локти на стол, спросил:

— Уж не собираетесь ли вы сообщить мне, доктор Эллисон, что у меня где-то растет ребенок?

— Не совсем так.

— Что значит «не совсем»? — с сарказмом в голосе поинтересовался Катлер. — Мне не нравится такая неопределенность. Объясните, пожалуйста, поточнее.

Доктор, стройный мужчина лет шестидесяти с коротко стриженной седой головой, старался сохранять спокойствие, но ему явно было не по себе.

— Как я уже сказал, во время инвентаризации мы обнаружили, что один из образцов вашей спермы отсутствует. Алюминиевая трубка с опознавательным номером находится там, где положено, но одной из хранившихся в ней пробирок нет. Мы обыскали всю лабораторию, проверили каждую донорскую трубку, но так и не смогли найти пропавший образец.

Хуже всего то, что мы нашли пробирки со спермой трех других мужчин, которая, судя по регистрационной книге, уже использована, так как их жены числятся у нас забеременевшими.

— Из чего совершенно очевидно следует, что моей спермой оплодотворили этих женщин, — взявшись за голову, расстроенно сказал Слэйд, — и родившиеся у них дети могут оказаться моими детьми. Вы это хотите сказать?

— Нет, этого пока еще нельзя утверждать, — отрицательно покачал головой доктор. — Мы опросили всех специалистов, которые имели какое-либо отношение к данному инциденту, изучили все истории болезни, восстановили полностью во всех деталях картину лечения. Единственное, о чем сейчас можно говорить с абсолютной уверенностью, это то, что ваш образец отсутствует, а три других, которые, как мы полагали, были использованы, находятся на месте. Сравнивая даты искусственного оплодотворения с датами использования образцов спермы, мы предполагаем, что, возможно, — я подчеркиваю — возможно, именно ваш образец использовался для оплодотворения одной из этих женщин.

— Только одной, — с сомнением покачал головой Слэйд. — А если я оказался отцом всех троих родившихся таким способом детей?

— Этого не могло случиться, поскольку отсутствует лишь одна ваша пробирка, а сперма из каждой может использоваться только раз. Как вы знаете, жена вашего брата отказалась от лечения еще до того, как произошел этот случай. По правилам мы обязаны были запросить вас о том, что нам делать с вашим образцом. К сожалению, этого не сделали. В данный момент мы не в состоянии объяснить, почему три пробирки со спермой трех других доноров оказались лишними. Очевидно одно — произошло грубое нарушение правил медицинской регистрации и контроля.

— Очевидно.

— Я страшно огорчен, мистер Катлер.

— Думаю, вашему огорчению далеко до моего, — заметил Слэйд, нервно барабаня по столу пальцами. Он все больше сознавал нелепость ситуации, в которой оказался. — Хотелось бы знать, что вы намерены теперь предпринять. Вполне возможно, что где-то растет ребенок, отцом которого я стал по вашей милости. Я требую выяснить, так это или нет.

— Вполне понимаю ваши чувства, мистер Катлер. В данный момент мы не в состоянии дать вам определенный ответ. Даже если одной из женщин была действительно введена ваша сперма, совершенно необязательно, что она забеременела в результате именно этой операции. Выяснить это можно только одним способом — протестировать новорожденных на их генетическое соответствие или несоответствие родителям.

— Полагаю, именно это вы и собираетесь сделать?

— Нам бы очень этого хотелось, но необходимо согласие всех заинтересованных сторон.

— Ну и что же, родители согласны? — мрачно спросил Слэйд.

— Мы направили им официальные письма с изложением ситуации. Я собираюсь встретиться с каждым, чтобы в личной беседе объяснить все детали точно так же, как объяснил их вам. Это минимум того, что я обязан сделать в данных обстоятельствах. Вы, конечно, понимаете, какую тревогу испытают эти женщины, когда узнают о том, что с ними, возможно, произошло.

Встав с кресла, Катлер медленно прошел к окну, разминая крепкие мышцы и распрямляя широкие плечи теннисиста. На нем была безрукавка и небрежно завязанный шелковый итальянский галстук. Молча он вглядывался в раскрывавшуюся перед ним панораму города, освещенную лучами утреннего солнца.

Катлер был высок, широкоплеч и чрезвычайно привлекателен внешне. Говорили, что самые недоступные женщины не могли устоять под взглядом его голубых глаз. Он вел вольную жизнь плейбоя и беспечного холостяка, оставляя за собой длинный шлейф разбитых сердец. Но последние годы Слэйд стал остепеняться, все больше и больше сосредоточиваясь на решении проблем, связанных с бизнесом. Достигнув тридцати шести лет, он стал искать новый смысл жизни, правда не очень отдавая себе отчет в том, что именно ищет.

Катлеру ясно было одно: женитьба вряд ли даст ответ на те вопросы, которые он ставил перед собой. Часто женщины попадали под его обаяние, но он всегда помнил о том, какими неудачными оказались браки многих его друзей, не говоря уже о его собственных родителях. В нем жило недоверие к семейной жизни, убеждение в том, что брак — это не для него.

Совсем другое дело дети. Слэйд любил малышей, хотя они и рождали в нем неприятные воспоминания о собственном тяжелом детстве. Его брат Гордон и он сам были еще совсем маленькими, когда отец их оставил, предпочитая личную свободу семейным обязанностям. Мать сделала все, чтобы их вырастить, но поставить без мужа на ноги двух сыновей оказалось нелегким делом.

Катлер поклялся себе, что сделает все возможное и невозможное для своего будущего ребенка. Он считал, что детям нужны оба родителя — и мать, и отец. Поэтому ему было нелегко решиться стать донором, предоставив свою сперму для искусственного оплодотворения невестки. Но Джеки и Гордон хотели иметь ребенка как можно более родного генетически, и Слэйд неохотно согласился. И надо же, что из этого получилось.

Он повернулся к тихо сидевшему в кресле доктору.

— Знаете, доктор Эллисон, наверное, эти женщины будут огорчены, но я тоже не в восторге от этой новости. Конечно, многим мужчинам безразлично, что станет с родившимися от них детьми, главное, чтобы это не влекло за собой никаких финансовых обязательств. Должен вам сказать, что не принадлежу к их числу. Для меня отцовство — не пустой звук.

— Не сомневаюсь в вашем благородстве.

— Дело не в благородстве, — перебил Слэйд. — И, конечно, не в деньгах. Уверен, что вы обсудили с юристами и эту проблему. Не дай Бог, если закон дает пострадавшей стороне какие-то права на компенсацию понесенного ущерба. Ведь вам тогда век не расплатиться.

— Мы отдаем себе в этом отчет, — поежился доктор.

— Ладно, не хочу загонять вас в угол. Меня не прельщает перспектива раздеть донага ваших коллег за халатность. В то же время не собираюсь делать вид, будто ничего не произошло. Честно говоря, мысль о том, что, возможно, где-то растет мой ребенок, который не знает отца, приводит меня в бешенство.

— Я вас понимаю.

— Тогда, пожалуйста, поймите и другое. Я хочу знать совершенно определенно: существует такой ребенок или нет.

— Полагаю, есть основания надеяться, что все заинтересованные стороны окажут нам полное содействие в выяснении истинного положения дел.

— Я тоже на это надеюсь. — Катлер вернулся к столу и, опершись на него руками, внимательно посмотрел на доктора. — Впрочем, нет. Одной надежды мне недостаточно. Какой бы ни оказалась реакция заинтересованных сторон, я должен знать правду. Всю правду. — Доктор кивнул в знак согласия. — Я просил бы вас информировать меня о том, как будут развиваться события.

— Обязательно.

— Кстати, кто эти люди? — задумчиво спросил Катлер, опустившись в кресло. — Я имею в виду родителей.

— Главные действующие лица этой истории — три семейные пары. Две живут здесь, в Оклахоме, одна в Канзасе. Муж одной из женщин скончался, так что нам предстоит вести переговоры с ней одной. Разумеется, мы не имеем права раскрывать имена.

— Я понимаю необходимость сохранения тайны в таких вопросах, но это не должно стать помехой для выяснения истины. Напоминаю, что я должен знать все и не допущу игры в кошки-мышки. Об этом позаботится мой адвокат.

— Уверен, мы легко решим все наши проблемы, — быстро отреагировал доктор.

— Дай-то Бог. — Слэйд задумчиво потер подбородок и, вздохнув, спросил: — Кстати, кто эти дети? Мальчики или девочки?

— Два мальчика и девочка. Ребенок овдовевшей женщины — девочка. Всем троим около года.

— Вот так история! — покачал головой Катлер. — Раз или два женщины пытались уверить меня в том, что ждут от меня ребенка, надеясь, что я на них женюсь. Но мне и в голову не приходило, что со мной может случиться такое!

— Поверьте, нам меньше всего хочется иметь неприятности такого рода. Мы принимаем все меры предосторожности от случайных ошибок.

— Где-то вы явно не дорабатываете. Будем надеяться, что тревога окажется ложной.

— Если нам повезет, то в течение нескольких недель все прояснится.

— Надеюсь, так оно и будет.

— Как только я вернусь обратно в Тулсу, немедленно свяжусь по телефону со всеми тремя пациентами, — взглянув на часы, заявил Эллисон. — Завтра я смогу проинформировать вас о результатах моих переговоров.

— Если вам нужен телефон, можете воспользоваться моим. В этом случае мне не надо будет ждать до завтрашнего дня.

— Как вам угодно, мистер Катлер. Разумеется, я во всем готов идти вам навстречу.

— Благодарю, — кивнул Слэйд.

С утра в воздухе ощущалось приближение грозы, может, даже урагана. На горизонте собирались темные тучи, зигзаги молний озаряли равнины Оклахомы. Закрыв окна спальни, Андреа Перин села на кровать и задумчиво посмотрела на небо. Она не любила эту зловещую предгрозовую духоту. Ожидание грома и молний действовало ей на нервы.

Ребенок тоже вел себя беспокойно, капризничая в своей кроватке. Андреа подошла и взяла девочку на руки. Либи обрадовалась, что наконец-то на нее обратили внимание. К тому же она была голодна. Искупав и переодев дочь, Андреа пошла с ней на кухню и включила радио, чтобы послушать сводку погоды.

Передавали, что хотя возможна гроза, никакой опасности нет. По крайней мере пока нет. «Тем не менее рекомендуем следить за нашими сообщениями», — предупредил диктор. Жители Оклахомы привыкли к таким предупреждениям. Андреа выросла в Солт-Ривер и прекрасно знала, что весной и летом погода меняется очень быстро и порой ураган налетает внезапно.

В обычные дни Либи была нормальным, жизнерадостным и счастливым ребенком. Но в это утро она вела себя несносно, без конца швыряя на пол предложенный ей ломтик хлеба. В конце концов Андреа сдалась, и хлеб отправился в мусорное ведро. Либи восприняла это как наказание и бурно, со слезами, запротестовала. Но Андреа решила проявить твердость. Вытерев салфеткой с лица дочки остатки бананового пюре, она спокойно сказала:

— Извини, солнышко, ты сама виновата. Мама давала тебе вкусный хлебец, а ты все время бросала его на пол.

Либи скоро должен был исполниться год. Редкие волосики на головке пока лишь слабо напоминали черную как уголь шевелюру ее отца. Зато очаровательное личико со светлыми, как у Майкла, глазами походило на рекламную картинку из тех, которые украшают продукты детского питания. Мать Майкла, Грэйс, умоляла Андреа послать фотографию Либи в студию моделей Оклахома-Сити.

Андреа зачесала назад светлые, медового цвета волосы и, откинувшись в кресле, стала наблюдать за ребенком. Либи явно не понравилась мамина строгость. С расстроенной мордашкой она стучала ладошкой по столу высокого детского стульчика, всем своим видом демонстрируя недовольство.

— Элизабет, кажется, нам с тобой предстоит сегодня очень тяжелый день.

Скорчив недовольную рожицу, Либи захныкала и протянула пухлые ручки к матери.

— Ну нет, малышка! Я знаю эти твои уловки.

Окончательно расстроенная, девочка заплакала.

Смягчившись, Андреа сняла с дочери пластиковый нагрудник и взяла ее на руки.

— Знать-то знаю, но каждый раз на них попадаюсь, — сказала она, обнимая дочку и целуя в мягкую щечку.

Как это всегда теперь бывало в такие минуты, Андреа вспомнила о Майкле. В первые месяцы от таких воспоминаний у нее каждый раз застревал комок в горле и наворачивались слезы. Теперь это щемящее чувство сиротства притупилось. Ей просто становилось грустно, появлялись мрачные мысли. Иногда ощущение одиночества настигало совершенно неожиданно, а в некоторых случаях его появление можно было предвидеть, как, например, в этот раз. Неразделенное чувство вызывало тоску…

Раздался стук в дверь. Андреа взглянула на часы, недоумевая, кто бы это мог быть в половине девятого утра. С Либи на руках она направилась в гостиную, успокаивая на ходу капризничающего ребенка.

Сквозь сетку наружной двери она увидела мужчину. По форменной фуражке можно было предположить, что это полицейский. Андреа подошла поближе и, узнав в неожиданном госте почтового служащего Харви Эймса, открыла дверь.

— Доброе утро, миссис Перин, — приветствовал ее почтальон, придерживая плечом дверь. — Пришел пораньше, чтобы застать вас. Вам заказное письмо, — сообщил он с широкой ухмылкой.

— Заказное?

— Так точно, мадам. — Он протянул конверт.

Письмо пришло из лаборатории низких температур при акушерской клинике в Тулсе, куда она и Майкл обращались в связи с операцией по искусственному оплодотворению. Что им могло от меня понадобиться? — подумала Андреа.

— Распишитесь, пожалуйста.

Андреа рассеянно поставила подпись на квитанции. Ласково ущипнув за подбородок куксившуюся Либи, почтальон спросил:

— Как поживает наша малышка?

— Мы сегодня не в форме, — ответила за ребенка Андреа.

— Знаете, у меня шесть ребятишек. Такие все славные, хотя временами нам с женой от них достается. Ну, мне пора.

— Благодарю вас, мистер Эймс.

Закрыв за собой дверь, почтальон спустился по ступенькам крыльца. Андреа заперла входную дверь и направилась к дивану, изучая на ходу конверт. Заказные письма почему-то всегда вызывали у нее беспокойство. Как правило, в них содержалось что-нибудь особенно важное и обычно малоприятное.

Придерживая хнычущую Либи, Андреа разорвала конверт и достала лист бумаги с напечатанным текстом, который гласил:

«Уважаемая миссис Перин!

Во время проведенной недавно инвентаризации и аудиторской проверки были обнаружены некоторые отклонения от принятых у нас правил. В данный момент мы не в состоянии точно определить характер и возможные последствия допущенных нами ошибок. Поэтому убедительно просим Вас оказать нам содействие в выяснении того, не могли ли найденные отклонения иметь какие-либо последствия для Вас лично или Вашего ребенка в связи с операцией искусственного оплодотворения, выполненной в нашей клинике.

Буду звонить, чтобы договориться о скорой встрече в удобное для Вас время. Мне необходимо лично объяснить Вам сложившуюся ситуацию и наметить вместе с Вами меры, необходимые для разрешения проблем, возникших в результате допущенных нами погрешностей.

Готов ответить на любые вопросы, которые могут возникнуть у Вас накануне такой встречи.

Искренне Ваш,

Джеймс А. Эллисон, доктор медицины».

Андреа в недоумении смотрела на письмо. Потом еще раз прочла его. Ошибки! Какие могут быть ошибки? Все замечательно! Что все это означает?

Раздался мощный удар грома, и Андреа вскочила. Испугалась и Либи. Мать пыталась успокоить плачущую дочь, но та была безутешна. Прежде чем окончательно отложить письмо, Андреа пробежала его в третий раз. Наконец она решительно встала и положила Либи в манеж, который та всегда недолюбливала.

— Успокойся, радость моя. Маме надо почистить зубы.

Было почти без двадцати девять. Пора на работу, хотя ничего не случится, если она опоздает на десять — пятнадцать минут. Грэйс Перин не требовала от невестки особой пунктуальности. Она была рада тому, что Андреа вовремя представляла выполненные ею рисунки для вышивки, служившие для нее самой вещественным доказательством материальной независимости.

Где-то вдалеке снова раздались раскаты грома. Что же это могло означать, размышляла Андреа, энергично водя щеткой по и без того ослепительно белым зубам. В письме говорится, что врачи хотят выяснить, не могла ли повлиять допущенная ими ошибка на ребенка. Что они имеют в виду? Неужели случилось что-то серьезное? А может, это обыкновенные бюрократические штучки? Посмотрев в зеркало, Андреа увидела в глазах тревогу. На нее смотрела не прежняя беспечная королева красоты университета Солт-Ривер, какой она когда-то вернулась в родной город. Впрочем, несчастной вдовой она тоже не выглядела. И все же надо признать, пять лет назад она была другой.

Лишь совсем недавно Андреа начала приходить в себя после потрясения, вызванного гибелью Майкла, и ей совершенно не хотелось испытать новую трагедию. Нет, она не будет пассивно ждать, когда судьба нанесет еще один удар. Если ей предстоит что-то серьезное, она должна знать, что именно.

Андреа прошла в переднюю к телефону. К счастью, Либи наконец-то занялась игрушками. Сидя в манеже, она изо всех сил лупила резиновой куклой по матрасику. Андреа было хорошо знакомо такое состояние. Сейчас ей самой хотелось взять и грохнуть чем-нибудь об пол.

С письмом доктора Эллисона в руке Андреа набрала обозначенный на бланке номер. Ее сразу соединили с секретаршей, сообщившей, что доктор уехал в Оклахома-Сити и вернется в конце дня. Она передаст ему о звонке.

Объяснить, что произошло, секретарша не могла, и Андреа повесила трубку. Настроение у нее окончательно упало. Сунув письмо в сумочку, она взяла рюкзачок, в котором всегда возила из дома в магазин и обратно все необходимое для Либи, подхватила ребенка, заперла входную дверь и на машине марки «мерседес», на которой когда-то ездил Майкл, направилась в центр. Эта машина, пятьдесят тысяч долларов, полученных по страховке, немного мебели и предметы длительного пользования — вот и все, с чем она осталась после двух лет замужества. Но дороже всех материальных ценностей была память о счастливой семейной жизни и, конечно, Либи.

Воспоминания о Майкле всегда успокаивали Андреа. Прожитые вместе годы были лучшими в ее жизни, и теперь, когда первая, самая острая боль утраты несколько притупилась, память о них придавала ей силы.

Время одиночества вовсе не казалось Андреа потерянным для жизни. Чего ей совершенно не нужно, так это новых проблем, связанных с клиникой. Ничего хорошего от этой ситуации ждать не приходится, говорила себе Андреа. Иначе доктор был бы с ней откровеннее. Так в чем же дело? Не хочет же Эллисон сказать, что они там перепутали образцы спермы Майкла с какими-то другими. Тогда что же?

Ветер усилился, и дождь мог хлынуть в любую минуту. Двадцатипятитысячный Солт-Ривер имел собственный университет, а жители исправно занимались сельским хозяйством и работали в нефтяной промышленности. Все эти годы, кроме двух, прожитых с Майклом в Тулсе, Солт-Ривер был для нее родным. Дом Андреа располагался на окраине городка, в пяти минутах езды от торгового центра. Его нашел для нее свекор, Эд Перин, когда после смерти Майкла она вернулась в родной город. Дом был маленьким, но вполне достаточным для двоих. Главное его достоинство заключалось в том, что арендная плата составляла всего двести долларов в месяц. Правда, Андреа подозревала, что Эд и Грэйс втайне от нее доплачивают хозяину.

Родители Майкла всячески опекали свою невестку. Благодаря им она никогда не чувствовала себя одинокой и брошенной на произвол судьбы. Андреа была очень благодарна свекрови и свекру за их теплоту и заботу. Она понимала, что их отношение к ней в какой-то степени продиктовано желанием быть как можно ближе к единственной внучке, но это ничуть не умаляло их достоинств. Иногда Андреа даже чувствовала себя неловко из-за того, что, как ей казалось, она злоупотребляла их щедростью. Эд и Грэйс были для Андреа как родные, и она искренне любила их, причем не только за доброту, но и за то, что они оставались единственным, кроме Либи, звеном, связывавшим ее с покойным мужем.

Чтобы машина не нагревалась на солнце, Андреа припарковала ее на боковой улочке под тенистым вязом. Взяв на руки Либи, она завернула за угол и направилась к магазину. Когда они приближались к дверям, где-то совсем рядом, прямо за домами на другой стороне улицы, сверкнула молния и грянул оглушительный гром. Либи как воробышек съежилась от страха.

Грэйс Перин, наблюдавшая за ними из окна, открыла дверь и взяла девочку из рук матери.

— Доброе утро, дорогая! — ласково сказала она, прижимая к себе внучку. Андреа не поняла, кому адресовано приветствие, ей или ее дочери, но решив, что скорее всего Грэйс поздоровалась с ними обеими, ответила:

— Доброе утро. Кажется, вот-вот хлынет ливень, — продолжала она, направляясь в находившуюся за магазином студию.

— Я давно уже стою у окна и наблюдаю за погодой, — заметила Грэйс, стараясь успокоить внучку. — Боюсь, это будет не просто гроза. — Свекровь Андреа была средних лет женщина, которую ничуть не портили ни полнота, ни слишком круглое лицо. Вьющиеся, коротко остриженные волосы и голубые глаза напоминали Майкла.

— Чувствуешь, как пахнет? — продолжала Грэйс. — Точно так же, как восемь или десять лет назад, когда над пастбищами штата пронесся торнадо.

— Мне тоже так показалось, — ответила Андреа, глядя, как Либи дергает бабушкины кудряшки.

Она думала, говорить или не говорить Перинам о письме, но решила не делать этого, пока сама все для себя не выяснит. Зачем зря расстраивать Грэйс, она и так за них обеих постоянно волнуется. В эту минуту ей хотелось поскорее увидеть доктора Эллисона. Ожидание становилось просто мукой.

— Ты сегодня чудная, детка, — сказала Грэйс, лаская Либи. — А ты — счастливая мать, Андреа, у твоего ребенка такой чудесный характер. У маленького Майкла был точно такой же.

— Наверное, иногда и он бывал не в настроении!

— Не без этого. Жизнь — не одни розы.

Андреа кивнула в знак согласия.

Зазвонил телефон, и Грэйс, посадив внучку на колени, взяла трубку. Сказав несколько слов невидимому собеседнику, она протянула трубку Андреа:

— Это тебя. Доктор Эллисон.

— А! Пойду поговорю из студии. — Андреа вышла из магазина, старательно закрыв за собой дверь. Взяв трубку, она услышала, как Грэйс положила свою.

— Миссис Перин! Как я понял, вы получили мое письмо?

— Да, сегодня утром и очень волнуюсь. Хотелось, чтобы вы, доктор, выражались откровеннее. О какой ошибке вы пишете?

— Миссис Перин, прошу простить меня за причиняемые неудобства. Вы правы, письмо получилось каким-то холодным и безличным. Все дело в том, что его составляли адвокаты. Лично я подошел бы к этому совершенно иначе.

— Подошли бы иначе к чему? Что случилось?

— Вам это покажется невероятным, — немного помолчав, ответил доктор, — но мы не досчитались одного образца донорской спермы. Есть основания полагать, что в результате проявленной небрежности его перепутали со спермой другого донора.

Андреа похолодела от охватившего ее ужаса.

— Последние недели мы только этим и занимались, — продолжал Эллисон. — Всех поставили на ноги, чтобы определить, чьи интересы это могло бы затронуть. Нам удалось сузить диапазон поисков до трех возможных доноров.

— И Майкл один из них?

— Боюсь, что да, миссис Перин.

Стараясь побороть охватившую ее панику, Андреа закрыла глаза. Именно этого она больше всего боялась. Когда она снова их открыла, то увидела, как дрожат руки.

— Вы понимаете, что говорите?

— Я хочу сказать, что теоретически возможно, я подчеркиваю, только возможно, что Майкл не является отцом вашей дочери…

— Нет, это исключено. Ребенок — вылитый Майкл.

— Наверное, так оно и есть, но мы не имеем права скрывать от вас, что существует вероятность того, что Элизабет не его дочь.

— Хорошо, вы сообщили мне эту новость. Что дальше? — проговорила Андреа, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее.

— Боюсь, это еще не все. Донор знает о том, что именно он может оказаться отцом вашего ребенка, и это его весьма и весьма расстраивает.

— В данных обстоятельствах вы вряд ли можете упрекать его за это.

— Согласен, — понизив голос, сказал доктор. — Всем нам эта история не по душе. Все перепуталось, но мы делаем возможное и невозможное, чтобы исправить допущенную ошибку.

— Честно говоря, не вижу, что вообще можно теперь исправить. Уж раз ваш донор дал жизнь ребенку, вы же не можете вернуть все назад.

— Но мы можем по крайней мере выяснить, какой из родившихся младенцев его ребенок. Именно этого он требует. Откровенно говоря, миссис Перин, он оказывает на нас сильное давление, настаивая, чтобы мы дали ему на этот счет полную информацию.

— А кто он? — помолчав, спросила Андреа.

Доктор откашлялся.

— Его зовут Слэйд Катлер. Он владелец доброй половины всех запасов минерального сырья штата, а также компании «Катлер и Бэнийс Ойл». Его фирмы по всей Оклахоме, а некоторые — даже в Техасе.

— Тот самый Катлер?

— Тот самый.

Андреа приходилось слышать о таких людях, как Катлер. Майкл продавал компьютеры нефтяным компаниям всего юго-запада Оклахомы. Вернувшись домой, он рассказывал ей, как в роскошных офисах курил с нефтяными магнатами дорогие сигары, обсуждая условия сделки. Когда же договориться не удавалось, его бесцеремонно выпроваживали через черный ход. Андреа была наслышана о нравах этой среды и о том, как они обращаются с людьми.

— Мистер Катлер всегда добивается того, чего хочет, — продолжал доктор, как бы подтверждая рассказы Майкла.

— Я вам сочувствую, мистер Эллисон, но так как Либи вся в отца, эта история не имеет к нам никакого отношения.

— К сожалению, не могу с вами согласиться, миссис Перин. Если мы хотим, чтобы все завершилось благополучно, необходимо, чтобы каждый, кого это может касаться, сотрудничал с лабораторией. Клинике уже предъявлены определенные требования, и мы обязаны любой ценой их выполнить…

Прозвучавшая в голосе доктора твердость насторожила Андреа. Она почувствовала, что за этим что-то должно последовать. Что-то очень важное. Сердце снова забилось чаще.

— И что это может значить лично для меня?

— На данный момент единственное, чего мы хотим, — это иметь возможность сравнить образцы клеток донора и тех трех детей, о которых я вам говорил.

— Не вижу необходимости проделывать эту процедуру с Либи, — твердо сказала Андреа.

— Вполне возможно, что ни один из троих детей не является ребенком мистера Катлера, — продолжал Эллисон, не обращая внимания на реакцию Андреа. — Однако единственным способом проверить это является так называемый тест на генетический отпечаток пальцев. Для малышей эта процедура совершенно безопасна, а все расходы, включая проезд, компенсацию за вынужденный прогул и так далее, оплатит клиника.

Теперь, когда первый страх стал проходить, Андреа почувствовала, как ее охватывает гнев. Кажется, она достаточно ясно объяснила свое отношение ко всей этой истории. Кем бы ни был Слэйд Катлер и какое бы давление он ни оказывал на клинику, она никому не позволит вмешиваться в ее жизнь, и чем скорее они это поймут, тем лучше. В то же время Андреа испытывала определенную симпатию к доктору Эллисону — ведь это благодаря ему родилась Либи. Поэтому она постаралась взять себя в руки и ровным голосом сказала:

— Понимаю, что вы попали в трудное положение. Но я приняла решение, и ничто не заставит меня подвергнуть моего ребенка идиотским тестам только потому, что ваши сотрудники сделали какие-то бухгалтерские ошибки. Либи — дочь Майкла. Если бы вы ее увидели, вам все сразу стало бы ясно. Вы выполнили свой долг, поставив меня в известность. На этом давайте закончим.

Повесив трубку, Андреа разрыдалась. Несмотря на только что проявленную твердость, ее нервы сдали. Но уже через минуту она взяла себя в руки и, пройдя в ванную комнату студии, стала подкрашивать глаза, надеясь, что Грэйс не заметит ее состояния.

Несколько минут спустя Андреа с деланно веселым лицом уже входила в магазин. Стоя с ребенком у окна, Грэйс наблюдала за удалявшейся на юг грозой.

— Вы еще подержите Либи или мне положить ее в манеж? — спросила Андреа.

— Подержу, ей пока это нравится, — ответила свекровь, посмотрев на невестку. — Все в порядке?

— Конечно.

— Это тот самый доктор Эллисон, который работает в клинике Тулсы? — спросила Грэйс, внимательно глядя на Андреа.

Андреа поняла, что будет хуже, если она начнет все отрицать.

— Да, это обычный контрольный звонок. Простая формальность.

— Понятно.

Кажется, Грэйс поверила, и Андреа почувствовала облегчение. Прижавшись к такому родному и любимому детскому личику, она ощутила прилив материнских чувств и с трудом сдержалась, чтобы не накрыть собой ребенка, защищая его от любых возможных угроз.

Вздохнув, Андреа взяла кофейник, который Грэйс всегда держала горячим для клиентов, налила себе кофе и прошла обратно в студию. Стоявший там телефон, казалось, таил в себе угрозу. Впрочем, нет, угроза исходила не от телефона и не от доктора Эллисона. Слэйда Катлера, вот кого она должна бояться! Такие дельцы, как он, не знают преград желаниям. Хорошо, если он решит проблемы где-нибудь в другом месте и оставит ее в покое.

Достав из ящика папку с рисунками, Андреа положила их на рабочий стол. Аккуратно убрав все ненужное, она методично стала доставать то, что ей было необходимо для работы над новым эскизом. Сейчас самое правильное — уйти с головой в работу, решила она.

Перед тем как начать, Андреа оглядела такую знакомую ей студию. Еще старшеклассницей она начала подрабатывать в магазине вышитых изделий миссис Грэйс. Потом вышла замуж за ее сына, и магазин окончательно стал ее вторым домом. Сколько с ним связано воспоминаний!

Впервые она встретилась с Майклом, когда он, студент университета штата Оклахома, приехал домой на каникулы. Произошла эта встреча в той самой задней комнате, где она теперь расписывает заготовки для вышивки. А идею заняться этим подал именно Майкл. Все самое важное и стоящее в ее жизни так или иначе связано с магазином.

Вздохнув, Андреа начала готовить сделанную из плексигласа чертежную доску. Едва она успела расставить на рабочем столе краски, как грянул гром, да такой сильный, что задребезжали окна. Услышав крик Либи, Андреа поняла, что не сможет больше работать спокойно, и направилась в магазин. Забрав у Грэйс девочку, она стала ходить с ней взад-вперед, поглаживая ее спинку.

— Не волнуйся, дорогая! С ней все в порядке. Думаю, она так расстроилась из-за грозы, — успокаивала ее свекровь.

— Знаю, — ответила Андреа. — Я сама нервничаю из-за того же.