Прежде чем сапоги на ногах Дьюранда успели просохнуть, отряд успел проехать три лиги. Он мчался вдоль границ Гесперанда, держа путь в Тернгир. Вместо того чтобы остаться на пир, Красный Рыцарь приказал озадаченным воинам сворачивать лагерь и отправляться в дорогу.
Все это время кавалькада двигалась в молчании, что вполне устраивало Дьюранда. Дорвен осталась позади — в Хайэйшес.
Неожиданно мимо отряда по узкой лесной тропинке пронеслась группа рыцарей. Некоторые лица были знакомыми — Дьюранд узнал здоровяка Оуэна, Бейдена и одноглазого Берхарда. Рыцари окружили Ламорика, ехавшего во главе кортежа. Наконец молодой лорд обратил на них внимание.
— За дело! — прорычал Бейден. Руки рыцарей подхватили Ламорика, извлекая его из седла.
— И этого тоже! — рявкнул чей-то голос под ухом Дьюранда, и он почувствовал, как его стаскивают с лошади.
Рыцари громко пыхтели, раздвигая плечами ветви кустов и деревьев. Куда же они его тащили? Дьюранд услышал журчание реки.
Впереди первая группа, добравшись до берега, кричала:
— Раз! Два!…
— Стойте! — крикнул кто-то. — На нем эта чертова кольчуга!
— Долой ее!
Ламорик после боя так и не успел снять доспехи, тогда как Дьюранд сумел выкроить время и переодеться. На берегу то и дело раздавались взрывы смеха и улюлюканье.
— Погодите! Этот уже готовенький! — завопил один из бородачей, тащивший Дьюранда.
Несчастный почувствовал, что его принялись раскачивать:
— Раз! Два!
— Боги! — воскликнул Берхард, прежде чем хохочущие рыцари успели разжать руки. Вместо этого они аккуратно опустили его на траву. Когда Дьюранд поднялся на ноги, висела гробовая тишина, прерываемая лишь журчанием воды. В центре толпы на земле распростерся Ламорик. Казалось, его только что приволокли из камеры пыток. Грудь и плечи покрывали синяки и кровоподтеки. Особенно жутко смотрелись на белоснежной коже молодого лорда раны.
Ламорик выдавил из себя жалкую улыбку и недоуменно поглядел на раны так, словно он увидел их впервые.
— Досталось мне, — признал он.
Кто-то из рыцарей кивнул. Сколь сильна была воля молодого лорда, удерживавшая его в седле с такими ранами!
— Может, ваша светлость… — начал Берхард.
— Решено, — тихо сказал Конзар. — Мы устроим привал.
— Нет, капитан, — твердо произнес Ламорик.
— Да, ваша светлость. Гутред, Эйгрин, давайте подумаем, что мы можем сделать. Разъезжать в таком состоянии… Это до добра не доведет.
Лужайка рядом с дорогой словно сама просилась, чтобы на ней разбили лагерь.
— Дьюранд, помоги-ка, — бросил Эйгрин.
Ламорик зашипел от боли, когда его подняли на руки.
— Нам надо проехать до заката еще целую пропасть лиг, — начал протестовать Ламорик.
Дьюранд провел в замке Акконеля не один год, но ему ни разу в жизни не доводилось видеть человека с такими увечьями.
— Нам понадобится медвежья желчь, — вздохнул Берхард.
Гласе Где мы ее возьмем? — фыркнул Гутред.
— Когда не нужна, она есть, — философски заметил одноглазый рыцарь, пожимая плечами. — А когда она нужна, ее нет.
— Где Конзар? — Ламорик переводил взгляд с одного рыцаря на другого. — Скажи ему, — начал он обращаясь к Дьюранду и внезапно замолчал, переводя дыхание. — Скажи ему, что мы можем устроить часовой привал. Через час мы снова отправимся в путь.
— Нам нужен окопник, — начал перечислять Гутред, — тысячелистник, кровавик. Может, черноголовка.
— Алтей, — предложил Берхард.
— Он у тебя есть? — покосился Гутред.
— Думаю, где-то завалялся.
— Свежий?
— Нам надо ехать, — простонал Ламорик.
— У меня есть бальзам из медвежьего жира, — сказал Берхард. — А еще — коралл, благословленный патриархом в Вэйвэндинге.
Ламорик дернулся в их руках:
— На привал нет времени. Нам надо дотемна доехать до Гелебора.
Эйгрин отправил оруженосцев в обоз, приказав побыстрее принести одеяла.
— Так о чем ты говорил? — обратился он к Гутреду.
— Нужны мази и припарки. Милорда уложить в тепле. Перво-наперво, притупим боль и отгоним от ран духов зла. У меня есть все, что нужно. Для начала промоем раны.
— Эта поляна ничем не хуже других, — промолвил Эйгрин. — Хотя было бы лучше, если б мы убрались подальше от реки и Гесперанда. Я разведу огонь. Пусть кто-нибудь принесет вещи Гутреда.
Когда они осторожно опустили Ламорика на мягкую траву, лицо молодого лорда исказила такая гримаса боли, словно его со всей силы швырнули на голые камни.
Дьюранд содрогнулся.
Побледневший молодой лорд приподнял голову, которая то и дело норовила запрокинуться.
— Какой сегодня день?
— По моим подсчетам, до турнира в Тернгире осталось семь дней, — спокойно ответил Эйгрин.
— Сто лиг.
— Однако пятьдесят из них, — возразил Эйгрин, — королевские дороги.
Один из пажей сунул сумку Гутреда Дьюранду в руки. Дьюранд нашел в ней глиняную бутыль, которая обычно требовалась пожилому оруженосцу, когда ему приходилось лечить раненных рыцарей. Старый оруженосец, кивнув, принял бутыль из рук Дьюранда.
— Отвары и вино, — пояснил Гутред, поднося горлышко к губам Ламорика.
— Господи, а вино-то дрянное, — сморщился молодой лорд.
Как только люди принялись за дело, первый шок, который они получили, увидев раны Ламорика, стал проходить. Через час на лужайке уже стояли шатры и палатки. Кто-то успел развести костер, на котором сначала, следуя советам тихо переговаривающихся друг с другом цирюльников, вскипятили отвары, а затем зажарили прихваченную в Монервее оленину. Из обоза извлекли бочонок доброго красного вина — его Берхарду и Гутреду удалось под шумок умыкнуть в Хайэйшес.
Все расселись рядом с Ламориком, словно не желая упускать его из виду.
— Я уж думал, вам конец, — рассказывал Берхард, обращаясь к Ламорику. — И тут вдруг он, — одноглазый рыцарь кивнул на Дьюранда. — Как выскочит, как кинется на нее, словно вепрь. Она даже не поняла, что это в нее врезалось. Представляю ее недоумение! Проспала Бог знает сколько лет в земле, в кои-то веки вылезла поглядеть на белый свет, а тут ее начинает бодать какой-то странный закованный в железо баран.
— А что мне оставалось делать? — развел руками Дьюранд. Похоже, из него решили сделать героя.
— Берхард, — поднял палец Эйгрин. — Дьюранд не может быть бараном и вепрем одновременно.
— А потом… — громким голосом продолжил Берхард, но тут же, кинув взгляд на спящего Ламорика, перешел на хриплый шепот. Плечи молодого лорда были покрыты припарками. — А потом его светлость с копьем как выскочит! Чего удивляться, что главный герольд внес его в списки участников. Знай мы заранее, что все окажется так просто, можно было махнуть рукой на этого Морина и сразу отправляться выуживать из реки чудовищ.
Оуэн, положив руки за голову, откинулся на траву и широко улыбнулся.
— Я помню, как все начиналось. Когда мы начали ломать комедию с Красным Рыцарем. Кажется, это было так давно…
— Безумную комедию, — поправил Бейден, выставив палец.
— Бейден, перестань, — шикнул Берхард, который в тот момент был занят тем, что снимал одну из припарок с плеча Ламорика. Если б Ламорик не спал, он бы наверняка услышал разговор рыцарей.
— Комедию, которая должна была принести нам к зиме кучу серебра, — закончил наконец Бейден.
Оуэн поднял руку, призывая всех к вниманию. На лице здоровяка продолжала лежать печать задумчивости.
— Может, затея с Красным Рыцарем еще сделает нас богачами. Честно признаюсь, в самом начале я и не думал, что мы попадем на турнир в Тернгире. А теперь я уже могу представить нас там. Всех нас, на ристалище, сжимающих в руках копья с развевающимися флажками. На нас смотрят десятки, сотни человек, главный герольд и принц. Лучшие и благороднейшие люди королевства ломают голову и никак не могут понять — кто же такой Красный Рыцарь. Все внимание приковано к нам. Представляете, что это за улыбка судьбы?
— А вот если мы еще победим… — протянул Берхард.
— Ага, точно, — люди закивали, в глазах вспыхнули огоньки.
— Конец странствиям, — вздохнул Оуэн, — больше не надо мокнуть под дождем. Радость и веселье до скончания дней.
Деревья зашумели, налетел порыв холодного ветра. На поляну падал солнечный свет, просачиваясь сквозь ветви. Несмотря на одеяла и тепло костра, Ламорик задрожал. В глаза бросалась мертвенная бледность молодого лорда, который сейчас казался утопленником, только что вытащенным из воды. Он совсем не был похож на человека, способного повести отряд к победе.
— Милорду ни к чему лежать под открытым небом, — сказал Эйгрин, кивнув Дьюранду, Бейдену и Оуэну. Троица подхватила Ламорика на руки и понесла в шатер.
Когда руки Дьюранда сомкнулись на лодыжках молодого лорда, он почувствовал, что кожа Ламорика горячая, словно расплавленный воск. Бейден и Оуэн принялись закутывать израненного лорда в одеяла. Ламорик застонал. Цирюльники и лекари что-то бормотали себе под нос, то и дело отдавая распоряжения.
Отдернув полог, в шатер вошел Гермунд, сжимая в руках горящую лампу. Только сейчас все заметили, как стало темно. Огонь лампы ярко осветил жуткие синяки и кровоподтеки на теле Ламорика, и, увидев их, Дьюранд вспомнил, как стоял, разрываясь, на Курган-острове, желая помочь своему лорду и вместе с тем мечтая о его гибели. Ныне же Ламорик лежал перед ним, напоминая скорее мертвого, нежели живого.
Ламорик не причинил ему никакого вреда, более того, он спас ему жизнь. Но воображение тут же нарисовало образ Дорвен. Воин едва мог дышать, когда глядел на нее. Чувствуя на себе пристальный взгляд скальда, Дьюранд резко развернулся и вышел из шатра.
На дороге, тянувшейся из Хайэйшес, показались всадники в развевающихся плащах. У одного из них на поясе висел боевой топор. За спиной бородача в дамском седле сидела леди Бертрана. Дьюранд, похолодев, увидел, что на втором коне скачет Дорвен.
Конзар вместе с другими воинами поднялись от костра, чтобы встретить вновь прибывших, а Дьюранд, воспользовавшись поднявшейся суматохой, отступил под сень деревьев. Дорвен шагнула к костру, свет которого осветил ее лицо. Дьюранд отступил в тень еще дальше. Взгляд рыжеволосой девушки скользнул по лицам воинов, словно она искала кого-то.
— Я приветствую вас, леди Дорвен, — с этими словами Конзар преклонил перед девушкой колено.
— Здравствуйте, сэр Конзар, — кивнула она в ответ.
— Ваш муж расположился на отдых в шатре.
Дорвен открыла рот и, помолчав, наконец произнесла.
— Я желаю его видеть.
— Да, ваша светлость, — сказал Конзар и повел ее прочь от костра. На миг девушка оглянулась, и Дьюранд снова увидел ее ищущий взгляд. Сердце отчаянно билось, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Всего в десяти шагах в шатре под одеялами трясся в лихорадке лорд Ламорик, человек, который, вместо того чтобы спасаться бегством, рискуя жизнью, бросился Дьюранду на помощь и пригвоздил к земле великаншу.
Дьюранд услышал, как кто-то вогнал в землю лопату. Обернувшись, он разглядел в кустах фигуру Берхарда, который, видимо, вышел из шатра сразу же вслед за Дьюрандом. Одноглазый рыцарь отложил лопату в сторону и осторожно положил в ямку скомканные припарки.
— Изыди, — тихо произнес Берхард. — Силами Небесными заклинаю тебя — изыди. Изыди и забери с собой зло и боль, от которых страдает наш лорд. Владыкой Небесным и Стражами Райских Врат заклинаю тебя — изыди!
Дьюранд моргнул и попятился назад. Под каблуками тихо хрустнула галька, и как только лодыжек коснулась холодная вода, он услышал за спиной громкий влажный шлепок. Потом еще один. И еще. Дьюранд обернулся и посмотрел на реку.
На противоположном берегу тканью выцветших знамен колыхались призрачные фигуры. Вдоль берега сновали серые тени — Дьюранд едва их мог различить, несмотря на то, что ясно слышал женские голоса и влажные шлепки мокрого белья о камень. Он совсем забыл, сколь близко находится Гесперанд. В ноздри бил острый запах щелока. Он переступил с ноги на ногу, и тени на противоположном берегу замерли — все как одна. На него уставились десятки пар глаз. Вдалеке из-за деревьев доносился лай псов. Ему показалось, что кто-то прошептал: "Сейвин".
— Дьюранд!
Дьюранд почувствовал, как чьи-то пальцы схватили его за руку. Задрав голову, на него смотрел, сосредоточенно моргая, коротышка-скальд.
— Отойди от воды, — сказал Гермунд и потянул его за руку.
— Гермунд, — озадаченно промолвил Дьюранд. Казалось, они не говорили целую вечность.
Скальд посмотрел на реку, кинув быстрый взгляд через плечо.
— Я бы предпочел, чтобы мы не останавливались, покуда не доедем до Гелебора, — сказал Гермунд. — Мы слишком близко. Особенно сейчас. Удар, который помог великанше высвободиться, — это тебе не шутки. Не припомню такого со времен прежнего короля.
Где-то в лагере, в шатре Ламорика, Дорвен склонилась над своим супругом. Дьюранд знал, что ему надо забыть о ней, и чем быстрее, тем лучше. Кому какое дело до разбитого сердца.
Дьюранд вспомнил о черных тучах, которые затянули небеса во время поединка на острове.
— Карломунд, — произнес он.
Услышав имя покойного короля, Гермунд сложил ладони в знаке Небесного Ока.
— И многие государи до него, — кивнул скальд, поняв, к чему клонит Дьюранд.
— Кровь королей, — задумчиво произнес Дьюранд. Пять зим тому назад король погиб на охоте. "На охоту в Уиндговере мчится король, летит на коне Карломунд…" — именно с этих слов начиналась одна знаменитая баллада. С королем на охоту отправились сыновья. Поговаривают, принц Бидэн на охоту не поехал, но просил отца быть поосторожнее. Отца вызвались сопровождать принц Эодан и принц Рагнал. "Слишком много принцев", — сходились многие во мнении. Впрочем, даже король может погибнуть, свалившись с лошади.
— Кто-то оказался глупцом, — промолвил Гермунд. — Прежде патриархи проявляли большую заботу о мироздании.
— И еще эта тварь в реке, — Дьюранд плохо понимал, о чем толкует скальд, поэтому решил закинуть удочку.
— Старые узы покуда удерживают Древний Эррест и государство продолжает оставаться единым. Знать извечно была связана клятвами верности с королями. Короли давали дворянам землю, а дворяне клялись защищать корону до последнего вздоха. Цепи клятв. Так было из века в век. Тысячи тысяч кошмарных созданий продолжают оставаться прикованными к земле еще со времен Сердана. А центр всего мироздания — король, ибо все клятвы завязаны на него. Он — печать всех печатей.
— Нарушенная клятва вырвала Гесперанд из полотна мироздания, — покачал головой Дьюранд.
— Даже когда все происходит как надо и король умирает своей смертью, а заранее выбранный наследник ожидает, когда почивший государь займет свое место в усыпальнице предков, даже тогда ты можешь почувствовать, как содрогается мироздание. Оно словно мяч, подброшенный к небесам, но так и оставшийся висеть в воздухе.
— И именно в такие моменты твари, подобные той великанше, вылезают наружу, — заключил Дьюранд.
Но кто умер? Дьюранд вспомнил о словах Кассонеля, произнесенных бароном на мосту в Гесперанде. Государь сильно задолжал, а время расплаты по счетам должно было вот-вот наступить.
— Ты слышал, что говорил Кассонель? — спросил Дьюранд.
— Ага. Все может быть. Бедняга Рагнал. Ему постоянно не везло. С тех пор, как этот старый дурак, его отец, грохнулся с лошади, то и дело приключалась какая-нибудь беда. Вот сейчас — бунт в Гейтане. Один год — засуха, другой — мор, третий — голод. И все налоги, налоги, еще налоги, а со дня коронации в казне так и не появилось ни единого гроша. Теперь Великий Совет может сделать с Рагналом все, что пожелает.
— Гермунд, а что случится, если на трон сядет узурпатор?
— "Сгинет король, конец и королевству", — так говорят мудрые женщины. Государь связан с королевством незримыми нитями. В этом-то все и дело.
— И узурпатору, захватившему престол, придется несладко.
— Вполне может быть. Страшно представить, что произойдет, если распадутся цепи заклятий, свитых Тайными Повелителями и патриархами. Что будет, если все рассыплется в прах?
В свете костра двигались люди.
— Так вот почему они вьются вокруг Радомора, — неожиданно осенило Дьюранда. — В его жилах течет королевская кровь.
— Беоран со своими приспешниками не дремлет, — прошептал Гермунд. — Кассонель далеко не единственный, кого снарядили в дорогу: Посланцев тысячи, они рыскают по королевству, проверяя крепость древних уз. Что нас ждет? Наверняка могу сказать лишь одно — потребуется недюжинное мужество, чтобы низложить миропомазанника.
— Неужто они уже убили государя? — растерянно спросил Дьюранд.
— Хороший вопрос. Хочу тебя спросить, ты заметил, как по небесам пробежала рябь? Ты обратил внимание, с какой стороны она прошла?
— С юга, — сглотнув, ответил Дьюранд, понимая, что никогда не забудет прокатившихся по небу волн.
— Точно. С юга или юго-востока. Быть может, центром волнения была Ирлакская равнина или юг Гирета?
Дьюранд даже думать не смел о том, что в центре светопреставления оказался его родной замок, где проживали родители.
— Король в Эльдиноре, — еле слышно пробормотал Дьюранд. — Говорят, что Рагнал через неделю должен быть в Тернгире, а он — пятьдесят лиг к северу. Слишком далеко и от Ирлака, и от Гирета.
Седобородый Аильнор, Радомор, сын Радомора и Альвен — все они были потомками отрекшегося от престола короля Карондаса. Получается, что в Ирлаке людей, в чьих жилах текла королевская кровь, было ничуть не меньше, чем в самом Эльдиноре. Неужели Радомор?…
— Дьюранд, — скальд внимательно смотрел на него. — Тут замешан Радомор. Я прав?
— Да.
Либо герцог убил своего сына, либо Радомор стал отцеубийцей. А может, погибли оба. Или умер ребенок. Было ясно — в движение пришли чудовищные силы, но где? На мгновение Дьюранду показалось, что он все понял.
— В Ирлаке пролилась кровь, — произнес он.
— Это все, что ты можешь сказать? — спросил Гермунд.
— Это все, что я могу сказать наверняка.
Скальд коснулся руки Дьюранда:
— Давай отойдем подальше от воды.
Ламорик проспал всю ночь и, проснувшись наутро, нашел в себе силы продолжить путешествие — он заплатил немалую цену за право участия в королевском турнире в Тернгире.
Они снова отправились в путь, который лежал на север вдоль границ Гесперанда, оставляя за своей спиной леса Монервея. Эйгрин бормотал полуденную молитву.
Дорвен то и дело бросала на Дьюранда взгляды, но не могла к нему приблизиться — слишком много было вокруг свидетелей. Впрочем, Дьюранд не испытывал ни малейшего желания говорить с рыжеволосой девушкой.
Всю ночь и утро до него доносился скрип деревьев Гесперанда, так похожий на плач и всхлипывания. Меньше всего воину сейчас хотелось ссориться с Дорвен. Дьюранд чувствовал себя неуверенно.
Как только лесная чаща расступилась перед отрядом, Ламорик осадил коня. Кавалькада остановилась так резко, что погруженный в невеселые мысли Дьюранд чуть не свалился с коня. Ламорик подался вперед, наклоняясь к луке седла, и выжал из себя улыбку.
— Значит так, ребята, слушайте внимательно, — начал он, оглянувшись через плечо на раскинувшуюся перед отрядом Гелеборскую равнину. — Знающие люди мне подсказали, что здесь где-то рядом проходит Лэйверский тракт. Он ведет в города Лэйверин, Эльдинор и Тернгир. Вон там, — Ламорик, повернувшись в седле, показал на равнину, — Коп-Альдер, первый приличный городишко на нашем пути, и он как раз стоит на Лэйверском тракте. Гермунд говорит, что до него пять, а то и семь лиг. Пока до города не доберемся, привала делать не будем. Да, возможно, сегодня вам придется провести в седлах немало времени. И все же никаких остановок, покуда не доедем до Коп-Альдера, где нас ждет горячий ужин, теплая постель и крыша над головой.
Прежде рыцари закричали бы "Ура!", но сейчас они лишь устало кивнули. По отряду пронесся глухой ропот.
Ламорик весело улыбнулся:
— Нас ждет Коп-Альдер и теплая постель!
— Что это за Коп-Альдер? — Дьюранд толкнул скальда в бок.
— Там лекари. И вообще славное место, в котором невредно оказаться, когда повсюду творятся такие страсти. Это Конзар с Эйгрином уговорили милорда.
Кавалькада пронеслась мимо деревушек южного Гелебора и выехала на Лэйверский тракт — мощеную дорогу шириной в десять шагов. Грохот подков о камень напугал некоторых лошадей — далеко не всем из них доводилось хотя бы раз в жизни скакать по хорошим трактам.
К закату Гутред ехал с Ламориком на одной лошади, поддерживая молодого лорда, чтобы он не выпал из седла. К этому моменту вдалеке на вершине холма показался Коп-Альдер. Нависавший над Лэйверским трактом город был погружен в странную тишину. Дьюранд поднял взгляд на высокие стены из песчаника и крутые скаты крыш. Судя по всему, Коп-Альдер некогда был крепостью. Чем он был сейчас — оставалось лишь догадываться.
— Вот вам и Коп-Альдер, — сказал Гермунд.
Огороженные осыпавшимся рвом высились мрачные стены и угловатые башни. Стояла тишина. Не было слышно ни лая собак, ни плача детей. Коп-Альдер выглядел очень странно. До путников донесся звон колоколов.
— Глядите, — прошептал Гермунд. — Теперь все ясно.
Из городских ворот показалась вереница людей. Несколько рыцарей, сидевших в седлах рядом с Дьюрандом, сложили ладони в знаке Небесного Ока. Люди, переставляя ноги в жидкой грязи, несли на плечах четыре открытых гроба, в которых виднелись силуэты покойников, одетых в саваны. На пригорке у подножия холма Дьюранд увидел поросшее деревьями кладбище.
Похоронная процессия должна была пройти мимо отряда.
Пожилой монах, шедший впереди колонны людей, замер перед Конзаром и Ламориком, лошади которых заржали, испуганно перебирая ногами. Подняв к небесам посох, монах дал процессии знак остановиться. На лбу каждого человека в процессии желтела полоса охры. Старик обвел взором отряд и, найдя в нем Дьюранда, внимательно посмотрел на него. Потом монах перевел взгляд голубых глаз на Ламорика, который, будто окаменев, сидел в седле недвижим.
— Святой отец, меня зовут Конзар, — кашлянув, начал капитан, — преданный вассал на службе у его светлости сэра Ламорика Гиретского.
— А я здешний настоятель, — Дьюранд уловил в речи монаха южный выговор.
— Примите мои извинения, отец-настоятель, если бы я знал, куда направляете вы стопы свои, я бы никогда не преступил вам…
— Ты уже преступил, — покачал головой старый монах, подбородок которого покрывала седая щетина.
Дьюранд заметил на лице настоятеля следы свежих царапин. Некоторые из них были довольно глубокими.
— Моим людям требуются постели, святой отец. Им надо прилечь.
— Ну что ж. Этим людям, — старик показал посохом на гробы, — тоже надо прилечь. Мы предадим их земле, прежде чем опустятся последние сумерки. Езжайте в город и ждите нас там.
Конзар, кивнув, тронул поводья коня. Оказавшись у ворот, Дьюранд оглянулся, бросив взгляд на равнину Гесперанд и Монервей. Неожиданно его взгляд замер на шатрах, расставленных у самых границ леса.
— Морин, — кивнул скальд, проследив за взглядом Дьюранда. — Думаю, нам еще придется с ним встретиться.
Дьюранд покачал головой. Отряд въехал в западные ворота Коп-Альдера.
Естественно, Кон-Альдер оказался монастырем. Отряд остановился в холодном узком дворике между внутренними и внешними стенами. Из ртов людей, беспокойно оглядывавшихся по сторонам, поднимались облачка пара. Дьюранд окинул взглядом высокие стены и крутые скаты крыш. Казалось, монастырь был вырублен из одного огромного куска синевато-серого сланца. Над каждым окном и дверью виднелись высеченные на камне барельефы с изображением раскрытого молитвенника.
— Мы весь день не вылезали из седла, — начал Бейден. — И что? Только ради того, чтобы доехать до этого чертова…
Вделанная в ворота дверь громко скрипнула — словно ворон каркнул — и во внутренний двор ступил настоятель в сопровождении братии.
Старик отряхнул руки, живо напомнив крестьянина, вернувшегося домой после тяжелого трудового дня в полях.
— Что вы здесь делаете? — строго спросил настоятель.
— Ждем, как вы и сказали, — ответил Конзар, — постелей и трапезы, если, конечно, они у вас найдутся.
— На трапезу вы уже опоздали. Скоро опустятся последние вечерние сумерки, и с постелями мы вам поможем. Братья покажут вашим слугам, где у нас конюшни. Остальные пусть идут за мной. Я отведу вас в покои для мирян.
Настоятель тронулся с места, на мгновение дотронувшись рукой до груди Дьюранда, отстранив его в сторону, чтобы пройти. Большие бледно-голубые глаза старика встретились с глазами Дьюранда. Рыцари, переглянувшись, отправились вслед за удаляющимися звуками посоха, постукивающего по камням. Дьюранд вспомнил, как он ехал через леса Гирета, и решил держаться поближе к Ламорику. Дорвен была где-то рядом.
Они свернули в лабиринт узких проходов и коридоров, огибающих весь монастырь. Ламорик шел медленно, еле переставляя ногами, поэтому оказался с Дьюрандом в хвосте отряда. Остальные рыцари с настоятелем были уже далеко впереди. Наконец Дьюранд с молодым лордом свернули за угол, и перед их взорами предстал тихий пустой коридор. В стене Дьюранд заметил низкий проем — дверь была открыта. Дьюранд с Ламориком вошли в келью, и настоятель, услышав их шаги, резко обернулся. Глубокие царапины на его лице смотрелись жутко.
— Вы останетесь здесь. И не думайте, что я не знаю, кто вы такие. Вы не паломники и не благородные воины. Патриархи не желают иметь дело с грабежами и убийствами, которые вы творите, оргиями, в которых вы участвуете, какими бы красивыми словами вы ни называли эти мерзости. Пока вы здесь, ведите себя тихо и дважды подумайте, прежде чем куда-нибудь отправиться.
Настоятель бросил взгляд на Ламорика и вздрогнул.
— Его — в лазарет. Потребуется два человека — пусть возьмут его под руки. А эти две, — старик показал концом посоха на Бертрану и Дорвен. — останутся в покоях для женщин.
— Я должна остаться со своим… — попыталась возразить рыжеволосая девушка.
— Они отправятся на женскую половину и будут там тихо сидеть.
Как из-под земли выросли два монаха, готовые сопровождать женщин к их келье. Перед тем как проследовать за ними, Дорвен оглянулась, и ее глаза встретились с глазами Дьюранда. Спустя мгновение, она вышла в коридор.
Люди казались растерянными. Настоятель терпеливо ждал. Наконец вперед шагнул Конзар.
— Эйгрин, — сказал он. — Ты не поможешь Дьюранду сопровождать его светлость в лазарет?
Эйгрин, чуть помедлив, кивнул.
— Идем, — молвил настоятель.
— Отлично, — обратился Конзар к остальным. — Всем расположиться на ночлег. Где-то здесь есть альковы, а может найдутся и свечи.
— Лампады, — поправил настоятель, уже стоя в коридоре.
Эйгрин и Дьюранд, поддерживая Ламорика под руки, вышли из кельи и встали рядом со стариком.
— Подождите, — сказал он.
Потрясенный Дьюранд увидел, как настоятель снял с пояса связку больших черных ключей и, притворив дверь в келью, запер ее, громко лязгнув замком. Вся поверхность двери была покрыта причудливыми символами и знаками.
— Вот так, — кивнул старик. — Следуйте за мной.
Настоятель засеменил вдоль темных отвесных стен с такой скоростью, что Дьюранду оставалось лишь в изумлении покачать головой.
Им опять пришлось обогнуть монастырь и снова углубиться в переходы, направляясь к самому сердцу Кон-Альдера, туда, где темным провалом чернело отверстие огромного колодца.
У его края Дьюранд замедлил шаги. Колодец — тридцать шагов в поперечнике и двадцать фатомов в глубину, распахнувший свой огромный голодный зев, — казался заброшенной шахтой. Быть может, перед ним было монастырское хранилище под открытым небом?
По двору, шаркая ногами, вереницей бродили монахи, склонив головы в молитве. Никто из них не поднял на рыцарей и взгляда. Присмотревшись Дьюранд обмер, потрясенный, — за невесть сколько веков миллионы сандалий протерли камень насквозь и монахи теперь двигались по протоптанным в земле канавам, глубина которых доходила до колен.
Ламорик привалился на плечо Дьюранду, и Эйгрин, не говоря ни слова, качнул головой — идем, мол. Старик настоятель почти скрылся из виду, Ламорик едва стоял на ногах.
Дьюранд решил повременить с вопросами, и они двинулись через дворик, по дороге натолкнувшись на два тела, завернутых в саваны. На каменных плитах лежали горки свежей земли.
Настоятель, лоб которого пересекала полоса желтой краски, ждал их, обхватив посох обеими руками.
— Сюда, — сказал он, — несите его сюда.
Кивнув, Эйгрин с Дьюрандом втащили Ламорика в сумрачную келью. В келье на соломенных тюфяках лежало несколько израненных монахов.
— Что случилось? — Дьюранд кинул на Эйгрина изумленный взгляд, однако настоятель резко поднял руку, призывая их к тишине.
— Оставьте его здесь и ступайте, — сказал старик. — Ваш друг скоро поправится, — он внимательно посмотрел на Эйгрина. — Я полагаю, ты найдешь обратную дорогу, брат мой.
— Да, отец-настоятель, — склонил голову Эйгрин и, схватив Дьюранда за руку, потащил его обратно во двор.
— Что происходит? — спросил Дьюранд, слыша, как из дальнего угла двора доносятся удары заступов о камни.
— Сложно сказать, — уклончиво ответил Эйгрин.
— Мне показалось, настоятель тебя знает.
— Конечно. Человек должен обладать немалыми знаниями и силой духа, чтобы жить здесь. Мне неведомы подробности истории об этом холме, но поговаривают, что в древности один из местных вождей вызвал из тьмы глубин чудовище. Что это была за тварь — я не знаю. С тех пор сменилось уже семьдесят поколений, а чудище так и не могут успокоить. Когда здесь впервые появился Сэрдан и Сыны Атти, народ, живший в этих землях, уже был на грани отчаяния. Гермунд вряд ли тебе о чем-нибудь расскажет. Впрочем, если ты прислушаешься, то сам сможешь почувствовать, как под стенами святого монастыря ворочается эта тварь.
Дьюранд, содрогнувшись, представил монастырь, наполненный демонами из преисподней.
Эйгрин торопился.
— Повсюду гибнут люди. На них обрушиваются такие же чудища, как и то, что напало на его светлость на Курган-острове. И так во всем королевстве. Рисковое дело — пролить кровь короля. Люди не желают этого понимать.
— Ну и взгляд у этого старика, — промолвил воин. — Острый как бритва.
— Он слеп, Дьюранд. Катаракта.
Дьюранд оступился, но Эйгрин даже не подумал сбавить скорость:
— Нам надо пошевеливаться, — сказал он. — Если глаза не обманывают, вот-вот наступят последние сумерки. После них ни за какие сокровища я не выйду наружу.
Он уже почти бежал, а Дьюранд несся вслед за ним, стараясь не споткнуться и не упасть. Наконец Эйгрин свернул в знакомый коридор. У двери их ждал монах, сжимая в дрожащей руке связку ключей. Как только дверь за ними захлопнулась, раздался печальный колокольный звон — монастырь прощался с последними отблесками света уходящего дня. Дрожащий свет лампад освещал напряженные лица рыцарей.
— Мы заперты, — прошептал Берхард. — Зато у нас есть полкруга острого сыра и пара пинт красного вина, чтобы промочить горло.
И тут Дьюранд впервые услышал, как Эйгрин смеется.
Масло в лампадах закончилось быстро — настоятель дал воинам ровно столько, сколько необходимо, и члены отряда скоро разбрелись по альковам. Из-за двери доносились леденящие кровь вопли, оглашавшие темные коридоры Коп-Альдера. Слышалось, как монахи бормочут молитвы, им вторил Эйгрин. Мрак разрывали душераздирающие крики.
— В такие ночи, — промолвил Берхард, — мне кажется, что я начинаю видеть вторым глазом, тем, что лишился давным-давно. И знаете, что я вижу?
— Да замолчи ты, ради Бога, — прошипел из своей ниши Бейден. — Больше поговорить не о чем?
— Тогда давайте потолкуем о Морине. Вам не кажется, что он идет за нами на север?
— Кажется, — отозвался Бейден. — Интересно, чего этому сукину сыну теперь от нас надо?
— Он тоже едет в Тернгир, — ответил Конзар. Со всех сторон раздались ругательства и стоны. — Он будет представлять своего отца на Великом Совете. Туда все едут.
В коридоре за дверью раздался дикий вой. Скрипнули петли.
— Господи, — прошептал кто-то.
— Всем спать, — приказал Конзар. — Я обещал вам постели, вы их получили. Теперь спите.
Дьюранд повернулся на бок, вслушиваясь в бормотание Эйгрина и жуткие звуки, доносившиеся из-за двери. Что же произошло в Ирлаке? Дьюранд почти был готов молиться о том, что убили Радомора, о том, что негодяй принял смерть от руки одного из мрачных рыцарей, входивших в свиту герцога Аильнора. Если все так и есть, значит, самое страшное уже позади и волна несчастий, прокатившаяся по королевству, скоро сойдет на нет. Но перед мысленным взором Дьюранда тут же предстал сверкающий лысым черепом Радомор, развалившийся на престоле своего отца.
Дьюранд понимал, что должен во всем разобраться. Очень хорошо, что они едут в Тернгир. Там соберутся главы благородных домов Беорана, Ирлака, Гелебора, Уиндговера и многих других земель. Лежа в темноте, Дьюранд размышлял о том, что ему необходимо собственными глазами узреть ураган, обрушившийся на королевство. На воина навалилась усталость, и он провалился в сон, слыша, как некоторые рыцари присоединяются к шепчущему молитвы Эйгрину.
Дверь с грохотом отворилась, и в брезжащем сероватом свете показалась фигура настоятеля, одетого в черную сутану.
— Первые предрассветные сумерки, милорды, — объявил он. — Вам пора в путь, — старик замолчал, и в повисшей тишине до отряда донесся звон колоколов. Настоятель улыбнулся. — Слышите? Я вас не обманываю.
Он повернулся и вышел. Дьюранд, застонав, сел на каменном ложе, опустив обутые в сапоги ноги на плиты пола.
— Кирпичи и кровати, — изрек Берхард.
— Че? — скорчил рожу Бейден.
— Перед тем как на них лечь, надо постелить солому, — пояснил Берхард.
Люди стонали, кашляли, почесывались, отчего Дьюранду почудилось, что он оказался в хлеву.
— Пойду погляжу, как его светлость, — сказал Конзар, хлопнул ладонями по коленам. Из его рта к потолку поднимались облачка пара. — А вы пойдите, посмотрите удастся ли вам выпросить у этих скряг горячей пищи. Через несколько дней мы будем в Тернгире. Надеюсь, об этом никто не забыл?
Однако Дьюранда в первую очередь беспокоил отнюдь не завтрак. Выйдя из кельи, он расспросил охраняющего вход монаха, где находится отхожее место, и двинулся по коридору, стараясь не забыть, сколько раз и куда ему надо свернуть.
После всех диких воплей и криков, которые слышались ночью, затихший монастырь в рассветном полусумраке выглядел странно. У пола стелился белесый туман, утренняя роса покрывала двери, украшенные причудливой резьбой, изображавшей Небесное воинство и сказочных зверей. Какие бы проклятые твари и чудовища не рыскали по коридорам древнего монастыря под покровом ночи, с возвращением солнца на небесный свод они погрузились в сон.
Дьюранду казалось, что он вот-вот лопнет. Дважды ему уже пришлось повернуть назад, поскольку он решил, что идет не в том направлении. Наконец он нырнул в небольшую комнатенку. На небольшом возвышении виднелось шесть отверстий.
Дьюранд вздрогнул — на его плечо опустилась чья-то рука.
— Это ты? — спросил слепой настоятель. — Заблудился?
Дьюранд даже и не думал пускаться в длинные объяснения.
— Ты ведь пока не в центре, но направляешься именно туда. Разве я не прав?
— Святой отец, я никуда не направляюсь.
— Да ну? — настоятель расплылся в улыбке, обнажившей крепкие желтые зубы. — Поверь мне, ты доберешься до центра. Но тебя ожидают тяжкие испытания — огонь и вода, вера и кровь.
Единственное, чего в этот момент хотелось Дьюранду, — остаться одному. Он был по горло сыт пророчествами.
— Ах да, — протянул настоятель. — Тебе уже пришлось с ними столкнуться. Они тебя звали Бруной. Я прав?
Дьюранд отступил на полшага назад.
— Бруна Широкоплечий. Игра, что так радует мудрых женщин. Они видят в тебе Бруну и молчат или же предупреждают, что честь и предательство — две стороны одной медали. Ведьмы. Ты словно огромный валун. Брось тебя в воду, пойдут большие волны. Больше они ничего не видят. Мудрые женщины обожают поговорить об огромных валунах.
Старик приподнял бровь. На его лбу все так же красовалась полоса желтой краски.
— Не бойся, — заговорщицки прошептал настоятель. — Я никому не скажу, что мне открылось. Я умею хранить секреты, — он почесал нос. — Главное не забывай, с кем нам приходится воевать.
— Воевать?
— Ну да. Мы сражаемся с Сыном Зари и его воинством. Изгнанными. Проклятыми. В дни потрясений содрогается все королевство. Оно подобно сети, опутывающей этих жутких тварей, врагов человеческих и всего живого, сети, свитой из клятв. Мироздание переполнено чудовищами, призраками и прочей нечистью — всех их держит сеть, которую патриархи поручили королю. Думаешь, нам здесь не страшно? Думаешь, мы бы не убежали отсюда, подвернись нам такая возможность? Весь Коп-Альдер трясется, как припадочный. Но мы скованы такими жуткими клятвами, от которых бы у тебя кровь застыла в жилах. К тому же, если мы оставим монастырь, кто, в таком случае, будет держать здесь оборону? То же самое с тобой. Ты находишься в плену клятв, страха, мечтаний и страсти.
Дьюранд, съежившись под косым взглядом настоятеля, скользнул в маленькую комнатушку. Он больше не мог терпеть. Оглянувшись через плечо, он увидел, что старик все еще стоит в дверях.
— Помни, что все поставлено на карту, — предупредил слепец. — Все!
Когда Дьюранд добрался до трапезной, то не обнаружил там ни единого человека. Весь отряд столпился в монастырской кухне. Услышав доносящийся оттуда голос Ламорика, Дьюранд медленно подошел к раскрытой двери.
— Мы должны ехать. Чем раньше, тем лучше. Я видел все ясно, ясно, как… — Ламорик замолчал, переводя взгляд с одного озадаченного лица на другое, и извлек из ножен короткое лезвие, — ясно, как этот кинжал. Я помню все до малейших деталей. Развевающиеся знамена. Сверкающие мечи и шлемы. Сотни рыцарей, летящих на конях по ристалищу. Повсюду деревянные трибуны, подобные тысячам осадных лестниц. Я всех видел, — Ламорик, окруженный рыцарями был мертвенно бледен. — И тебя, Бейден, и тебя, Конзар, — молодой лорд обратил внимание на замершего в дверях Дьюранда, — и ты, Дьюранд, там тоже был. Силы Небесные…
Ламорик замолчал, открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба, тогда как Берхард, Гермунд и даже Дорвен бросали на Дьюранда взгляды — виноватые, умоляющие.
— Эйгрин, — Ламорик повернулся к рыцарю. — Я тебя тоже помню. Ты скакал на лошади в желтом плаще и шлеме. Все было желтое.
Судя по лицу Дорвен, слова молодого лорда потрясли ее до глубины души.
— Это сон? — уточнил Дьюранд. — Вам приснился сон?
— Да. Пока я спал в лазарете, — кивнул Ламорик. — Дьюранд, толпа приветствовала нас! Все королевство смотрело на нас и радовалось нашим победам! Я должен рассказать об этом сне мудрым женщинам. Но для начала давайте поблагодарим святых отцов за их гостеприимство. Нас ждет Тернгир! За мной!
Ламорик быстрым шагом вышел из кухни. Рыцари и оруженосцы, подхватив хлеб и сыр, устремились вслед за лордом. Дьюранд, почувствовав, как бешено забурлила кровь в его жилах, схватил Гермунда за руку.
— Гермунд, он и вправду видел сон?
— Думаю, да, — оглядываясь по сторонам, ответил Гермунд. — Но Дорвен… когда она пришла за ним в лазарет, монахи сказали, что Ламорика лихорадило всю ночь. Он страшно кричал в бреду.
— Владыка Небесный, — вздохнул Дьюранд.
— Точно, — кивнул Гермунд. — Нам еще многое предстоит пережить, друг мой.