— Тяжелая выдалась ночка, — вздохнул Мульсер.

— Не каждую ночь на твоих глазах вешают человека, — кивнул Дьюранд, раскладывая одеяло. Большинство солдат Гоула спали во дворе.

— Ты, видать, жил отшельником и отвык от мира, — усмехнулся Мульсер.

Дьюранд невольно рассмеялся.

— Боюсь, что Радомор слишком крут на руку. Много вешает без суда и священников-арбитров. Особенно в последнее время. А народ точит серпы, среди благородных смута. В один прекрасный день у людей кончится терпение.

— Думаешь, Гоул действительно собирается сжечь город?

— Когда-то я был таким же как ты, — помолчав изрек Мульсер. — Давно это было, я только начинал службу. Мечтал о прекрасных принцессах. Так откуда ты, говоришь, родом?

— Я из Коль. Мой отец барон.

— А ты, значит, незаконнорожденный? Или младший сын?

— Скорее второе, — ответил Дьюранд.

— Я так и подумал, — улыбнулся Мульсер. — И что, неужели не нашлось доли более завидной?

— Баронство у отца маленькое. Один из его вассалов овдовел, единственный сын — погиб в кораблекрушении. Земли должны были достаться мне. А потом этот его сын свалился как снег на голову. Вот я и остался ни с чем.

— Черт меня подери, — выругался Мульсер. — Ты часом не о Хирнане говоришь? Пару раз мне и Гоулу доводилось служить с ним на Внутренних морях в охране караванов. Помню в бою у Камберлее… — Мульсер покачал головой и снова замолчал. — Постоянно нам твердил о своих землях, жаловался, что они далеко. Все-таки он их получил. А ведь десять лет прошло!

— Больше. Пятнадцать, — поправил Дьюранд.

— Он-таки нашел свое счастье. Может быть, и нам удача улыбнется.

— Может быть, — кивнул Дьюранд.

Мимо прошел чернец, кинув на Мульсера злобный взгляд. Немного помедлив, чернец свернул и скрылся в таверне.

Когда Дьюранд проснулся, было еще темно. Его разбудили странные звуки, доносившиеся со двора, где были привязаны лошади.

Рядом с лагерем кто-то был. Дьюранд прикинул, сколько людей проживает в Торментиле. Кто знает, среди них, возможно, есть друзья повешенного бейлифа. Дьюранд был измотан до предела, но он уже получил деньги за службу и никому не позволит перерезать им в темноте глотки.

Он подобрался к сбитому наспех загону, но ничего особенного там не увидел. Тем не менее лошади, привязанные во дворе, не спали. Один из коней нервно замотал головой. Его примеру, фыркая, последовали еще несколько лошадей. Рядом с лошадьми кто-то был.

Дьюранду показалось, что он слышит постукивание копыт, доносящееся с улицы. Обойдя здание, он пошел на звук. Быть может, это вор, стащивший деньги, пытается улизнуть. Дьюранд, взяв в руки топор, оставленный рядом с поленницей, решил пока не поднимать тревогу.

Пытаясь не думать о жутковатом подступавшем к городу лесе, Дьюранд пошел на звук, не отводя глаз от дороги. Где-то впереди слышался плеск воды вращающегося мельничного колеса. Неожиданно Дьюранд заметил сероватую тень.

Дьюранд крепко сжал в руках топор, пожалев, что не поднял тревогу.

На углу дома стоял человек. Дьюранд узнал великана вальдурианца, которого Гоул называл Фальком Ан'Тинаном. Все встало на свои места. Вальдурианец заметил, как мельник возится у воды, и пока Дьюранд ползал по крыше, рискуя сорваться вниз, вальдурианец нашел деньги бейлифа и перепрятал их.

— Значит, это ты, — сказал Дьюранд. — Деньги у тебя?

Было темно, и Дьюранд не смог различить выражение лица иноземца. Вальдурианец поудобнее перехватил тяжелые седельные сумки.

— Ты разве не слышал, что сказал Гоул? Они сожгут весь городок.

Великан нависал над ним. Дьюранд в жизни не видел таких гигантов. Из-за мощных, словно горные утесы, плеч торчала рукоять огромного меча. Дьюранд, пожалев об оставленном в лагере щите, поднял топор — спасаться бегством было ниже его достоинства.

— Деньги у тебя в сумке. Гоул мог и не вешать бейлифа.

Фальк потянулся рукой за гигантским мячом. Дьюранд еще не закончил. Сыны Атти должны бросить вызов противнику по всем правилам, но Фальк, видимо, об этом не знал. Как только его пальцы сомкнулись на рукояти, он рванул меч из ножен и опустил его на Дьюранда, которому с трудом удалось увернуться от удара.

Иноземец, медленно моргая черными ничего не выражающими глазами, принялся размахивать мечом над головой. Дьюранд почувствовал, как у него учащенно бьется сердце. А потом все пришло в движение. Фальк, рыча словно зверь, отчаянно рубил и колол мечом, наседая на Дьюранда, едва успевавшего уворачиваться от ударов, каждый из которых был способен рассечь его на части. Когда меч гиганта вновь опустился, Дьюранд рванулся к великану, оказавшись с ним лицом к лицу. Он занес топор, целясь Фальку в лицо, но гигант взмахом меча остановил топор, застрявший между клинком и рукоятью. Фальк потянул меч вверх, а за ним топор и Дьюранда, так и не выпустившего из рук топорище. Огромный кулак врезался Дьюранду в ребра — сияющая в небе луна разорвалась черными осколками дикой боли. Дьюранд почувствовал, что летит вверх тормашками. Падение оглушило его, сбив дыхание. Скорчившись на земле, Дьюранд, раскрыв глаза, увидел перед собой сапоги из сыромятной кожи. Он поднял взгляд. Лунный свет ярко сверкнул, отразившись в стали поднятого клинка.

— Довольно! — раздался голос.

Некоторое время тишину прерывало лишь тяжелое дыхание исполина.

— И что же тут у нас происходит? — поинтересовался капитан Гоул. — Ты не из тех, кого можно легко вывести из себя, Фальк Ан'Тинан. Я гляжу, ты выудил славную рыбешку из запруды у мельницы.

Ответом Гоулу послужило лишь все то же тяжелое дыхание и тихое похрустывание щебня на дороге — великан переминался с ноги на ногу.

— И все ради чего? Ради какого то мешка с мелочью? Если бы ты остался с нами, у тебя в один прекрасный день был бы собственный замок и свои земли. Ты бы получил в сотни раз больше, чем в этом мешке.

Фальк лишь зарычал в ответ.

— Ну и стоят ли эти деньги твоей жизни? — спросил Гоул.

— А стоит ли твоя жизнь, Лазарь Гоул, попытки меня остановить? — наконец прогудел вальдурианец. Серьезный довод. Гоул поймал Фалька, но что может сделать рыбак, на крючок которого клюнула акула?

— Умно, Фальк. Бросай меч, и мы тебя быстренько вздернем. Весишь ты немало, так что много времени у нас это не займет.

— Дело господина, которому ты служишь, — проиграно.

— Не тебе судить ближних своих, друг мой.

— Я все видел собственными глазами. Здесь, в низинах, мне сложно растолковать знамения, и все же я их вижу. Он проиграл тот бой. Все, что произошло, было обманом, мороком.

— И ты решил сбежать.

Гигант глубоко вздохнул, набирая в грудь побольше воздуха. Дьюранд понял, что сейчас последует.

Тяжелое дыхание, скрип щебня под ногами, свист меча… Потом Дьюранд услышал странный звук — словно кто-то со всей силы вогнал вилы в сено. Звук повторился еще раз и еще. Чье-то тело с шумом рухнуло на дорогу, и наступила тишина.

Крепкие руки обхватили голову Дьюранда, рванув с такой силой, словно хотели отделить ее от тела.

— Властитель Небесный, — простонал он.

— Не угадал, — раздался в ответ голос Гоула. Пальцы капитана принялись ощупывать голову Дьюранда, впиваясь с такой силой, что, казалось, Гоул хочет раздавить ему череп.

— Голова цела. Жить будешь.

Фальк лежал в луже собственной крови. Он был мертв. На Гоуле не было ни единой царапины.

Пошатываясь, Дьюранд брел по палисадникам Торментиля. Он возвращался в лагерь. Ветер завывал в голых ветвях деревьев. Дьюранда не оставляло чувство, что за ним кто-то наблюдает. Было очень темно.

— Дьюранд! — раздался голос.

С облегчением Дьюранд понял, что обладателем голоса является Гермунд, силуэт которого проступил на побеленной известью стене. "Значит, я уже дошел до таверны", — подумал Дьюранд.

— Пока тебя не было…

— Чего еще? — устало вздохнул Дьюранд.

— Еще один.

— Дьявол, Гермунд, — простонал Дьюранд, — что "еще один"?

— Человек в черных одеждах. То ли советник, то ли лекарь. Клянусь, эти черти, должно быть, близнецы. Он только что прискакал из Ферангора. Сейчас он там. Смотри, — Гермунд, пригнувшись, показал на окно.

Подкравшись к окну, Дьюранд, услышал голос, показавшийся ему знакомым:

— Да, это так, милорд.

Дьюранд присел под окном на корточки, а Гермунд прижал к губам палец.

— Молчать! — рявкнул в ответ второй человек. Это был голос Радомора. — Я уже сказал, что с тобой сделаю, если ты снова заведешь об этом речь.

— Да милорд. Не имея доказательств.

— Ты не соображаешь, что несешь, — Радомор заговорил тише. Послышались звуки шагов. — Мой сын. Моя жена.

— Теперь есть доказательства милорд. Мы не можем более держать язык за зубами.

— Я с детства знаю Альдуана Варренделя.

— Их видели вместе. Она сидит в башне, возвышающейся над городом вашего отца.

— Пусть сидит. Она может делать все, что душе угодно.

— Она дает ему знаки.

— Знаки… — устало произнес Радомор. — Посмотрим, что это за знаки. Я увижу их собственными глазами, а ежели нет — то ты расплатишься своими. Неважно, что вы сделали для меня в прошлом, все мои долги перед вами будут закрыты и вы оба поплатитесь!

Дьюранд представил, как Радомор втыкает пальцы в выпученные глаза чернеца. Если чернецы не докажут, как утверждают, что супруга Радомора совершила прелюбодеяние, они по меньшей мере заслуживают ослепления.

Ставни резко распахнулись, осыпав голову Дьюранда щепками и штукатуркой.

— Гоул, — крикнул Радомор. — Подымай людей. Мы едем в Ферангор.

Дьюранд попытался воскресить в памяти образ черноволосой дочери герцога Гиретского. По сути, она приходилась Дьюранду родственницей. Он был на ее свадьбе. Чернецы ее оболгали.

К вечеру они добрались до города, скалой возвышавшегося над раскинувшейся перед ним равниной. Лорд Радомор поднял кулак, закованный в латную рукавицу в знак того, чтобы все остановились. Дьюранд почувствовал приступ дикой тоски. Один, вдали от дома он скакал к городу на чужой лошади, чтобы схватить на месте преступления дочь герцога Гиретского, обвиненную в прелюбодеянии. Во что бы то ни стало он докажет, что ее оболгали.

Гоул опустил руку Гермунду на плечо и голосом, не терпящим возражения, произнес:

— Неважно, что нас ждет, но скальдам там будет не место. Сам понимаешь.

Мульсер склонился в седле и, качнув головой в сторону города, произнес:

— А вот и Ферангор.

С первого взгляда Дьюранд понял, что человек, заложивший здесь крепость, знал свое дело назубок. Город возвышался на крутом холме, охваченном двумя рукавами реки, расходившейся у его основания. Холм, самый высокий из всех на Ирлакской равнине, сам по себе был похож на крепость. На склоне холма возвышались ряды крепостных стен с бастионами. Некогда деревянные, теперь они были выполнены в камне. Дома, ярусами покрывавшие холма, ощетинились черепицей крыш. Пикой в небо вздымался шпиль святилища, построенного, видимо, в том месте, где некогда в древности стоял трон главы клана.

Дьюранд резко втянул носом воздух, взирая на город широко раскрытыми глазами, не обращая внимания на боль от ссадин, доставшихся ему в драке с Фальком. Близилась ночь.

— Чувствую, что до рассвета прольется кровь, — произнес Мульсер.

— Альвен ни в чем не виновата, — отозвался Дьюранд.

— Надейся.

Дьюранд в немой молитве обратился к Девяти Спящим, Деве и Матери. Альвен невиновна.

— Моя семья находится на службе у герцогов Гиретских еще со времен Гундерика. Я прожил в замке у герцога целых четырнадцать лет. Про благородных дам вечно всякую мерзость рассказывают.

— Брак — это титулы и земли, но не всегда любовь.

— Вранье, — отрезал Дьюранд.

Радомор, скакавший впереди, сорвал с себя богатый зеленый плащ. Увидев спину лорда и его плечо — покалеченные, искривленные, — Дьюранд содрогнулся.

— Говорят, что люди после такого ранения не выживают, — шепнул Мульсер.

Радомор с мрачным видом накинул на плечи грубую рогожу, которую ему передал Гоул.

— Чего это он? — удивился Мульсер.

По рядам прошелся ропот — солдаты передавали друг другу приказ. Мульсер его внимательно выслушал и повернувшись к Дьюранду пояснил:

— Нас не должны узнать. С тобой все в порядке. А что до меня…

Грубые руки срывали с уздечек значки с гербами, пряча их подальше. Иссеченные шрамами лица солдат скрывались за забралами шлемов. Один из людей замазывал сажей белую звезду на лбу коня Радомора. "Не к добру все это", — подумал Дьюранд.

Дорога тянулась через раскисшие поля, обрываясь у ворот внешней крепостной стены.

В глубине души Дьюранда шевельнулся червячок сомнения. Может быть, ему лучше развернуть лошадь и попытать шансы где-нибудь еще? Он пока не принес присяги, так что грех, который он возьмет на душу, будет невелик.

Не успел он это подумать, как перед ним возник Гоул:

— Значит так, Мульсер, мне надо перекинуться парой слов с твоим новым дружком, — Гоул ухмыльнулся. — Слушай внимательно, Дьюранд, мне нужен конь, на котором ты сейчас сидишь.

Дьюранд кинул удивленный взгляд на Мульсера и спешился. Спрыгнул на землю и Гоул. Он подхватил лошадь Дьюранда под уздцы, сунув ему в руки поводья собственной лошади серой масти.

Давай парень, полезай в седло. Меняемся лошадьми. Ты поведешь нас в город.

— Сир?

Тебя здесь никто не знает. Залезай на лошадь. Поедешь первым.

Дьюранд подчинился и поехал вперед к сэру Радомору, который уже облачился в рогожу. Дьюранду подумалось, что вряд ли какие-нибудь одежды могу скрыть личность их обладателя. В фигуре Радомора чувствовалась скрытая мощь, что наводила на мысли о дикарях, живущих за заливом Ярости.

— Лорд Радомор, — произнес Гоул. — Это тот самый парень, который полез за бейлифом на крышу.

Лорд Радомор поднял на Дьюранда взгляд.

— Это он выследил Фалька, — добавил Гоул. — он утверждает, что его зовут Дьюранд родом из Коль. В городе его никого не знает. С помощью него мы попадем в Ферангор. Не думаю, что кто-нибудь обратит внимание на цвет глаз.

— За дело! — рявкнул лорд.

— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил Гоул.

— Слушаюсь, ваша светлость, — эхом повторил ему Дьюранд.

Они поклонились и поскакали прочь, вперед, туда, где надежда Дьюранда на побег становилась совсем призрачной. Капитан потянул поводья, останавливая коня:

— Что мне сказать стражникам? — спросил Дьюранд.

— Что-нибудь придумаешь, — ответил Гоул и, развернув лошадь, поскакал назад к колонне.

На Дьюранда из-за прорезей шлемов, из-под надвинутых на лбы капюшонов взирало две дюжины пар глаз. В воздух поднимались облачка пара. Кавалькада легким галопом направилась к воротам города. "О чем меня могут спросить стражники?" — думал Дьюранд. Кто я? Что у меня в городе за дело? Он выругался, представив опускающиеся решетки и летящие в него стрелы. Он кинул взгляд на солдат, скакавших за его спиной. Точно. Увидев их, стражники могут либо начать стрелять в них, либо просто захлопнут перед их носом ворота.

Когда они приблизились к воротам, из-за маленькой дверцы показалась горилообразная фигура стражника, голову которого украшал шлем-котелок. На высоте двадцати футов за зубцами крепостных стен сверкали шлемы других стражников.

— Кого черти принесли? — рявкнул горилообразный стражник. — Мы как раз собирались закрывать ворота, — в руках стражника был арбалет.

Конь Гоула фыркнул и замотал головой.

— Ну? — стражник перехватил арбалет поудобнее.

Дьюранд отстранено подумал, что если стражник разрядит в него арбалет с такого расстояния, то стрела либо пробьет горло навылет, либо застрянет, и тогда ее оперенье будет торчать прямо у него из под подбородка. В любом случае выстрел сразит его наповал.

— Давай же, — прошептал сзади Гоул.

Лунный свет блеснул на острие арбалетного болта.

— Чего вам надо в городе? Репу на базар привез? Герцогу горячие головы в городе не нужны. Ясно?

Герцог. Дьюранд почувствовал, как где-то внутри него вспыхнула искорка вдохновения.

— Ясно, — кивнул Дьюранд. — Но мы не собираемся устраивать здесь свары. Мы прибыли, чтобы встретится с герцогом.

Стражник качнул арбалетом. "Теперь, если у него дрогнет рука и он спустит тетиву, стрела попадет мне в бедро или убьет подо мной лошадь", — мелькнула в голове Дьюранда мысль.

— Зачем? — протянул стражник. — Ищете работу? Неплохая мысль.

— Точно. Хотим наняться в его дружину.

— Ясненько, — кивнул стражник. — Только вот герцога нет. Уехал он в Мантльуэлл. В паломничество.

Мантльуэлл. Дьюранд с ненавистью уставился на стражника, борясь с желанием закатить ему затрещину.

— Мы подождем его, — резко бросил он. — Или поговорим с капитаном твоей стражи.

— Вообще-то я вполне могу отправить вас восвояси… — стражник опустил арбалет, не двигаясь при этом с места, что очень удивило Дьюранда. Стражник, задрав голову, посмотрел вверх.

Наконец, до Дьюранда дошло, что стражник выпрашивает у него деньги. Дьюранд закрыл глаза. В его кошельке не было ни гроша. Затылком он чувствовал тяжелый взгляд Гоула.

И тут, подобно вспышке молнии, Дьюранду пришла в голову идея. Он повернулся к Гоулу.

— Мальчик мой, вознагради этого война за терпение, кинь ему пару монет.

Гоул, смерив Дьюранда холодным взглядом, сорвал с пояса кошель и швырнул его стражнику.

— Спасибо капитан, — отозвался тот. — Проезжайте, только смотрите, чтобы ваши ребята не бузили. У нас город тихий, законы мы уважаем.

Дьюранд, пришпорив коня, направил его прямо в распахнутые крепостные ворота, ведущие в город, размышляя, вздернет ли лорд Радомор стражника-негодяя или все-таки сжалится над ним.

Вскоре они подъехали к потемневшим от времени дверям трактира. Усмехнувшись, Мульсер посмотрел на Дьюранда.

— Куда теперь? — донесся до них голос Радомора.

— Здесь есть комната, — ответил лорду один из чернецов. — Ваше сиятельство сам убедится, что она расположена просто идеально.

Солдаты проследовали в трактир за своим господином. Странно, но трактир был абсолютно пуст, тогда как, учитывая позднее время, должен был быть забит под завязку. Сверху, со второго этажа, до Дьюранда донеслись звуки шагов.

Руки солдат покоились на рукоятях мечей, словно они ожидали, что противники могут в любой момент полезть в окна и двери. Похоже чернецы многое поставили на кон и решили снять весь трактир. Дьюранда охватило волнение. Он был уверен — супруга Радомора невиновна, и надеялся, что на рассвете чернецов ждет суд за лжесвидетельство.

Чтобы снять напряжение, Гоул отправил нескольких солдат в подвал раздобыть выпивку.

— Да это же настоящий постоялый двор, — крикнул один из солдат из погреба. — Не какой-то там захудалый трактир. Здесь ни эля, ни пива — одно только вино.

— Одного бочонка вам хватит, — кинул Гоул солдату, стоявшему у люка, ведущего в подвал, и повернулся к окнам, которые выходили на улицу. — Дверь — запереть, — тихо сказал он Дьюранду. — Нам ни к чему любопытные.

Дьюранд кивнул и, подхватив скамью, плотно вогнал ее между дверной ручкой и косяком. Теперь их никто не побеспокоит.

Гоул уставился на потолок.

— Что он… — начал Дьюранд.

— Тихо! — зашипел Гоул. Он с гневом посмотрел на солдат, пытающихся извлечь из подвала бочонок вина. — А ну заткнитесь!

Солдаты замерли, словно олени, почувствовавшие опасность. Гоул снова обратил свой взгляд к потолку.

Половицы второго этажа, расположенные над окнами, выходящими на улицу, заскрипели, сверху посыпалась пыль. Гоул едва заметно кивнул и прижался лицом к ставням. Его примеру последовал и Дьюранд, пытаясь разглядеть сквозь щели, что происходит на улице.

Постоялый двор, в котором они находились, располагался довольно высоко на склоне холма, однако поначалу Дьюранд ничего не мог разглядеть — разве что серые стены домов на противоположной стороне улочки. Чуть выше, вокруг вершины холма возвышалась цепь внутренних стен, а за ними — святилище и цитадель Аильнора — сына Карондаса.

Дьюранд ждал знака, обещанного чернецами, хотя не имел ни малейшего представления о том, что это будет за знак. Он слышал, как за его спиной солдаты с хлюпаньем прихлебывают вино. Он слышал, как над головой поскрипывают половицы, как сверху доносится бубнящий голос Радомора. Неожиданно повисла тишина, и Мульсер сдавил руку Дьюранда.

Где-то снаружи, на улице звучала музыка. Дьюранд плотнее прижался к щели в ставне, шаря глазами по крышам домов. Он не сомневался, что сможет отыскать источник музыки.

Там, где две крыши ножницами расходились в стороны, Дьюранд увидел посеребренную светом луны фигурку в окошке высокой башни, овал печального личика, поток черных, как воронье крыло, волос. К губам фигурка прижимала флейту. Башня возвышалась над замком герцогов Ирлакских. Музыка оборвалась, фигурка выглянула из окна и хлопнула в ладоши.

Трактир содрогнулся от звериного рыка, заставившего Дьюранда похолодеть.

Молнией лорд Радомор пронесся по лестнице, за ним следовали чернецы в развевающихся черных плащах.

— Скамью — долой, — скомандовал Гоул, и Дьюранд немедленно отбросил ее в сторону от двери — как раз вовремя, потому что мгновение спустя двери трактира с грохотом распахнулись от удара лорда Радомора. Лорд выбежал на улицу. Замершие на мгновение солдаты устремились вслед за своим господином. Некоторые из них успели заметить довольные ухмылки на лицах чернецов.

У внутренних врат стражник пытался заступить им дорогу, но он отпрыгнул в сторону, как только до него дошло, кто стоит перед ним. Никто в ту ночь не смел встать на пути лорда Радомора.

Вершина холма, над которой возвышались шпили и колокольни святилища Ферангора, представляла собой мощенный камнем двор порядка ста шагов в поперечнике. Повсюду носились полуодетые слуги, выбежавшие из замка, расположенного за святилищем. Именно к темнеющему замку и направился Радомор.

— Как ему удается сюда попасть? — потребовал ответа лорд Радомор.

Никто не уточнил, о ком идет речь. Всем это было и так понятно.

— Через колодец, — услужливо пояснил один из чернецов. — Все колодцы ведут к резервуарам под городом. Он спускается в колодец в своем доме, а потом вплавь добирается до замка.

Чернец мерил шагами двор:

— Протоки узкие. Вряд ли взрослому человеку хватит места для разворота.

— Если мы перекроем протоку… — начал второй из чернецов.

— И подожжем его дом… — продолжил первый.

— Он может появиться здесь в любое мгновение.

— За дело! — приказал Радомор. — Его появление здесь будет равносильно признанию.

Гоул повернулся к солдатам:

— Ты, ты и ты, — ткнул он пальцем в воинов, даже не взглянув на Дьюранда. — Вы знаете замок?

Солдаты кивнули, и Дьюранд с облегчением вздохнул, поняв, что ему не придется выполнять поручение капитана.

— На колодце есть решетка. Сбросите ее вниз. Дверь за собой прикроете. Шевелись! А ты встанешь на стражу у двери.

Гоул, играя желваками и закрыв глаза, собирался с мыслями.

— Вы двое, — кивнул он паре солдат, — вы знаете Ферангор не хуже меня. Подожжете дом Варренделя. Четверо на ворота, ворота — запереть. Остальным — навести прядок в замке.

— Думаю, — произнес один из чернецов, — его светлости тоже понадобятся солдаты.

Гоул кивнул.

— Мульсер, ты и ты, — на этот раз капитан ткнул пальцем в Дьюранда, — от меня ни на шаг.

Лорд Радомор с развевающимся за плечами плащом направился внутрь замка. Где-то там в высокой башне ждала возлюбленного ни о чем не подозревающая Альвен. Дьюранд попытался вспомнить темноволосую дочь герцога Абраваналя Гиретского. "Со дня свадьбы прошло около десяти лет", — подумалось Дьюранду.

— Мы рассчитываем на вас, сэр Гоул, — сказал чернец. — Человек, являющийся командиром и находящийся на службе у его светлости…

— Пошли, — взревел Гоул, устремляясь за лордом. Они шли вслед за лордом по окутанному тьмой замку. Лорд, перескакивая через ступеньки, подобно призраку, летел вверх по лестнице, ведущей к вершине башни. Наконец они оказался у двери, из-за которой тянуло густым запахом лаванды. Радомор с грохотом высадил дверь — эхо пошло гулять по лестничному колодцу. Из покоев, что-то прижав к груди, рванулась белая фигурка. Дьюранд схватил женщину за руку. На мгновение их взгляды встретились — перед ним была леди Альвен — черные, как ночь, глаза смотрели на Дьюранда с отчаянием.

Радомор смерил супругу тяжелым взглядом и кивком приказал следовать за собой. Альвен, сумев взять себя в руки, склонила голову и последовала за лордом. Сверток в ее руках задергался, оттуда раздался детский плач.

Дьюранд уставился на свою мозолистую ладонь, только что сжимавшую руку Альвен.

В лестничном колодце завывал ветер.

Слышался плач ребенка.

Радомор молчал, говорила только Альвен. Дьюранд изо всех сил зажмурился, пытаясь собраться с мыслями. Голова гудела.

Она во всем созналась. Радомор вечно был в разъездах, а она приглянулась сэру Альдуану. Все началось с дружбы. Альдуан был другом как ей, так и Радомору. А потом что-то изменилось. Летом, когда Радомор уехал на войну. Она не хотела сделать ему больно.

Дьюранд с остальными ждал у входа в покои. Дьюранд ожидал, что Радомор что-нибудь ей ответит, но тот не проронил ни звука.

Альвен умоляла его о пощаде, но потом и ее мольбы сменились тишиной. Казалось, прошла вечность. Наконец на пороге показался Радомор. У него было такое выражение лица, что даже Гоул отшатнулся. Тишину прерывал только плач ребенка.

Когда Радомор ушел, Гоул повернулся к солдатам:

— Вы остаетесь здесь сторожить, — сказал он. — И если вам дорога собственная жизнь — не смейте и носа сунуть к ней. Она для вас ничто.

С этими словами Гоул отправился вниз по лестнице вслед за Радомором, оставив двух стражников и Дьюранда в алькове у выломанной двери, ведущей в абсолютно чужую комнату, в чужом замке, расположенном на расстоянии долгих лиг от Гирета. "Лучше бы я помер от голода", — подумал Дьюранд.

Солдаты молчали, не смея даже перекинуться взглядами. Дьюранд мог представить возмущение и гнев этих людей. Лорд Радомор был героем, преданно служившим королю. И вот он потерял жену, которой верил, и друга, с которым был вместе с детства. И как же месть?

Мужчины стояли на страже, дитя плакало. Прошло два часа долгой осенней ночи. В нескольких шагах от них женщина убаюкивала ребенка. Дьюранд подавил желание войти в покои. Его вмешательство только навредит. Издалека донесся шум. Мужчины кричали. Взвизгнула женщина.

Дьюранд снова взглянул на ладони и вдруг до него донесся еле слышный голос мужчины. Слова были неразличимы, но интонация была умоляющей. Судя по звукам, голос шел из колодца.

Скрипнула чья-то перевязь.

— Господи, — пробормотал ее обладатель. Это был Мульсер.

Дьюранд глянул в просвет лестничного колодца и услышал шум воды. Колодец был сердцем огромной крепости. Звук льющейся воды доносился даже до вершины самой высокой башни. Дьюранд его прекрасно слышал. Значит, должна была слышать и замершая у порога Альвен.

Когда пошел пятый час, на лестнице послышались шаги.

— Смена! — громко крикнул один из двоих поднимающихся солдат. — Ступайте. Пока нас разместили в подвале.

Дьюранд медленно пошел вниз по продуваемой всеми ветрами лестнице. На него навалилась усталость, тянувшая его вниз, словно тяжелая кольчуга. Из-за спины доносилось звяканье доспехов — за ним шел Мульсер и еще один солдат. Они прошли мимо двери, ведущей в трапезную. На деревянном троне отца, сгорбившись, восседал лорд Радомор, слева и справа от него расположились чернецы. У дверей стояла стража, не сводя глаз со слуг, столпившихся в трапезной. С того момента, как крики утопающего огласили своды замка, никто так и не сдвинулся с места. Лица всех людей были искажены от ужаса. Всех, за исключением чернецов.

По дороге в подвал Дьюранд прошел мимо еще одной двери, охраняемой парой солдат. Черные головки гвоздей, кольцо, петли из кованого железа и мощный засов — это была дверь, ведущая к колодцу. Дьюранд оглянулся — он еще мог разглядеть трапезную и одного из чернецов. Чернец повернул голову к Дьюранду, расплылся в кривой улыбке и прижал к губам палец.

На следующий день Дьюранд вместе с Мульсером вновь поднимались по лестнице, ведущей к вершине башни.

— Что с ней будет? — прошептал Дьюранд.

— А что Радомор может сделать? — так же шепотом ответил Мульсер. — Да, ему наставили рога. Не он первый, не он последний. Подуется пару дней, а потом отправит девчонку домой в Акконель. Не думаю, что в Гирете придут в восторг, но кто посмеет возразить Радомору?

Любовь ушла, осталась только политика.

— Он отречется от Альвен, а ребенка оставит себе, — пришел к мрачному выводу Дьюранд.

— Радомору под сорок, в таком возрасте от наследников не отказываются. Да, мать будет тосковать по сыну, но Альвен сама виновата. Она нарушила клятву, принесенную Царю и Царице Небесной.

— Даже мудрые женщины не осмелятся вмешаться.

— Скоро все будет кончено, — кивнул Мульсер.

Они почти дошли, когда на них натолкнулся суетливый мастеровой с коробкой инструментов под мышкой, торопившийся вниз. На верхней площадке красовалась новая дверь: черные головки гвоздей, кольцо, петли из кованого железа и мощный засов — сестрица-близнец той двери, которая вела к колодцу.

Дьюранду показалось, что его преследует злой рок, а судьбой его овладел сам Властелин Тьмы. Радомор смягчится. Он должен смягчиться. Он герой, сражавшийся в авангарде королевской армии. Он чуть не погиб. Он — один из Сынов Атти, кровный родич государя.

"А леди Альвен приходится родней уже мне", — подумал Дьюранд, вспомнив ее черные глаза полные отчаяния.

День прошел в молчании. Альвен так ничего и не принесли — ни еды, ни воды. Пришла ночь, и Дьюранд, лежа на тюфяке в подвале крепости, никак не мог заснуть, размышляя о женщине, заключенной в высокую башню. Что он скажет в свое оправдание, когда предстанет перед престолом Всевышнего? То, что они делали, было фактически убийством дочки герцога. Дочки одного из самых верных вассалов и союзников короля. Может начаться война.

На следующий день Дьюранд вознес молитву, в которой искренне благодарил Небеса — его назначили нести стражу внизу.

Было жарко. Очень жарко.

Гоул назначил ему нести стражу в трапезной, наказав глядеть в оба и никого не выпускать.

Около полудня со стороны главного входа донеслись крики. Дверь распахнулась, и в трапезную кубарем влетел один из стражников. Вслед за ним в зал двумя колоннами шагнули незнакомцы в золотых одеждах. Это были священники. Некоторые из них бросали по сторонам такие свирепые взгляды, которые сделали бы честь воинам-варварам, обретавшимся в дальних пределах королевства.

Самый грозный из священников вошел последним. Он был около шести футов ростом. На грудь ему ниспадала борода, формой и размером напоминавшая медвежью шкуру, а богатство его одежд было воистину королевским. Патриарх Ферангора. Взгляд обычного священника способен заставить человека замереть на месте, склонившись в поклоне, взор патриарха — пронзал насквозь. Он и подобные ему были главной опорой Создателю.

Патриарх, скрестив на груди руки, обвел взглядом зал, ничего не упуская из виду. Солдаты прятали глаза — о женщине и ребенке, томящихся в башне, было известно всем. Патриарх поморщился — ему явно не нравилась царившая в трапезной жара.

— Я призвал тебя, лорд Радомор, — произнес патриарх, и его голос гулким эхом пошел гулять по трапезной. — Я призвал тебя, но ты не пришел.

Чернецы, беспрестанно кланяясь, воронами кружились у трона Радомора. Один из них поднял руку и, улыбнувшись, произнес:

— Ваше Святейшество, у его светлости были неотложные дела.

Патриарх, сверкнув глазами, кинул взгляд на чернеца, а потом, резко подняв руку, указал пальцем на Радомора.

— Я слышал о том, что ты творишь здесь! Я видел. Мои священники были на пожаре, разгоревшемся в городе. Ты убил человека. Ты сжег его дом. Довольно. Освободи жену и ребенка. Ты уже перешел все границы. Взяв суд в свои руки, ты забыл о законах и обычаях. Вспомни о своем деде, покоящемся под сводами святилища. Вспомни об отце, который возносит молитвы в Мантльуэлле. Я знаю, подчас ты принимаешь решения сгоряча. Но я знаю, что ты благороден. Ты не из тех, кто сносит предательство. Но поверь, из предательства можно почерпнуть не только ненависть. Знай, что Сатана не сводит глаз с великих, обретающихся в этом мире, — глаза Патриарха сверкнули, обдав всех присутствующих волной жара. — Знай, что праведный гнев таит в себе западню.

Радомор заморгал, не в силах двинуться с места под тяжелым взглядом патриарха.

— Радомор, сын Аильнора, — продолжил патриарх, — истинно говорю тебе, не принесут тебе добра твои новые советчики. Вести о том, что приключилось в битве у Хэллоудауна, дошли и до нас. Мы знаем о твоем чудесном исцелении. Мир, в котором мы живем, не вечен. Человек, осмелившийся вмешаться в устройство мироздания, многим рискует. В этом мире есть твари, которых мы зовем Изгнанными и Утраченными, и они столь же реальны, сколь реален ты или я. Они ищут трещины в мироздании. Спроси об этом своих советчиков. Ибо они мечтают, как расширить трещины, о которых я тебе говорю.

Патриарх замолчал, его грудь тяжело вздымалась, а по лицу градом катился пот.

— Я сказал тебе то, ради чего пришел сюда, лорд Радомор. Ты предупрежден. Остановись! У тебя еще есть надежда спастись.

Несмотря на жару, на лице Радомора не было ни капельки пота.

Просияв, один из чернецов произнес:

— Мы крайне признательны, что вы, Ваше Святейшество, нашли время и пришли поговорить с нами.

— Точно, — закивал его брат.

Теперь патриарх смотрел на чернецов. От такого взгляда цепенеют. Умирают.

— Было весьма занимательно, — сказал один.

— Очень, — кивнул второй.

— Вы подкинули нам пищу для размышлений.

— Страшные вещи рассказываете.

— Точно.

Чернецы улыбались Патриарху.

Патриарх устремил взгляд на Радомора, сидящего на троне.

— Хорошенько запомни то, что сейчас услышал.

Долгим, очень долгим взглядом Патриарх обвел всех присутствующих, после чего развернулся и вышел из зала.

Чернецы ухмылялись ему вслед.

К тому моменту, когда Дьюранд заступил на вечернее дежурство, ничего не изменилось — лишь чернецам разрешалось свободно перемещаться по замку. Дьюранд понемногу стал понимать: несмотря на то, что он стоит на часах, он сам превратился в своего рода пленника. Чем дольше он оставался в замке, тем очевиднее ему становилось, что Радомор не сжалится над пленниками, и Альвен с сыном обречены. Гоул не спускал с них глаз.

К великому облегчению Дьюранд снова избежал неприятной участи нести стражу у покоев Альвен — его поставили охранять верхний пролет замковой лестницы. Лицо обдавало волнами жара из трапезной, а шею морозил осенний холод. Когда рубиновые клинки лучей закатного солнца окрасили небо, снизу донеслись звуки шагов и голоса. Хлопнула дверь. Дьюранд увидел, как по лестнице поднимается незнакомец — шустрый, прилизанный — это явно был не Патриарх. Слева и справа от него шли чернецы.

На мгновение чернецы и незнакомец остановились вверху лестничного пролета, который охранял Дьюранд. Один из чернецов ухмыльнулся Дьюранду в лицо и скользнул в трапезную. Второй чернец наградил незнакомца и Дьюранда улыбкой, больше похожей на оскал мертвеца.

Дьюранд не двигался с места, загораживая незнакомцу путь. Несмотря на то, что незнакомец был в два раза его ниже, он явно чувствовал себя уверенно. Черные с проседью волосы очерчивали широкие скулы, а в глазах светился ум. Черная накидка одетая поверх доспехов была оторочена белым, а с пояса рыцаря свисал меч.

Пока чернец, стоявший с ними на лестнице, продолжал улыбаться, его брат склонился в поклоне перед лордом Радомором.

— Милорд, прошу прощения за беспокойство.

Радомор качнул головой.

— У нас гость, — продолжил чернец. — Мне показалось, что вы не откажетесь с ним встретится. Барон Кассонель из Дамарина ожидает вашей аудиенции.

Услышав имя гостя, Дьюранд вздрогнул. Увидев это, незнакомец приподнял бровь.

— Барон Кассонель состоит на службе у герцога Беоранского. Его лучший воин и преданный вассал. Если ваша светлость позволит, мой брат сопроводит его сюда.

Незнакомец, оказавшийся бароном Кассонелем Дамаринским, глянул на Дьюранда, загораживающего ему вход в трапезную, и тот поспешно уступил ему дорогу. Не было такого воина в Эрресте, который ни разу не слышал о бароне Кассонеле. Некогда странствующий рыцарь, он добился места при дворе герцога, а такое случалось один раз на тысячу. Клинок, висевший у него на поясе, звался Термагантом и был выкован в эпоху Великого Королевства тысячу лет назад. Рассказывают, что на турнире в Тернгире в те времена, когда Дьюранд был еще мальчишкой, Кассонель одного за другим вызвал на бой всех рыцарей из свиты герцога и всех их сразил в честном бою. Теперь он получил баронский титул, а герцог был его законным сюзереном. Когда Кассонель вошел в зал, все замерли.

Кассонель поклонился.

— Его светлость Лудегар, герцог Беорана шлет тебе привет, — сказал он. Манера говорить был подстать барону: казалось, рыцарь обдумывал каждое слово. — Он повелел передать свое восхищение и уважение своему двоюродному брату лорду Радомору, наследнику Аильнора, герцога Ирлакского.

Радомор поднял на рыцаря взгляд и, наконец, заговорил. Это были первые слова, которые Дьюранд услышал от него с тех пор, как они ворвались в башню.

— Он просил передать все это мне? Мне? Не отцу?

— Вам, ваша светлость.

— И гонцом он отправил вас?

— Я полагаю, что его светлость выбирает гонцов сообразно желанию высказать всю глубину уважения, которую он питает к двоюродному брату.

— Что попросил вас передать мне мой кузен? — Радомор прикрыл глаза.

Кассонель обвел глазами залу, задержав взгляд на Дьюранде. Послание герцога услышат не меньше двадцати человек. Некоторые стали беспокойно переминаться с ноги на ногу.

— Говорите, барон Кассонель, — произнес Радомор. — Пусть люди, присутствующие здесь, вас не смущают.

Кассонель медленно кивнул:

— Среди вельмож королевства растет обеспокоенность словами и делами Его Величества Рагнала, государя Эрреста, а именно вторжением в Гейтанские перевалы, разгромом армий в Кальдаре и дозорами на дальних восточных рубежах. За какие-то пять лет государь опустошил казну и обратился за помощью к ростовщикам.

— Я сражался на Гейтанских перевалах, барон Кассонель.

— Вы были единственным из всего авангарда Королевской армии, кто выжил в битве при Хэллоудауне. Проявленное вами мужество известно всем.

— Многие, очень многие, начиная еще со времен моего деда, приходили сюда с такими речами, — произнес Радомор, — но ответ они всегда получали один и тот же.

Кассонель снова медленно кивнул. Дьюранд поймал себя на том, что смотрит на меч рыцаря. Рука Кассонеля легла на рукоять.

— Уверен, что так оно и было, лорд Радомор. Но мне приказали проявить настойчивость. Память о делах вашего великого деда — государя Карондаса — будет жить в веках. Лишь в преклонные годы он принял решение передать Звездную Корону своему брату Брэну. Карондас был бездетным и справедливо опасался, что его смерть погрузит Эррест в пучину смуты и междоусобиц. Ради блага королевства он взял в жены дочь герцога Ирлакского и принял бразды правления герцогством. Он не мог даже и мечтать, что в столь преклонные годы, уже на закате жизни, сможет стать отцом. Многие дивились на чудо, связанное с появлением на свет вашего отца, и ломали головы над тем, что это чудо может означать.

Радомор заерзал:

— Так или иначе, но наш государь — Рагнал.

— Но что он за государь? Государь, который разорил земли младших наследников, вверенные ему в опеку. Государь, бросающий на ветер деньги так, словно в его руках осенние листья. Государь, спустивший серебро, которое было специально выделено на содержание земель, принадлежащих короне. Государь, по приказу которого сады вырубаются на дрова. Леса уничтожаются, а освободившиеся земли отдают под пашни.

— Мой отец не единожды слышал такие речи.

— Герцог Лудегар повелел мне напомнить вам о тех случаях, когда вдов заставляют вступать в повторные браки, чтобы передать титул и земли богатым купцам и крестьянам, у которых нет ни рода, ни племени, зато есть мошна, туго набитая золотом. Детей знатных фамилий обязывают выплачивать огромные суммы за право вступления в наследование. Никто не задумывается о том, что эти меры ведут к вырождению благородных родов.

— Но я, барон Кассонель, вовсе не герцог Ирлакский.

Барон обвел взглядом присутствующих. Он практически убрал ладонь с рукояти старинного меча — теперь ее касались только кончики пальцев.

— Мне велено вам передать, что у вас есть возможность в ближайшем будущем получить титул. Его светлость герцог Кейпэрнский, человек истово преданный престолу, тяжко болен и находится при смерти. Его сын уже поставлен в известность о подати, которую ему предстоит выплатить за право наследования титула и земель. Размер данной подати немыслим, и юноша ни при каких условиях не сможет ее внести.

Пальцы Радомора поглаживали резьбу, которая украшала трон его отца.

— Равновесие сил в Великом Совете будет нарушено.

— Ничего не могу сказать на этот счет.

— Мой отец никогда не даст своего согласия.

— Герцог повелел мне напомнить вам, что в ваших жилах течет королевская кровь. Ваш род — один из самых древних, и линия наследования в нем ни разу не прерывалась. При всем уважении должен отметить, что государство долго не выстоит, если на троне восседает самодур и мот.

Барон поклонился, не сводя глаз с Радомора, восседающего на троне герцога. Несмотря на удушающую жару, царящую в трапезной, по спине Дьюранда пробежал холодок. Что предлагает барон? Убийство? Государственную измену? Бунт?

— Подготовка уже началась, — сказал Кассонель. — С помощью герцога Лудегара дело может кончиться лишь малой кровью.

В зале повисла зловещая тишина.

— Ваши люди знают, как передать ответ, — произнес Кассонель. — Я должен оставить вас, чтобы вы подумали над предложением. Но помните, Великий Совет соберется еще до снега.

С этими словами Кассонель поклонился и, выйдя из трапезной, направился вниз по лестнице. "Я должен был снести негодяю голову, — сжав зубы, подумал Дьюранд, — а я что сделал? Ничего. Уступил ему дорогу".

Чернецы проследовали за Кассонелем. Дьюранд стоял на лестнице сжав кулаки. Измена. Он все видел и слышал, но другие знали, свидетелем какого разговора он стал. В крепости полно солдат. Ему не сбежать.

Из глубин замка до Дьюранда донесся шепот.

— Мне это не нравится.

Дьюранд затаил дыхание. Голос был знакомым — это говорил Мульсер.

— Господи, просто делай то, что тебе велено, — сквозь зубы ответил ему кто-то. Обладателем второго голоса был Гоул.

— Гоул, я, право, не знаю. Я надеялся, что все наконец пойдет на лад, что мы получим место в свите лорда. Жаль, что мы не оставили этих двух негодяев в Хэллоудауне.

— У тебя нет выбора.

— Что мы делаем? Мы же наняли этого паренька. На кого мы похожи в его глазах? На чудовищ из детских сказок.

— Мы делаем то, за что нам платят. Слишком поздно поворачивать назад.

Разговор сменился звуком удаляющихся шагов. Повисла тишина.

Дьюранд понял, что стоит в темноте совсем один. Из мрака на него надвинулись две скалящиеся фигуры — чернецы. Они внимательно посмотрели на него, после чего каждый из них прижал палец к губам. Дьюранду захотелось закричать и бросится прочь. Лишь собрав всю волю, ему удалось взять себя в руки.

Когда погасли последние кровавые отблески заката, Дьюранда наконец сменили. Дьюранд спустился вниз, в подвал, где спали солдаты, и плюхнулся на соломенный тюфяк. Он был страшно измотан и тут же погрузился в глубокий сон.

Через несколько часов его разбудил тихий, воркующий голос:

— Опасно быть умненьким, очень опасно. Лучше оставаться дурачком. Впрочем, уже слишком поздно. Нам жаль расставаться с тобой. Очень жаль.

Дьюранд открыл глаза. По подвалу кружили тени. Кто-то зарычал. Дьюранд понял, что это Мульсер.

Одна из черных фигур склонилась над русоволосым воином. Мульсер дернулся, пытаясь встать, но чернец лишь коснулся пальцами груди воина, и Мульсер тут же рухнул обратно на тюфяк, недвижимый, словно его пригвоздили к полу ударом топора. Через мгновение он снова заерзал, как будто пытаясь сбросить с себя невидимые путы. Чернец склонился над ним словно мать над колыбелью.

Дьюранд нащупал кинжал.

Чернец потянулся губами к лицу Мульсера. Коснувшись рта воина, он растянул его губы и разжал челюсти. Дьюранд попытался выхватить кинжал, но по его телу молнией прошла судорога. Над ним склонился второй чернец, который пристально смотрел в ему в глаза, словно пытаясь прочесть мысли. Указательный палец чернеца коснулся артерии на шее Дьюранда, и воин почувствовал, как с каждым ударом сердца его тело содрогается в коротких спазмах, как деревенеют его мышцы.

Слух все еще подчинялся Дьюранду — он услышал шепот. Это были не чернецы. Это был шепот многих голосов, подобный ропоту, который, порой, проходит по толпе людей. Глаза Дьюранда вылезли из орбит, он попытался найти взглядом Мульсера. Несчастный воин пытался бороться с чернецом, припавшим к его рту. Плечи Мульсера оторвались от пола, содрогаясь в ритмичных конвульсиях, отчего казалось, что чернец, нависший над ним, — кукловод, управляющий каждым движением воина, спина которого выгибалась все сильнее и сильнее, пока не послышался треск.

Шепот становился все громче. Казалось, теперь Дьюранд может различить отдельные слова. Он стал вращать глазами, пытаясь найти источник звука. Надо ртом каждого спящего солдата плясал язычок бледного пламени, словно чернецы вытягивали из несчастных души.

Со стоном Мульсер распростерся на тюфяке.

Наступила тишина.

Чернец, нависший над Мульсером, повернулся к собрату и улыбнулся. Казалось, он заметил Дьюранда, и его улыбка стала еще шире. На горле чернеца образовалась выдающаяся вперед жутковатая выпуклость. Продолжая улыбаться, он прижал палец к губам.

Стоявший над Дьюрандом чернец убрал палец от его шеи, и воин почувствовал, что свободен.

Мульсер был мертв, а Дьюранд едва мог пошевелиться.