В Вифлеем опять караваны бредут во мгле. Мой отец и мать почивают в сырой земле. Как давно они в колыбелях дубовых спят! Снится им, что вновь у Марии родился Сын, Он бродил по миру и был на кресте распят, и об этом знают трава, журавлиный клин, облака на небе и сонмы летящих душ… Сколько летних засух и лютых декабрьских стуж пронеслось над миром, и сколько лилось дождей на сухую землю, и как проливалась кровь царедворцев, смердов, невинных детей, вождей! Но услышал мир, что его создала Любовь. Только слова жаждет немая моя душа, а любовь есть Слово, ведь Богу не нужен жест. У седых волхвов я спрошу, словно лист, дрожа: не гора соблазна ли стала горой блаженств? Я ладонью глажу прохладный базальт, гранит. Говорит мне мать: «Ты о нас не тоскуй, не плачь, ведь любую душу Господь для Себя хранит, и к любому сердцу приставлен его палач. И земному дому не нужен небесный дом, и земному грому ответит небесный гром, и земной воде мы прощаем и шум, и плеск, в земляной ладье мы ныряем в небесный блеск, где Благая Весть, как горящий во тьме светец. Сын родился здесь — и прощает нас всех Отец!»