В старом доме медленно и долго надо мной колеблется фантом: муха в белом саване из шёлка в колыбели, свитой пауком. Жизнь течёт в своём привычном русле средь больших и малых русских рек, но уже кузнечик спрятал гусли и в траве уснул, как человек. И пугает насекомых праздных — светляков, рассеянных в ночи, — парой крыльев веерообразных падший ангел в виде саранчи.

Не припомнить, на каком этапе жизни вдруг возникла эта блажь… Бродит Фабр в широкополой шляпе, созерцает вечности пейзаж. Он бросает пристальные взгляды, напряжённо смотрит сквозь очки — там, за смертью, есть ли шелкопряды, пчёлы, осы, бронзовки, сверчки? Мир иной — загадка, теорема… Молча завершая переход, он случайно замечает Брема над пустыней океанских вод.

Умирают — жёлты и невинны — листья средь осенней суеты. Кое-где мерцают георгины, горькие, Егорьевы цветы. Друг мой, уничтожены драконы, те, что даже времени древней… Только сосны, плача, как иконы, ящериц скрывают средь корней.

Царь Давид, играя на псалтири, учит руки складывать крестом, ибо перемены в звёздном мире происходят перед Рождеством. Ибо дева, будучи неплодной, всё ж вкушает радости вино, ибо естество стихии водной скоро будет преображено. Вот звезда своё меняет имя, спят деревья у истоков вод, и в солёной движется пустыне рыб морских кочующий народ.

Страшно мне стихий круговращенье, страшен мне воды бесцельный бег. Я живу надеждой на прощенье, я — простой и грешный человек. И пока не порвана цепочка и ещё не взломан снежный наст, я дышу, как дышит эта строчка. Слышишь ли, мой друг Экклезиаст?

Нынче ночью на Сионе лился некий свет с заоблачных вершин, но случилось чудо — и разбился ночью у источника кувшин. Закатилось в самый тёмный угол ночью обручальное кольцо. Чтобы светел стал небесный купол, плакальщицы вышли на крыльцо. Вот и я, в печали и обиде, тихо плачу, сидя за столом, и твержу, твержу, царю Давиде, твой сто восемнадцатый псалом.

Мы с тобой одни остались в доме. Мир завёрнут в звёздную парчу. Ангел держит на своей ладони время, как пасхальную свечу. Тает воск и капает на пальцы… Медленно прощаются со мной ангелы, чудесные скитальцы, с лёгким грузом крыльев за спиной. Солнце вырастает из пелёнок после очистительной грозы, и, как ангел, прячется ребёнок в колыбели, свитой из лозы.