Я буду жить на берегу ручья, и муравьи, мои лесные братья, меня накормят пищей поминальной. Сладка ли муравьиная кутья для тех, кто знал иной любви объятья? Качаются цветов колокола, а свет идет дорогою окольной, и отражают листьев зеркала сей жар и бред, сей трепет колокольный. Качаются цветов колокола, и вижу я — мгновенно, раз за разом стекло воды разрезано алмазом — упругой плотью птичьего крыла. Мелькнет в листве блестящий чей-то лик… Что значит сей запутанный язык воды и света, рыб и чаек быстрых? Что значит иероглиф муравья средь прочих букв и знаков серебристых? В глазах у леса высохла роса от птицами поставленных спектаклей, проведена заката полоса меж солнечным лучом и звездной каплей. И если мотылек — святой простец, паук на нитке — крохотный разведчик, я буду перед будущим истец, молчальник, и обидчик, и ответчик.