И когда коротали мы ночи недужные, появлялись какие-то вещи ненужные — пузырьки, и бутылки, и пыль на будильнике, банка кильки в томате в пустом холодильнике и розетка с застывшим вареньем малиновым, и сундук с ароматом своим нафталиновым, и какие-то колбочки, баночки, пробочки, и случайно рассыпанный мак из коробочки. Мы отмечены были тоской одинаковой, коронованы серой коробочкой маковой, а в коробочке этой на самом на донышке копошились какие-то мелкие зёрнышки. И когда ты рукою нечаянно взмахивал, то коробочку мака нечаянно встряхивал, и в звучании странном, в шуршании, шелесте нам мерещились духи соблазна и прелести. Заслоняли и прятали духи лукавые то, что было овеяно светом и славою, называли любовь чепухой и бирюльками и клубились над нами, как пар над кастрюльками, но хотели, в пространство протиснувшись тесное, чтоб за воинство их принимали небесное. Мы тогда перепутали тьму и свечение, пункт отбытия в вечность и пункт назначения, выбирая свободу от всякого бремени, мак рассыпанный сделали символом времени. И тогда мы узрели, что в глиняном чайнике, и в кувшине стеклянном, и в каменном прянике, в этажерке, в буфете, в салфетке для столика и в бутылке — неверной жене алкоголика, в одеяле верблюжьем и в стоптанных тапочках, в блюдцах, чашках и мыльницах, в ковриках, тряпочках, в их фактуре, структуре, в их нежной материи совершаются взрывы, миракли, мистерии, в глубине их огонь негасимый скрывается, и над ними дымок, словно змей, извивается.