Пролегают овраги морщинами резкими по крестьянскому лику родной стороны, здесь легко нам поля рифмовать с перелесками и с холмами зелёными — гребень волны. Нужно было тебе, словно дереву вырасти, зашуметь на пригорке листвой молодой, чтоб услышать молитву о чуде и милости и увидеть родник со святою водой. Чтоб понять, как мы жизнь разменяли, растратили, как отвергли родителей наших труды, нужно только вглядеться нам в Лик Богоматери, отражённый в стекле родниковой воды. И тогда ты не хлебом, а слезною пищею будешь молча питаться и ночью, и днём, будешь душу свою, обнажённую, нищую, очищать по ночам покаянным огнём…

Ночью из можжевельника выточены кресты, Чистого понедельника выбелены холсты. Молча обходит странница веси и города — вестница и посланница, Пепельная среда. Только кичится брашнами мир с четырёх сторон и громоздится башнями каменный Вавилон. Но не даётся право нам в недрах земли уснуть — шёлковым белым саваном снег заметает путь. Ты ли была крупицею соли на дне глазниц, ты ль облетала птицею круг мировых столиц, ты ли равняла жалостью умного и глупца, трогала самой малостью каменные сердца? Ты ли — восторг, сумятица, льющаяся вода, или — Страстная пятница, Пепельная среда?

Без тайных мыслей, слёз и упований, без страхов и бессмысленных надежд, на лестнице чужих существований среди младенцев, гениев, невежд, средь ассирийцев, греков и этрусков, в пространстве ночи бесконечной — там, где в царственные хижины моллюсков вошли, как в рай, Ламарк и Мандельштам, где грех горит огнём неугасимым в пространстве смерти, на верху горы, где Ной с детьми — Яфетом, Хамом, Симом раскинул в поле пёстрые шатры, там, где дрожат светил туманных пятна и где звучит негромко лития, вдруг очутиться — и понять внезапно весь ужас и блаженство бытия.