Ты смотришь на знакомые дома. Они уже не те, что были прежде, и кажется — они, как облака, во времени меняют очертанья. Вот дом призренья Тита-чудотворца. Какою-то волной незримой смыты с него кресты, и лишь один остался нетронутым. Я часто здесь стою на оживленном пыльном перекрестке. А это — дом, где я жила когда-то. Напротив дома — сквер, а в сквере — Ангел, незримо ждущий Страшного Суда. Шумят листвою пыльной тополя — они стоят на месте стен церковных, а купол неба чист, и там, где был алтарь, сидит ребенок и в песке играет.

Дом на Ильинской площади оброс косматой шубой времени. Вопрос. Ответ. Опять вопрос неслышный. Сейчас стоит каштан осенне-пышный у входа в арку, где когда-то я училась видеть щели бытия и ощущать сквозняк иного мира. Стоит, как прежде, у подъезда лира: сквозь ливень струн заржавленных видна исписанная часть стены кирпичной, и я впервые с мукой непривычной пытаюсь вникнуть в эти письмена. Здесь — руны и вульгарная латынь, иврит и вязь славянского глагола, скупой язык Аида и шеола, загадочные знаки Ян и Инь. Да, этот дом являет мне пример смешенья рас, кровей и чуждых вер, и прыгает нарядная сорока, как будто измеряя пыльный сквер, где был когда-то храм Ильи Пророка…