В этой жизни, яростной и жалкой, всё мы плачем и чего-то ждём… Пахнет ночь сиренью и фиалкой, пахнет липа мёдом и дождём. Будущее — в дымке и тумане, прошлое тяжёлый груз влачит. Но с небес, как прежде, — слышишь, Таня? — музыка нездешняя звучит. Шмель в бутоне, словно брошь в шкатулке, опьянённый музыкой, уснул, и каштаны в Мирном переулке тоже слышат некий тайный гул. Что ей нужно, музыке нездешней? Душу мучит, сердце бередит, а в траве меж вишней и черешней бабочка-капустница сидит.

Кто-то чистит на кухне картофель, кто-то плавленый режет сырок… Жизнь прекрасна, как пушкинский профиль, проступивший сквозь марево строк. В том, что прожито, в том, что забыто, музыкальная скрыта струя: даже в мелких подробностях быта отражается суть бытия — детство, радость, зажившая рана, тополь в мантии, белый как лунь, Моцарт, Пушкин, Онегин, Татьяна, удивительный месяц июнь.