Гриф, словно царь, восседает среди плебеев, и, примеряя смертельный размер петли, пляшут над озером девери скарабеев, а над поляною — дочери черной тли. Что же нам делать, когда мы увидим это? Что нас с судьбою собственной примирит? Буквы чужого имени — альфа, бета — или — вода живая, яблоки Гесперид? Снова Тезей лабиринт покидает критский, в темном Аиде Орфея звучит свирель — значит, рябина оденется в шелк персидский, и шемаханский бархат накинет ель. Вырастут лотосы, и плодоносным илом вскормлены будут грифы в конце времен, чтобы, как ангелы, стали парить над миром бражник, стеклянница, парусник, махаон.