…и этот пёстрый день, пустой и многолюдный, свой завершает круг. Готовит ужин скудный измученная мать. Сочится тусклый свет сквозь узкое окно. Мать затворяет ставни. Узоры в небесах, сплетенья жил на камне и в воздухе сухом дыханья лёгкий след — всё остаётся там, в пространстве заоконном, на страждущей земле и в небе беззаконном, где славит Бога хор сияющих светил. Ты стены и углы кропишь водой святою, но ум отягощён житейской суетою, а сердце говорит, что Бог тебя простил. Где шепелявый дождь, где ветра звук гортанный, где лёгкий стук в окно, таинственный и странный, где за рекой, вдали, внезапный стук колёс? Ты понимаешь вдруг в минуту озаренья: нет в этой тишине ни музыки смиренья, ни лепета любви, ни памяти, ни слёз. И эта ночь пройдёт, пестра и многолика, и от неё одна останется улика: в подсвечнике простом сгоревшая свеча. И будешь ты скрывать и прятать трепет тайный, сжимать в одной руке простой билет трамвайный, в другой — держать скелет железного ключа. Всё, чем ты прежде жил, в огне перегорело, помолодела смерть, а время постарело. Кто может угадать, что ждёт нас впереди? Пылающий закат нам даст ответ невольный — и Пушкин в дом войдёт с цевницей семиствольной, и Лермонтов с горячим пеплом на груди…