…и этот пёстрый день, пустой и многолюдный,
свой завершает круг. Готовит ужин скудный
измученная мать. Сочится тусклый свет
сквозь узкое окно. Мать затворяет ставни.
Узоры в небесах, сплетенья жил на камне
и в воздухе сухом дыханья лёгкий след —
всё остаётся там, в пространстве заоконном,
на страждущей земле и в небе беззаконном,
где славит Бога хор сияющих светил.
Ты стены и углы кропишь водой святою,
но ум отягощён житейской суетою,
а сердце говорит, что Бог тебя простил.
Где шепелявый дождь, где ветра звук гортанный,
где лёгкий стук в окно, таинственный и странный,
где за рекой, вдали, внезапный стук колёс?
Ты понимаешь вдруг в минуту озаренья:
нет в этой тишине ни музыки смиренья,
ни лепета любви, ни памяти, ни слёз.
И эта ночь пройдёт, пестра и многолика,
и от неё одна останется улика:
в подсвечнике простом сгоревшая свеча.
И будешь ты скрывать и прятать трепет тайный,
сжимать в одной руке простой билет трамвайный,
в другой — держать скелет железного ключа.
Всё, чем ты прежде жил, в огне перегорело,
помолодела смерть, а время постарело.
Кто может угадать, что ждёт нас впереди?
Пылающий закат нам даст ответ невольный —
и Пушкин в дом войдёт с цевницей семиствольной,
и Лермонтов с горячим пеплом на груди…