В старом бараке, где твой появляется враг,       вещи живут, погружённые в холод и мрак:             вилки, ножи, золотые часы на руке, ворох одежды в огромном, как мир, сундуке,       кольца, браслеты… Забытый за давностью лет,       чей-то знакомый, костями гремящий скелет. В доме напротив, где твой появляется друг, вещи встают в хоровод, в заколдованный круг. Что-то бормочет кофейник на старой плите, булькает чайник:       «Мы стали с тобою не те,       нос мой облуплен, твоя потускнела эмаль… Жизни не жаль. Но вернём ли её мы? Едва ль. Мы постарели и в ту же попали графу,       что и скелет, в коридорном стоящий шкафу. Там он стоит и костями тихонько гремит —       мы ж исчезаем. Мы свой исчерпали лимит». Друг мой и враг мой! Как вещи знакомые, мы       тоже пронизаны духами света и тьмы:             в розе засохшей и в веточке вербы живой, в старом погосте, заросшем зелёной травой,       в глине смиренной, где спрятан бунтующий прах,             в лжи откровенной и в правде, скрывающей страх, — в каждом предмете и в каждом событии есть       весть о спасении или о гибели весть. А для того чтоб явиться на праведный Суд,       кости сухие не слово, а плоть обретут.