У вещей знакомых застыли лица:       Смысл их то спрятан, то обнажён в полотне фламандском с убитой птицей,       обезьяной, персиком и ножом. Или вот, к примеру, мясная лавка,       где среди колбас — голова быка, и уже запачкана кровью травка       по ужасной прихоти мясника. А на заднем плане, в дали опасной       облака на небе стоят грядой, и мясник знакомый в рубахе красной       разбавляет молча вино водой. Недомолвки странные, оговорки,       первородный грех и моя вина… Но при чём здесь ломкие устриц створки       и на блюде — рыба и ветчина?

      В рыбной лавке на скользком прилавке, как художник того захотел,       появляется в шуме и давке груда мокрых трепещущих тел.       Сёмги, сельди, угри и миноги — содержимое блюд и корзин,       а над ними висят осьминоги и осётр, как большой лимузин.       Крабы, окуни, хищные щуки, дьявол вод — электрический скат…       Что ж, телам, обречённым на муки, уготован прельстительный ад:       в вечной гибели не признаваться, прятать тщательно тайны свои,       на большом полотне красоваться в блеске тусклой сырой чешуи.