1
В ожидании снежной пряжи
и в надежде на свет в ночи
в эмигрантском ажиотаже
улетают на юг грачи.
На песок, на речные воды,
на теряющий листья лес
смотрит маленький царь природы
с автоматом наперевес.
Он родился во время оно,
а теперь сам себе не рад.
Так зачем же ему корона,
и зачем ему автомат?
Он стоит, как в любви признанье,
перед светом чужих очей,
и, быть может, его призванье —
слушать осенью крик грачей?
2
Вдоль дороги пыльной цветёт чабрец.
В доме печь с нахмуренным спит челом.
На борьбу с врагами идёт храбрец,
и ложится пыль на его шелом.
Ты зачем, храбрец, свой покинул дом?
На кого ты русскую бросил печь?
Задевает ворон тебя крылом,
и изъеден ржой твой булатный меч.
Проливает слёзы твоя сестра,
а в земле тоскуют отец и мать.
Зачерпни шеломом воды Днепра,
меч вонзи ты в землю по рукоять!
На воде — листвы золотая вязь,
а вокруг — туман, половецкий стан.
Ты зачем в степи заблудился, князь,
где ковыль бушует, как океан?
Так ложись на гребень его волны,
закрывай глаза и спокойно спи,
пусть твоя жена с крепостной стены
вдовий плач разносит по всей степи…
3
— Ни еды, ни питья не отыщешь в дому,
а братья и зятья —
все ушли на войну.
Им бы в рюмки вино
зелено подливать,
а они — воевать,
кровь свою проливать.
И теперь не поймёшь — кто от пули бежит,
кто судьбу сторожит,
кто в могиле лежит,
кто с друзьями в последний отправился путь,
и не знаешь теперь —
как его помянуть.
Нет в холодной избе ни еды, ни питья,
только в миске —
февральского снега кутья.
4
Я смотрю — и никак разглядеть не могу
крест из рамы оконной, торчащий в снегу.
Над крестом пролетает семья голубей.
На кресте одинокий сидит воробей.
Ангел тихо сказал, над землёю летя:
— Здесь, под этим крестом, мать лежит и дитя.
Этот крест, как свеча, перед Богом горит…
И убийце убитая мать говорит:
— Ты хотел убивать — и пришёл, и убил,
и земля наша стала землёю могил.
Ты ведь тоже погибнешь — неведомо где.
Как посмотришь в глаза мне на Страшном Суде?