Смутный сон про Робинзона Крузо вплыл в меня, как в гавань корабли… Тень чужого брачного союза медленно касается земли. И уже любви запретной зона тянется по скошенной траве — клинопись на крыльях махаона, иероглиф «ци» на рукаве. Волны, камни в разноцветном гроте, облачные горы вдалеке, рыбы в море, ласточки в полёте говорят на странном языке. Помнишь, мы читали Гумилёва, умирали от сердечных ран, но не знали, что такое Слово, о котором пишет Иоанн. И когда в июле сквозь окошко в дом рвалась июльская гроза, и когда египетская кошка щурила китайские глаза, мы не знали, что созвездий пятна нам твердят, что смертен человек, но непоправимо, невозвратно мы с тобою связаны навек. Как нам научиться ладить с горем, делать бусы из застывших слёз, нам — поэтам, странникам, изгоям, грустным повелителям стрекоз?