– Ваша система бесплатного медобслуживания просто супер! – восторгалась Дженни, завернутая в парку Крейга, когда в четыре утра мы ждали такси у больницы. – Заходишь, а потом вот так выруливаешь, и все за бесплатно!
– Ну, я не сама зашла, меня внесли, – поправила я подругу. – Но я с тобой согласна, социальная медицина – это прекрасно.
– Знаешь, у Эрин мне, конечно, хорошо, – доверительно сказала Дженни, позволив Крейгу обнять ее за плечи. – Но медицинская страховка у нее – полное дерьмо.
– Как ты себя чувствуешь? – Алекс присел на корточки, держа объемистый пакет с разнообразными обезболивающими и кремами для моих синяков и царапин. – Все еще болит?
Я храбро покачала головой и тут же вздрогнула от боли, когда Грэм турнул меня из кресла и подпер костылями.
– Это надо вернуть, – объявил он, толкая кресло к двойным дверям. – Вот. Вернули.
Грэм был не в восторге, что первая ночь в Лондоне бездарно потрачена на мой незапланированный визит в отделение интенсивной терапии. Грэм был не в восторге, что Дженни обжималась с ударником на сцене. Грэм был не в восторге, что в четыре утра он вынужден не спать. Словом, можно с уверенностью сказать, что Грэм был не в восторге.
Я мало что помнила после того, как меня грубо столкнули с барной стойки, но Дженни уверяла, что Алекс показал себя истинным рыцарем в сверкающих доспехах. Кто-то в толпе узнал меня по диско-кукольному описанию и передал, как при игре в «испорченный телефон», что я в отрубе. Алекс спрыгнул в неохотно расходившуюся толпу, подхватил меня на руки и понес к выходу, где человек шесть уже вызывали «скорую». Тем временем за кулисами Дженни и Крейг практически занимались сексом в одежде. Грэма они оставили допрашивать бармена – со всей агрессией, какая могла найтись у Грэма. Бармен извинялся и подарил нам бутылку текилы, за которую я сейчас цеплялась, как за жизнь. Не знаю, что за болеутоляющие мне дали в больнице, но если они не начнут действовать в течение еще десяти минут, выдержка мне изменит, и в такси я уподоблюсь Хиту Леджерц, смешав содержимое белого пакета, который держит Алекс, с нелегко доставшейся бутылкой «Хосе Куэрво». Щиколотка болела по-страшному. Врач заверил, что нога не сломана, но пока медбригада рассматривала мои рентгеновские снимки, я с тоской думала о своих бедных новых шпильках. Все равно надену их в субботу, даже если придется приклеивать суперклеем.
Подъехал черный минивэн, и у меня зазвонил телефон, подтверждая, что это за нами. Дженни и Крейг прыгнули на заднее сиденье и продолжили крайне мешавший всем смелый петтинг. Грэм уселся на переднее, игнорируя протесты водителя. Нам с Алексом остались два отдельных сиденья в середине. Щиколотка ужасно ныла, голова болела, вдобавок мучила дурнота, но доктор сказал, что это скорее связано с высоким уровнем алкоголя в моей крови, чем с сотрясением. Конечно, у меня оказалось сотрясение. И пришлось выдержать очень неприятный разговор тет-а-тет с медсестрой относительно моего фингала и сопутствующих повреждений. С трудом удалось убедить ее, что я всего лишь пьющая неуклюжая корова, а не жертва домашнего насилия. Я даже пыталась объяснить, что по характеру я скорее зачинщица насилия, чем жертва, но медсестру это не позабавило. Ну, оно и понятно.
Мы ехали домой под мягкие мелодии «Мэджик ФМ». Всякий раз, как боль немного утихала, глаза у меня закрывались – настолько, чтобы я успела уснуть, но при любом толчке они всякий раз распахивались до отказа. Алекс следил за мной с тревогой на лице.
– Я нормально, – прошептала я между плаксивыми криками «Роксетт». – Правда.
– Знаю, – сказал он, дотянувшись до моих пальцев своими. – Просто очень хочется набить морду этому козлу бармену.
– Как мило, – улыбнулась я слегка одурманенной лекарствами улыбкой. – Но я не хочу, чтобы ты провел субботу в тюрьме.
– Я могу сделать это сразу после свадьбы, – предложил он. – Я не спешу.
– Ну, может быть! – Коснувшись жестких от мозолей подушечек его пальцев своей нежной кожей, я ощутила, как сладкая дрожь, подогретая любовью и кодеином, прошла по спине. – Посмотрим.
Потом я смутно помню, как он держал меня в объятиях перед домом моей матери. Алекс нес меня значительно бережнее, чем Джеймс накануне вечером, а Дженни на ходу утрясала, кто где будет спать.
– Вы с Энджи займете нашу комнату, – говорила она, понизив голос. – Там кровать больше, а ей нужно место. Грэм, хочешь занять кровать Алекса?
– А ты где будешь спать? – спросил Алекс, пока Грэм возился с тремя ключами, которыми открывалась наша входная дверь.
– Я? На диване, – невинно отозвалась Дженни. – А Крейг может поспать на диване в оранжерее.
– Или можно договориться, что мы взрослые люди, совершающие ошибки, и вы вдвоем займете свободную кровать, а я посплю на диване, – сказал Грэм, подтолкнув очки повыше на переносицу и забросив рюкзак на плечо. – Я жутко устал, так что, ребята, давайте без игр.
– Отлично! – Крейг ухмыльнулся Дженни. Я едва сдержала рвотные позывы. Утром я не буду ее защищать. Утром я ее так отделаю…
Мы на цыпочках вошли в дом, как припозднившиеся подростки. Грэм нашел диван на автопилоте, как почтовый голубь – жердочку, и отключился почти мгновенно. Дженни и Крейг тихо поднялись на второй этаж и закрыли за собой дверь, после чего звуки сброшенной обуви и увесистых сумок быстро сменились красноречивым скрипом матраса.
– Ты не настаиваешь, чтобы я лег с Крейгом? – спросил Алекс довольно неохотно.
– Нет! – Я печально покачала головой. – Пусть наломает дров сегодня, утром ей и так погано будет. Иначе она ничему не научится.
– Ну, хотя бы не подцепит ничего нехорошего. – Алекс уложил меня на постель и осторожно отобрал свою кожаную куртку. Я приподняла бровь, но сил спросить, зачем он это сделал, не было. – Я на прошлой неделе с ним в клинику ходил, он перепугался, что заразился чем-то венерическим… – Я сразу пожелала, чтобы анализы Крейга ничего не подтвердили. – Оказался чист как стеклышко.
– Замечательно! – Я подняла руки, чтобы Алекс стянул с меня сверкающее стразами платье – неотразимое на вешалке в магазине, оно оказалось страшно неудобным, чтобы в нем лежать, – и заменил его мягчайшей футболкой. Затем Алекс снял свои джинсы и рубашку. Бледный лунный свет, просачиваясь по краям штор, бросал серые тени на его стройное гибкое тело, выделяя твердые мышцы рук и спины. Алекс улегся в постель рядом со мной. Его кожа была теплой, волосы еще влажными после выступления. Обычно когда после концерта мы приезжали домой, он сразу шел в душ, но сейчас время было слишком позднее, и он очень устал. Осчастливленная, я глубоко вздохнула и улыбнулась с закрытыми глазами.
– Воняю, – сказал он, пододвигаясь ко мне (избегая потревожить мою щиколотку) и целуя меня в ложбинку на шее. – Я знаю.
– Да, – отозвалась я, потянув его руку себе на талию и переплетя наши пальцы. Я соскучилась по его телу рядом со мной в кровати. – И это прекрасно.
– Твоя мать с тобой не согласится! – Он прижался ко мне, а я спиной к нему. – Не знаю, как мы будем объясняться утром.
– Так это утром, – успокоила я, чувствуя, как накатывает глубокий, крепкий сон. – А сейчас я устала.
– Я люблю тебя! – Он прижался губами к моей шее сбоку, и ровное биение сердца ускорилось – лишь на минуту. Проваливаясь в сон, я слышала, как Алекс шепотом повторяет эти три слова, и все остальное уже не имело значения.
* * *
Утром я малодушно осталась в спальне, охотно согласившись отпустить Алекса объяснять родителям нашу ночную деятельность. Я лежала на спине, глядя в потолок, на дырочки, оставшиеся от скобок, столько лет державших столбики моей обожаемой кровати «Марк Оуэн». Снизу доносились приглушенные голоса, говорившие наперебой, причем слышалось больше американского акцента, чем английского. Папе, по-моему, досталась скромная роль, зато мать определенно поддерживала британскую сторону сделки.
Я перекатила голову по подушке из стороны в сторону, не ощутив особой дурноты, и попыталась поставить ноги на пол. О, а вот это больно! Пальцами я провела по ссадинам на локтях и мягком квадратике пластыря на щеке. Справедливости ради скажу, эти травмы я получила не из-за своей неуклюжести. Да, я оказалась не способна грациозно приземлиться на платформе высотой в десять сантиметров, но я не сама свалилась, меня толкнули! Если придется, в субботу надену поверх белого платья футболку с такой надписью.
Дверь приоткрылась, скрипнув на петлях, которые пятнадцать лет назад папа отказывался смазывать из страха, что я буду здесь прятать мальчишек, и длинный, тощий Грэм со стаканом воды в руке пролез в комнату и вольготно растянулся на кровати. Из всех, кто находился в доме, меньше всего я ожидала, что войдет Грэм. Я готова была поспорить на деньги, что скорее Крейг попытается украсть мои трусики, пока я сплю.
– Доброе утро, – хрипло сказала я, пытаясь взбить волосы в некое подобие формы и стирая вчерашнюю тушь под глазами. Пусть я помолвлена с его лучшим другом, а сам Грэм голубой, как небо, но я слишком хорошо представляла, как ужасно выгляжу.
– Привет, – блеснули черными линзами массивные темные очки. Грэм носил их постоянно, хотя Алекс пару раз намекал ему завязывать с показухой: лазерную коррекцию Грэм делал себе два года назад. Жалкий хипстер. – Как ты себя чувствуешь?
– Нога болит, лицо болит, гордость страдает, – грустно улыбнулась я, кое-как садясь. – Но ничего нестерпимого. Что там внизу происходит?
– Помимо величайшей истории любви, разыгравшейся на бабушкином диване?
Я знала, что он не имел в виду мою бабушку, поэтому сморщила нос и жестом предложила опустить эту часть.
– Твоя мама готовит завтрак на пять тысяч человек, отец уехал с Алексом, а я извинился и пошел отнести тебе таблетки, – сказал он, вынимая из кармана упаковку и протягивая мне воду. – Все, что останется, отдавай мне.
– Что, так и живешь без медицинской страховки? – спросила я, выдавив на ладонь две таблетки и быстро проглотив. Терпеть не могу пить таблетки!
– Да, – подтвердил он. – Но таблетки меня интересуют как возможность круто расслабиться. Эти, по-моему, то, что надо!
– Прости, что испортила тебе ночь! – Я допила воду. Только после первого глотка я ощутила, как гадко в рту. – Но, насколько я помню, выступление прошло хорошо?
– Выступление прошло отлично! – Грэм разглядывал мою подростковую комнату, улыбаясь про себя. – Поездка в приемный покой мне понравилась меньше, но что за свадьба без драки?
– Я все забываю, что в конце предполагается свадьба, – сказала я, снова пробуя пошевелить пальцами ног. Немного лучше. – Я, знаешь, не привыкла к четкой цели. Обычно я просто стараюсь не лезть в неприятности. Или удерживаю Дженни, чтобы не влезла в неприятности. Или удерживаю себя и Дженни, чтобы не влезть в неприятности.
– А Дженни по-прежнему нужно удерживать от неприятностей, – сказал Грэм. – Или отвести ее в клинику, чтобы извлечь из неприятностей, в которые она уже вляпалась. Может, что-то не так с местной водой, но эти двое сидят внизу и смотрят друг на друга влюбленными глазами над яйцами-пашот. А у меня от разницы во времени желудок и без них судорогой сводит.
– Она же ненавидит Крейга! – Новость просто не укладывалась в голове. Конечно, вчера Дженни сильно перенервничала, но ведь люди решат, что это она приложилась лбом об пол. – Я прекрасно помню, как она говорила «не дотронусь до его штуки своей киской, потому что на нем вертелось больше шлюх, чем у Рассела Бранда».
– Знаешь, хотя писательница у нас ты, – хмыкнул Грэм, – но Дженни тоже за словом в карман не лезет. Как видишь, она переменила мнение. Если ты передумаешь выходить в субботу замуж, подготовленная церемония все равно пригодится.
– Перестань! – Я закрыла глаза и вдруг представила, как Дженни расхаживает в моем свадебном платье. Я тут же открыла глаза. – Теперь я уже вынуждена пройти через это, чтобы Дженни снова не превратилась в Бритни Спирс.
– Как так?
– Долго рассказывать. – Я не собиралась посвящать его в подробности. – Где, говоришь, Алекс?
– Уехал куда-то с твоим отцом с утра пораньше, – пожал плечами Грэм. – А что, он тебе не сказал?
– Я даже не слышала, как он встал, – порадовалась я эффективности болеутоляющих. – Он вернется?
– Ты жена. – Грэм сел на кровати и сладко потянулся, почти коснувшись руками потолка. – Ты должна знать. Я поскакал, у меня дела и встречи. Столько лет в Лондоне не был!
– Поверь мне, для Алекса твой приезд многое значит, – сказала я, изо всех сил стараясь говорить проникновенно, но с синяком под глазом это было трудно. – И для меня тоже.
– Ну что ты, такое я бы ни за что не пропустил, – сказал он, наклоняясь для деликатных объятий. – Вот постельное реалити-шоу внизу с удовольствием пропущу!
– Я тоже, – пробормотала я, когда за Грэмом закрылась дверь.
* * *
Душ, сушка волос феном и одевание заняли непривычно много времени, а кого-то просить я не хотела. Для маминой помощи я слишком взрослая, а руки Дженни неизвестно где у Крейга побывали, так что этот вариант тоже не привлекал. Вскоре обезболивающие подействовали, и я смогла сделать все, что полагается, почти без неудобств, только очень медленно. Платье-рубашка цвета морской волны от «Сплендид» и кожаные босоножки помогли принять решение, что надеть, и я накладывала восемнадцатый слой консилера на синяк под глазом, когда внизу хлопнула входная дверь, возвещая о возвращении Алекса и моего отца. Я нахмурилась в зеркало, надеясь, что в субботу у Дженни мой макияж получится лучше, иначе не избежать мне астрономического счета за обработку свадебных фотографий в «Фотошопе».
– Привет! – Алекс открыл дверь. Щеки у него разрумянились, а волосы были растрепаны ветром. – Как нога?
– Хорошо. – Я продемонстрировала свою потрясающую способность почти согнуть пострадавшую щиколотку, выставив ладони с растопыренными пальцами для пущего эффекта. – А где ты прятался?
– Твой отец возил меня на рынок, – сказал Алекс, помогая мне встать и подхватив костыли. – У нас с тобой свидание.
– И тебе пришлось ехать на рынок с моим отцом, чтобы все подготовить? – спросила я. – Или это была просто увеселительная экскурсия?
– И то и другое! – Обняв меня за талию, Алекс помог спуститься по ступенькам. – Если сегодня я целый день за тобой присматриваю, надо же будет тебя чем-то кормить.
– Обильная кормежка может отсрочить свадьбу, – покивала я, с величайшей осторожностью делая каждый шаг. – Куда поедем?
– Увидишь! – Он привел меня на кухню, минуя гостиную. – Так, этого ты видеть не захочешь.
– Мяу! – Я присела за стол и приняла чашку горячего чая и неодобрительный взгляд от матери. И то и другое было вполне ожидаемо. – Спасибо.
– Ты с Луизой говорила? – спросила мать, поджав губы. – В промежутках между своими приключениями?
– Пока нет, – сказала я, упорно глядя в чашку. – Со мной все в порядке, спасибо, что спросила.
– Надо быть осторожнее, – засуетилась мать, потуже затягивая мне повязки на щиколотке, которые я пробовала намотать после душа. – В следующем году спать мне, чувствую, не придется.
– Я позабочусь о ней, миссис Кларк, – пообещал Алекс. – Я отвлекся всего на секунду. Этого больше не повторится.
– Называй меня Аннет, – со вздохом повторила мать. – Вот интересно, знаете ли вы оба, во что ввязываетесь?
– Энджел! – Ракетой пролетев через кухню, Дженни бросилась в мои объятия, испытывая обезболивающие и мое терпение. – Боже мой, как ты себя чувствуешь? Выглядишь не очень!
Крейг тоже появился в поле моего зрения и поднял руку в знак приветствия. Приближаться он благоразумно не стал. В ответ я наградила его недобрым взглядом сузившихся глаз.
– Немного болит, но к завтрашнему дню пройдет. – Я была просто счастлива, что смогла побрить ноги. Мои конечности несколько месяцев не видели такого внимания. – Ты-то как?
– О, я просто прекрасно, – сказала Дженни, метнувшись мимо в кожаных леггинсах и еще одной из моих футболок. Я безжалостно закусила губу, вспомнив, что наша дневная одежда осталась в кабинке туалета в «Соушл». Черт! Может, она еще там? Надо бы позвонить. Ага, только где набраться храбрости позвонить в бар и спросить, не нашли ли они мою одежду у себя в туалете? Еще чего! – У меня масса свадебных хлопот. Куча! К тому же, раз я вроде как потеряла свой мобильный, я должна всех обзвонить и сообщить новый номер. Не волнуйся, мне Крейг поможет.
Крейг будет помогать с организацией моей свадьбы, а мне предлагают не волноваться?
– Ну правда же! – Дженни посмотрела на меня, как ей казалось, ободряющим взглядом и налила себе стакан воды. – Вчера мы, конечно, немного выбились из графика, но в целом все неплохо. У нас есть платья, туфли, с банкетной фирмой я договорилась, все основное заказано. Остались-то последние штрихи.
Сколько живу, буду жалеть, что не было под рукой фотоаппарата – запечатлеть лицо матери, когда Дженни назвала вчерашнее «слегка выбились из графика».
– Может, мне станет лучше, если загрузить меня работой? – Я в отчаянии посмотрела на Алекса, но он на это не повелся.
– Не получится, – сказал он. – У меня весь день расписан. Даже не думай устраниться. Дженни прекрасно справится сама, а твоя мама проследит, чтобы все шло по плану.
– Да, – согласилась мать. – Бога ради, расходитесь, не вертитесь у меня под ногами! Я не держу молодежного общежития.
– Видишь? – Алекс встал, одной рукой подхватил костыли, а другую протянул мне. – Приказ о выступлении получен.
Вопреки инстинктам своего бедного тела я позволила Алексу повести меня к двери. В маленьком саду перед домом он вынул из кармана джинсов связку ключей и пискнул сигнализацией машины моего отца.
– Папа дал тебе ключи? – поразилась я.
– Конечно. – Алекс открыл мне пассажирскую дверь. – А что тут странного?
– Он видел, как ты водишь? – спросила я, от бешенства забывая сесть в машину.
– Нет.
– Скотина! – Все, мистера и миссис Двойные Стандарты ждет серьезный разговор, когда вернемся. Я сердито пристегнулась и посмотрела на Алекса. – Слушай, а я когда-нибудь видела, как ты водишь?
– Приготовься к сюрпризу, – сказал он, закрывая мою дверь и обходя машину. – За рулем я просто бог.
– Бог, ты хотя бы в курсе, по какой стороне дороги ездят в Англии? Ты руководство читал? – спросила я. Алекс не снизошел до ответа. – Я так, на всякий случай.
– Энджел, я водил убитые развалюхи фургонов «Транзита» вдоль и поперек твоей страны в снег, дождь, туман и, спаси Боже, в ослепительно солнечную погоду. Уж, наверное, как-нибудь доведу совсем еще крепкий «форд-фокус» до зоопарка.
– Мы едем в зоопарк? – завизжала я, забыв о своих ненавистных родителях с их допотопным сексистским запретом на вождение. – Обожаю зоопарк!
– Да что ты говоришь?! – Алекс, улыбаясь, вырулил на дорожку и включил радио. – Быть этого не может.
* * *
Я правда люблю зоопарк. Так люблю, что на Рождество Алекс купил мне сезонный билет во все нью-йоркские зоопарки. Насколько я могу судить, существует только одна причина ездить в Бронкс, и это не бейсбольные матчи, а возможность потусоваться с полярным медведем. Дженни любит покричать, что зоопарки – это жестоко и животные должны жить в естественной среде, но раз при этом у нее в гардеробе несколько шуб, не ей об этом судить. Конечно, зоопарк в Бронксе хорош (на крайний случай зоопарки в Центральном и Проспект-парках тоже сгодятся), но я не знаю ничего лучше Лондонского зоопарка, и я была просто счастлива, что Алекс выбрал его для нашего последнего свидания в неженатом статусе.
«Утрись, Марк», – подумала я. Вот тебе и не знает меня Алекс!
Рука об руку мы ходили вокруг вольеров, задерживая дыхание при виде гиппопотамов, обмениваясь впечатлениями о ленивых львах и старательно избегая павильона насекомых. Я терпеть не могу пауков, а Алекса не интересует то, что он может раздавить в нашей ванной, где, учитывая, что мы живем в Нью-Йорке, обитают несколько видов тараканов, некоторые размером с крокодила. С комодскими варанами мы были в относительной безопасности (как я надеялась). Растянутая щиколотка означала, что сегодня мы движемся в черепашьем темпе и часто присаживаемся. Огромные порции мороженого, которые я уписывала, прямого отношения к щиколотке не имели, но от них мне становилось легче. Идеальный день: тепло, но не жарко, солнышко, и посетителей немного – все-таки четверг. Я тяжело опиралась на руку Алекса, оставив костыли на парковке – они совершенно не подходили к платью! – мы болтали о бессмысленных пустяках, которые ничего не значили, и время неспешно текло. Вчерашний случай стал бледным воспоминанием (в основном благодаря болеутоляющим), и все мои сомнения по поводу свадьбы рассеялись. Остались только Алекс, я и десяток беличьих обезьян саймири. Все хорошо, все правильно, все как и должно быть. С поправкой на саймири.
Когда мы сделали полный круг, вернувшись попрощаться с красными пандами, и опустошили магазин сувениров, Алекс сходил за машиной, и мы покатили по дороге, забираясь все выше и выше над Лондоном.
– Примроуз-хилл? – спросила я, когда мы доехали и припарковались. – Мы в Примроуз-хилл?
– Да. Ты, конечно, здесь уже бывала, но в Лондоне нет лучшего места для пикника! – Алекс нагнулся и поцеловал меня в щеку. – А я подготовил обалденный пикник.
– Вообще-то я сюда никогда не ездила, – призналась я, осторожно выбираясь из машины. Ушибы начинали болеть. Пора принимать таблетки. – Это плохо?
– Это ужасно. У тебя должны отобрать паспорт, – неодобрительно изрек Алекс, вытаскивая из багажника огромную плетеную корзину.
Я зажала рот ладонью, сдерживая слезы радости. Настоящая корзина для пикника!
– Что случилось? – встревожился Алекс.
– Где ты это взял? – Я показала на корзину. – В твоем рюкзаке ее точно не было.
– Ловкость рук! – Он достал из багажника большую сумку, в которой что-то обещающе звякнуло. – Я одолжил корзину у мужа Луизы, пока вы вчера были в городе.
У меня лучший в мире бойфренд. А через два дня он будет моим мужем. Ничего себе…
– Ты пройдешь немного… или отнести тебя? – спросил он. Я замялась, не зная, шутит он или нет, потому что мне очень хотелось оказаться у него на руках, но не успела я согласиться, как он направился прочь, к моему большому разочарованию.
Когда мы дошли до вершины и расстелили одеяло, я едва могла стоять и готова была проглотить весь запас таблеток. Но я приняла только рекомендованные врачом две штуки и шлепнулась на спину, с наслаждением ощутив на коже мягкое, нежное солнце. Примроуз-хилл был одной из лондонских достопримечательностей, о которых я много читала в журналах, но никогда не бывала сама, вроде «Махики» и «Харви Никс». Я знала, что Примроуз-хилл существует, но он для меня словно был окружен гарри-поттеровскими чарами, удерживавшими маглов вроде меня на почтительном расстоянии. Да и Марк ненавидел ездить куда-то на машине. И ненавидел ездить на север. И ненавидел ездить в «живописные места», то есть практически повсеместно от Айви до Вагамамы. Он вообще ненавидел куда-нибудь ходить и ездить, помимо теннисного клуба или туалета, эта моя бывшая большая любовь. Слава Богу, что он мне изменил!
В отличие от него Алекс не имел ничего против приключений. Стоя на коленях возле корзины для пикника, он выгружал из нее тарелки, узкие бокальчики для шампанского, стаканы для воды, крошечные ножики, вилочки и столько сыра, что корова прослезилась бы от зависти. Еще один плюс Алексу. Он изучил меня, можно сказать, профессионально.
– Дженни запретила углеводы, но мы ей не скажем, правильно? – спросил Алекс, эффектно доставая два мини-багета. – Не представляю себе пикника без углеводов. Эта твоя подружка меня пугает.
– Видел бы ты ее вчера за чаем, – усмехнулась я. – Вот это было страшно.
– Я считаю, она где-то приложилась головой. – Алекс разворачивал пакет с большими пирожными. – У нее с Крейгом что, серьезно?
– Просто читаешь мои мысли. – И мысли Джеймса тоже. И Грэма. И моей матери. Я откинула голову, подставив лицо теплому солнышку, и почувствовала, как расслабляюсь. А может, начали действовать таблетки. – Нет, она просто с ума сходит.
– Больше обычного?
– Многократно! Форменный психоз, не просто помутнение рассудка или перебор коктейлями. Но мы над этим работаем.
– Спать с Крейгом означает над этим работать?
В ответ я сделала постное лицо и посмотрела на открывающуюся внизу панораму Лондона. Какой же красивый город, если отступить на шаг и взглянуть со стороны! В моем понимании город всегда был связан с беготней по деловым встречам, толкотней в метро, спешкой по выходным, с обязанностями и требованиями, но здесь, наверху, Лондон предлагал людям неизмеримо больше. Здесь можно было свободно дышать, свободно принимать решения. Здесь существовала свобода выбора.
– Слушай, мы еще об этом не говорили. – Алекс наконец опустил корзину и вытянулся на одеяле во весь рост. Затем перевернулся на живот и посмотрел на меня снизу вверх. – У тебя все в порядке? Я имею в виду – все готово к субботе?
– Да, вроде, – кивнула я, скормив ему клубничину, прежде чем взять ягоду себе. – Из материальных благ у меня есть все необходимое. Дженни принимает организацию свадьбы слишком близко к сердцу, но она клянется, что все идет по плану. У тебя-то все готово?
Алекс кивнул:
– Да, мэм. Костюмы у нас с твоим отцом есть, насчет музыки у меня свои планы, кольца я взял. Мне даже дозволили написать собственную брачную клятву.
– Так кольца у тебя? – Как я могла забыть о кольцах, об этой важнейшей части процесса? – А как ты подбирал размер? Они налезут?
– Процесс подбора был очень оживленным, с участием твоей мамы, Дженни и Луизы. Мы уверены, что кольца будут впору. – Алекс выглядел очень уверенным в себе. – Остального я тебе не скажу. Это сюрприз.
– И брачную клятву ты уже написал? – Я отломила полпеченья, стараясь скрыть озабоченность. Я свою еще не написала. Я не думала о своих обетах. Голова у меня была занята тем, как купить платье, как всласть напиться, как не допустить, чтобы мои подруги поубивали друг друга, а также презентацией, которую мне, хочешь не хочешь, придется провести завтра, и попытками скрыть от матери ежедневное похмелье. А теперь еще и брачная клятва!
– Это оказалось самым легким! – Он отломил кусок багета и отрезал толстый кусок сыра. Разумный парень, начинает с острой пищи. Глупая Энджел, уминает печенье. – А ты даже не начинала?
– Я очень тщательно все обдумываю, – сказала я. Это не было ложью – я думала, просто не о брачной клятве. – Как только надо мной не будет висеть завтрашняя презентация, буду думать исключительно о свадьбе, все время.
– Я никогда не думал о том, чтобы сбежать и пожениться тайком, но это, похоже, отличная мысль, – сказал Алекс, глядя на горизонт. Башня «Бритиш Телеком» подмигивала сигнальными огнями пролетавшим над ней самолетам. – Хотя это, пожалуй, нельзя считать тайной свадьбой: мы сбежали к твоим родителям, а не от них.
– Наверное, это можно считать бегством от твоих родителей, – сказала я. – Я ведь с ними даже не знакома. Ты им позвонил?
– Послал письмо. – По виду Алекса стало понятно, что он не желал развивать эту тему. К несчастью для Алекса Рейда, я хотела бы никогда не рождаться в семействе Кларк.
– Тебе это не кажется странным? – попробовала я почву как можно осторожнее. – Что их не будет на нашей свадьбе? Они ответили на твое сообщение?
– Нет! – Он прищурился, глядя на меня против солнца. – Они не ответили. И я не считаю это странным. У меня с моими предками не такие отношения, как у тебя с твоими, Энджел. Их не интересует, что я делаю ежедневно и посекундно. Если я не в тюрьме и не подсел на крэк, им практически фиолетово. Они не плохие родители, просто считают, «он взрослый и решает за себя сам». Для сказки о счастливой семье у них есть мой брат. Мы далеко не так близки.
Я смотрела на него, медленно уничтожая печенье и переваривая полученную информацию. Алекс говорил без трагических ноток, но некая горечь в его словах чувствовалась – не предназначавшаяся для меня, а вообще. Его обычно спокойное лицо стало немного напряженным. Он смотрел на меня против солнца, так что выражение глаз было трудно понять. А когда он достал и нацепил «авиаторы», стало еще труднее.
– Я просто не хочу, чтобы ты потом жалел об этом, вот и все, – сказала я, вспомнив слова Джеймса. Алекс не ответил, и я переключилась на острое, запихав в рот кусок сыра. Вкусный, вкусный сыр! – Я не хочу, чтобы, вспоминая нашу свадьбу, ты сожалел хотя бы о чем-нибудь!
– Этого не случится! – Его лицо смягчилось знакомой улыбкой. – Если только Дженни с Крейгом не сойдутся надолго. Вот тогда на меня ляжет груз чудовищной ответственности.
– Вот уж этого точно не случится! – Противно было даже представить себе такое. Я снова улеглась на спину и, повернув голову, улыбнулась Алексу. – Спасибо, что отвез меня в зоопарк. Мне очень понравилось.
– Искреннее пожалуйста, – сказал он, скармливая мне маленькие кусочки хлеба. – Планировался либо зоопарк, либо поездка на втором этаже даблдекера. Учитывая облом с твоей ногой, автобус был бы лучше, но я помню, что ты любишь зоопарки и всякую фигню, поэтому… ну, ты поняла.
Даблдекеры с открытым верхом я тоже любила, но умолчала об этом. Я все-таки предпочитала зоопарки.
– Лондонский зоосад самый лучший, – сказала я. – В детстве я ходила туда регулярно. Папа водил меня в середине каждой четверти.
– А мама с вами не ходила?
– Мать не любит зоопарки, – ответила я. – Хочешь – верь, хочешь – нет!
– Верю, – засмеялся Алекс. – Мне твои старики нравятся. Я теперь вижу, от кого ты все взяла.
– Это уже оскорбление! – возмутилась я, хотя с того момента начала считать Алекса идеальным кусочком пазла под названием «Моя семья». Марк был словно предмет мебели, всегда рядом и такой знакомый, но с ним головоломка не складывалась. Не представляю, чтобы они с моим отцом ночью курили анашу в сарае. Правда, мне вообще не нравилось представлять отца с косячком, но это уже другая тема.
– Твой папа вчера показал мне кучу твоих детских фотографий, – сказал Алекс. – Знаешь, ты была прелестной малышкой.
– Знаю, но страшно подумать, что он там демонстрировал, – сказала я, уткнувшись лицом в одеяло при мысли, какие жуткие тайны папа мог выпустить из семейного шкафа. – Пропускай и переходи к следующему пункту.
– Не понял, в чем проблема! – захохотал Алекс. – Я считаю, из тебя вышел очень симпатичный Человек-паук.
– Мне одиннадцать лет было, это просто возраст такой! – чуть не заорала я. Доберусь домой, убью родителя! – Я несколько месяцев носила тот костюм каждый день.
– А я видел фотодокументы с подтверждением, – согласился Алекс. – Кроме шуток, ты там очаровательная. Почти такая же милая, как Грейс.
Я попыталась не ревновать к младенцу, но это оказалось непросто.
– Ты что, поклонник Грейс? – спросила я.
– Я вообще люблю детей, – сказал он. – Но она же просто красавица. Я вчера видел ее у Тима, когда забирал корзину. Он не особенно справляется с отцовскими обязанностями. Мне пришлось сменить ей подгузник.
– Откуда ты знаешь, как менять подгузники? – насторожилась я, не уверенная, что хочу слышать ответ. – Ты мне ничего не хочешь сказать?
– Ха-ха! Я же не Крейг. – Алекс сбросил кроссовки и лег на спину рядом со мной. – Я нянчил брата, когда он был маленький. А в четырнадцать подрабатывал, сидя с детьми.
– Ты просто обновленный человек с постера «Афи-ны»! – Не стану притворяться, что образ Алекса с руками по локоть в тальке не ударил прямо по яичникам, но в целом это немного пугало. – Стало быть, если ваша группа вдруг развалится, я смогу нанять тебя в качестве няньки?
– Не только! Я могу быть заправским домохозяином, пока ты будешь зарабатывать миллионы в своих массмедиа, – сказал он. – Я буду Венди Дэнг, а ты Рупертом Мердоком.
– Да, ты бы классно смотрелся в костюмчике от «Шанель», – не растерялась я.
Некоторое время мы молча лежали на одеяле, держась за руки и глядя на облака. Я думала о том, сколько же раз я вот так лежала с Луизой – не держась за руки, конечно, а просто глядя в небо. Мы пытались предсказывать судьбу по форме облаков. Мне было ужасно стыдно за разыгравшуюся накануне сцену. Я хотела позвонить подруге. Я хотела заплакать. Я хотела услышать, что она прощает меня и придет в субботу при полном параде – с букетом цветов и зонтиком на вате. То есть в «Джимми Чу» и «Нотте» от «Марчезы».
– Энджел, – нарушил молчание Алекс. – Ты хочешь детей?
– На ужин – нет! – Меня зовут Энджел Кларк, и когда я нервничаю, то отпускаю шутки. Дурного тона. В основном каламбуры.
– Я серьезно. Мы на эту тему как-то не говорили, а я в последнее время много думал об этом.
Ах, он об этом много думал, значит!
– С Грейс в воскресенье ты показала себя не на высоте, – продолжил он, несмотря на мое молчание. А может, ободренный им? – Наверное, давно надо было это обсудить. Вдруг ты не хочешь детей? Потому что я очень хочу.
– Я не не хочу детей, – выдала я самое грамматически слабое предложение в жизни. – Просто сейчас это у меня не в первых пунктах повестки дня.
– Но детей ты хочешь? – уточнил Алекс.
Чего я очень хотела, так это чтобы он снял свои очки. Нечестно, что у него есть защита, а у меня нет.
– У меня нет пунктика, что вот ни за что не стану заводить детей, – начала объяснять я, на ходу пытаясь понять, что чувствую при собственных словах. – Но я никогда не была человеком твердого расписания. Я не живу по плану. Вот Луиза – другое дело. А я просто перехожу от одного дела к другому. Но когда я сейчас думаю о жизни, о нашем с тобой будущем – да, в нем есть дети.
Алекс не улыбнулся и не нахмурился. Он вообще ничего не сделал.
– А с чего вдруг этот разговор? – Я села и осторожно сняла с него очки. – Тебе что, моя мать мозги полощет? Или что-то случилось?
– Нет. – Он отвел глаза. Явно что-то случилось. – Я просто думаю о будущем. В браках рождаются дети. А тебе почти тридцать. Мне скоро тридцать один. После этого альбома я, наверное, возьму небольшой тайм-аут, и когда выйдет твой журнал, может, самое время подумать о детях?
– Да о чем тут думать? – повысила я голос. Я-то думала, что силком тащу к алтарю бедного парня, а он меня подставляет под роддом! – Продолжаем, как обычно, потом я съедаю несвежее карри, меня тошнит, и вдруг выясняется, что мы залетели. Что тут сложного? Все девчонки, с кем я училась, в один голос говорят – легче легкого.
– С тобой не соскучишься! – Он сел, отобрал свои очки и кинул их в корзину. Я обратила внимание, что шампанское мы так и не открыли, а подобный разговор мне не хотелось вести на трезвую голову, поэтому я взяла дело – то есть бутылку – в свои руки. – Тут о стольком подумать надо – голова опухнет, – продолжал он. – Квартиру надо другую искать – раз. Медицинскую страховку получше купить надо – два. Может, даже не знаю, стоит задуматься о том, чтобы рожать здесь, в Англии?
– Ну, теперь я точно вижу, что моя мать над тобой поработала, – сказала я, сражаясь с упрямой металлической уздечкой на пробке. В жизни мне так не хотелось выпить! – Слушай, если ты мне не поможешь с этой заразой, разобью бутылку тебе об голову!
Алекс увернулся и схватил два бокала. Если дело дойдет до драки, небось разобьет их и порежет меня стеклом. Куда проще, чем забить кого-то до смерти бутылкой шампанского. Фу, неженка-девчонка!
– Не бесись, я давно об этом думал, до того, как узнал, но ведь если тебе не сказать, ты сама узнаешь и устроишь скандал, раздув из мухи слона, а мне до случившегося, клянусь, нет никакого дела! – Алекс набрал воздуха в грудь и сжал бокалы. – Мой друг Стивен по-прежнему тесно общается с рок-группой в Париже. Он рассказал, что Солен беременна.
Пробка с негромким хлопком наконец выскочила, и белый шипящий водопад окатил мне руки.
– Мои поздравления Солен, – сказала я без выражения и отпила прямо из горлышка. Значит, бывшая Алекса разгуливает с пузом по Парижу, а ему вдруг приспичило видеть меня босой, беременной и в Лондоне. Действительно, ну какая тут может быть связь?
– Не надо… – Алекс замолчал и подождал, пока я напьюсь. Ждал, ждал и в конце концов отобрал у меня бутылку. – Не надо пить, ты же принимаешь обезболивающие.
– А нечего предлагать срочно обзавестись ребенком только потому, что залетела твоя бывшая, – огрызнулась я. – Вот откуда ветер дует!
– Нет! – Он поставил бокалы и, в свою очередь, приложился к бутылке. Я же говорила, корзины для пикника и прочие изощренности не для нас. – Просто такие вопросы принято обговаривать до свадьбы. Это совпадение.
– Раньше ты о детях ни слова не говорил! – Я была в бешенстве. И слегка опьянела. – Ах, значит, вот почему все это? Вот почему ты так охотно согласился со скорой свадьбой? Хотел обогнать Солен на пути к алтарю?
– Она уже замужем, – тихо сказал Алекс.
– О-фи-геть можно, какая радость! – Для подобных выражений мой голос звучал слишком громко. – Сочувствую, пришел к финишу вторым. Надо было тебе на ней жениться. Ах да, она же тебе отказала!
– Энджел, ты устраиваешь скандал на пустом месте! – Алекс отставил бутылку с остатками шампанского подальше от меня. – Я хотел поговорить с тобой о том, чтобы у нас были дети. Это для меня важно. Ведь ты сама хочешь, чтобы семейные отношения были содержательными и полноценными!
– Да, поэтому я хочу, чтобы ты не упирался рогом, заявляя, что твоих родителей не будет на нашей свадьбе! – О-о-о, срочно нужно допить шампанское! – И поэтому я не хочу забеременеть, чтобы выиграть в секс-соревновании у бывшего!
– Ладно, я не буду больше об этом говорить. – Алекс лег на спину и закрыл глаза.
– Не знаю, зачем вообще было мне это рассказывать! – От обиды у меня выпятилась нижняя губа. – Неужели жалко было оставить меня в заблуждении, что это у тебя такая причуда, мальчик в интересном положении?
– А ты помнишь, как мы пообещали говорить друг другу все и обо всем? – не выдержал Алекс, лежавший на другом конце одеяла. – Полная откровенность?
– Да, но сюда не входит всякая фигня, которая способна только расстроить и разозлить! – взбеленилась я. – Я же тебе не сказала, что Марк лез ко мне с поцелуями, потому что не вижу в этом смысла!..
На этом я осеклась. Самое главное в искусстве умалчивать о том, что заведомо ранит человека, – суметь не ляпнуть ему это позже. Иначе получится еще обиднее, чем сразу.
Алекс ничего не сказал. Я ждала, сколько могла, чтобы он заговорил или встал и ушел. Я ждала чего-нибудь. И ничего не дождалась.
– Алекс!
– Он пытался тебя поцеловать?
– Да, – ответила я значительно тише, чем пять минут назад. – Но я ему не позволила. Я отлупила его сумкой.
– Это правильно, – сказал он совершенно без выражения. – Это случилось до или после того, как ты пригласила его на свадьбу?
– До того.
– Понятно.
Снова прошла долгая минута.
– Давай так: ты оставляешь всякую фигню с Солен, и я сделаю то же самое в отношении твоего бывшего, о’кей? – сказал он, по-прежнему лежа на спине и не глядя на меня.
– Справедливо, – согласилась я, исподтишка сунув в рот недоеденную половинку печенья. Я вообще-то не считала, что так будет справедливо, но семейная жизнь – это компромисс. Алекс, который потребовал немедленно родить ему ребенка только потому, что его бывшая решила размножаться, и я, которую поцеловали помимо ее воли, – как тут вообще можно сравнивать?
Однако умение мириться после ссоры – тоже важное условие счастливой семейной жизни, поэтому я выждала несколько минут, позволив Алексу молча дуться, затем отрезала кусок багета, обваляла его в сыре с голубой плесенью и протянула на другой конец одеяла. Алекс принял бутерброд и отдал мне бутылку шампанского. И все в мире снова стало хорошо и правильно. Вроде бы.