Управление делами ранчо временно взял на себя сержант Файле. Глядя на него, Треслер часто думал, что сельская обстановка и мирная профессия фермера гораздо более подходили к нему, чем та напряженная военная атмосфера, среди которой ему приходилось жить.

Диана, по совету Треслера, уехала в Форкс, к доктору Ослеру, жена которого охотно приютила у себя молодую девушку и ухаживала за ней, как за больным ребенком. Благодаря влиянию Файлса и его сочувствию к ней она была избавлена от присутствия на суде в Кал форте, где разбиралось это громкое дело. Но ей пришлось все-таки дать свое показание на предварительном следствии.

Она не видела Треслера больше месяца, но думала о нем невольно, проникаясь уверенностью, что запрет ее отца все еще тяготеет над нею. Ведь она дочь убийцы! Разве может уважающий себя человек жениться на ней! Она скажет ему это, когда увидит его и уедет отсюда навсегда. Она не может здесь оставаться. Здесь кругом живут люди, пострадавшие от ее отца. Могут ли они хорошо относиться к ней? Они должны презирать ее, как дочь Каина!

А между тем не было ни одного человека среди рабочего населения поселка, который не относился бы к ней с величайшей предупредительностью и сочувствием. Большинство этих людей были неграмотны и вели очень тяжелую борьбу за существование. Уделом их был постоянный тяжелый труд. Но под их суровой оболочкой скрывалась настоящая человеческая душа, и они избегали говорить при ней о недавних кровавых событиях, понимая, насколько были мучительны для нее эти воспоминания.

Наконец Треслер приехал в Форкс. Он остановился у трактира Карнея, и первый, кто его встретил, был его старый знакомый Ренкс, по прозвищу Кабачок. В его наружности не произошло никакой перемены с тех пор, как его видел Треслер в последний раз. Он носил ту же самую одежду, и она не стала ни грязнее, ни чище с того времени. Впрочем, и вся окружающая обстановка в трактире осталась в прежнем виде, такая же неприглядная, как была, и во всем поселке не заметно было никаких перемен. Да и какие перемены могли быть? Здесь был полный застой!

— Ну вот, Слепой Черт умер! — воскликнул Кабачок при виде Треслера. — Я думаю, правительство наградит вас за это.

Треслер промолчал. Такое напоминание было ему неприятно. Понимая, однако, что он должен как-нибудь отвечать на приветствия старых товарищей, он позвал хозяина трактира и велел подать виски.

— Я очень рад, — сказал Кабачок, когда узнал, что Треслер намерен с неделю пожить в поселке. Он тотчас же предложил ему поселиться в его доме. Но Треслер отказался, сказав, что Карней, хозяин трактира, конечно, найдет для него свободную комнату.

Кабачок вернулся к столу, за которым играли в покер. Игроки снова заняли свои прежние места, покинутые ими, когда вошел Треслер, и скоро все так увлеклись игрой, что уже забыли о нем.

Треслер смотрел на них и думал, что такую жизнь они ведут из года в год и будут вести еще многие годы. Работа, карты и виски! Но он хорошо знал, как они борются за существование и как трудна их жизнь. Он знал, что в этом благословенном крае человек, оставшийся без заработка, умирает как собака под пыльным придорожным кустом.

Вскоре пришел Файле и сказал ему:

— Там, снаружи, вас ждет Джо Нелсон. Он не хочет войти сюда. Выйдем к нему.

Джо ожидал у дверей, сидя верхом на лошади, но Треслер заставил его слезть и войти с ним в трактир.

— Джо, я хочу просить тебя об одном одолжении, — сказал он.

Улыбка расплылась по морщинистому лицу Джо Нелсона.

— Видишь ли, мне нужен человек, который мог бы оказать мне дружескую помощь. Я заарендовал маленький участок земли и хочу там устроить собственное ранчо. И вот я хотел бы, чтобы ты, Джо, помог мне в моем хозяйстве. Это все.

В первую минуту Джо растерялся. Он странно заморгал глазами, наконец откашлялся и протянул руку по направлению к Треслеру, но таким решительным жестом, точно собирался ударить его в зубы. Треслер невольно откинулся назад.

— Бери ее! — проговорил Джо хриплым от волнения голосом.

Треслер взял протянутую руку и потряс ее.

— И, может быть, наше поле будет без сорной травы, — заметил он, улыбаясь.

— Мистер Треслер, сэр, обещаю вам…

— Зачем тут «мистер» или «сэр», Джо! — прервал его Треслер. — Мы ведь старые товарищи, знаем друг друга хорошо… А теперь, Файле, — обратился он к полицейскому сержанту, — есть у вас какие-нибудь известия для мисс Марболт?

— Да, решение состоялось, и документ у меня в кармане, — хмуро ответил Файле. — Имущество конфисковано!

— Хорошо! Но прошу вас, ничего не говорите мисс Марболт, пока я не повидаюсь с нею. Потом вы придете и скажете ей, что ее ожидает… Я хочу, чтобы и ты, Джо, пришел вместе с сержантом, — прибавил он, обращаясь к старику.

— Хорошо, сэр!..

— Нет, Джо, не надо «сэра»!

— Хорошо, Треслер, — пробормотал старик.

Когда Треслер пришел, Диана не бросилась к нему в объятия, как он этого ожидал. Она указала ему на стул подальше от себя и сказала, что должна поговорить с ним.

— Хорошо, — ответил ей Треслер, усевшись с нахмуренным и серьезным видом, — я выслушаю тебя. Даю тебе час времени на размышления, но заявляю прямо, что они ни к чему не приведут. Ты должна будешь согласиться на мое решение. Ну, говорите скорее, мисс Марболт, высказывайте все, что у вас есть на душе. Вот часы. Я вам даю достаточно времени.

Она взглянула на Треслера и заметила, что он недоволен. На лбу у него появилась складка. Конечно, он рассчитывал на встречу другого рода.

— Я могу сказать вам все, что нужно, гораздо скорее, — начала она слегка дрожащим голосом. — Целый час — это слишком много. Я только прошу вас понять меня.

Она на минуту умолкла и потом продолжала:

— Джон, вы не должны сомневаться во мне, но… но я ведь не все сказала на следствии, что знаю…

Треслер не пришел к ней на помощь. Он продолжал сидеть молча и только смотрел на нее.

— Я знала, что отец мой мог видеть ночью, — снова заговорила она. — Он был, как это сказал доктор Ослер, никта… никталоп, — так, кажется, это называется. Это очень странная болезнь. Это не настоящая слепота, как я понимаю. Он не мог видеть при дневном свете. Что-то такое было в его глазах, отчего внутрь проходило слишком много света, и поэтому всякое зрительное ощущение было парализовано. При этом он чувствовал чрезвычайно сильную боль. Но когда наступал вечер и вообще в полумраке он мог видеть, и даже зрение становилось у него очень острым. Как он мог скрывать эту тайну в течение стольких лет, — я, право, не знаю. Я понимаю теперь, почему он это скрывал, но все-таки не могу понять, что заставляло его совершать те ужасные дела, которые он совершал все это время. Ведь он же был достаточно богат и не нуждался в деньгах… Джон, я ведь открыла его тайну, то есть что он видит в темноте, в то время, когда вы лежали, раненный, перед тем, как к вам вернулось сознание. — И здесь она впервые рассказала ему события той ночи, когда она застала своего отца у его постели.

— Отец сердился на то, что вы находитесь у него в доме, и в особенности на то, что я ухаживаю за вами… Я понимала, что должна была быть осторожна и не оставлять вас, но вот, однажды ночью, чувствуя большое утомление и боясь заснуть, я забаррикадировала лестницу. Я всеми силами боролась со сном, но от усталости присела на свою кровать и тотчас заснула. Потом я внезапно проснулась, не знаю от чего, и тотчас же встревожилась за вас. Я взяла лампу и пошла в переднюю. Там я увидела, что моя баррикада на лестнице разобрана…

— И ваш отец был возле моей постели, и руки его ощупывали мое горло… Не так ли? — спросил Треслер.

— Да… Он хотел развязать повязку…

— Зачем?

— Чтобы раскрыть рану и… и вызвать кровотечение и смерть…

— Вот что! Я вспоминаю теперь. Я видел эту сцену во сне… А вы?

— У меня была в руках зажженная лампа, и в тот момент, когда свет упал ему в глаза, он стал совершенно слеп, и уже не мог выполнить своего намерения. Я думаю, он хотел броситься на меня, но я пригрозила ему лампой и тем, что позову на помощь.

— Я понимаю, — сказал Треслер. — Поэтому-то вы и знали, что надо было сделать, когда он набросился на Джека.

Девушка кивнула головою.

— Файле был прав, — проговорил задумчиво Треслер. — Вы знали о странной болезни вашего отца.

— Скажите, Джо, я дурно поступила, что не рассказала об этом на следствии? — спросила она. — Ведь он умер!..

— Нет, вы были правы, — отвечал Треслер. — Все равно, это не принесло бы никакой пользы. Но во всяком случае, вы должны были сказать это мне.

— Я не знала, как поступить, — прошептала она, опустив глаза. — Ведь мне никогда не приходило в голову, что он имеет какое-нибудь отношение к грабежу скота и что он был или мог быть Красной Маской. Я видела в его поступке только покушение на вашу жизнь, и заботилась только о том, чтобы это больше не повторилось. Говорить вам об этом не имело смысла. Ужас, который я испытывала, даже думая об этом…

— Да, я понимаю, — прервал он ее. — Вам трудно было говорить об этом, хотя это навело бы нас на правильный след. Ну, да все равно! Теперь установлено, кем был Джулиен Марболт с самого начала. Вы должны знать, что под торговлей «черной слоновой костью» подразумевается торговля невольниками. Вовсе не его слепота была причиной того, что он совершал преступления. Не было виновно в этом и поведение вашей матери. Он был негодяем раньше этого. Слепота только давала ему возможность вести большую игру. Но это все равно… Сколько бы мы ни обсуждали его характер, теперь уже ничего не изменить. Диана Я хочу поговорить с тобою о другом. Я приобрел маленькое ранчо в этом же округе, и уже заручился стариком Джо в качестве помощника. Там есть дом. Я его перестрою для нас. Осенью, после загона, я куплю скот, а теперь я хочу знать, когда будет наша свадьба?

— Джон… но подумай. Мой отец… он был убийцей, — пролепетала девушка.

— Мне все равно, чем он был! Ведь я не на нем женюсь! — воскликнул Треслер со смехом.

— Но твои родные?.. Что скажут они? И все люди здесь!

— Не говори глупостей! — сказал он, насильно беря ее руки и притягивая ее к себе. — При чем тут мои родные! Пусть они женятся на ком хотят. Пусть они выбирают себе добродетельных девиц с безупречной родословной. Что за выдумки, Диана! То ты отказываешь мне потому, что ты не дочь своего отца, то потому, что вдруг вообразила себя его дочерью. Даже если бы это было так… Мои товарищи не осудят тебя, а что касается меня, то я убедился, что тут каждый богатый землевладелец, в основе своей, и грабитель, и убийца. Выходят же их дочери замуж, черт возьми!

Диана взглянула на него с удивлением.

— Что ты говоришь, Джон? Это все честные люди!

— Честные люди! — проворчал Треслер. — А ты не знаешь, как они околпачивали, грабили и избивали индейцев! Как они эксплуатировали переселенцев и выбрасывали их за ограду своих ранчо! Убить и ограбить можно не только собственными руками!

— Джон! — прошептала Диана. — Но ведь ты тоже хочешь устроить собственное ранчо! Значит ли это, что тебе придется убивать и грабить?

Треслер помолчал немного и наконец проговорил с улыбкою:

— Я слишком беден для этого. Мы попробуем работать собственными руками: Джо, Аризона и я. Кстати, я до сих пор не знаю, где Аризона?