Как раз за сигнальной станцией «Белого Пункта», где над железнодорожной линией громоздились высокие лесистые горы, произошло нечто являющееся вопиющим нарушением запретительных законов.

Место тут было очень уединенное, какое всегда можно найти в горах, высоко поднимающихся над лесом, покрывающим склоны, свои обнаженные, утесистые вершины. Горы, изрезанные ущельями, отделяли это уединенное место от остального мира. Дорога узкой лентой извивалась между холмами и исчезала вдали. Но станция, всего на расстоянии нескольких сот ярдов, находилась уже в совершенно открытом месте в равнине, доступной всем ветрам.

Темный сосновый лес возвышался неподвижной стеной над дорогой. Ни одно дуновение ветерка не нарушало его покоя. Заходившее солнце золотило верхушки гор, а в долину уже заползал мягкий, бархатный сумрак, пропитанный зноем летнего дня. Тишина лишь изредка нарушалась топаньем ног и ударом топора, а затем послышался глухой стук каких-то тяжелых предметов, укладываемых на дно большой телеги.

Люди грузили быстро, хотя и без кажущейся торопливости. По-видимому, все было предусмотрено заранее с величайшей точностью. Поезд двигался к Эмберлею, увозя с собой ничего не подозревающих кондуктора и его помощников, а на сигнальной станции агент опять вернулся к своим сельскохозяйственным занятиям. Ничто не могло помешать работе, и погрузка совершалась беспрепятственно. Все эти люди прекрасно знали, что за исключением сигнальной станции, тут не было ни одного человеческого жилища, а неровности холмов и нагромождения утесов хорошо закрывали их от всяких дорог, кроме железнодорожной линии.

Три человека занимались выгрузкой вагона, а двое других с ружьями в руках, держали под страхом поездную прислугу. Все были в масках, за исключением одного, который, судя по одежде и властному обращению, очевидно, был, предводителем шайки. Это был молодой человек, почти мальчик, без всякой растительности на лице, стройный и замечательно изящный. Однако, несмотря на его юношескую наружность, взгляд его черных блестящих глаз отличался смелостью и решительностью. Он казался совершенно не у места среди своих товарищей, представлявших хорошо известный тип всякого сброда, которым изобилуют страны в далеких прериях. По виду это был юноша, воспитанный в городе, и его одежда, казалось, была сшита дорогим портным, тогда как другие его товарищи, носившие маски, были в широких, грязных рубахах, кожаных штанах и с револьверами за поясом.

Дорожная насыпь была усеяна раскрытыми бочками, и заключающийся в них белый сахар рассыпался во всех направлениях. Бочки были вытащены из товарного вагона, сброшены на землю и крышки были разломаны топором. Когда они свалились, то под ними обнаружился бочонок виски, хорошо уложенный в сахаре. Очевидно, все это было сделано ловкими людьми, должным образом искусными в деле контрабанды. Сахарный груз был должным образом зарегистрирован, бочки запечатаны, снабжены ярлыками и отправлены по адресу одной фирмы в Кальфорде, репутация которой была безупречна во всех отношениях. Но в этом-то и заключалась хитрость контрабандистов. Бочки с сахаром не должны были достигнуть Кальфорда. Однако в своем налете на товарный поезд контрабандисты не трогали чужого груза, а овладели лишь тем незаконным грузом, который принадлежал их вождю.

Пятнадцать бочонков виски были извлечены из бочек с сахаром и нагружены на телегу. Оставалось нагрузить еще пять. Вождь спокойным тоном побуждал своих людей ускорить работу.

— Поторопитесь, ребята! — говорил он глубоким, звучным голосом, пробуя своими несколько нежными руками взвалить бочонок на телегу. Но это оказалось ему не под силу, и один из его товарищей подоспел к нему на помощь.

— Времени терять нельзя, — сказал он через минуту, тяжело дыша от сделанных усилий. — Ведь кондуктор может свистком вызвать помощь, и тогда, — прибавил он с улыбкой, — поезд двинется задним ходом за своим утерянным хвостом!

Все дружно расхохотались.

— Я думаю, Файльс будет рвать на себе волосы от отчаяния, когда этот поезд придет в Эмберлей, — заметил тот, который стоял возле вождя.

— Ого! Разве он в Эмберлее? — спросил кто-то.

— Его видели тут. Кто же его не знает здесь?.. — послышался ответ.

Наконец последний бочонок был погружен на телегу, и предводитель вздохнул с облегчением.

— Поезжайте по южной дороге к временному тайнику, — сказал он тому, кто был возницей. — Надо ехать быстро. Если Файльс действительно взялся за дело, ребята!..

— Ладно! Ладно! — крикнул возница. — Файльсу не догнать нас.

Предводитель несколько минут смотрел ему вслед, затем он повернулся к другим товарищам, очевидно, ожидающим его приказаний.

— Надо задержать на месте поездную команду, пока те другие ваши товарищи не сядут на лошадей, — сказал он, и люди бросились исполнять его приказание. Никому не приходило в голову спрашивать, и они уже по опыту знали, что не было надобности задавать ему какие бы то ни было вопросы, а надо было только повиноваться. Эти грубые разбойники понимали, что они были только исполнителями, а он был головой, и гораздо более умной, чем даже голова инспектора Файльса.

Отдав все эти приказания и не сомневаясь, что они будут в точности исполнены, предводитель вышел на полотно железной дороги и стал смотреть в сторону поворота вокруг, большого холма. В глазах его появилось задумчивое выражение. Возбуждение, которое он испытывал в то время, когда отдавал приказания, исчезло, и решительность сменилась чем-то вроде усталости. Даже наружность его изменилась и выражение лица стало мягче, даже нежнее.

Он остался стоять, пока все не кончилось. Он слышал, как пришли лошади и два человека, оставшихся в вагоне сторожить поездную команду, вылезли из нее и вскочили в седла. Тогда он повернулся и пошел по дороге. Выражение усталости исчезло у него, и в глазах опять блеснула прежняя отвага. Он вошел в чащу кустов, где была привязана его лошадь, вскочил в седло и поскакал к западу. Стук копыт скачущей быстро лошади замер вдали, и к холмам снова вернулась прежняя задумчивая тишина.

Когда грабители удалились, освобожденная поездная команда разразилась проклятиями. Ругательства сыпались на все и всех. В особенности же доставалось агенту на сигнальной станции «Белый Пункт». Его считали виновником всего.

Излив все свое негодование и вдоволь наругавшись, они осторожно выглянули в дверь, и затем, убедившись, что там никого не было, выскочили все, толкая друг друга, из вагона и, Убравшись в кучу на насыпи, с оторопелым видом смотрели на рассыпанный сахар и на бочки с выбитым дном. Кондуктор первым пришел в себя.

— Ах, негодяи! — воскликнул он и повторил даже с некоторым сожалением: — Ишь, негодяи!..

Затем, обернувшись к своим товарищам, резко закричал:

— Нечего тут стоять и глазеть по-пустому! Дело уже сделано. «Белый Пункт» тут недалеко за поворотом. Там мы найдем этого тупоголового агента — если только с ним уже не покончено! Если же он там находится, то мы заставим этого бездельника известить по своему проклятому телеграфу о том, что случилось. Пусть на этой проклятой станции в прерии приготовятся к поминкам!..

Мосс в это время кончил свою работу в огороде, уступая настоятельным требованиям своего голодного желудка. Надо было наконец подумать об ужине. Он выпрямил свою усталую спину, взвалил на плечи лопату и медленным шагом направился к хижине, с недовольным видом человека, который должен для себя готовить пищу. Он прошел к навесу, где хранились его дрова, и положил туда заступ. Взяв охапку дров, он, обойдя вокруг хижины, подошел к дверям спокойным шагом человека, покончившего наконец со своей дневной работой. У двери он остановился и по привычке посмотрел на полотно железной дороги, убегающее вдаль. Жизнь его протекала однообразно, и он не ожидал никакой перемены в ней. Каждый день было одно и то же, и теперь он не надеялся увидеть что-нибудь интересное в пустынной прерии, по которой тянулась железнодорожная линия. Но взглянув на восток, он вдруг встрепенулся. Его скучающий взор загорелся огнем, и с ним произошла какая-то удивительная метаморфоза. Он вбежал в комнату, и затем тотчас же выскочил оттуда, держа ружье в руке. Он больше уже не был похож на фермера, копающего картофель, и весь охвачен был воинственным пылом.

Вдоль полотна железной дороги бежали четыре взлохмаченных человека, видимо, очень возбужденные и размахивающие руками. Уединенное место, в котором находилась станция, невольно возбуждало подозрение, и он подумал, что они стремились на станцию с недобрыми намерениями.

— Руки вверх! — крикнул им Мосс таким зычным голосом, что в ближайших холмах раскатилось эхо. — Если вы сделаете хоть один шаг, то я пущу пулю в кого-нибудь из вас!

Эта угроза и воинственный жест Мосса моментально оказали свое действие, и заставили бегущих остановиться и поднять над головой руки. Затем Мосс услышал испуганный голос седого тормозного кондуктора, крикнувшего ему:

— Ради бога, не стреляй!.. Мы ведь из поездной команды… товарного поезда… Нас задержали в пути…

Мосс опустил ружье, и вся воинственность его моментально испарилась. Он увидел кондукторскую форму на говорившем и тотчас же поспешил к нему.

— Что такое?.. — начал он, но старый кондуктор не дал ему продолжать и разразился ругательствами.

— Зачем, — черт тебя возьми, — ты остановил поезд своим сигналом? — кричал он. — Или ты заодно с грабителями? Это тебе даром не пройдет, ручаюсь тебе. Поезд был остановлен сигналом без всякой разумной причины. Ты понимаешь, а? И ты несешь ответственность за это!

Присутствие товарищей возбуждало его храбрость, и он продолжал повелительным тоном:

— А теперь отправляйся к телеграфу и поскорее телеграфируй в Эмберлей, слышишь? Уведоми их о том, что случилось. Черт возьми! Ты должен будешь возненавидеть «Белый Пункт» и будешь желать, чтобы даже это название исчезло из обращения на всем американском континенте!

Мосс был совершенно ошеломлен, не понимая, в чем дело, и его растерянность только поощряла кондуктора еще больше осыпать его ругательствами и кричать на него. Но наконец и у Мосса загорелось негодование в душе, и, выстукивая телеграмму в Эмберлей, он с раздражением ответил своему обвинителю:

— Вы вот тут ругаетесь и кричите, но так как вы стары, то я не обращаю на это внимание. А что касается вашего проклятого товарного поезда, то он по обыкновению запоздал. Вовсе не моя обязанность пропускать его, пока вы не требуете сигналов. Для товарных поездов нет расписания. Если они опаздывают, то это их дело.

Но несмотря на справедливое негодование Мосса и возмущение против нанесенной ему обиды, слова кондуктора все же оказали свое действие. Он вспомнил загадочный случай с семафором. Ведь как-никак, а поезд был остановлен у «Белого Пункта»! И Мосс знал, что никакие его объяснения не удовлетворят его начальство, и, кроме того, в его воображении носилась уже, словно зловещий призрак, фигура инспектора Файльса из Конной Полиции…