На следующее утро, когда Треслер пришел к корралям, трое рабочих, под начальством самого Джека, ловили большую коричневую кобылу. В корралях было около шестидесяти лошадей, но она выделялась между ними своим ростом и диким видом. Худая и поджарая, с длинной шеей и узкой головой, она напоминала гигантскую осу, и ее бока были испещрены следами, оставленными ее укротителями. Треслер имел достаточно дела с лошадьми, чтобы оценить по достоинству ее прекрасное сложение так же, как и ее злобные, блуждающие глаза, которые сверкали белками при каждом повороте.

Один из рабочих, Джекоб Смит, держал наготове веревку. Остальные с напряженным вниманием следили за его проворными движениями, когда он пустился преследовать кобылу, бегавшую вокруг корраля в поисках выхода.

Внезапно он сделал прыжок и очутился перед нею. Она сразу повернула, но двое других рабочих преградили ей отступление. На секунду она остановилась в нерешимости, затем, опустив голову и прижав уши, бросилась с открытой пастью на Джекоба. Но тот, поняв ее намерение, быстро отскочил в сторону. Ее задние копыта взметнулись на воздух, но в тот же самый момент просвистело лассо, и она упала на землю с опутанными ногами, беспомощная и хрипящая. Трое рабочих бросились к ней, чтобы довершить ее поражение.

И тогда послышался грубый голос управляющего.

— Это ваша лошадь, Треслер. Я думаю, она вполне пригодна для увеселительной поездки. Вы должны ее обработать. Правда, она немного дика, но все-таки она уже ходила под седлом. Впрочем, — прибавил он спокойным, презрительным тоном, — все англичане считают, что умеют ездить верхом, пока не попадут в наши края.

Треслер покраснел. Он понял приготовленную ему ловушку. Затем, вспомнив предостережение Нелсона, он взглянул на седло, все еще висевшее на стене корраля. Было бы верным самоубийством попытаться обуздать эту дикарку в таком седле, пригодном едва лишь для пятнадцатилетнего мальчика.

— Я думаю, что это самая необузданная тварь во всем ранчо, — ответил он спокойно, хотя его голубые глаза угрожающе засверкали. — В противном случае вы бы не предложили ее мне, подчеркнув при этом, что она уже была под седлом.

— Струсили? — спросил Джек с усмешкой.

— Нет. Я только подумал, что мое седло для нее не годится. Она порвет всю подпругу.

— Не беспокойтесь. Вот для вас седло. Оно висит здесь, на заборе.

— Благодарю вас, — иронически заметил Треслер. — Я должен иметь седло, подходящее для человека моего сложения, или скачите на этой кобыле сами.

Он посмотрел в упор на Джека, и его слова были сказаны таким тоном, к которому тот не привык. Тем не менее Джек ничем не обнаружил своего возмущения.

— Ребята, — обратился он к группе рабочих, — наш «неженка» боится обрезать свой зад об эту кобылу. Пусть кто-нибудь одолжит ему седло. А не то придется дать ему какую-нибудь старую клячу.

На этот раз Треслер попался.

— Это меня нисколько не задевает, товарищи, — сказал он с насильственным смехом. — Если кто-нибудь одолжит мне настоящее седло, я ее обуздаю… или сломаю себе шею.

Треслер был самым заурядным наездником. Еще никогда в жизни он не имел дела с подобной лошадью, но теперь он готов был оседлать самого черта. К тому же, даже в своей крайней ярости, он понимал, что такое испытание все равно ожидало его рано или поздно. Объездка диких лошадей входила в программу его учения.

Кто-то из окружающих предложил ему воспользоваться седлом Аризоны, который все еще считался больным, и Треслер с радостью ухватился за это предложение.

Двое рабочих вывели кобылу из корраля на открытое место. Они держали ее при помощи лассо, туго стянутых вокруг ее шеи, в то время как Джекоб с большим искусством прилаживал седло Аризоны и подтягивал подпругу и стремена. Теперь она стояла неподвижно, и только глаза ее выказывали нараставшую ярость.

Треслер был совершенно спокоен. Его товарищи бросали на него искоса сочувственные взгляды. Они хорошо знали эту лошадь. Наконец Джекоб кивнул ему головою.

— Все готово, — сказал он и прибавил тихо, чувствуя потребность исполнить товарищеский долг: — Не советую вам ехать на ней. Хуже ее нет во всем ранчо.

Но Треслер только улыбнулся и, подойдя ближе, погладил громадное животное. Она следила за ним вытаращенными глазами, не предвещавшими ничего хорошего. Затем он взял от Джекоба длинную плеть из сыромятного ремня и вскочил в седло. Кобыла, сдерживаемая двумя веревками, стояла как вкопанная, и только ее крупные бока вздымались, выдавая ее волнение.

Треслер подобрал поводья. По его знаку двое рабочих, державших лошадь, отскочили в сторону, и Джекоб быстрым движением скинул лассо с ее головы. И тогда началась борьба не на жизнь, а на смерть.

Голова кобылы опустилась книзу, и она подскочила на воздух, изогнув спину, так что ее передние и задние ноги сошлись копытами. Треслер подпрыгнул на целый фут над ее спиною, откинулся вперед, потом назад и, наконец, тяжело упал обратно в седло. Его рука коснулась свернутого холщового ремня позади седла, и он инстинктивно вцепился в него что было силы.

Кобыла снова подскочила и с легкостью перевернулась в воздухе, так что ее голова очутилась там, где только что был хвост. Это был удивительный кошачий прыжок, рассчитанный на то, чтобы сбить самого лучшего наездника. На этот раз Треслер едва не выпал из седла, но холщовый ремень спас его, и он опять опустился на место. Ее прыжки следовали один за другим, как выстрелы из скорострельного орудия. Треслер был оглушен, голова его кружилась, и кровь случала в ушах. С отчаянной решимостью он держался за спасительный ремень и только благодаря этому оставался в седле. Но он знал, что такая пляска не могла долго продолжаться.

Вслед за этим кобыла проделала новый фокус. Можно было подумать, что с нею произошло какое-нибудь несчастье. Ее ноги взметнулись в разные стороны, как будто это были четыре крыла диковинной птицы, и она шлепнулась на землю. Ее намерения были ясны. Но Треслер сразу вылетел из седла, и когда она стала кататься по земле, он уже стоял на ногах.

Заметив, что он ускользнул, она тотчас вскочила на ноги и бросилась на него с открытой пастью. Но в тот же момент просвистело лассо, брошенное искусной рукой Джекоба, и туго стянулось вокруг ее шеи. Треслер, тяжело дышащий и оглушенный падением, снова вскочил в седло прежде, чем Джекоб понял его намерение. Изо рта кобылы выступила пена, и струйки пота сбегали по ее бокам. Белки ее глаз налились кровью, и, когда ее снова освободили, она попыталась укусить наездника за ногу. Потерпев неудачу, она с силой подбросила голову кверху, и, не приготовленный к этому приему, Треслер получил удар прямо в рот. Затем она поднялась на дыбы, отчаянно махая передними ногами по воздуху, и в следующий момент рухнула спиною на землю. И опять Треслер спасся точно чудом. Выброшенный из седла, он отскочил в сторону.

На этот раз кобыла была поймана прежде, чем успела подняться на ноги. Но она все еще не сдавалась.

И снова Треслер вскочил в седло. Он чувствовал себя разбитым и дрожал, как в лихорадке. Между тем кобыла предприняла новый маневр. Все ее тело стало корчиться, проделывая какие-то странные змеевидные движения. Покончив с этим, она вдруг принялась мотать головою взад и вперед, низко опустив ее между передними ногами, отчего наездник начал скользить вместе с седлом к ее загривку. Внезапно холщовый ремень затрещал и лопнул, и Треслер, как ракета, полетел через голову лошади.

Седло было снова закреплено на место, но теперь Треслеру не за что было держаться. Пять раз он падал, и каждый раз, задыхающийся и весь исцарапанный, он снова садился верхом на эту четвероногую ведьму. Однако он уже выбился из сил, и только окружающие заметили то, что ускользало от его внимания. Кобыла была побеждена. Когда он поднялся в пятый раз, ее маневры не могли бы сбросить ребенка.

— Бей ее, товарищ! Выбей из нее дурь! — загремел Джекоб.

— Хлещи ее! Гони ее, пока она не сдохнет! — послышались другие голоса.

Треслер машинально повиновался. Собрав последние силы, он стал стегать плетью по взмыленным бокам лошади, и она, обезумев от боли, поднялась на дыбы, сделала могучий прыжок вперед и вихрем понеслась вниз по дороге.

Наступило уже время обеда, когда Треслер снова увидел ранчо. Кобыла, окончательно побежденная и послушная, едва переступала с ноги на ногу. Между тем ее наездник успел уже оправиться от пережитых потрясений и чувствовал себя сравнительно сносно.

После обеда началось настоящее учение. Один из рабочих, Лью Каули, был послан на отдаленное пастбище вместе с Треслером для исправления проволочной изгороди, прорванной бродячим стадом. Лью оставался с ним ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы научить его натягивать и закреплять колючую проволоку. Затем он уехал на другую работу, и Треслер остался один.

Пастбище, на котором он теперь находился, значительно отличалось от остальной прерии, выжженной солнцем и заросшей сорной травой. Оно было хорошо орошено, перепахано и засеяно тимофеевкой и клевером. Трава доходила почти до колен лошади, которая пировала вволю, пощипывая ароматные стебли, пока ее хозяин медленно объезжал поле.

Около четырех часов пополудни работа была окончена, и последний ряд проволоки натянут и закреплен на место. Треслер, за неимением дерева, в тени которого он мог бы отдохнуть, присел на траву у столба и закурил. Его лошадь, освобожденная от узды и подпруг, весело паслась рядом с ним.

Величавое спокойствие прерии захватило его, глубокая тишина убаюкала его утомленные нервы, трубка погасла, и он заснул.

Когда он проснулся, в первый момент он не мог сообразить, где он находится. Трубка выпала у него изо рта, и сам он оказался лежащим врастяжку на земле. Вслед за тем чей-то смеющийся голос достиг его слуха.

— Так-то вы учитесь сельскому хозяйству, мистер Треслер! Стыдитесь! Спать в самое лучшее время дня!

Это был голос Дианы Марболт. Она поглядывала на него сверху, сидя на своей крепкой степной лошадке Бесси, и в этот момент в ее глазах не было обычного печального выражения.

Треслер приподнялся на локте и, в свою очередь, смотрел на нее с нескрываемым восхищением. Здесь, вдалеке от ранчо, она казалась ему совсем другой. Перед ним было настоящее дитя прерии, улыбавшееся солнцу и зеленому простору.

Очнувшись от своего оцепенения, он вскочил на ноги и проговорил, краснея:

— Пойман с поличным, мисс Марболт. Но, поверьте мне, я уже получил хороший урок за сегодняшний день. Об этом говорят мои царапины. Что же касается проволочной изгороди, то в этой области я нашел многое заслуживающим всестороннего изучения.

Он протянул ей свои израненные руки, и улыбка сразу исчезла с ее лица.

— О, вы не ленились! Я в этом не сомневаюсь, — сказала она поспешно. — Я видела вас на этой кобыле и думала, что вы убьетесь. Вы знаете, ведь ее старались укротить в течение двух лет подряд, и совершенно безрезультатно. Что произошло после того, как она вас понесла?

— Ничего особенного. Я проехался на ней до Форкса и обратно дважды.

— Сорок миль! Боже мой, что же от нее осталось?

Треслер усмехнулся.

— Джек уверяет, что я испортил ее окончательно, но я этого не думаю. У моей «Леди Изабеллы» сердце из камня, и нужен паровой молот, чтобы его разбить. Завтра же она снова примется за свои штуки.

— Так вы прозвали ее «Леди Изабелла»? — спросила она.

— Да! Это имя для нее подходит.

Диана молча кивнула головой. Ока была свидетельницей борьбы между «неженкой» и кобылой и теперь, когда все уже миновало, искренне радовалась его победе. Как настоящее дитя прерии, она была чужда сентиментальности и знала, что объездка диких степных лошадей часто сопряжена с жестокостью. Ей нравились упорство и смелость этого человека. Их встреча не была случайной. Она намеренно выехала из дому, чтобы увидеться с ним, и Треслер каким-то образом прочитал это в ее глазах.

Некоторое время оба не находили слов. Молчание становилось неловким. Даже темногривая Бесси, которую ее хозяйка небрежно похлопывала рукояткою плети, вдруг словно поняла эту неловкость и постаралась рассеять ее несколькими пируэтами. Когда она была успокоена, Диана слегка наклонилась вперед и взглянула прямо в лицо Треслеру.

— Я приехала сюда нарочно, чтобы поговорить с вами, — сказала она с обычной своей прямотою. — Я хочу раз и навсегда объяснить вам положение. То, что пришлось вам испытать сегодня утром, явилось результатом столкновения с Джеком. Но это только начало!

Треслер улыбнулся.

— Не беспокойтесь за меня, мисс Диана. Я не думаю, чтобы что-нибудь случилось. Правда, с Джеком нелегко иметь дело. Он отвратительно груб…

— Хуже, много хуже! Вы его недооцениваете.

Лицо девушки потемнело. Ее губы сжались, и злобный огонек загорелся в глазах.

— Вы не сознаете опасности, потому что вы смелый человек. Но я достаточно знаю Джека и знаю, что он не оставит вас в покое. Впрочем… — прибавила она поспешно, — не думайте, что я такая хорошая. Я — большая эгоистка! Я боюсь не только за вас. Представьте себе, какие могут быть неприятности из-за вашего конфликта с ним для моего отца, для меня… для всех!

Треслер не мог устоять против ее ласкового, доверчивого взгляда, в котором он читал страх, просьбу и еще что-то, чего он пока не мог понять.

— Мисс Марболт, — сказал он, протягивая ей руку, — обещаю вам, что я приложу все старания, чтобы сохранить мир с Джеком. А теперь, в благодарность за ваше предупреждение, позвольте и мне вас предупредить.

С минуту он помолчал, выжидая, но она не отвечала и рассеянно всматривалась в волнистую зеленую даль.

— Ваше ранчо посещают странные люди, мисс Марболт. Они появляются ночью, по-воровски, из чащи леса. Их лица закрыты масками, по крайней мере лицо одного из них…

Он не мог докончить фразы. Эффект его слов был изумительный. Диана быстро повернулась к нему, глядя на него испуганными глазами.

— Вы видели их? — вскричала она.

— Их? Кого?

— Этих… этих людей.

— Да.

— Как они выглядели?

Треслер рассказал ей историю своей ночной прогулки.

— Что же вы думаете делать? — спросила она, когда он кончил. На этот раз она не выказала никакого удивления. Казалось, что все это было ей давно известно и ее только интересовало, что он намерен предпринять.

— Право, не знаю, — ответил он. — Я хотел сказать об этом Джеку, но «Леди Изабелла» лишила меня памяти.

— Джеку? — повторила Диана. — Только не ему!

— Отчего?

Она хотела что-то ответить, но вдруг остановилась, словно испугавшись своей откровенности. И когда она снова заговорила, ее голос звучал глухо и умоляюще.

— Не спрашивайте меня, мистер Треслер. Не заставляйте меня сказать то, чего я не имею права говорить. Поверьте мне, я сама не знаю, чему верить. Я не знаю, что думать. Я только предупреждаю вас: не говорите Джеку. О, мистер Треслер! Я знаю, что могу на вас положиться.

Ее призыв возымел свое действие. Треслер подскочил к ней и схватил протянутые ему маленькие руки.

— Да, вы можете на меня положиться, мисс Марболт, — сказал он порывисто. — Признаюсь, ваши слова возбудили во мне подозрение, но вы… — Он замолчал, задумчиво поглядывая на ее руки, которые он все еще продолжал сжимать в своих руках. Затем, сразу очнувшись, выпустил их и рассмеялся. — Простите меня, — проговорил он, заглядывая в темные глаза девушки. — Я забылся. Поедем назад, в ранчо. Уже время. Клянусь богом, я начинаю думать, что я обязан Джеку очень многим.

— Вы не обязаны ему ровно ничем, — ответила Диана с оттенком раздражения в голосе.

Треслер вскочил в седло, и обе лошади поскакали по направлению к ранчо.