«Голубая лента» — один из трех романов, написанных Бернгардом Келлерманом в годы фашизма. Оставаясь у себя на родине во «внутренней эмиграции», он не мог и не хотел писать о Германии своего времени: цензурный террор лишал его возможности высказать свое мнение об эпохе, очевидцем которой он являлся. Нацисты исключили его из Академии искусств, за писателем была установлена гестаповская слежка. Избрав позицию литературного бойкота существующего политического режима, Келлерман в произведениях этого периода пишет либо о догитлеровской Германии («Песнь дружбы», «Обращение Георга Вендландта»), либо переносит действие за пределы своей родины.

В краткой исторической справке, предпосланной роману «Голубая лента», Келлерман сообщает читателям, что в качестве реальной основы своей книги он использовал обстоятельства гибели английского океанского лайнера «Титаник», который потерпел аварию 14 апреля 1912 года, столкнувшись в Атлантике с айсбергом, плывшим на юг от берегов Гренландии. Роковым обстоятельством оказалось то, что судовладельцы, включившись в гонку за обладание международной эмблемой наибольшей быстроходности кораблей — «Голубой лентой океана», пренебрегли элементарными правилами безопасности и не сбавили скорость «Титаника», даже получив ледовое предупреждение.

Когда погиб «Титаник», Келлерману было тридцать три года. Но только через четверть века это событие ложится в основу его очередной книги. И этот срок имеет существенное значение для того, как именно осмысливает писатель катастрофу, происшедшую с техническим чудом двадцатого века. Через четверть века у Келлермана за плечами такие сделавшие ему имя произведения, как «Туннель», «Братья Шелленберг» и «Город Анатоль». Во всех этих романах отчетливо проявился владевший писателем всю жизнь интерес к технике. Келлерман в начале своего творческого пути возлагает большие надежды на техническую революцию начала века. Его вера в технический прогресс подкрепляется тем, что он и сам к нему некоторым образом причастен: в молодости он учится в мюнхенской Высшей технической школе, увлекается грандиозными победами научной мысли своих современников.

Однако уже в «Туннеле», который был подлинным гимном прогрессу, рисуя образ современного технократа инженера Мак Аллана, Келлерман недаром приводит его к личной катастрофе — потере любимой жены и ребенка. Туннель, как купринский «Молох», не только мстит своему создателю, но и становится средством беспощадной, на износ, эксплуатации десятков тысяч людей. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что после написания «Туннеля» наступают времена, когда Германию потрясают такие события, как первая мировая война, падение монархии, возникновение Веймарской республики и нацистский переворот. И если вначале писатель еще пытается смоделировать некую Новую Германию, созданную без коренной ломки общественных устоев, путем разумных реформ по плану ученого-химика Михаэля Шелленберга (роман «Братья Шелленберг», 1925 год), то уже в произведении «Город Анатоль» (1932 год) Келлерман совершенно однозначно подводит читателя к выводу, что нововведения, открытия, технический прогресс в условиях современного ему общества способны лишь с катастрофической быстротой стимулировать моральный упадок населения, всеобщий распад нравов.

В «Голубой ленте» волнующая Келлермана проблема «Техника и человек» получает новые аспекты развития. Писатель уже не довольствуется, как в «Городе Анатоле», лишь моральной стороной пагубного воздействия быстрой наживы, связанной с техническим прогрессом. Он и в этом романе искренне радуется успехам техники: «Космос» — это величайший в мире корабль, пожалуй, самый красивый из всех, когда-либо построенных человеком. Но его судьба теснейшим образом переплетается с сотнями человеческих судеб, и если одни люди любовно создают его своим разумом и руками, а другие доверяют ему жизнь и безопасность, то третьи губят его в безрассудной гонке за наживой и престижем. Небывалый взлет технической мысли, типичный для эпохи развитого капитализма, порождает «Космос». Но не менее типичное для этого времени обострение конкуренции безжалостно швыряет на дно океана это великолепное творение инженерной мысли и рабочих рук. Писатель усматривает в этом не слепую волю случая, а действие законов, управляющих миром, в котором он живет.

Как относиться к этим противоречиям стремительно развивающегося технического прогресса? В самом начале романа, знакомя едущих в одной каюте героев — журналиста Уоррена Принса и композитора Феликса фон Кинского, автор заставляет их высказаться на эту тему. Подлинное дитя своего века, американский газетчик Принс чувствует себя как рыба в воде в атмосфере этой «восьмиэтажной крепости из черных стальных плит». Небоскребы и пароходы вроде «Космоса» — это его стихия, по сравнению с которой египетские пирамиды выглядят «жалким хламом». Кинский же, отвечая своему собеседнику, решительно отвергает все культурные достижения, которыми гордится человечество, вплоть до граммофона, кинематографа и радио. На корабле, в лабиринте коридоров и трапов, он чувствует себя словно в плену у злого волшебника. Конечно, оба пассажира триста двенадцатой каюты стоят на полярных ортодоксальных позициях, которые отнюдь не разделяет автор. Но отношение к железной громаде «Космоса» — это тот пробный камешек, который сразу высветляет и беспринципную, карьеристскую суть Принса, и тяжелый, фанатичный эгоцентризм Кинского, его неврастеничную мизантропию.

Ажиотаж вокруг билетов, дающих право совершить первый рейс на самом быстроходном и единственном в мире непотопляемом судне, атмосфера сенсации формируют на борту «Космоса» своеобразный пассажирский контингент. В основном это те, кто причастен к созданию корабля, его совладельцы, а также те, кто оказался в состоянии оплатить путешествие в его комфортабельных каютах. Правда, есть в этом «обществе в миниатюре» и свои «низы» — это пассажиры нижних палуб, эмигранты, «готовые тащить за собой свои несчастья из Европы в Америку, из Америки в Европу и, если придется, — вокруг всего света»; стюарды и кочегары, от которых зависит рекорд скорости. Газетчика Принса, освещающего ход рейса, эти люди не интересуют, не видит их и читатель, так же, как бастующих горняков на шахте одного из пассажиров «Космос» — угольного «короля» Гарденера. Но и эти шахтеры, и кочегары у топок, и «третьесортные» пассажиры с нижних палуб — это безликая, стихийная, но грозная сила, которую постоянно приходится ощущать фешенебельным пассажирам чудо-корабля.

Келлерман отнюдь не сводит содержание романа к описанию первого, и последнего, рейса «Космоса». Каждый из пассажиров корабля всходит на его борт с грузом своих забот и проблем, сложившихся взаимоотношений, со своей жизненной историей. Чековые книжки и драгоценности не спасают пассажиров комфортабельных кают от одиночества, не способны внести и тени тепла и искренности в их жизнь. Безжалостны друг к другу желчная старуха Салливен, обладательница миллионов, и ее дочь — хищная, властная и порочная Китти. В одиночку умирает Лейкос, и все его деньги не могут удержать у его смертного рода молоденькую актрису Жоржетту Адонар — хищницу из начинающих. Бессилен решить конфликт с бастующими угольный «король» Гарденер, и он тоже одинок в своем желании примирить непримиримое.

Келлерман показывает, как формируется представленный так ярко на «Космосе» верхний слой общества. Жоржетта Адонар проникает в него, вступая в сомнительную связь с Китти Салливен; Вайолет Холл, чтобы удержаться наверху, готова продать себя, вступив в брак с нелюбимым человеком. Но, пожалуй, отчетливее всего «путь наверх» просматривается в судьбе Уоррена Принса, одного из ведущих персонажей романа.

С первого взгляда Принс — суетливый, но безобидный и даже временами наивный молодой человек. Пронырливость — это, в сущности, необходимость, продиктованная профессией. Но чем больше мы сталкиваемся с Принсом в разных салонах, буфетах и закоулках громадного парохода, чем больше пускает нас автор в его мысли и внутреннюю мотивировку его поступков, тем яснее становится, что на поверку это делец и карьерист, для которого нет ничего святого. На его глазах развертывается трагедия Феликса Кинского, но она интересует Уоррена лишь постольку, поскольку этот «скандальный материал», который может заинтересовать газету, ибо касается знаменитости с мировым именем — певицы Евы Кёнигсгартен. В споре со своим соседом по каюте Принс развивает собственную теорию «Голубой ленты» — по его мнению, гонки за рекордом, за первенством является движителем науки, искусства, жизни вообще. Как выясняется по ходу романа, у Принса есть цель — завоевать «Голубую ленту» собственной судьбы: войти в мир Харперов, Салливенов и Хенрики, поскольку ему не дает покоя зависть к этим людям — к их известности, образу жизни, вседозволенности, богатству. Для достижения этой цели все средства хороши — лесть, предательство, добывание сенсационного материала недозволенными методами. Даже собственное юношеское непосредственное чувство к Вайолет Холл он предает, потому что женитьба на ней недостаточно престижна и лишь связала бы ему руки на пути к карьере.

В сущности говоря, Принс такой же стяжатель, как те, кому он завидует. Просто он еще в самом начале пути, у него еще могут быть срывы и временные неудачи, но он идет к своей цели с пугающей последовательностью и его аппетиты растут. Если вначале он счастлив уже самой возможностью обойти коллег-журналистов и прославиться своими корреспонденциями о «Космосе», то после столкновения судна с айсбергом он, отбросив всяческие моральные соображения, хватается за катастрофу как за возможность быстро нажить капитал. В то время как решается судьба корабля, судьба людей, Принса больше всего угнетает невозможность воспользоваться судовой радиостанцией, чтобы передать своему телеграфному агентству первый репортаж с тонущего судна. Ведь удайся ему это, и он оказался бы «самым знаменитым и самым богатым журналистом в Штатах». Впрочем, свое он все-таки берет: оказавшись в числе счастливцев, уцелевших после катастрофы, он публикует в газетах первым подробный отчет о кораблекрушении, а затем за три дня пишет и срочно издает книгу в двести страниц о трагическом рейсе «Космоса». Ни собственные чувства, ни тень погибшей Вайолет Холл не тревожат его совесть — из этого он тоже способен извлечь пользу и деньги.

Непотопляемыми оказываются, в самом прямом смысле этого слова, миссис Салливен с ее чековой книжкой и непосредственный виновник гонки «Космоса» за призом Атлантики — директор Хенрики, который, грубо попирая правила безопасности, заставляет капитана Терхузена мчаться с недозволенной скоростью, а после встречи с айсбергом одним из первых поднимается на борт прибывшего на помощь судна.

И все же по воле автора «Космос» — это не плавучий «Содом и Гоморра», вполне достойный своего поистине апокалипсического конца. Не только «третьесортные» пассажиры, которых никак не заподозришь в аморальном прожигании жизни, не заслуживают постигшей их кары, но и среди пассажиров верхних палуб есть те, кому явно отданы симпатии автора. Это люди, в которых сильно творческое начало, поддерживаемое постоянным, повседневным будничным трудом.

Именно труд создает Еву Кёнигсгартен — девушку из народа, которой пришлось учиться владеть своим великолепным от природы голосом, шлифовать его, как ювелиры шлифуют алмаз, чтобы он заиграл всем богатством своего волшебного блеска. Понадобилась жесткая муштра профессора Райфенберга, суровая безжалостная школа Кинского, чтобы крестьянская девочка из церковного хора стала мировой знаменитостью. Но и теперь даже рядовому, любительскому, казалось бы, выступлению в корабельном салоне Ева Кёнигсгартен предпосылает многочасовую репетицию с Райфенбергом, а лучшим украшением ее каюты становится установленный там кабинетный рояль.

Однако, жертвуя многим во имя искусства, Ева остается женственной, человечной. Не лишенная тщеславия, она тем не менее вовсе не собирается бросать все на карту для достижения своей личной жизненной «Голубой ленты». Она не собирается жертвовать ни любовью, ни своей нежной привязанностью к маленькой дочери Грете. Она сохраняет жалость и признательность к Кинскому, который так много сделал для ее таланта. И в то же время это цельная натура — ничто не может заставить ее вернуться к человеку, которого она уже не любит, даже благодарность.

Именно эта цельность сближает Еву с доктором Вайтом Кранахом. Автор пишет о нем: «У него были простые, ясные и одухотворенные черты идеалиста, даже мечтателя, и все-таки он прочно стоял на ногах, живя жизнью, исполненной деятельностью и ответственностью». Сын слесаря, Вайт Кранах, как и Ева, «интеллигент в первом поколении», добившийся всего собственным повседневным трудом. Нужда закалила его и заставила бороться за свое место под солнцем. Это тип келлермановского героя, знакомый еще по «Туннелю» (Мак Аллан). Именно это и привлекает в нем Еву, которая чувствует в нем родственную душу.

Вайт Кранах гибнет во время кораблекрушения, уступив свое место в спасательной шлюпке женщинам и детям. Но ни его гибель, ни все пережитое не могут ни сломить Еву, ни заставить ее изменить себе. «Она считала, что именно в преодолении трудностей главная прелесть жизни, она хотела бороться», — пишет о ней автор.

Этого жизнелюбия, способности к борьбе недостает венскому аристократу барону Феликсу фон Кинскому, первому мужу и учителю Евы, отцу ее ребенка. Избрав путь аскетизма, мистических поисков вдохновения, отвергая с презрением, как суетное, все, чем живут его современники и даже близкие ему люди, Кинский обретает пустоту, неспособность к творчеству, тяжкое одиночество. Он уходит из жизни, и его личная катастрофа наступает раньше, чем трагедия «Космоса».

Небезынтересны творческая судьба романа и дальнейшая эволюция автора. Пресса фашистской Германии обошла этот роман молчанием. Нацисты запретили и сожгли антимилитаристский роман Келлермана «Девятое ноября». Когда уже после начала второй мировой войны писатель предложил киностудиям свой киносценарий, написанный на основе романа «Голубая лента», Геббельс наложил на него вето под предлогом, что в дни ожесточенных морских боев нецелесообразно показывать на экране кораблекрушение. Было отказано и в переиздании романа.

Но заговор молчания не смог навсегда оставить книги виднейшего немецкого писателя в безвестности. После разгрома фашизма Келлерман наконец-то получил возможность в полный голос сказать о том, что творилось на его родине в мрачные годы гитлеризма. Изданный им в 1948 году роман «Пляска смерти» вошел в золотой фонд антифашистской литературы.

Время давно по-своему решило спор за первенство между самыми быстроходными когда-то пароходами, прозванными «борзыми собаками океана». История кораблекрушений пополнилась новыми списками морских катастроф. Но остается непреходящим интерес к обстоятельствам гибели «Титаника», к тому, почему так трагически сложилась судьба корабля, который называли «чудом двадцатого века». Думается, что над этой проблемой еще долго будут размышлять не только кораблестроители и моряки, но историки, психологи и философы, ибо в глазах многих поколений «Титаник» стал символом своего бурного, тревожного, предгрозового времени.

Н. Волгина