– А что я должен сказать? Он в него просто влюбился.

Мы договорились встретиться в стейк-хаусе в районе Тридцатых улиц. Сначала Тони ахал и ужасался тем, как меня избили. Почему ты мне не позвонил? А что полиция говорит? Итан, мне это не нравится. Твой отец предпочел бы знать о происходящем. А если бы что похуже случилось? Неужели трудно было позвонить нам? Рука бы отсохла? А если бы тебя машина переехала, ты бы тоже не позвонил? Не позвонил бы. Конечно. Ты бы уже не смог никому позвонить. И т. д. Я вяло отбивался. Ладно, Тони. В следующий раз обязательно позвоню. Конечно-конечно, я тоже надеюсь, что следующего раза не будет.

Тони глянул на Исаака, усевшегося за столик подальше от нас, и спросил:

– А это чудище ты где нашел?

Ту т я накинулся на него с обвинениями. Какого черта он действовал за моей спиной? Тони фыркнул:

– Насколько я знаю, у нас свободный рынок. Мы хотели картину и могли хорошо заплатить. Всех все устраивает, ну мы и купили. На что тебе жаловаться? Из-за нас твой художник существенно подорожал.

– Дело не в этом.

– А в чем тогда?

– Эти рисунки – часть единой композиции, и это единство должно быть восстановлено.

– Тогда зачем ты их продал?

– Я был не прав. – Я попытался разжать челюсти и мило улыбнуться. – Давай я у тебя их выкуплю. Я тебе дам… Не качай головой, ты еще не слышал сколько.

– Что-то мне это напоминает. По-моему, мы с тобой уже вели подобный разговор, только наоборот.

– Я заплачу тебе столько, сколько ты дал Холлистеру, плюс сто тысяч.

Похоже, Тони даже обиделся.

– Ну ты и жмот. Нет, он не собирается ничего продавать.

– Ты его не спрашивал.

– А мне и не надо. Если ты и правда переживаешь насчет целостности полотна… Ведь в этом дело? Ты из-за этого волнуешься? Это для тебя дело принципа?

– Д-да.

– Тогда у меня есть очень красивое решение. Продай нам остальное.

– Тони!

– Продай остальное, и целостность будет восстановлена. – Он сделал глоток воды. – Если для тебя это дело принципа, просто продай – и спи спокойно.

– Ушам своим не верю.

– А что такого?

– Зачем ты это делаешь?

– А что я делаю?

– Ты сам знаешь.

– Не знаю. Объясни.

– Ты меня наебал.

– Фу. Чего ты ругаешься?

– Серьезно, Тони! Как, ты думал, я отреагирую? «Спасибо за отличное предложение»?

– Вообще-то, да. Предложение и правда отличное.

– Говно это, а не предложение. Я не хочу продавать вам рисунки, ясно? Я хочу, чтобы они все были у меня. В этом гораздо больше смысла, чем в твоей затее.

– Насколько я понимаю, результат тот же.

– Нет, не тот же.

– А в чем разница?

– Они будут у вас, а не у меня.

– Но ты ведь торгуешь картинами, нет? Это твоя работа. Продавать картины клиентам.

– Речь не об этом. Ты уже просил меня продать рисунки, и я тебе отказал.

– Тогда, полагаю, переговоры зашли в тупик.

Народу в ресторанчике становилось все больше, звон вилок и ножей нарастал, голова раскалывалась. Исаак вгрызся в большой кусок мяса. Наверное, вид у меня был несчастный, потому что он жестами спросил меня, как дела. Я показал большой палец. Исаак кивнул и вернулся к еде. Под внимательным взглядом Тони я проглотил четыре таблетки ибупрофена (перед обедом было еще четыре).

– Ты как? – спросил он.

– Нормально. – Я потер глаза. – Слушай, мне не только целостность важна. Ту т дело в другом.

Он молчал.

– Объяснять очень долго.

Тони приподнял бровь.

– Нет, правда.

Он молчал.

Я вздохнул:

– Ладно.

Пришлось рассказать ему про убийства.

Я говорил, а он внимательно слушал и глубокомысленно кивал. Когда я закончил, он сказал:

– Я все знаю.

– Что?!

– Я в курсе, что происходит.

Если честно, я не очень удивился. Тони знает о мире искусства гораздо больше, чем кажется, я ведь вам уже рассказывал. У него ушки на макушке, и наверняка он все тщательно выяснил, прежде чем позвонил Холлистеру. И точно рассчитал, сколько надо предлагать, чтобы наверняка.

– Тогда зачем ты заставил меня это все повторить?

– До меня доходили только слухи. И я мог лишь догадываться, зачем именно тебе нужны эти рисунки. – Он выпрямился и поджал губы. – Ты хочешь прорезать в картине дыру, я тебя правильно понял?

– Надеюсь, маленькой будет достаточно.

Он кисло улыбнулся:

– А как же насчет целостности?

– Я потом все обратно приклею.

– И ты рассчитываешь… На что? Что тут-то он и попадется?

– Без понятия. Может, да. Может, нет.

– Насколько я понимаю, даже если у тебя будет образец и окажется, что там кровь и эту кровь еще можно исследовать, легче тебе не станет.

– Почему это?

– Ты не будешь знать, чья она. Виктора или еще кого-то. Если он творил все эти ужасы, не вижу, почему бы ему не держать дома чернильницу с кровью жертв. Так что рисунок тебе мало чем поможет.

(О том же говорила мне Саманта.)

– Позволь мне самому решать.

– Не позволю. Может, ты забыл? Рисунки-то у нас.

– Давай обсудим вопрос о территориальных правах.

– Ты сам-то себя слышишь? Ты мне условия выставляешь и при этом ноешь, что с тобой нечестно поступили, что у тебя преимущественное право. И я еще должен отступиться?

– А почему мне не ныть? Я его нашел.

Тони улыбнулся:

– Да что ты? А я припоминаю, что просто умолял тебя…

– Как только я их увидел…

– Вот именно. Как только увидел. Если у кого и есть на них права, так это у твоего отца. Земля его, и квартира его. И содержимое квартиры его. Мы просто сделали тебе одолжение.

– Я не буду с тобой дискутировать на эту тему.

– А о чем тут дискутировать?

– Хорошо. Ты прав. Слышишь, Тони? Ты прав. Мне плевать. Давай заключим сделку. Давай! Я заплачу тебе вдвое против цены Холлистера.

Он покачал головой:

– Ты не понял…

– Втрое.

Столько я себе позволить не мог, но мне было уже все равно.

– Даже и не думай.

Может, он знал, что денег у меня не хватит.

– Хорошо, сколько ты хочешь? Скажи сколько.

– Дело не в деньгах. У тебя свои принципы. У нас свои. Мы не станем продавать тебе картины, чтобы ты их потом разрезал на части.

– Заебись!

– Если ты будешь так ругаться, я не заплачу за десерт.

– Я не разрезаю картины на куски, Тони.

– Да? По-твоему, это как-то иначе называется?

– Эксперты всегда берут на анализ частички холстов.

– Ну точно не из самого центра. И не из современных картин. Это же не Туринская плащаница, а? И потом, какое тебе вообще до всего этого дело?

– Потому что это важно. Важнее, чем картины, Тони.

– Нет, вы его послушайте. – Он достал кошелек и выложил на стол две купюры по сто долларов. – Знаешь, ты очень изменился.

– Стой!

– Отдашь официантке.

– И все? И ты его даже не спросишь?

– А мне незачем, – ответил Тони и встал, – я и так знаю, что для него важно, а что нет.

Я позвонил Саманте.

– Ситуация очень сложная, – сказал я. – Прости.

– Должны быть другие панели с кровью.

– А не можешь ты… ну не знаю… отобрать их по суду?

– Вряд ли мне удастся хоть кого-то убедить в необходимости отобрать нечто, принадлежащее твоему отцу. По сути ведь он прав: может, это и не кровь вовсе, или не та кровь, или она ни о чем нам не скажет. Когда мы запросим ордер на взятие образца и вырежем кусочек из произведения искусства стоимостью в несколько миллионов долларов…

– Они столько не стоят.

– Это ты так считаешь.

– Поверь мне, он переплатил. Он бы в жизни не смог продать их за такую сумму.

– Есть все основания полагать, что твой отец способен найти другого эксперта, и тот подтвердит огромную стоимость этих рисунков. А еще, я уверена, у него в загашнике полно отличных адвокатов, которым абсолютно нечего делать. Слушай, я ведь не спорю. Просто если ты сможешь найти еще кровь, наша с тобой жизнь будет намного проще.

– В последний раз, когда я забрал коробку со склада, на меня напали.

– Тогда надеюсь, что в следующий раз ты будешь осмотрительнее. – Она помолчала. – Извини. Сдуру ляпнула.

– Ничего.

– Ладно, давай вместе посмотрим эти рисунки. Как тебе идея?

– Отлично.

Через несколько секунд Саманта снова заговорила, но уже гораздо мягче:

– Как твоя голова?

– С каждым днем все лучше. Мне было бы еще лучше, если бы я знал, кто это сделал.

– Не хочу тебя расстраивать, но лучше тебе забыть про нападение.

Я потрогал пластырь на щеке.

– Что, дело тухлое?

– Без свидетелей и примет? Конечно, тухлое.

Я ужасно расстроился.

– Давай пересечемся через пару дней, – предложила она. – Начнем с той коробки, в которой вы с отцом копались.

Я выдвинул встречную идею – поужинать вместе.

– Нет уж. Приезжай-ка ты ко мне в офис. Ты мне палочку с анализом уже послал?

– Да.

– Я позвоню и узнаю, что там с остальными образцами.

– Ладно.

– Итан!

– Что?

– Никогда больше не приглашай меня на ужин.