Она вернулась с клочком бумаги и вручила его Майло.
— Он примет вас там — вот адрес. Мне пришлось сказать ему, в чем дело, и дать понять, что от него требуется держать это при себе. Что делать мне, пока вас не будет?
— Звоните в авиакомпании, — ответил Майло. — Узнавайте, не покупал ли кто-нибудь билета куда-нибудь на имя вашей мамы. Говорите, что вы ее дочь и что она вам срочно нужна. Если это не сработает, пофантазируйте немного — ну, кто-то болен, и вам нужно обязательно разыскать ее по просьбе медиков. Проверьте вылеты из Лос-Анджелеса, Бербанка, Онтарио, Джон-Уэйна и Линдберга. Если хотите сделать это по-настоящему тщательно, проверьте и на девичью фамилию мамы. Я снова вернусь только в том случае, если в банке произойдет нечто неординарное. Вот мой домашний телефон.
Нацарапав номер на оборотной стороне листка, который она ему только что вручила, он оторвал половину и отдал ей.
— Звоните мне, если узнаете хоть что-то, — попросила Мелисса. — Даже если это будет казаться незначительным.
— Будет сделано. — Он повернулся к Рэмпу. — Вы оставайтесь здесь.
Рэмп, сидя в своем кресле, вяло кивнул.
Я спросил Мелиссу:
— Я что-нибудь могу для тебя сделать?
— Нет, — ответила она. — Спасибо. Мне совсем не хочется разговаривать. Я хочу что-то делать. Не обижайтесь, ладно?
— Я не обижаюсь.
— В случае чего я вам позвоню, — сказала она.
— Нет проблем.
— До встречи, — попрощался Майло и направился к двери.
— Я выйду с тобой, — сказал я.
— Как прикажешь. — Мы покатили под уклон по подъездной дорожке. — Но если бы у меня была возможность немножко придавить подушку, я бы и думать не стал.
Он ехал на принадлежащем Рику белом «порше-928». В приборную панель был встроен портативный сканер, которого не было, когда я последний раз видел машину. Он был включен на минимальную громкость и издавал ровный поток бормотания.
— Ого-го, — прокомментировал я, постучав по корпусу.
— Рождественский подарок.
— От кого?
— Мне от меня, — ответил Майло, нажимая на газ. «Порше» согласно замурлыкал. — Я все же думаю, что тебе надо поспать. Рэмп уже выглядит помятым, а девчонка держится на адреналине. Рано или поздно тебе придется вернуться сюда и поработать по специальности.
— Я не устал.
— Слишком взвинчен?
— Ага.
— Усталость на тебя навалится завтра. Как раз когда раздастся какой-нибудь панический звонок.
— Это уж точно.
Он тихо засмеялся и дал полный газ.
Ворота были открыты. Майло повернул налево на Сассекс-Ноул и еще раз налево. Крутнув баранку руля вправо, он немного переборщил, и ему пришлось выравниваться перед выездом на бульвар Кэткарта. В зданиях магазинов и фирм, стоявших вдоль торговой улицы, было темно. Уличные фонари светили молочно-опаловым светом, не достигавшим осевого газона.
— А вот и он, блещет всеми огнями. — Говоря это, Майло показал через улицу на залитое светом прожекторов одноэтажное здание в стиле греческого возрождения. Белый известняк. Самшитовая изгородь, небольшая лужайка с флагштоком. Над дверью банка надпись золотыми буквами: «ФЕРСТ ФИДЬЮШИЕРИ ТРАСТ».
Я сказал:
— Мне кажется, он маловат даже для того, чтобы сложить выручку от продажи выпечки.
— Не забывай: на первом месте качество, а не количество.
Он остановил машину перед банком. Направо была парковочная площадка на двадцать мест; въезд на нее обозначался двумя железными столбиками с протянутой между ними цепью, которая сейчас была опущена на землю. Черный «мерседес» стоял в одиночестве на первом месте с левой стороны. Как только мы вылезли из «порше», дверца черной машины открылась.
Вышедший человек закрыл дверцу и встал рядом, положив руку на крышку автомобиля.
Майло произнес:
— Я — Стерджис.
Человек выступил вперед, в круг света от уличного фонаря. На нем был серый костюм из легкого габардина, белая рубашка и желтый галстук в синий горошек. Такой же платок торчал у него из нагрудного кармана; обут он был в черные легкие туфли. Человек, умеющий быстро одеться среди ночи.
Он сказал:
— Я — Глен Энгер, мистер Стерджис. Надеюсь, миссис Рэмп не находится в опасности.
— Именно это мы и пытаемся выяснить.
— Сюда, пожалуйста. — Он указал в сторону входной двери банка. — Система охранной сигнализации отключена, но предстоит еще справиться вот с этим.
И он показал на четыре врезных замка взаимной блокировки, расположенные квадратом вокруг дверной ручки. Он вынул внушительную связку ключей, отделил один, вставил его в верхний правый замок, повернул и, дождавшись щелчка, вынул. Работал быстро и умело. У меня мелькнула мысль о профессиональном взломщике сейфов.
Я присмотрелся к нему внимательнее. Рост метр восемьдесят три, вес шестьдесят, седые волосы подстрижены «ежиком», длинное лицо, на котором при дневном свете был бы, вероятно, виден загар. Утолщенный нос, слишком маленький рот и крохотные прилегающие ушки. Как будто он покупал черты лица на распродаже и ему достались на размер меньше, чем нужно. По контрасту с густыми темными бровями его бесцветные глаза казались еще меньше, чем были на самом деле. На вид ему можно было дать от сорока пяти до пятидесяти пяти лет. Если его подняли с постели, то по нему это не было заметно. Перед тем как вставить четвертый ключ, он остановился и посмотрел в обе стороны безлюдной улицы. Потом на нас.
Ответный взгляд Майло ничего не выражал.
Энгер повернул ключ, нажал на дверь и чуть-чуть приоткрыл ее.
— Я очень встревожен из-за миссис Рэмп. То, что сказала Мелисса, прозвучало очень серьезно.
Майло кивнул все с тем же непроницаемым видом.
Энгер спросил:
— В чем именно, по вашему мнению, я могу быть вам полезен?
И посмотрел на меня.
— Доктор Алекс Делавэр, — сказал Майло. Как будто это все объясняло. — Первое, что вы можете сделать, это дать мне номера ее кредитных карточек и чековых счетов. Во-вторых, вы можете просветить меня относительно общего состояния ее финансов.
— Просветить вас, — повторил Энгер, все еще держась за дверную ручку.
— Ответить на несколько вопросов.
Энгер пошевелил нижней челюстью взад и вперед.
Просунув руку в приоткрытую дверь, он включил свет в помещении.
Внутри банк был отделан полированной древесиной вишневого дерева, ковровым покрытием чистого синего цвета и латунными аксессуарами, потолок украшало рельефное изображение сидящего на вершине орла. По одну сторону располагались три места кассиров и дверь с табличкой «ХРАНИЛИЩЕ», а по другую — три письменных стола со стульями. В центре помещения находился киоск обслуживания.
Здесь стоял запах лимонного воска, нашатыря и денег — таких старых, что они уже начали покрываться плесенью. Видя банк пустым, я почувствовал себя грабителем.
Энгер показал вперед и подвел нас к двери в глубине помещения, на которой было написано: «У.ГЛЕН ЭНГЕР, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ И ПРЕЗИДЕНТ», а под надписью помещалась печать, ужасно напоминавшая ту, которой только что перестал пользоваться Рональд Рейган.
Эта дверь была заперта на два замка.
Энгер открыл их и сказал:
— Входите.
Его офис оказался маленьким и прохладным, и пахло в нем, как в новом автомобиле. Меблировка состояла из приземистого письменного стола — на нем было пусто, если не считать золотой ручки «Кросс» и лампы под черным абажуром, — и двух обитых коричневым твидом стульев с низким квадратным столом между ними. На столе лежало несколько переплетенных в кожу томов. Справа от письменного стола на подставке с колесиками располагался персональный компьютер. Задняя стенка была увешана семейными фотографиями, на каждой из которых фигурировала одна и та же компания: светловолосая жена, напоминающая Дорис Дей после шести месяцев неумеренной еды, четверо светловолосых мальчиков, два прекрасно ухоженных золотистых ретривера и сердитого вида сиамская кошка.
Другие стены были заняты парой стэнфордских дипломов, коллекцией гравюр Нормана Рокуэлла, вставленной в рамку Декларацией Независимости и высоким, до потолка, стеллажом со спортивными трофеями. Гольф, сквош, плавание, бейсбол, легкая атлетика Призы двадцатилетней давности с выгравированным на них именем: Уоррен Глен Энгер. Более недавние — с именами Уоррена Глена Энгера-младшего и Эрика Джеймса Энгера. Я подумал о тех двух мальчиках, которые не принесли в дом никакого золота, и попробовал угадать их на фотографиях, но не смог. Улыбались все четверо.
Энгер занял место за письменным столом, поправил манжеты и посмотрел на часы. На тыльной стороне его рук росли темные курчавые волосы с рыжиной на концах.
Мы с Майло уселись на стулья с твидовой обивкой. Я посмотрел на стол. Тома в кожаных переплетах оказались справочниками. Это были списки членов трех частных клубов, которые все еще вели с городом борьбу по поводу допуска в свои члены женщин и представителей меньшинств.
— Вы частный детектив? — спросил Энгер.
— Верно.
— Какого рода информация вас интересует?
Майло вынул свой блокнот.
— Для начала общие размеры состояния миссис Рэмп. Как распределяются ее средства. Не снимала ли она недавно значительных сумм со счетов.
Энгер шевельнул бровями.
— И зачем же все это вам нужно, мистер Стерджис?
— Меня наняли для поисков миссис Рэмп. Всякий хороший охотник должен знать свою добычу.
Энгер нахмурился.
Майло сказал:
— Характер ее банковских операций может мне кое-что сказать о ее намерениях.
— Намерениях в каком смысле?
— Если обнаружатся факты снятия со счета необычно крупных сумм, то это может означать, что она собиралась предпринять какое-то путешествие.
Энгер покивал чуть заметным движением головы.
— Понимаю. Но в данном случае ничего подобного не было. А размеры ее состояния? Что скажет вам эта цифра?
— Мне надо знать, что поставлено на карту.
— Поставлено на карту в каком плане?
— В плане того, как долго ока сможет скрываться, если делает это по своей воле.
— Не хотите ли вы сказать...
— И в плане того, кто все это наследует, если дело обстоит иначе.
Энгер подвигал челюстью.
— Это звучит зловеще.
— Ничуть. Мне просто нужно очертить границы.
— Понимаю. А что вы сами думаете? Что могло с ней случиться, мистер Стерджис?
— У меня недостаточно информации, чтобы думать что-либо. Именно затем я здесь.
Энгер откинулся назад вместе с креслом, закрутил конец галстука в трубочку, потом дал ему раскрутиться.
— Я очень беспокоюсь за ее благополучие, мистер Стерджис. Вам, очевидно, известна ее проблема — эти страхи. При мысли о том, что она оказалась там одна... — Энгер покачал головой.
— Мы все обеспокоены, — сказал Майло. — Так не лучше ли нам приступить к делу?
Энгер повернул кресло в одну сторону, опустил его и вернулся вместе с ним в прежнее положение — лицом к центру стола.
— Дело в том, что банку необходимо поддерживать определенный уровень...
— Я в курсе того, что необходимо делать банку, и уверен, что вы это делаете отлично. Но речь идет об исчезнувшей женщине, семья которой хочет, чтобы ее нашли как можно скорее. Так что давайте включаться в поиски.
Энгер не шелохнулся. Но у него было такое выражение лица, будто он прищемил палец дверцей машины и старается не показать виду.
— Кто именно является вашим официальным клиентом, мистер Стерджис?
— Мистер Рэмп и мисс Дикинсон.
— Дон не сообщил мне об этом.
— Он испытал небольшое перенапряжение и сейчас отдыхает, но не стесняйтесь, позвоните ему.
— Перенапряжение? — переспросил Энгер.
— Беспокойство за благополучие жены. Чем дольше ее нет, тем сильнее стресс. В случае везения все разрешится само собой, и семья будет чрезвычайно признательна тем, кто помог ей, когда она в этом нуждалась. Люди обычно запоминают подобные вещи.
— Да, конечно. Но это часть моей дилеммы. С одной стороны, все разрешится само собой, а с другой — финансовое положение миссис Рэмп будет только зря предано гласности без надлежащих юридических оснований. Ибо лишь у миссис Рэмп есть юридическое основание просить о выдаче этой информации.
— Аргумент серьезный, — заметил Майло. — Если хотите, мы сейчас уйдем отсюда и зафиксируем тот факт, что вы предпочли отказать в содействии.
— Нет, — сказал Энгер. — В этом не будет необходимости. Ведь Мелисса достигла совершеннолетия — хотя и совсем недавно. Учитывая... ситуацию, думаю, что будет правильно, если в отсутствие матери такого рода семейные решения будет принимать она.
— А что за ситуация, о которой вы говорите?
— Она — единственная наследница матери.
— Рэмп не получает ничего?
— Только небольшую сумму.
— Небольшую — это сколько?
— Пятьдесят тысяч долларов. Позвольте мне оговориться, что таковы факты, как они мне известны на сегодняшний день. Юридические дела семьи ведет фирма «Рестинг, Даус и Кознер». У них офис в центре. Они могли составить новые документы, хотя я и сомневаюсь в этом. Обычно меня держат в курсе любых изменений — мы ведем всю бухгалтерию семьи, получаем копии всех документов.
— Назовите мне еще раз фамилии этих адвокатов, — попросил Майло, держа наготове ручку.
— Рестинг. Даус. И Кознер. Это отличная старая фирма — двоюродным дедушкой Джима Дауса был Дж. Хармон Даус, член Верховного суда Калифорнии.
— А кто личный адвокат миссис Рэмп?
— Джим-младший, сын Джима Дауса. Джеймс Мэдисон Даус-младший.
Майло записал.
— Можете дать мне номер его телефона?
Энгер назвал семь цифр.
— Пятьдесят тысяч, которые достаются Рэмпу, — это результат добрачного соглашения?
Энгер кивнул.
— В соглашении говорится, насколько я помню, что Дон отказывается от притязаний на какую-либо часть состояния Джины, кроме единовременно выплачиваемой наличными суммы в пятьдесят тысяч долларов. Очень простой контракт — самый короткий из всех, что мне доводилось видеть.
— Кому принадлежала эта идея?
— По существу, Артуру Дикинсону, первому мужу Джины.
— Глас из могилы?
Энгер пошевелился в кресле и с неудовольствием посмотрел на собеседника.
— Артур хотел, чтобы Джина была хорошо обеспечена. Он очень остро чувствовал разницу в их возрасте. И ее хрупкость. В завещании он поставил условием, что никто из последующих мужей не будет иметь права наследования.
— Это законно?
— По этому вопросу, мистер Стерджис, вам следует проконсультироваться у адвоката. Дон определенно не выражал желания оспорить это условие. Ни тогда, ни потом. Я присутствовал при подписании соглашения. И лично его засвидетельствовал. Дон был целиком согласен. Более того, он был в восторге. Заявил, что готов отказаться даже от пятидесяти тысяч. Сама Джина настояла на соблюдении буквы завещания Артура.
— Почему?
— Ведь Дон ее муж.
— Тогда почему она не пыталась дать ему больше?
— Я не знаю, мистер Стерджис. Вам придется спросить у... — Энгер смущенно улыбнулся. — Конечно, я могу лишь догадываться, но полагаю, что ей было немного неудобно — все происходило за неделю до свадьбы. Большинству людей бывает неприятно обговаривать финансовые вопросы в такое время. Дон уверил ее, что к нему это не относится.
— Похоже, он женился на ней не из-за денег.
Энгер холодно взглянул на Майло.
— Очевидно нет, мистер Стерджис.
— У вас есть какие-нибудь соображения относительно того, почему он на ней женился?
— Полагаю, он любил ее, мистер Стерджис.
— И они счастливы друг с другом, насколько вам известно?
Энгер откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.
— Проверяете собственного клиента, мистер Стерджис?
— Стараюсь получить полную картину.
— Искусство никогда не было моей сильной стороной, мистер Стерджис.
Майло посмотрел на спортивные трофеи и спросил:
— Вас больше устроит, если я буду оперировать спортивными терминами?
— Боюсь, что нет.
Майло улыбнулся и что-то записал.
— Ладно, вернемся к основным фактам. Мелисса — единственная наследница.
— Правильно.
— Кто унаследует состояние, если Мелисса умрет?
— Думаю, ее мать, но здесь мы выходим за рамки моей компетенции.
— Хорошо, давайте вернемся в них. Что же наследуется? О каких размерах состояния идет речь?
Энгер заколебался — осторожность банкира. Потом сказал:
— Около сорока миллионов. Все инвестировано в крайне консервативные ценные бумаги.
— Например?
— Не облагаемые налогом муниципальные акции штата.
Калифорния разряда дубль-А и выше, ценные акции компаний и промышленные акции, казначейские векселя несколько холдингов на вторичном и третичном ипотечном рынке. Ничего спекулятивного.
— Какой она получает ежегодный доход от всего этого?
— От трех с половиной до пяти миллионов, в зависимости от процентного дохода.
— Это все проценты?
Энгер кивнул. Разговор о цифрах выманил его из скорлупы, заставил расслабиться.
— Других поступлений нет. В самом начале Артур занимался архитектурой и строительством, но большую часть того, что он накопил, составили авторские гонорары за так называемый подкос Дикинсона — это разработанный им процесс, что-то связанное с упрочением металла. Незадолго до смерти он продал все права на это изобретение, и хорошо сделал — уже появились новейшие методики, превзошедшие его собственную.
— Почему он продал изобретение?
— Он тогда только что удалился отдел, хотел посвятить все свое время Джине — ее медицинским проблемам. Вам известна ее история — это нападение?
Майло кивнул.
— Есть соображения относительно того, почему она стала жертвой нападения?
Вопрос сильно удивил Энгера.
— Я учился в университете, когда это случилось, — читал обо всем в газетах.
— Это не совсем ответ на мой вопрос.
— О чем же вы спросили?
— О мотиве этого нападения.
— Не имею ни малейшего представления.
— Может, слышали какие-то местные версии?
— Я не интересуюсь сплетнями.
— Ни минуты в этом не сомневаюсь, мистер Энгер, но если бы интересовались, то что бы вы могли услышать?
— Мистер Стерджис, — сказал Энгер, — вам надо понять, что Джина очень долго нигде не показывалась. Она не является темой для местных сплетен.
— А в то время, когда было совершено нападение? Или вскоре после этого, когда она перебралась в Сан-Лабрадор? Ходили какие-нибудь слухи?
— Насколько помнится, общее мнение было таково, что он не в своем уме — тот маньяк, который это сделал. А сумасшедшему разве нужен какой-то мотив?
— Наверно, нет. — Майло посмотрел свои записи. — А что, эти весьма консервативные капиталовложения, о которых вы упоминали, тоже была идея Дикинсона?
— Безусловно. Правила инвестирования сформулированы в завещании. Артур был человеком весьма осторожным — коллекционирование произведений искусства было единственной его расточительной причудой. Если бы он мог, то и одежду покупал бы в магазине готового платья.
— Вы считаете, что он был слишком консервативен?
— Судите сами. Свои накопления по авторским правам он мог бы вложить в недвижимость и при умелом использовании превратить в действительно крупное состояние — в двести или триста миллионов. Но он настаивал на надежности, на отсутствии риска, и мы сделали так, как он распорядился. И до сих пор так делаем.
— Вы с самого начала были его банкиром?
— Наш банк. Его основал мой отец. Он и работал непосредственно с Артуром.
Лицо Энгера сморщилось. Не очень-то приятно делиться заслугами.
У него в кабинете не было портрета Основателя. Как, впрочем, и в главном зале банка.
Портрета Артура Дикинсона не было в доме, который он построил. Интересно, почему?
Майло спросил:
— Вы оплачиваете все ее счета?
— Все, за исключением небольших покупок за наличные — мелких расходов по хозяйству.
— Какую сумму вы выплачиваете ежемесячно?
— Одну минуту, — сказал Энгер, поворачиваясь к компьютеру. Он включил машину, подождал, пока она разогреется и просигналит готовность, потом нашел нужные клавиши, отстучал, подождал, отстучал еще что-то и наклонился вперед, когда экран заполнился буквами.
— Вот, пожалуйста — в прошлом месяце на оплату счетов ушло тридцать две тысячи двести пятьдесят восемь долларов и тридцать девять центов. В позапрошлом месяце было чуть больше тридцати тысяч — и это вполне обычно.
Майло встал, обошел стол и стал смотреть на экран. Энгер хотел было закрыть от него экран рукой — совсем как отличник, загораживающий свою контрольную. Но Майло смотрел на экран через его голову и уже записывал, так что банкир опустил руку.
— Как видите, — продолжал он, — семья живет сравнительно просто. Большая часть бюджета идет на зарплату обслуживающему персоналу, расходы по содержанию дома, страховые премии.
— Никаких закладных?
— Никаких. Артур купил пляжный домик за наличные и жил в нем, пока строил большой дом.
— А налоги?
— Деньги для уплаты налогов идут с отдельного счета. Если вы будете настаивать, я вызову этот файл, но из него вы ничего не узнаете.
— Уважьте меня, — сказал Майло.
Энгер потер подбородок и отстучал строку. Компьютер ответил переваривающими звуками. Энгер опять потер подбородок, и я заметил, что кожа у него вдоль челюсти слегка раздражена. Перед приездом сюда он побрился.
— Вот, — произнес он, когда экран вспыхнул янтарным светом. — Сумма федеральных налогов и налогов штата за прошлый год составила чуть меньше миллиона долларов.
— Значит, остается от двух с половиной до четырех миллионов долларов.
— Приблизительно.
— Куда они идут?
— Мы их реинвестируем.
— Акции и боны?
Энгер кивнул.
— Миссис Рэмп берет какую-то наличность для своих нужд?
— Ее персональное содержание составляет десять тысяч долларов в месяц.
— Содержание?
— Так установил Артур.
— А ей разрешается брать больше?
— Все деньги принадлежат ей, мистер Стерджис. Она может брать, сколько захочет.
— И она это делает?
— Что «это»?
— Берет ли больше десяти тысяч.
— Нет.
— А расходы Мелиссы?
— Они покрываются из особого трастового фонда.
— Значит, речь идет о ста двадцати тысячах в год. За сколько лет?
— С тех пор, как умер Артур.
Я сказал:
— Он умер незадолго до рождения Мелиссы. Получается чуть больше восемнадцати лет.
— Восемнадцать умножить на двенадцать будет сколько? — размышлял Майло. — Около двухсот месяцев...
— Двести шестнадцать, — задумчиво уточнил Энгер.
— И на десять — это получается больше двух миллионов долларов. Если миссис Рэмп положила эти деньги в другой банк на проценты, то сумма могла удвоиться, верно?
— У нее не было причины так поступать, — сказал Энгер.
— Тогда где же эти деньги?
— А почему вы думаете, что они где-то есть, мистер Стерджис? Вероятно, она истратила их — на личные вещи.
— Два миллиона с хвостиком на личные вещи?
— Уверяю вас, мистер Стерджис, что десять тысяч долларов в месяц для женщины ее положения вряд ли заслуживают упоминания.
Майло сказал:
— Наверно, вы правы.
Энгер улыбнулся.
— Очень легко дать себя ошеломить всем этим нулям.
Но поверьте, эти деньги незначительны и кончаются быстро. У меня есть клиентки, тратящие больше на одно меховое манто. А теперь могу я еще чем-нибудь быть вам полезен, мистер Стерджис?
— Есть ли у мистера и миссис Рэмп какие-нибудь общие счета в банке?
— Нет.
— Мистер Рэмп тоже держит свои финансы у вас?
— Да, но я предпочел бы, чтобы вы обсуждали его финансы непосредственно с ним.
— Конечно, — согласился Майло. — А теперь перейдем к номерам кредитных карточек.
Пальцы Энгера заплясали по клавиатуре. Машина заурчала. Потом мигнула.
— Имеются три карточки. «Америкэн экспресс», «Виза» и «Мастер-Кард». — Он показал. — А вот их номера. Под каждым обозначены суммы кредита и общие суммы покупок за текущий финансовый год.
— Это все? — спросил Майло, записывая цифры.
— Это все, мистер Стерджис.
Майло закончил списывать данные.
— В общей сложности по трем кредитным карточкам она имеет около пятидесяти тысяч кредита в месяц.
— Сорок восемь тысяч пятьсот пятьдесят пять.
— Никаких покупок по карточке «Америкэн экспресс» — да и по другим не густо. Похоже, она почти совсем ничего не покупает.
— Нет необходимости, — сказал Энгер. — Мы все берем на себя.
— Немного напоминает жизнь ребенка.
— Простите?
— То, как она живет. Словно маленький ребенок. Получает карманные деньги, обо всех ее нуждах заботятся другие, никаких хлопот, никаких неприятностей.
Энгер скрючил пальцы руки над клавиатурой.
— Конечно, очень забавно высмеивать богатых, мистер Стерджис, но я заметил, что и вы неравнодушны к материальным забавам.
— Правда?
— Ваш "порше ". Вы выбрали эту машину из-за того, что она для вас значит.
— Ах, это, — сказал Майло, вставая. — Я ее взял во временное пользование. Мой обычный транспорт гораздо менее выразителен.
— В самом деле?
Майло взглянул на меня.
— Скажи ему.
— Он ездит на мопеде, — изрек я. — Удобнее вести наблюдение.
— Кроме тех случаев, когда идет дождь. Тогда я беру с собой зонт.
* * *
Когда мы опять уже ехали в «порше», он сказал:
— Похоже, крошка Мелисса ошибалась относительно намерений отчима.
— Истинная любовь? Но они почему-то не спят вместе.
Он пожал плечами.
— Может, Рэмп любит ее за душевную чистоту.
— Или собирается в один прекрасный день оспорить брачный контракт.
— Ну и подозрительный же ты тип, — усмехнулся он. — Между тем, придется поломать голову над этими карманными деньгами.
— Два миллиона? — сказал я. — Так, мелочишка на сладости. Не давайте нескольким нулям ошеломить вас, мистер Стерджис.
— Боже меня упаси.
Он вернулся на бульвар Кэткарта и ехал не спеша.
— Самое интересное, он в чем-то прав. Такой доход, как у нее — сто двадцать тысяч в год, — действительно мог показаться мелочью. Если она его потратила. Но я был у нее в комнате и не видел там ничего, что стоило бы таких денег. Книги, журналы и домашний спортзал никак не стоят ста двадцати кусков в год — черт возьми, у нее нет даже видеомагнитофона. Деньги идут на лечение, но она лечится только последний год. И если она тайно не занимается какой-нибудь благотворительностью, то за восемнадцать лет непотраченное содержание должно составить весьма приличную сумму. По чьим угодно меркам. Может, надо было прощупать ее матрас.
— Не исключено, что на эти деньги и были куплены эстампы Кассатт — и один и другой.
— Возможно, — согласился он. — Но все равно остается очень много. И если она действительно положила деньги в какой-то другой банк, то нам придется во что бы то ни стало отыскать их как можно скорее.
— Как она могла иметь дело с другим банком, не выходя из дома?
— Ну, ради таких денег многие банки не поленились бы прийти к ней сами.
— Но ни Рэмп, ни Мелисса не упоминали ни о каких визитах банкиров.
— Верно. Так что, возможно, она просто припрятала их. На черный день. И может быть, этот черный день наступил, и в эту самую минуту они зажаты у нее в потном кулачке.
Я задумался над этим.
— Ну, как это тебе? — спросил Майло.
— Богатая леди везет в «роллсе» мегабаксы. Это читается как «жертва».
Он кивнул.
— На ста языках, чтобы мне сгореть.
* * *
Мы поехали обратно в Сассекс-Ноул за моей машиной. Ворота были закрыты, но два расположенных над ними прожектора были включены. Добро пожаловать домой, так сказать. Потуга на оптимизм, казавшаяся жалкой в тишине предрассветных часов.
— Черт с ней, с машиной, — сказал я. — Заберу ее завтра.
Не говоря ни слова, Майло развернулся в обратную сторону и поехал назад, к бульвару Кэткарта, набирая скорость и просто блестяще управляясь с «поршем». Мы мчались в западном, калифорнийском направлении и буквально за считанные секунды повернули на Арройо-Секо. Потом оказались на автостраде, пустынной и темной под порывами ветра.
Но Майло все равно продолжал поиск, смотря то в одну сторону, то в другую, то в зеркало заднего обзора. И лишь когда мы доехали до развязки, откуда можно было попасть в центр города, он увеличил громкость на сканере и стал слушать, какие беды сочли возможным причинить друг другу люди на рассвете нового дня.