Доступ к преуспевающему адвокату обычно преграждают многочисленные помощники, и поэтому Грейс решила явиться лично. Поиск информации в номере отеля затянулся до шести вечера, и добраться до центра города будет непросто, но что ей оставалось? Она проглотила горсть орехов, а потом сжевала пластинку говяжьей нарезки и запила все маленькой бутылочкой воды.

После этого Блейдс вышла из номера и, стараясь не терять бдительности, спустилась в гараж, завела «Джип» и уехала. Через час и двадцать минут она была у серого каменного здания, где находилась юридическая фирма Кнутсена, Дипримо, Бэнкса и Ливайна. Вероятно, уже поздно и там никого нет.

Семиэтажное здание, величественное и в безукоризненном состоянии, было одним из старых элегантных строений на престижной улице довольно унылого центра города. Оставив машину на платной парковке за квартал от здания, доктор Блейдс пошла пешком. Обитая латунью дверь оказалась открытой, и она поднялась на лифте на шестой этаж. Адвокатское бюро «Кнутсен, Дипримо, Бэнкс и Ливайн» занимало половину этажа, а на второй половине располагалась бухгалтерская фирма. Вход в обе конторы пролегал через большие, ярко освещенные приемные со стеклянными стенами, расположенными друг напротив друга в просторном холле с ковровым покрытием цвета спелой голубики.

Женщина за конторкой «КДБЛ» (большие латунные буквы) была молодой, хорошенькой, энергичной – и уже собиралась уходить.

Грейс улыбнулась ей.

– Мистера Кнутсена, пожалуйста.

– Офис закрыт.

– Если мистер Кнутсен здесь, он захочет со мной увидеться. Я – доктор Грейс Блейдс.

– Доктор, – произнесла секретарь. – Он занят.

– Ничего, я могу подождать.

Психотерапевт села на стул, взяла со стеллажа у стены экземпляр проспекта «Дом мечты в Беверли-Хиллз» – объемистый, с большими блестящими буквами – и сделала вид, что увлечена этим вульгарным «раем». В этом году кухни были размером с деревенский дом, а для демонстрации богатства служили домашние кинотеатры IMAX на сорок мест.

Секретарь набрала внутренний номер, произнесла имя Грейс и повесила трубку. Вид у нее был теперь удивленный.

– Вам все равно нужно подождать, а через пять минут я ухожу, – сказала она.

Через полторы минуты ее телефон зазвонил. Она встала и, стараясь скрыть недовольство, тихо произнесла:

– Сюда, пожалуйста.

* * *

Кабинет, как и следовало ожидать, был угловым, с двумя окнами на всю стену, выходящими на север и восток. Полукруглый письменный стол – десять футов осветленного клена, со встроенными отделениями для компьютера и телефона. Дипломы и другие придающие солидность документы в серебристых рамках висели на задней стене, обтянутой бежевой тканью из волокна рами и увенчанной сияющим бронзовым карнизом.

На низком кленовом шкафу под цвет стола примостились две огромные фотографии, не меньше квадратного фута каждая. На одной из них, той, что находилась ближе к столу, был запечатлен Кнутсен вместе с другим мужчиной, моложе, но ненамного, лет шестидесяти или около того, стройным и седым. У обоих были подозрительно красные носы, оба были в бейсболках и солнцезащитных очках, и оба улыбались. Незнакомый мужчина держал удочку, а в мясистых руках Уэйна Кнутсена был довольно большой палтус.

На втором снимке была та же пара – счастливые, в одинаковых смокингах, держатся за руки. Они стояли перед женщиной в одежде священника, с распятием на шее. На ковре вокруг них были рассыпаны рис и конфетти.

Грейс показалось, что в кабинете никого нет, но голос за ее спиной произнес:

– Спасибо, Шейла. Иди домой, ты слишком много работаешь.

* * *

Не отрывая взгляда от посетительницы, Уэйн Кнутсен, эсквайр, подошел к столу, наклонился над сверкающей поверхностью и протянул мясистую руку. Лицо у него было розовым, а тело напоминало кое-как скрепленные воздушные шары, подскакивающие при каждом движении. Однако крошечная борода была аккуратно подстрижена, а щеки безупречно выбриты. Санта-Клаус после посещения дорогого парикмахерского салона.

Если б он улыбался, Грейс ожидала бы удивленного восклицания.

Но Кнутсен был абсолютно серьезен и даже немного встревожен.

Пожимая ему руку, доктор заметила широкое платиновое кольцо на безымянном пальце левой руки. Рука была теплой и сухой.

Дела, которыми занимался бывший соцработник, не требовали формальностей: на нем была ярко-желтая рубашка поло и брюки из легкой ткани в полоску, причем и то и другое подчеркивало его полноту. Узкие штанины едва доставали до мягких замшевых туфель синего цвета, а носки отсутствовали. На загорелом лысом черепе виднелись коричневые пятна. А на абажуре лампы висела бейсболка, та же самая, что и на фотографии.

– Я как будто перенесся в прошлое, – сказал Уэйн. – Доктор Грейс Блейдс. Я не удивлен. – Взгляд его стал внимательным, но голос звучал неуверенно.

– Я тоже не удивлена.

Адвокат моргнул, а потом опустил свое массивное тело в похожее на трон кресло и жестом предложил гостье выбрать один из трех стульев напротив.

– Грейс Блейдс… Это огромный сюрприз. В какой области у тебя докторская степень?

– Клиническая психология.

– Ага. – Юрист кивнул, словно это был единственный логичный выбор.

Он думает, это компенсация.

– Когда ты защитилась? – продолжил расспросы Кнутсен.

– Восемь лет назад.

– Тебе было… – Мужчина сделал паузу, мысленно подсчитывая.

– Двадцать пять, почти двадцать шесть.

– Молодая. – Мягкая улыбка. – И по-прежнему молодая. Поздравляю. Это большое достижение. Что привело тебя сюда?

– Я хочу вас нанять.

– Для…

Грейс открыла сумочку и достала кошелек.

– Какой у вас предварительный гонорар?

– Ого! – выдохнул Уэйн Кнутсен. – Не могу точно сказать, пока ты не сообщила, что тебе нужно.

– Для начала – конфиденциальность.

– Ну… за это не нужно платить, доктор… Можно я буду называть тебя Грейс?

– Конечно, – улыбнулась женщина. – Я хочу вам заплатить.

– Но в этом нет необходимости. Даже намерение нанять адвоката требует конфиденциальности.

– Я знаю.

Мягкий живот Кнутсена приподнялся.

– Ладно, тогда давай… десять долларов.

– Я серьезно.

– И я серьезен, Грейс. Мне до сих пор трудно поверить, что ты сидишь здесь. Должен признаться, что когда я услышал твое имя, то немного… испугался.

– Простите, что свалилась как снег на голову; но что вас испугало?

Юрист клацнул зубами и посмотрел на потолок, а потом снова на Блейдс.

– Мне показалось, что ты могла затаить какую-то обиду. За то, что я мог сделать много лет назад. Хотя, черт возьми, не представлял, что бы это могло быть.

Тем не менее Уэйн пригласил ее войти. Любопытство пересилило тревогу. Грейс почувствовала, что в ней пробуждается надежда.

– Наоборот, – сказала она. – Вы были единственным, кто чего-то стоил. Вот почему я здесь. – Она вытащила из кошелька пять двадцаток и положила их на стол.

– Интересная версия десяти долларов, – заметил Кнутсен. – Забавно, а я помню, что тебе хорошо давалась математика… Впрочем, все остальное тоже. Ты была самым умным ребенком из всех, с кем сводила меня работа.

– Тогда будем называть это вычислениями высшего порядка.

Бывший социальный работник вздохнул.

– Ладно, остальное я отдам на благотворительность. Есть идеи?

– Выбор за вами.

– Мы держим лхасских апсо… С партнером… То есть с мужем, никак к этому не привыкну. Может, приют для лхасских апсо?

– Звучит неплохо, – одобрила Блейдс.

– Отлично, доктор Грейс, ты меня наняла, и твои секреты будут строго охраняться. Теперь расскажи, в чем они состоят.

– Мне бы хотелось начать с благодарности. За то, что позаботились обо мне и привезли на ранчо «Дилижанс».

Уэйн Кнутсен протестующе взмахнул рукой, и лицо его из розового стало малиновым.

– Я просто делал свою работу.

– Не просто. И это все изменило. Мне следовало поблагодарить вас еще много лет назад.

Губы мужчины дернулись.

– Рад слышать, что все сложилось удачно. Да, она была потрясающей женщиной… Сколько ты пробыла на ранчо?

– До одиннадцати лет. Пока не умерла Рамона.

– О… Очень жаль… Она болела?

– Сердце, – сказала Грейс. – Она ничего не говорила детям, но выглядела усталой, принимала таблетки, а однажды потеряла сознание и упала в бассейн.

– Господи, какой ужас! – Уэйн Кнутсен покачал головой. – И для тебя, и для нее. Печально. Она была исключительным человеком.

– Да.

– Бедная Рамона… Если б я остался в социальной службе, то знал бы. Но в конечном итоге я уволился.

– Юридическая школа, очная.

– Я посещал неаккредитованное учебное заведение, и это была пустая трата времени – они просто зарабатывали деньги. Однако настоящая причина моего увольнения заключалась в том, что я был сыт по горло. Всей системой, которая относилась к детям, как к собственности, швыряла их с места на место, почти не контролировала и уж точно не делала попыток получше узнать их. И еще эти случаи насилия – не правило, а исключения, но все же… Я больше не хотел в этом участвовать.

Юрист потер глаз.

– Я не вывожу себя за пределы критики, Грейс, – добавил он. – Я был частью системы, подчинялся инструкциям. При таком количестве подопечных просто невозможно должным образом делать свою работу. Думаю, это оправдание не хуже других.

– Но вы смогли подняться над системой, – сказала Блейдс.

Ее собеседник удивился. Некоторое время он всматривался в ее лицо, подозревая сарказм, и она постаралась показать, что говорит серьезно.

– Ты очень добра, но это случалось реже, чем должно было. В твоем случае это было легко. И это твоя заслуга. Потому что ты была настоящим бриллиантом, черт возьми, и я думал, что есть надежда… – Адвокат улыбнулся. – Я надеялся. Когда я последний раз позвонил Рамоне… спросить, как у тебя дела… за день до того, как подал заявление об увольнении… Рамона сказала, что все отлично, только ты робкая, нелюдимая и полностью погруженная в учебу. Мои мысли были далеко, психологически я уже давно уволился и поэтому сказал, что ничем не могу помочь. Рамона ответила, что в таком случае сама займется этим, и повесила трубку. Очевидно, она прекрасно справилась. – У него снова дрогнула губа. – Гораздо лучше, чем смог бы я.

– Это была работа, а не пожизненное заключение, Уэйн. То, как вы помогли мне, свидетельствует о том, что вы, вероятно, помогли большему количеству детей, чем то, что значится в вашей статистике.

Улыбка Кнутсена была широкой и слегка удивленной.

– Теперь я вижу, что вы превосходный психотерапевт, доктор Блейдс… Черт, потрясающе звучит: доктор. Я очень рад!.. Итак, что привело тебя ко мне?

– Вы дали мне свою визитную карточку, сказав, чтобы я связалась с вами, если мне что-то понадобится.

Мужчина поморщился.

– Неужели?.. Вероятно, ты застала меня в момент слабости. Поверь, тогда я был в полном раздрае. Не знал, как буду сводить концы с концами. Я хотел начать все с чистого листа, поступить в Гастингский колледж права, переехать на север, заняться семейным правом… Изменить систему изнутри и все такое, понимаешь? Но в первом семестре я так радовался свободе от системы, что передумал, развернулся на сто восемьдесят градусов и занялся скучными вещами. – Он рассмеялся. – Скучными, прибыльными и аморальными вещами. Теперь у меня «Ягуар», Грейс. Иногда я еду в машине и сам над собой смеюсь.

– У меня «Астон Мартин».

– Ничего себе! – Бывший соцработник присвистнул. – Клиническая психология пошла тебе на пользу, да? Так в чем дело? Неприятности у пациента?

– Неприятности у психотерапевта.

Юрист откинулся назад и сложил руки на животе.

Грейс рассказала все, что ему нужно было знать.

Трое светловолосых ребятишек в сшитой вручную черной одежде. Старший брат, по всей видимости, убил ребенка, что стало причиной еще одной смерти.

Через двадцать лет – появление младшего брата, все еще изнемогающего под грузом мрачных секретов и ищущего искупления.

И погибшего, вероятно, из-за этих секретов.

Закончила Блейдс двумя аспектами, которые, как она надеялась, затронут чувства адвоката – точно так же, как много лет назад, когда он был добр к ней.

Ни слова об убийце в ее саду, о летящем в пропасть теле, о выброшенном огнестрельном оружии и о ноже. О том, что она вынуждена скрываться.

Уэйн Кнутсен слушал не перебивая, а потом задумался.

– Ну, Грейс, это просто… Не знаю, что сказать, но похоже на кино.

– Мне бы тоже хотелось так думать, Уэйн. Но это реальность. И я напугана.

– Понимаю… Двадцать три года назад…

– И несколько месяцев.

Мужчина пристально посмотрел на собеседницу, как врач на пациента.

– Это основная часть твоей жизни, Грейс. И приличный кусок моей… Я в некоторой растерянности. Ты действительно думаешь, что старший брат убил того больного мальчика… Бобби?

– Я уверена. У него были все ранние признаки психопатии, и кроме того, кислородная трубка никак не могла отсоединиться сама.

– А что, если у Бобби случился припадок и он сильно дернул за трубку… Я просто рассуждаю, как юрист.

– Бобби не мог ходить, и у него не хватило бы сил, чтобы это сделать. Рамона соблюдала осторожность и прочно фиксировала трубку. Я знаю это, потому что иногда отсоединяла ее по утрам.

– Рамона использовала тебя в качестве помощника?

– Я сама настояла – так я чувствовала себя сильной и независимой. А у нее сил становилось все меньше.

– Понятно… Вопрос прозвучит ужасно, но я адвокат и должен спросить. – Кнутсен поерзал в своем кресле. – С учетом того, что здоровье Рамоны ухудшалось, а забот с этим Бобби становилось все больше, существует ли малейшая вероятность, что она могла…

– Сама убить ребенка? Ни за что. Увидев, что Бобби мертв, она пришла в ужас. Я уверена, что этот шок ее и убил.

– Боже мой! Какой кошмар… Бедная Рамона. Бедный ребенок… А кто-нибудь еще не мог…

– Уэйн, это был он.

– Да-да, тебе лучше знать. Говоришь, его звали Сэм? Не слишком много информации… Сколько ему было лет?

– Тринадцать или четырнадцать, около того.

– Думаю, достаточно взрослый, – сказал Уэйн. – Когда постоянно слышишь все эти безумные речи… Ладно, как ни ужасно в этом признаваться, но я склонен согласиться с твоим мнением. Что произошло после закрытия ранчо? Хотя я не уверен, что хочу это слышать. – Кнутсен покачал головой, его щеки задрожали. Неловким движением он закрыл ладонью глаза.

Грейс подалась вперед и взяла его за руку, успокаивая, как успокаивала своих пациентов.

– На самом деле, – сказала она, – все обернулось к лучшему.