Грейс остановилась в Монтерее, нашла непритязательный рыбный ресторан и в окружении семей и пожилых пар подкрепилась лососем на гриле с гарниром из жареной картошки и чашкой крепкого кофе. Через тридцать пять минут она вновь выехала на шоссе, свежая и целеустремленная.

Копов видно не было, и Блейдс поехала быстрее.

* * *

В Беркли Грейс приехала около девяти вечера – тут ее ждали чистое звездное небо и оживленные улицы. Приятно возвращаться в знакомые места, хотя она не была здесь несколько лет. Но когда ей было чуть за двадцать, Блейдс приезжала сюда довольно часто – представляла статьи, написанные в соавторстве с Малкольмом, на всяких симпозиумах.

Для него в этом не было профессиональной необходимости, и он просто следовал заведенному порядку. Грейс же радовалась совместным поездкам. Теперь она с улыбкой вспоминала обязательные банкеты. Обычно девушка стояла в сторонке с бокалом белого или красного вина в руке и наблюдала, как Блюстоун развлекает скучное сборище ученых мужей историями из жизни богатых.

Он так отличался от них – цветущее дерево среди сухостоя…

В свободное время Блейдс бродила по территории университета, всегда находя что-то интересное. Беркли повезло с топографией: вокруг холмы, поросшие деревьями и кустарником, великолепный вид на океан, залив и мост, а в центре обширная изумрудно-зеленая долина знаменитого университетского городка. Изобилие шикарных ресторанов – Шаттак-авеню прозвали «гетто гурманов». В таких районах, как Беркли-Хиллз и Клермон, можно было увидеть старые величественные здания, сохранившиеся с тех времен, когда Северная Калифорния была финансовым центром штата. Тем не менее город как будто культивировал невзрачность, подобно богатой вдове, скрывающей свой достаток.

Не помогало и обилие студентов, а также выпускников из числа хиппи, анархистов и нигилистов, оставшихся в городе. Не помогал политический климат, в котором процветали классовая зависть и политкорректность и который привлекал бездомных, не облагораживая их.

Уникальный дух Беркли лучше всего чувствовался за рулем машины. Через пять минут после въезда в город Грейс была вынуждена резко затормозить, чтобы не сбить пешехода, который выпрыгнул с тротуара прямо в вечерний поток транспорта. Совсем мальчишка, скорее всего, второкурсник, с длинными волосами, падающими на красивое, капризное лицо. Он ухмыльнулся, показал ей средний палец и прыгнул на следующий ряд автомобильного потока. Снова визг тормозов и неприличные жесты.

Через пару кварталов точно такой же маневр проделали две девушки.

Я пешеход, и поэтому я главный. Улицы принадлежат мне, и плевать я хотел на вас, «пожиратели бензина».

В Беркли даже скромный автомобиль был политическим заявлением.

Психотерапевт разглядывала город. На главных улицах, Телеграф-авеню и Юниверсити-авеню, царило еще большее оживление. Потом Блейдс свернула в тихий район и направилась к зданию на Сентер-стрит, где много лет назад обосновались Роджер Уэттер-старший и его приемный сын.

Слишком темно, чтобы рассмотреть подробности с противоположной стороны улицы. Фасад шестиэтажного здания выходил на плоский и редкий сквер с деревьями по краям и неряшливый в центре. За лужайкой виднелась темная громадина Беркли Хай Скул.

Увидев школу, Грейс вспомнила, как Роджер Уэттер-старший нанимал юных подонков, чтобы запугивать жертв землетрясения. Может, он рекрутировал их прямо здесь?

И еще кое-что: мистер Бенн, так ловко орудовавший ножом, в то время был молод. И вполне мог участвовать в мошенничестве.

Женщина медленно ехала по улице, когда ее внимание привлекла фигура в сквере. Худой сутулый мужчина пьяно покачивался, зажав в руке какой-то предмет в бумажном пакете. Она проехала дальше, развернулась и приблизилась к зданию.

Шесть этажей с обычной, серой при ночном освещении штукатуркой. Неровные дыры на месте окон и дверей, крыша почти вся снята, и стропила торчат, как раздвоенные куриные косточки. Вход загораживала сетка-рабица. Сквозь ее отверстия Грейс разглядела землеройную машину. Белую табличку на ограждении с такого расстояния прочесть было невозможно.

Какое-то движение слева заставило доктора обернуться. Шатающийся человек приближался. Она уже собралась уезжать, но пьяный, спотыкаясь, побрел по улице в противоположную сторону.

Блейдс выскочила из машины и изучила табличку. Снос дома, какой-то проект, финансируемый властями.

Если компания «Аламо эджастментс» еще существует, ее следует искать в другом месте.

А может, не следует. Потому что ей нужен мистер Яд, и если он все еще владеет этим зданием и придет проверить, как перестраивают его собственность на деньги правительства…

Сзади послышались шаркающие звуки. Доктор осторожно повернулась, сунув руку в сумочку.

Шатающийся мужчина из парка вернулся и теперь шел к ней, протягивая руку.

Старый, сгорбленный, с запахом перегара. Она дала ему доллар.

– Благослови вас Господь, – поблагодарил он и двинулся дальше.

* * *

Грейс неспешно ехала по городу, пытаясь найти подходящее пристанище. Ее внимание привлекло неприметное здание в самом центре Юниверсити-авеню. Над входом светились зеленые неоновые буквы:

ОТЕЛЬ ОЛД.

«Старый»? Не желает иметь ничего общего с молодежной культурой? Подъехав ближе, врач увидела негорящую последнюю букву.

Гостиница «Олдс» занимала верхние этажи здания, а на нижнем располагались магазины с витринами на уровне тротуара. Нарисованная черной краской стрелка указывала усталому путнику на грязные бетонные ступени лестничного пролета.

Грейс обогнула квартал. Сзади к зданию примыкала открытая стоянка, огороженная хлипким деревянным заборчиком и почти пустая. Попасть на нее просто: нажимаешь кнопку и проезжаешь. Чтобы выехать, нужен ключ, который выдает портье.

Блейдс вернулась к фасаду гостиницы и изучила витрины на первом этаже. Магазинчик винтажной одежды слева мог пригодиться. В отличие от дешевой парикмахерской за соседней дверью.

Справа от входа в отель обнаружилось как раз то, что нужно: пункт самообслуживания, предлагавший услуги копирования и печати – для диссертаций скидка. Более того, он работал круглосуточно.

Грейс остановила машину, нарушив правила, и вошла внутрь. Парень, по возрасту студент, поглощенный «Игрой престолов», не обращал на нее никакого внимания, пока она распечатывала новую стопку визитных карточек – на более дешевой бумаге, чем для М. С. Блюстоун-Мюллер, консультанта по безопасности.

С. М. Мюллер, доктор педагогических наук

Консультант в сфере образования

На карточке был указан номер телефона в Бостоне, давно не работающего таксофона в холле главного здания публичной библиотеки Кембриджа. В студенческие годы Грейс пользовалась этой кабинкой, чтобы звонить парню из Эмерсона, будущему театральному режиссеру, с которым она познакомилась в дешевом баре. Парень купился на историю амбициозной актрисы из Лос-Анджелеса, и она спала с ним три раза, а теперь уже не помнила его лица. Однако номер таксофона остался у нее в памяти. Забавно, за какие мелочи цепляется наше сознание…

Грейс снова села в машину, обогнула здание и заехала на стоянку, а потом взяла дорожную сумку и поднялась по ступенькам, ведущим в гостиницу, тоже бетонным и грязным.

Наверху ее встретил пахнущий плесенью коридор с желто-зелеными стенами и дверьми и с мятым искусственным покрытием защитного цвета на полу.

У фасада здания находилась застекленная стойка. Молодой, не старше второкурсника, администратор был индусом или пакистанцем. Этот человек точно так же, как и его коллега в копировальном салоне, не обратил внимания на Грейс – он увлеченно стучал пальцами по клавиатуре компьютера.

Когда Блейдс жалобным голосом сообщила ему, что у нее украли кошелек с кредитками, и спросила, может ли он принять визитную карточку в качестве удостоверения личности и наличные в счет оплаты, он, не отрывая пальцев от клавиатуры, утвердительно промычал.

– Сколько стоит номер? – спросила Блейдс.

Клик, клик, клик, клик.

– Пятьдесят за ночь плюс пять за уборку. Свободные номера только наверху.

– Отлично, уборки не нужно, – сказала Грейс и протянула две сотенные купюры.

Только что напечатанную визитную карточку парень проигнорировал.

– Как вас зовут? – поинтересовался он.

– Сара Мюллер.

– Запишитесь здесь, ладно? – Он подвинул к ней журнал регистрации.

Грейс написала свое придуманное имя, и администратор протянул ей ключ с пластмассовым брелоком в виде маленькой бутылки молока.

– Хотите апельсиновый сок по утрам? Завтрак у нас не подают, но я могу позвонить, и вам будут оставлять сок, только не свежевыжатый, а в бутылке.

– Тоже не нужно. А кофе?

Печальные глаза парня указали на ступеньки, ведущие на улицу. Пальцы его продолжали стучать по клавишам.

– «Питс», «Один-два-три», «Кафе Герилья»… Продолжать?

– Спасибо, – сказала Блейдс. – Надеюсь, вай-фай у вас есть?

– Тут, внизу, нормальный, – ответил парень. – Наверху иногда тормозит. – Его пальцы задвигались быстрее, а потом он прервался, чтобы прочесть ответ, и громко рассмеялся.

Грейс посмотрела на молочную бутылочку: комната номер 420.

– На самом деле сорок два, – пояснил портье. – Не знаю, зачем они добавляют нолик.

– Верхний этаж? – уточнила она.

– Там только этот номер и еще один. – Молодой человек снова принялся печатать, а потом заговорил, обращаясь к экрану: – Клоун, лузер, придурок!

* * *

Номер оказался на удивление большим, пропахшим лизолом и залежавшейся пиццей, с парой двуспальных кроватей, накрытых покрывалами с ярким цветочным орнаментом и разделенных тумбочкой из древесно-стружечной плиты. В ящике тумбочки лежала Библия, большинство страниц которой были вырваны. Кроватей было две, но подушка всего одна, на правой, – комковатая и брошенная как попало.

Стены покрыты зеленой штукатуркой. Занавески с цветочным узором, как на покрывалах, слегка раздвинуты, открывая желтые потрескавшиеся жалюзи. Тем не менее в комнату не проникали ни свет, ни звук. Окно выходило на парковку за гостиницей, которая заглушала шум Юниверсити-авеню.

Один шкаф из такой же хлипкой деревоплиты. Дохлая бабочка в верхнем ящике. Остальные ящики чистые и застелены оберточной бумагой.

Ванная комната маленькая, облицованная шестиугольной белой плиткой с трещинами, а также с серыми, желтыми и ржавыми пятнами. Маленькое белое полотенце с вышитыми буквами OH. В ванну поместится разве что трехлетний малыш. Вода из душа шла сначала ржавая, но затем очистилась. Унитаз без крышки непрерывно шипел.

Превосходно.

Грейс отправилась спать.

* * *

Она проснулась в половине восьмого, чувствуя себя отдохнувшей и бодрой. Включила ноутбук и обнаружила, что вай-фай не работает – как ее и предупреждали. Приняв едва теплый душ, женщина надела джинсы, туфли без каблука на резиновой подошве и черный хлопковый джемпер. Парики остались нераспакованными, а маленькую «Беретту» и патроны Грейс сунула в дорожную сумку, завалив одеждой. От грабителей это не защитит, но случайный любитель поживиться чужим добром сразу их не найдет.

«Глок» и ноутбук отправились на дно сумки.

Пора подкрепиться.

* * *

Раннее утро, а улица уже заполнена пешеходами.

У студентов колледжей и самозваных бунтарей имеется одна общая черта: они любят поесть. От выбора национальных кухонь голова шла кругом, и в конечном итоге Блейдс остановилась на пармской ветчине, бермудском луке, омлете с острым перцем, толстых ломтях дрожжевого хлеба, привезенного с противоположного берега залива, из Сан-Франциско, стакане свежевыжатого мандаринового сока с мякотью и косточками и чашке приличного кофе. Все это ей подали в кафе, которое заявляло о приверженности местным продуктам, органической пище и защите окружающей среды, а кроме того, выступало против любой военной активности.

Подкрепившись, Грейс заглянула в комиссионный магазин рядом с гостиницей и нашла синий пиджак без неприятного запаха, стоивший всего тридцать долларов. Переместившись к корзине с головными уборами, она обнаружила, что тест на запах им пройти сложнее, но в конечном счете откопала растянутую лыжную шапочку из тонкой серой шерсти, которая каким-то образом избежала плесени. Нос психотерапевта уловил слабый аромат лака для волос – можно было надеяться, что предыдущая хозяйка была модной и аккуратной девочкой. Изучив внутреннюю поверхность шапочки на предмет гнид или еще каких-нибудь неприятных вещей и ничего не обнаружив, Блейдс купила ее за пять долларов.

Шапочка охватывала всю ее голову, полностью скрывая короткую прическу. Без макияжа и в новой одежде Грейс превратилась в Анонима из Беркли.

* * *

Оставив машину на парковке гостиницы, она взяла бесплатные газеты на уличном стенде и пешком направилась к Сентер-стрит. При дневном свете сквер напротив полуразрушенного здания выглядел не так уж плохо – трава оказалась зеленее, чем думала Блейдс, а деревья, растущие по периметру, были большими, густыми и аккуратно постриженными. У школы толпились подростки, и с той стороны доносились вполне предсказуемые звуки.

За сеткой-рабицей не наблюдалось никакого движения. Грейс еще раз изучила табличку. Здание сносили, а земля была отдана под проект, названный «Зеленые рабочие места для города». Множество официальных печатей – города, графства и штата. Название строительной фирмы, приписанное от руки, – «ДРЛ-Эртмув». Работа должна завершиться через восемнадцать месяцев, но, судя по отсутствию прогресса, срок выдержан не будет.

Переделка включала «сейсмическое переоснащение». Не слишком удачная ирония.

Доктор Блейдс перешла улицу и углубилась в сквер. Всего три скамейки: на двух, под деревьями, дремали бездомные, а с третьей, незанятой, открывался вид на строительную площадку.

Она села, спряталась за газетами и принялась наблюдать. Безрезультатно.

Прошел почти час, и Грейс уже собралась уходить, чтобы вернуться ближе к вечеру, когда за ее спиной послышался голос:

– Поможете другу?

Врач медленно повернулась. Стоявший позади скамейки человек был бедно одет, а лицо его имело оттенок мяса с кровью – верный признак жизни на улице.

Он протягивал руку, но не просительно. Не похож на того пьяницу, который получил от нее доллар вчера вечером.

* * *

Этот попрошайка был гораздо ниже ростом, не больше метра шестидесяти, немного сутулый, с пушистыми седыми усами, редкими длинными бакенбардами, тоже седыми, и затянутым мутной пленкой левым глазом.

Грейс протянула ему доллар.

Он посмотрел на купюру.

– Премного благодарен, дочка, но этого даже не хватит, чтобы купить кофе в этом городе любителей поесть.

Психотерапевт попыталась смутить его взглядом. Он улыбнулся и исполнил танцевальное па. Подмигнул здоровым глазом. На удивление живым, цвета ясного неба над Малибу. При внимательном рассмотрении выяснилось, что его потрепанная, мешковатая одежда когда-то была качественной и дорогой: серая куртка из ткани в «елочку», коричневый жилет из шетландской шерсти, белая рубашка с тисненым узором и саржевые брюки оливкового цвета, отвороты которых волочились по земле. И никакого перегара.

Чистые руки.

Бродяга прервал танец.

– Не впечатляет? Любите танго? – Он низко поклонился и подхватил воображаемую партнершу. Грейс невольно улыбнулась. Первый человек, который ее развлек с тех пор, как… За долгое время.

Она дала ему десять долларов.

– Вот как! – воскликнул он. – За это я принесу кофе нам обоим.

– Нет, спасибо, угощайтесь сами.

Мужчина низко поклонился:

– Спасибо, дочка.

Блейдс посмотрела ему вслед и решила еще немного посидеть на скамье. Как будто старый бродяга прибавил ей сил.

Еще через тридцать пять минут, в течение которых ничего не произошло, она сложила газеты и проверила, что «Глок» в сумке лежит удобно, но тут вернулся маленький мистер Одноглазый и что-то протянул ей.

Свежеиспеченный круассан с восхитительным запахом. Аккуратно лежащий на вощеной бумаге в картонной коробочке. Какая-то чешская кондитерская.

– Спасибо, но я вправду не голодна, – попыталась отказаться Грейс.

– Ничего, – сказал бродяга. – Потом съедите.

– Все нормально, ешьте. – Она наклонилась, собираясь встать.

– Почему вы изучаете эту дыру? – спросил старик.

– Какую дыру?

Он указал на полуразрушенное здание.

– Пустая трата денег, афера, спектакль, в котором муниципалитету отведена роль дойной коровы. Вы наблюдали за ним все время, сколько тут сидите. Или я ошибаюсь?

– Так это мошенничество, да?

– Можно? – Бездомный указал на скамью.

Грейс пожала плечами.

– Не слишком гостеприимно, – сказал маленький старик. – Но беднякам выбирать не приходится.

Он сел на скамью как можно дальше от Блейдс и принялся за круассан, аккуратно кусая и все время смахивая крошки.

Привередливый бродяга. Туфли у него были поношенные, с перфорированным носком, много раз чиненные.

Закончив есть, он спросил:

– На чем специализировались? Учились в колледже?

– Да.

– Здесь?

– Нет.

– Что изучали?

Какой смысл лгать?

– Психологию, – ответила женщина.

– Тогда вы знаете о синапсе Хебба и Фридрихе Августе фон Хайеке.

Грейс покачала головой.

– Современная молодежь. – Одноглазый рассмеялся. – Если б я сказал тебе, что изучал экономику у Хайека, ты бы мне не поверила, так что нет смысла зря тратить слова.

– Почему я не должна вам верить?

– Так вот, именно так и было, дочка, – с улыбкой сказал бродяга. Он явно настроился на монолог. – Мне не мешал его акцент – Фридриха Великого. В отличие от остальных. Попробуй опровергнуть этот факт, дочка, и ты проиграешь, я говорю тебе чистую правду. Ты можешь юлить насчет своего предполагаемого образования, но мне скрывать нечего. Я учился среди вихря эклектики в Лос-Анджелесе, в шестидесятые, до того, как Лири и Ланг сделали безумие социально приемлемым. – Мужчина постучал себя по голове. – Я родился слишком рано; к тому времени они уже разговаривали со мной здесь, заставляя игнорировать их. Я подолгу обходился без еды и воды, целый век провел без общества женщины, ходил по кампусу с бумажными пакетами на ногах и избегал «Книги перемен». Несмотря на полный шкаф галантереи и мать-англиканку. Тем не менее я учил социологию.

Замолчав, бездомный стал ждать ответа. Грейс тоже молчала.

– Ну как же, – наконец снова заговорил ее собеседник. – Окла. Пальмы и педагогика?

Доктор удивленно посмотрела на него.

Одноглазый разочарованно вздохнул.

– Окла? Второй кампус? До того как это место стало Кула.

Блейдс не сразу догадалась, что это значит.

– Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, – предположила она.

– Наконец-то! Дебри Вествуда, до того как их захватили хиппи и вольнодумцы. До того как все начали говорить о социальной справедливости, но никто ничего не делал для ее достижения. Скорее так называемой справедливости. Или следует говорить о южнокалифорнийской справедливости, и мы будем знать, что речь идет о нравственности лицемерных киномагнатов.

Морщинистая рука бродяги вытянулась в сторону строительной площадки:

– Вот пример. «Зеленые». Ха. Как сопли, – добавил он.

– Вы не одобряете?

– Кто я такой, чтобы одобрять, дочка? Жребий брошен.

– Проект.

Мужчина подвинулся ближе к Грейс и стряхнул несуществующие крошки.

– В основе этого безобразия – лицемерие, лживость и двуличие. Прошлый владелец этой ничем не примечательной кучи мусора был злодеем, и он, слава богу, умер, но, к сожалению, оставил после себя злодея следующего поколения, который разглагольствует о социальной справедливости и подмазывает… хм… прогрессивных политиков. Старо как мир, правда? Калигула, Путин, Аарон Берр или любой член городского совета Чикаго.

– Политика развращает…

– Представь, дочка: ты наследуешь жалкую груду кирпичей. Что ты будешь с ней делать? Ага… Дай-ка подумать… Знаю, давай продадим ее городу по завышенной цене, а потом предложим «зеленый», как сопли, проект, чтобы построить кабинеты для бюрократов и заработать репутацию благодетеля.

Грейс насторожилась.

– Одним выстрелом – двух зайцев, да? Не похоже, чтобы работа там кипела, – заметила она.

Бродяга нахмурился.

– Были времена, когда там можно было найти убежище.

– В здании?

Три энергичных кивка.

– Были времена, – сказал старик.

Значит, здесь жили бездомные.

– Когда это прекратилось? – спросила Блейдс.

– Когда возобновилась семейная традиция.

– Какая традиция?

– Разве ты меня не слушала?

Доктор растерянно посмотрела на собеседника.

– Ладно, я приторможу и все растолкую… – сказал тот. – Где, говоришь, ты училась?

– В Бостонском университете.

– Не в Гарварде, да?.. Ладно, ты слишком молода, чтобы это помнить, но давным-давно резкое движение тектонических плит вызвало разрушения на той земле, где мы сейчас сидим. Мосты рухнули, бейсбольный матч был прерван, и если это не плевок в глаза всему патриотическому и священному, то я не знаю…

– Землетрясение Лома-Прието.

Единственный зрячий глаз старика широко раскрылся.

– Изучала историю. В Бостонском университете как минимум.

– Не такая уж и древняя эта история.

– Дочка, в наши дни все, что произошло больше пяти минут назад, – древность. В том числе послания, переданные сюда теми, кто облечен властью. – Бездомный снова похлопал себя по лбу, а потом встал, разгладил брюки и снова сел. – Так вот, плиты сместились, и тарелки разбились. Бах, бах! А потом случилась вторая катастрофа – на первой нажились злодеи, как бывает всегда, когда коллективизм и коллективное бессознательное одерживают победу над волей человека, причем под человеком я подразумеваю представителей обоих полов, так что не нужно обвинять меня в сексизме, дочка.

Грейс посмотрела на строительную площадку.

– Люди, связанные с этим проектом, нажились на землетрясении?

– Страховка, – пояснил старик. – В сущности, азартная игра с редким выигрышем. Но даже игральные автоматы в Вегасе иногда выдают деньги.

– А эти не платили.

Бродяга ткнул пальцем в здание школы:

– Молодежь в большинстве своем – несоциализированные дикари, правда? Повелители, мухи и так далее. Если кто-то и заслуживает смертной казни, так это четырнадцатилетние. Но злодеи чуют друг друга, и этим «повелителям мух» поручили давить на простых людей, чтобы те не требовали компенсации.

– Парень, руководящий этим проектом, нанимал школьников, чтобы запугивать…

– Они могли бы надеть и пояс смертника. Они были террористами, не больше и не меньше, и они позволили злодею выкупать поврежденные дома за бесценок и продавать сама знаешь кому.

– Властям, – сказала Грейс.

– Суп из букв, дочка. Агентство А, агентство Б, агентство Зета – то самое, что имплантировало иридиевый электрод прямо сюда и пыталось обратить меня в ислам. – Бездомный похлопал себя по правому виску. – К счастью, я понял, что к чему, и сумел его деактивировать.

Он зевнул, опустил голову и начал задремывать.

– Была рада с вами поговорить, – сказала психотерапевт.

Она успела отойти на несколько шагов, прежде чем бродяга ответил:

– Обращайтесь.