Тихоокеанские общественные склады представляли собой целый квартал выкрашенных в бежевый цвет бетонных зданий-коробок, обнесенных двадцатифутовым решетчатым ограждением. Надпись на рекламном щите, начертанная десятифутовыми ярко-оранжевыми буквами, обещала особо выгодные условия хранения. Логотипом компании был штабель чемоданов.

Мы проехали мимо и засекли, за какое время отсюда можно добраться до болота, потом повернули обратно. Шесть минут в одну сторону, при умеренной скорости езды.

На столбе над въездом на стоянку при складах торчала камера наблюдения. Роль офиса исполнял сборный домик из гофрированного железа. За рабочим столом сидел один-единственный молодой человек коренастого сложения, явно отчаянно скучавший. На его оранжевой рубашке-поло был изображен все тот же логотип, а нагрудный бейджик извещал, что служащего зовут Филип. На стойке обложкой вверх лежала раскрытая биография Томаса Джефферсона. Из радиоприемника неслись оживленные реплики спортивного комментатора.

Майло взглянул на книгу.

– Любитель истории?

– Студент. Чем могу помочь вам?

– Полиция.

При виде полицейского значка Филип моргнул.

– В одной из ваших ячеек обнаружено нечто незаконное, – сообщил Майло. – Номер четырнадцать пятьдесят пять.

– Незаконное? Типа наркотиков?

– Давайте просто остановимся на «незаконном». Что вы можете сказать об этой ячейке?

Филип полистал гроссбух.

– Она свободна.

– Мы знаем это, мистер…

– Фил Стиллуэй.

– Обсуждаемый предмет был обнаружен, когда содержимое было продано с аукциона две недели назад, мистер Стиллуэй.

– Я работаю здесь всего неделю.

Майло постучал пальцем по гроссбуху.

– Не могли бы вы проверить, кто брал в аренду эту ячейку?

– В этом формуляре ее нет, здесь только занятые ячейки.

– Занятые? Вы поселяете туда жильцов?

Филип икнул.

– Нет, сэр, я имею в виду – занятые материальными принадлежностями. Никто в них не живет, это противозаконно.

Майло подмигнул и ухмыльнулся.

– А, вы пошутили, – вздохнул с облегчением Филип.

– Кто арендовал ячейку четырнадцать пятьдесят пять и когда?

Филип сделал два шага, сел за компьютер и начал клацать по клавиатуре.

– Здесь сказано, что за нее не платили два месяца, и две недели назад… хм… действительно был аукцион, и все содержимое оттуда вывезли. – Клац, клац. – Сказано, что договор аренды был заключен четырнадцать месяцев назад. Один год был оплачен вперед, потом двухмесячная задолженность.

– Как оплачивалась аренда.

Клац-клац-клац.

– Написано, что наличными.

– Кто арендовал?

– Некий Сойер, запятая, инициал Т.

– Адрес?

– Абонентский ящик тридцать четыре восемьдесят девять, Малибу, Калифорния, девяносто сто пятьдесят шесть.

Почтовый индекс Малибу был 90265. Майло, нахмурившись, скопировал информацию.

– Какие еще сведения предоставил этот Сойер, Т.?

Филип зачел телефонный номер с кодом 818.

Код Малибу был 310, но с повсеместным распространением сотовых телефонов это теряло смысл.

– Хорошо, давайте глянем на записи ваших камер, – сказал Майло.

– То есть?

– Камера на въезде.

– А, эта, – сообразил Филип. – Она работает только с восьми вечера, когда ворота закрываются, а арендаторы хотят попасть к ячейкам.

– Вы запираете ворота в восемь вечера?

– Да, но те, кто внесли залоговую сумму, могут получить электронный ключ с круглосуточным доступом.

– Когда именно включаются камеры?

– Когда в офисе никого нет.

– В какое время?

– Вечером, после восьми, – ответил Филип.

– У Т. Сойера был электронный ключ?

Филип снова заклацал по клавиатуре.

– Проверяем ячейку… Да, похоже, он так и не вернул этот ключ, так что залог ему не возместили. Двести долларов.

– Ясно, – кивнул Майло. – Давайте посмотрим записи. Давностью более двух недель.

– Это было бы хорошо, но увы, невозможно, – ответил Филип. – Перезапись идет каждые сорок восемь часов.

– Два дня, а потом все стирается? Ничего себе, крутая у вас безопасность…

– Эта незаконная вещь – она опасна? Типа токсичных отходов или еще чего-нибудь такого? Мои родители не в восторге от того, что я тут работаю, – опасаются относительно вещей, который мы принимаем на хранение.

– Ничего ядовитого или радиоактивного, – заверил Майло. – Кто-нибудь из служащих компании может рассказать нам что-либо о мистере Сойере?

– Я могу спросить, но вряд ли. Все, что нам нужно, хранится здесь. – Он постучал по компьютеру.

– Давайте взглянем на записи за последние сорок восемь часов.

– Конечно. – Филип потянулся влево и включил видеомагнитофон, выведя запись на монитор. Экран стал серым – и остался таким.

– Хм-м, – произнес Филип и снова застучал по клаве. Ничего не изменилось. – Что-то не показывает. Я не знаю…

– А вы сделайте, чтобы показало, Фил.

После многочисленных обращений к меню «Помощь» и нескольких фальстартов монитор выдал зернистую черно-белую картинку въездных ворот. Статический снимок, но хотя бы время на нем было отмечено. Камера висела наклонно, давая вид на выезд к стоянке – пятнадцать футов асфальта довольно далеко от парковочных мест.

– Все, что вы хотели знать о подъездной дорожке, но боялись спросить, – съязвил я.

Фил улыбнулся было, но заметил выражение лица Майло и передумал.

Экран снова стал серым. Затем всплыло сообщение об ошибке.

– Похоже, техника неисправна, – сказал Филипп. – Надо сообщить об этом.

– Включите быструю перемотку; проверим, есть ли еще что дальше.

Филип подчинился. Больше ничего на записи не было.

– Дайте нам ключ от ячейки четырнадцать пятьдесят пять.

– Наверное, это можно…

– Подумайте вот о чем, – напомнил Майло. – Если там есть что-то опасное, то влипнем мы, а не вы.

– Мне все равно придется остаться здесь, – ответил Филип, залезая в ящик стола. – Вот этот должен подойти. Если нет, я не знаю.

* * *

По пути к ячейке я произнес?

– Т. Сойер.

– Приятель Гека… или Хака? Ха-ха, очень смешно.

Внутри здания, перекрещиваясь, тянулись узкие сумрачные коридоры со стенами, сложенными из бетонных блоков. Через равные промежутки в стенах были расположены фанерные двери с разнообразными навесными замками, порой весьма серьезного вида.

На ячейке 1455 висел стандартный замок – видимо, за счет компании. Майло надел перчатки, отпер дверь, и за ней открылись пятьдесят квадратных футов темной пустоты.

Пол чисто выметен, ни пылинки. В коридор просачивался запах хлорки.

Лейтенант потер глаза и пробежался лучом фонарика по всем поверхностям.

– Стоит ли тратить зря время и силы экспертов?

– Зависит от того, насколько сильно тебе нужно прикрыть свою задницу.

– Скажу им проверить все с люминолом; может, повезет.

Мы вернулись в офис. Филип играл на служебном компьютере в какую-то игру – по экрану бегали ярко одетые ниндзя, космические пришельцы и женщины с темными раскосыми глазами и бюстами, не поддававшимися воздействию гравитации.

– Уже? – спросил он, продолжая орудовать мышкой.

– В освободившихся ячейках всегда проводится уборка? – осведомился Майло.

– Угу.

– С хлоркой?

– Это специальное распоряжение, которое мы получили из головного офиса, – объяснил Филип. – Убивает все, так что следующему арендатору не нужно беспокоиться ни о чем.

– Какая заботливость! – хмыкнул Майло.

– Ага. – На экране из огромного фиолетового облака вылез размахивающий копьем демон. Филип моргнул, подался вперед и приготовился к схватке.

* * *

Майло рванул машину с места и всю дорогу до участка изображал гонки NASCAR по боковым улицам. Ему не терпелось проверить, не пришел ли ордер на обыск жилья Трэвиса Хака в доме Вандеров.

От помощника прокурора, с которым он разговаривал до сих пор, толку было мало, но у Майло была еще парочка в запасе.

– Джон Нгуен иногда идет нам навстречу в таких вопросах.

– Прокурор-сёрфинг, – усмехнулся я.

– К слову о токсичных отходах.

Я оставил его бодаться с исполнительной системой и поехал домой, думая о коренных зубах и резцах.

Деморе Монтут, основной кандидатке на неизвестную Номер Три, был пятьдесят один год – по стандартам уличных тружениц она уже была древней, как помет мамонта. На снимке десятилетней давности, который откопал Мо Рид, мы увидели морщинистое лицо с впалыми щеками и набрякшими веками, голову венчала спутанная шевелюра платинового цвета. Жизнь, которую она вела, не способствовала физическому и психическому здоровью – на вид ей было далеко за шестьдесят.

И все же она сохранила зубы.

Удачная генетика? Или полный набор зубов был последним, что осталось от ее гордости, результатом тщательнейшего ухода?

Я поискал заведения, предоставляющие бесплатные стоматологические услуги в округе Лос-Анджелес, нашел восемь и стал обзванивать их, пользуясь своей врачебной должностью.

Мне повезло на четвертом номере – районная поликлиника при стоматологическом колледже располагалась на Роуз-авеню, к югу от бульвара Линкольна. В пешей доступности от гаражной квартиры Селены Басс.

И в нескольких минутах езды от Птичьего болота.

Я спросил регистраторшу, когда мисс Монтут посещала их в последний раз.

– Она числится в наших записях; это все, что я могу вам сказать.

– Кто был ее стоматологом?

– Доктор Мартин. Она сейчас принимает пациента.

– Когда она освободится?

– У нее занят весь вечер – вы сможете подождать на линии?

– В этом нет необходимости.

* * *

Вспомогательный стоматологический центр Западного округа представлял собой переделанную розничную лавочку, вклиненную между кафе-мороженым и магазином винтажной одежды. Оба соседних заведения посещали вполне приличные люди, но перед широко открытой дверью клиники ошивались двое бездомных – они курили и громко смеялись. Имущество одного из них было свалено прямо на тротуаре. Другой держал в руках вставные челюсти и шамкал черным беззубым ртом:

– С ними так круто, мистер Лемон!

– Дай мне попробовать! – потребовал Мешочник.

– С тебя банка супа!

– По рукам!

Увидев меня, они приостановили обмен. Две обветренных руки преградили мне путь, когда оба бездомных начали одновременно клянчить у меня деньги:

– Монетку на завтрак, прохвессор!

– Уже вечер, мистер Лемон. Блинчиков для народа!

– Пудры для народа!

Они стукнулись ладонями и хрипло, булькающе рассмеялись.

Я дал каждому по пятерке, и бомжи, удивленно ухнув, отошли в сторонку. Когда они попытались провернуть тот же самый трюк с женщиной в цветных леггинсах, которая вышла из кафе-мороженого, сжимая два рожка пломбира, посыпанного колотой карамелью, она просто рявкнула:

– А ну, отцепитесь!

* * *

В приемной клиники, выкрашенной в голубой цвет, сидела полная женщина с испуганными глазами, держа на руках завывающего ребенка; она то и дело бросала взгляд на старикашку с испитым лицом, прикорнувшего на стуле. Одежда у него была грязная. Будь он не в приемной, а снаружи, вместе с теми двумя типами, сцена называлась бы «Три товарища». В углу, напряженно выпрямив спину, сидел тощий, но при этом дряблый парень лет двадцати, с «ирокезом» на голове, с наколками на руках, без переднего зуба и с мрачным взглядом.

Регистраторша была симпатичной, белокурой и крепкой. Черная майка-топик открывала гладкие загорелые руки и плечи. Когда я назвался, она вспомнила мое имя, и ее улыбка погасла.

– Доктор Мартин все еще занята, сэр.

– Я подожду.

– Это займет некоторое время.

– Когда у нее будет перерыв, сообщите ей, пожалуйста, что Демора Монтут, возможно, мертва.

– Мерт… – Она судорожно прижала ладонь к губам. – Что вы за врач такой?

Я показал ей свою карточку консультанта Лос-Анджелесской полиции.

Губы у нее дрогнули, вид сделался совершенно больной.

– О, Боже… Подождите.

Она скрылась за задней дверью.

Парень с «ирокезом» пробормотал:

– Все умирают.

* * *

Фэй М. Мартин, врач-стоматолог, была красивой женщиной лет тридцати с небольшим, с кожей цвета слоновой кости и лицом в форме сердечка, обрамленным блестящими каштаново-рыжими волосами; глаза у нее были темные и большие, а роскошную фигуру не мог скрыть даже белый халат. Потрясающее сходство с Робин – она могла бы быть младшей сестрой Робин, и черт меня побери, если у меня ничего не шевельнулось в штанах.

Стараясь сохранять профессиональное спокойствие, я пожал ей руку. Ее деловитость и мои размышления о Деморе Монтут помогли этому.

Проведя меня в пустой кабинет, она спросила, что психолог делает в полиции. Я выдал ей краткую сводку, которой она, похоже, и удовлетворилась.

В комнате пахло сырой вырезкой и мятой. На стенах висели плакаты, рассказывающие о правильном уходе за ротовой полостью, и устрашающие фотографии того, что происходит, если этим уходом пренебречь. Емкости с бесплатными зубными щетками и пастой соседствовали с хромированными щупами, щипцами и баночками с ватными шариками. На краю стола лежала ярко-красная амбулаторная карта.

Фэй Мартин устроилась на вращающейся табуретке, положив руку на карту. Она закинула ногу на ногу и расстегнула халат, явив моему взору черную блузку, черные брюки и неправильной формы кусок аметиста, висящий на золотой цепочке. Фигура у нее была чуть полнее, чем казалось с первого взгляда. Сама доктор Мартин, похоже, совершенно не сознавала, какое впечатление производит.

Помимо табурета, единственным сидением в кабинете оставалось стоматологическое кресло с полностью откинутой спинкой. Доктор произнесла: «Извините», – встала и привела спинку кресла в вертикальное положение. Я неловко уселся на это ложе пыток.

– Откройте рот и покажите зубки… извините, я просто в ужасе от известий про Демору, отсюда и дурацкие шутки.

– Да уж, тут не до шуток, – согласился я.

– Думаю, да… Полагаю, это была насильственная смерть?

– Если труп, который мы нашли, ее, – то да.

– Труп. – Фэй Мартин снова уселась на табурет. – Бедная Демора. Вам известно, кто это сделал?

– Пока нет. Точное опознание жертвы может нам помочь. – Я описал аномалии с зубами, которые перечислила нам доктор Харгроув.

– Это она, – кивнула Фэй Мартин. – Черт!

– Вам не нужно проверять по рентгеновским снимкам?

– Я проверю, прежде чем утверждать это под присягой, но я уже знаю, что это она. Такое сочетание аномалий – большая редкость. Мы с Деморой обычно шутили на этот счет. Молочные зубы… «Наверное, я никогда не повзрослею, доктор».

Она взяла со стола карту, несколько секунд читала ее, потом положила обратно.

– У нее был приятный смех. Все остальное в ней было… именно таким, как можно ожидать при ее образе жизни. Но зубы у нее были, как у здоровой женщины.

Доктор Мартин колупнула ненакрашенным ногтем пуговицу своего халата.

– Она была хорошим человеком, доктор Делавэр. Почти всегда веселой. Мне это кажется очень примечательным, учитывая ее ситуацию.

– Похоже, вы довольно хорошо ее знали.

– Настолько, насколько можно знать человека при таком раскладе. Не считая детей, мы обычно обслуживаем случайных клиентов. Но Демора регулярно приходила на осмотр и профилактику.

Фэй снова сверилась с картой.

– Она ходила к нам три года. В первые шесть месяцев наблюдалась у доктора Чена. Он ушел на пенсию, и она перешла ко мне.

– У ваших пациентов есть постоянные стоматологи?

– Когда рабочая нагрузка позволяет, мы стараемся набрать как можно больше частной практики. С Деморой работать было легко, ей нужна была только чистка… а, да, еще в самом начале она заменяла амальгаму.

– Зачем ей требовалась постоянная чистка ротовой полости?

– У нее довольно быстро образовывался зубной камень – но в этом нет ничего необычного. – Фэй снова повертела в руках карту. – К доктору Чену она ходила два раза в год, но я назначала ей прием каждые три месяца – чтобы следить не только за ее зубами, но и за общим состоянием здоровья. Я видела, что она будет регулярно ходить к врачам только в том случае, если я ее направлю.

– Демора доверяла вам?

– У меня всегда находилось время на то, чтобы выслушать ее. Честно говоря, мне нравилось болтать с ней. Иногда это было забавно. К сожалению, она перестала приходить… – Доктор Мартин перевернула страницу. – …пятнадцать месяцев назад. Когда она умерла?

– Вероятно, примерно тогда же.

– Мне следовало знать, что что-то случилось, – она всегда была пунктуальной. Но номер телефона, который она оставила, был неактивен, и я никак не могла связаться с ней.

– Меня удивляет, что она так следила за своими зубами.

– Корни зубов у нее были чрезвычайно длинные – трудная задача для врача. Это ей сказал другой стоматолог – много лет назад, – и для нее это стало предметом гордости. И к тому же ее фамилия… «Монтут – это карма, доктор. Я – Зубная Королева». В других отношениях гордиться здоровьем ей не приходилось.

– Какие проблемы со здоровьем у нее были?

– Какие угодно, – пожала плечами Фэй Мартин. – Артриты, бурситы, острые приступы панкреатита, больная печень, как минимум один раз перенесенный гепатит А, о котором мне известно, обычные венерические заболевания… По крайней мере, ВИЧ у нее не было. Не то чтобы это теперь имело какое-то значение.

– Куда вы направили ее с этими проблемами?

– В бесплатную клинику «Марина-Мерси». Я звонила туда, чтобы узнать, последовала ли она моему направлению. Однако Демора приходила только за предписаниями и рецептами, но не на регулярные процедуры.

– Там она не доверяла никому, – предположил я.

Карие глаза Фэй Мартин, обрамленные густыми ресницами, пристально взирали на меня. Щеки ее порозовели.

– Кажется, я вторглась в вашу область медицины, не имея на это лицензии…

– И это хорошо. Вы первая, кто хоть что-то о ней знает, – насколько нам удалось хоть что-нибудь отыскать. Мы не нашли ни ее родственников, ни друзей.

– Это потому, что у нее не было друзей. Или так она утверждала. Она говорила, что не любит людей, и больше всего ей нравится гулять в одиночестве. Она называла себя «одинокой плохой девчонкой». С семьей она порвала еще тогда, когда жила в Канаде.

– А где именно в Канаде?

– В Альберте.

Я рассмеялся.

– А нам говорили, что в Алабаме.

– Ну, и то, и другое на «А», – пожала плечами Фэй Мартин.

– Почему она порвала с родными?

– Они были фермерами, религиозными фундаменталистами. Демора почти ничего о них не говорила. Она приходила очистить зубы от камня, она что-то говорила, я слушала. Такое случается чаще, чем можно подумать. – Она откинула с лица прядь волос. – На стоматологическом факультете психологию не преподают, но мне это, несомненно, пригодилось бы.

– Есть в ее карте что-нибудь такое, что помогло бы нам узнать о ней побольше?

– Официальные записи касаются только состояния зубов и десен; все остальное, что рассказывала мне Демора, оставалось между нами. Но я сделаю для вас копию. Если у вашего патологоанатома будет время, он – или она – может провести официальное сравнение. Если нет, то пришлите мне ваши данные, и я сама это сделаю.

– Спасибо. А что именно оставалось между вами?

– То, чем она зарабатывала. Демора хотела, чтобы я с самого начала знала, что она «плохая девчонка». Занимается любовью за деньги – хотя такие термины она не использовала. Не подумайте, будто мы только об этом и говорили – обычно это была просто пустая болтовня. Демора приходила веселая, смеясь над какой-нибудь шуткой, которую услышала на улице, пыталась пересказать эту шутку, сбивалась, и мы обе хихикали. На некоторое время я забывала о том, кем она была, мы были словно две подружки, беседующие о пустяках. Но в ее последний визит, пятнадцать месяцев назад, все было иначе. Во-первых, она выглядела куда лучше, чем прежде. Хороший макияж – не та дикая раскраска, которую она наносила для работы. Приличная одежда, волосы вымыты и уложены… Конечно, годы маргинальной жизни ничто не сможет отменить, но в тот день я получила представление о том, как она могла бы выглядеть, обернись все по-другому.

– Мы видели только снимок, сделанный во время одного из ее приводов в полицию, – сказал я.

Фэй Мартин нахмурилась.

– В строении лица я разбираюсь хорошо, а у Деморы оно было пропорциональным и симметричным. У нее были все задатки для того, чтобы стать красавицей, доктор Делавэр. В тот день это наглядно проявилось. Я сказала ей, что она хорошо выглядит, и спросила, не готовится ли она к чему-нибудь важному. Демора ответила, что у нее свидание с бойфрендом. Это меня удивило – она никогда не говорила о каких-либо мужчинах, кроме клиентов.

– Вы сомневались в ее утверждении относительно бойфренда?

– Даже со здоровыми зубами и в приличном виде Демора выглядела сильно побитой жизнью. А мужчина, которого она описывала, был моложе ее, к тому же симпатичный.

– Насколько моложе?

– Она не уточняла, однако называла его «мальчиком». «Чудесный мальчик, я могла бы быть его мамашей, но он любит зрелых баб». Честно говоря, я считала, что она все придумывает, или, по крайней мере, преувеличивает. После того, как я закончила работать с ее зубами, и моя ассистентка вышла из кабинета, Демора начала рассказывать о сексуальной стороне своих отношений с «бойфрендом», и впервые я увидела намек на… думаю, это можно назвать возбуждением. Хотя я гадала, не стала ли Демора жертвой какой-нибудь жестокой шутки. Она могла принять деловые отношения с одним из клиентов за личные.

– Влюбиться в клиента? – уточнил я.

– Она сказала мне, что это какой-то не такой клиент, что ему нравится причинять ей боль. И что ей нравится, когда ей причиняют боль.

– Каким образом это происходило?

– Я не спрашивала. Подробности этого садо-мазо меня не интересовали – даже, наоборот, отталкивали, если говорить честно. Я предупредила ее, чтобы она была осторожна, но Демора сказала, что они просто играют в игры.

– Она использовала именно это слово?

– Да, игры. Потом она сжала руками свое горло, высунула язык и свесила голову набок. Как будто ее задушили. – Фэй прищурила темные глаза. – Именно так она и умерла?

– Патологоанатомы обнаружили следы, указывающие на удушение, однако от тела остались только кости.

– Боже мой, – выдохнула дантист. – Это не было ее фантазией, это действительно случилось!

– Что еще она сказала об этом «бойфренде»?

– Дайте я подумаю. – Доктор Мартин потерла гладкий лоб между тщательно оформленными бровями. – Она сказала… теперь я желаю, что не выжала из нее подробности… так вот, она сказала, что любит гладить его по голове, и что он – ее талисман на удачу. Это была одна из игр, в которые они играли, – она гладила его по голове, а он делал то, что хотел; именно так она сказала – «он делает то, что хочет, все, что хочет». Демора сказала, что ей нравится его голова, такая гладкая… «Как попка у младенца». Так что, полагаю, он был лысый. – Доктор нахмурилась. – Я выдала ей новую зубную щетку и тюбик «Колгейт Тотал». – Она снова поднялась с табурета. – Давайте, я сделаю для вас копию карты.

– Это может оказаться полезно, – согласился я. – И вам не следует сожалеть о том, что было.

Дантист обернулась и улыбнулась.

– По крайней мере, кто-то прошел курс психологии.