На имя Саймона Митчелла Вандера было зарегистрировано пять автомобилей по двум адресам.
На Калле-Маритимо в Пасифик-Палисейдс: «Лексус GX», купленный три месяца назад, «Мерседес SLK» возрастом в год, трехлетний «Астон Мартин DB7» и пятилетний «Линкольн Тауэр». В списке по Малибу на Тихоокеанском шоссе был зарегистрирован универсал «Вольво».
Мо Рид проверил адреса по карте.
– Лакоста-Бич и северная окраина Палисейдс. Чертовски близко.
– Может быть, ему нравится бродить босиком по песку, – предположил Майло. – Ставлю на то, что в будни его можно найти по основному адресу. Если не сработает, проведем денек на побережье.
* * *
Чтобы попасть из Вениса в Пасифик-Палисейдс, мы проехали по бульвару Линкольн – медленно, потому что везде были пробки, – ненамного быстрее по Оушн-Фронт, потом сделали короткий рывок по Ченнел-роуд и вырвались на побережье. Благословенный ветерок превращал океан в лазурный взбитый коктейль с белой пеной на поверхности. Серферы и кайтеры, а также просто те, кто любит подышать свежим воздухом, прямо-таки рвались сюда.
Калле-Маритимо оказался извилистой дорогой, поднимавшейся на холм над территорией старого музея Гетти. По мере того как высота росла, поместья становились больше, а цена земли возрастала с каждым ярдом. Рид быстро вел машину мимо изгородей из бугенвилеи и каменных стен, в просветах между которыми иногда мелькала океанская синь.
Знак гласил: «Тупик. Проезда нет». Несколько секунд спустя эту надпись подтвердили десятифутовые чугунные ворота, перегородившие путь; кованные вручную ворота, столбики которых напоминали огромные стебли кораллов, а изогнутые прутья переплетались, подобно осьминожьим щупальцам. По ту сторону от этого чуда кузнечного искусства виднелся овальный парковочный дворик, вымощенный квадратными плитами дорогого сланца. Сланец был недавно полит из шланга, местами на нем еще виднелись капли воды. Дворик был обсажен подстриженными финиковыми пальмами, а за ними маячил на удивление скромный дом. Один этаж, желтоватая штукатурка, красная черепичная крыша, закрытый портик скрывал входную дверь. Сбоку припаркованы четыре машины, зарегистрированные на Вандера.
Рид нажал кнопку вызова на домофоне. Пять гудков – и тишина.
Он попробовал снова. Еще четыре звонка. Потом голос, похожий на мальчишеский, спросил:
– Да?
– Полиция Лос-Анджелеса. Нам нужно поговорить с мистером Саймоном Вандером.
– Полиция?
– Да, сэр. Нам нужно поговорить с мистером Вандером.
Пауза.
– Его нет дома.
– Где мы можем найти его?
Двухсекундное молчание.
– Его последним местом остановки был Гонконг.
– Деловая поездка?
– Он путешествует. Я могу отправить ему сообщение.
– С кем я разговариваю, сэр?
Снова молчание.
– С управляющим мистера Вандера.
– Ваше имя, пожалуйста.
– Трэвис.
– Не могли бы вы на секунду выйти к воротам, мистер Трэвис?
– Могу я спросить, что это…
– Почему бы вам не выйти? Мы всё вам расскажем.
– Э-э… подождите немного.
Несколько секунд спустя дверь, ведущая в портик, открылась. Человек в темно-синей рубашке, светлых джинсах и большой серой вязаной шапке прищурился, глядя в нашу сторону. Рубашка сидела на нем мешком и была незаправлена; ее полы хлопали на ветру, как флаги. Джинсы собирались складками поверх белых кроссовок. Шапка была натянута так, что прикрывала кончики ушей.
Он неуклюжей походкой направился к нам – одно плечо выше другого, одна ступня на каждом шагу выворачивалась наружу, так, что он едва не спотыкался. Дойдя до ворот, он оглядел нас сквозь чугунные щупальца. Мы, в свою очередь, рассматривали его длинное худое лицо, впалые щеки, глубоко посаженные карие глаза. Трехдневная щетина, в основном черная, но местами и седая, покрывала его лицо, равно как и ту часть черепа, что виднелась из-под шапки. Рот был скошен влево, словно в гримасе неизбывной горечи. Это, вместе с ковыляющей походкой, вполне могло быть последствиями неврологического инсульта. На мой взгляд, ему было от тридцати пяти до сорока лет. Молод для кровоизлияния в мозг, но жизнь может быть жестока.
Майло показал сквозь щупальца свой нагрудный знак с именем.
– Добрый день, мистер Трэвис.
– Хак. Трэвис Хак.
– Мы можем войти, мистер Хак?
Тот нажал своим длинным пальцем кнопку на пульте дистанционного управления. Ворота открылись внутрь.
Мы припарковались под ближайшей финиковой пальмой и вышли из машины. Поместье находилось изрядно выше соседских участков и занимало минимум пять акров дорогостоящей земли на вершине холма. Подстриженные лужайки и клумбы с ползучей геранью совершенно не заслоняли вид. Границей участка служил отвесный утес, окаймленный обширным водоемом, смыкавшимся с Тихим океаном.
При ближнем рассмотрении дом оказался отнюдь не скромным. Даже будучи одноэтажным, он обеспечивал отличный вид на океан, площадь его потрясала.
Трэвис Хак сунул палец под шапку и вытер пот, выступивший за ухом. Лицо его блестело. Слишком жаркий день для того, чтобы ходить в шерстяном головном уборе. Или, быть может, он просто всегда легко потел.
– Если вы хотите, чтобы я передал какое-либо сообщение мистеру…
– Сообщение, – оборвал его Майло, – заключается в том, что женщина по имени Селена Басс была найдена убитой, и мы должны поговорить со всеми, кто знал ее.
Хак моргнул. Горестно искривленный уголок его губ дрогнул, занимая нейтральное положение, кожа вокруг глаз собралась в морщины.
– Селена? – переспросил он.
– Да, сэр.
– О нет…
– Вы знали ее?
– Она была учительницей музыки. У Келвина. Сына мистера и миссис Вандер.
– Когда вы в последний раз видели ее, мистер Хак?
– В последний раз? Я не… как я и сказал, она давала уроки. Когда они были нужны ему.
– Келвину?
Хак снова моргнул.
– Да.
– И все-таки ответьте на вопрос.
– Прощу прощения?
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Дайте подумать, – произнес Хак, словно действительно испрашивая разрешения; пот катился по его подбородку, капая на сланец. – Я бы сказал, две недели назад… – Он потуже натянул свою шапку. – Нет, пятнадцать дней. Ровно пятнадцать.
– Как вы это подсчитали?
– Мистер Вандер и Келвин уехали на следующий день после того, как у Келвина был урок. Это было пятнадцать дней назад. Келвин играл Бартока.
– Уехали куда?
– На каникулы, – ответил Хак. – Сейчас лето.
– Путешествуют всей семьей? – уточнил Рид.
Хак кивнул.
– Можно спросить, что случилось с Селеной?
– На данный момент мы можем сказать вам лишь, что ничего хорошего, – отозвался Майло.
Повисло молчание.
– Значит, в последний раз вы видели ее ровно пятнадцать дней назад?
– Да.
– В каком настроении она была?
– По-моему, в хорошем. – Глаза Хака впились в мокрый сланец. – Я впустил ее в дом, потом видел, как она ушла. С ней все было в порядке.
– Вы не знаете, хотел ли кто-то причинить ей вред? – спросил Рид.
– Причинить ей вред? Она приходила сюда, чтобы давать уроки. Как и все остальные.
– Какие остальные?
– Келвин на домашнем обучении. Преподаватели приходят на дом. Рисование, гимнастика, каратэ… Куратор из Гетти обучает его истории искусства.
– Келвину не нравится учиться в обычной школе? – полюбопытствовал Майло.
– Келвин слишком талантлив для обычно школы. – Одна нога Хака подкосилась, и он схватился за капот машины; лоб у него был мокрым.
– Талантлив и хорошо играет на пианино, – заметил Мо Рид.
– Он играет классическую музыку, – дополнил Хак, как будто это проясняло все.
– Как давно Селена Басс обучает его?
– Она… сейчас вспомню… примерно год. Чуть больше или чуть меньше.
– Где проходят уроки? – спросил Майло.
– Где? Да прямо здесь.
– И они никогда не проводились дома у Селены?
– Нет, конечно же, нет.
– Почему «конечно»?
– У Келвина очень плотное расписание, – сообщил Хак. – Нет возможности тратить время на то, чтобы ехать куда-то, а потом еще обратно.
– Для уроков музыки не было постоянного места в расписании.
– Совершенно верно; все зависело от того, когда они были нужны, – кивнул Хак. – Они могли проходить раз в неделю или каждый день.
– В зависимости от того, когда это было нужно Келвину?
– Если ему предстояло выступать на концерте, Селена приезжала сюда чаще.
– Келвин часто выступал на концертах?
– Не так уж часто… Все еще поверить не могу… она была такой славной.
– Что еще вы можете сказать нам о ней, сэр?
– Славная, – повторил Хак. – Тихая. Любезная. Всегда приходила вовремя.
– Ей хорошо платили за обучение Келвина? – спросил Мо Рид.
– Я об этом ничего не знаю.
– Вы не выписываете чеки?
– Я просто присматриваю за домом.
– А кто выписывает чеки?
– Бухгалтеры мистера Вандера.
– Кто его бухгалтеры?
– Они в Сиэтле.
– Вы заботитесь не только об этом доме? – осведомился Майло.
– Прошу прощения?
– Еще есть дом на побережье. – Майло ткнул большим пальцем в сторону океана.
– А, тот, – произнес Хак. – В том доме мистер Вандер жил до того, как женился. Он нечасто бывает там.
– Но он держит там машину.
– Тот старый универсал? Аккумулятор, должно быть, сдох.
– Дом прямо у пляжа, – вздохнул Майло. – Жалко им не пользоваться.
– Мистер Вандер много путешествует, – напомнил Хак.
– Это часть надомного обучения Келвина?
– Прошу прощения?
– Просвещение – повидать мир, ознакомиться с другими культурами…
– Иногда. – Лоб Хака блестел, словно смазанный яичным желтком. – Это очень нервирует.
– Вам нравилась Селена?
– Да, но… просто дело в том, что когда кого-то знаешь, а он вдруг… – Хак вскинул руки. – Мистеру Вандеру нужно узнать об этом. И Келвину, и миссис Вандер тоже. Они будут… как я могу связаться с вами?
Рид протянул ему визитку. Хак беззвучно прочитал надпись на ней.
– Мы пытаемся найти ближайших родственников Селены, – произнес Майло. – Вы не знаете, как мы можем выйти на них?
– Нет, прошу прощения, – ответил Хак. – Бедный Келвин… Ему понадобится новый преподаватель.
* * *
Мы спустились обратно к Тихоокеанскому шоссе и несколько минут ехали в направлении Лакоста-Бич, потом Рид заложил разворот и припарковался перед оградой из кедровых плашек.
Участок сорок на сорок футов в нескольких шагах от шоссе. Справа от ограды стоял гараж, тоже из кедра. Калитка была заперта. Майло позвонил, но никто не ответил. Он оставил свою визитную карточку, вставив ее в ручку калитки.
Когда мы вернулись в город, Мо Рид спросил:
– Что вы думаете о Хаке?
– Странный тип.
– Он очень обильно потел. И что-то еще… не могу сказать точно, но… он словно был слишком насторожен. Я неправ, лейтенант?
– Он, несомненно, нервничал. Но это может быть просто беспокойство наемного работника, который боится обеспокоить своего работодателя. Не хочешь что-нибудь добавить, Алекс?
Я озвучил теорию об инсульте.
– Меня удивило то, что он в такой жаркий день носит шапку, – заметил Рид. – Непохоже, чтобы под ней было много волос. Среднего роста белый мужчина – он мог быть тем бритым налысо типом, которого Луз Рамос видела с Селеной.
Майло поразмыслил об этом – и снова полез в Интернет.
* * *
Судимостей за Трэвисом Хаком не числилось, а на фотографии из отдела регистрации транспортных средств он был изображен с густой кудрявой шевелюрой черного цвета. Его права были обновлены три года назад, в качестве адреса он указал дом на Калле-Маритимо.
Майло продолжал поиски. В Интернете ни одного упоминания об этом человеке не встречалось.
– Бритье головы и несколько странное поведение – не основание для ордера на арест, но надо не упускать его из вида.
– А что насчет того крикуна с болота – Дабоффа? – поинтересовался Рид. – Как вы и сказали, доктор, он помешан на этом болоте. Просто одержим им. Что, если оно имеет для него некое сексуальное значение, потом он и топит тела своих жертв там?
– Серийный природоохранник, – хмыкнул Майло.
– Я бы приглядывал и за ним тоже, – ответил я. – Но, как вы и сказали, Мо, он не пытается отвести от себя подозрения. Напротив, высказывает нам все прямо в лицо, и признаёт, что был у болота, совсем рядом с тем местом, где нашли Селену.
– А это не может быть реверсивная психология? – спросил Рид. – Или просто наглость – если он считает себя умнее нас? Как те идиоты, которые пишут послания или возвращаются на место преступления, чтобы похвастаться…
– Возможно.
Пальцы Майло плясали по клавиатуре.
– Что ж, взгляните на это. Личное дело мистера Дабоффа.
* * *
За десять лед Силфорд Дабофф был арестован семь раз – и каждый раз это было столкновение на какой-нибудь протестной акции.
Антиглобализационный митинг на Сенчури-плаза, требование повысить зарплату гостиничным служащим в Сан-Франциско, сидячий митинг против строительства ядерной электростанции в Сан-Онофре, протест против строительной деятельности в прибрежной зоне в Окснарде и Вентуре. Седьмой арест был за борьбу против захвата миллиардерской съемочной компанией Птичьего болота.
Шесть раз он был арестован за сопротивление, но на антиглобализационном митинге его обвинили в нападении на полицейского и нанесении побоев и приговорили к выплате штрафа. Два года спустя было подано встречное обвинение, когда апелляционный суд рассмотрел коллективный иск по обвинению Лос-Анджелесского полицейского департамента в провоцировании волнений.
– Я помню тот случай, – заметил Майло. – Был жуткий бардак. Значит, этот тип любит сидеть посреди улицы и орать лозунги? Однако за ним не числится серьезного насилия. Это даже не назовешь списком преступлений. Скорее так, списочек.
– Антиглобализация привлекает анархистов и им подобных, верно? – сказал Рид. – Это возвращает меня к шапке Хака. Те ребята носили что-то подобное. Что, если Хак и Дабофф познакомились на этих митингах и обнаружили у себя общий интерес к более темным делишкам?
– Они бывали на одних и тех же митингах, Дабофф был арестован, а Хак – нет?
– Дабофф – тип прямолинейный, без капли хитрости. Хак – более скользкий тип. Может быть, именно это я в нем и учуял.
– Нечестивая парочка, – промолвил Майло. – Днем они агитируют за защиту всего на свете, а после захода солнца убивают женщин, отрубают им руки и бросают трупы в трясину.
Рид прибавил скорости.
– Полагаю, это слишком надумано.
– Сынок, на данный момент надуманное – лучше, чем ничего. Конечно же, надо приглядывать за ними обоими. Если вы найдете имя сеньора Хака в списке участников любой протестной группы, где состоял сеньор Дабофф – любую связь между ними, какую угодно, – у нас будет след, ведущий к банде убийц.
– Паре убийц легче избавляться от трупов, – добавил я. – Один паркует машину, другой тащит тело. Или тащат оба, тогда им проще будет донести его и поскорее смыться оттуда.
– Думаю, надо еще поговорить с бухгалтером мистера Вандера, – сказал Мо Рид, – и узнать о других учителях, дающих уроки на дому, верно?
– Думаете, кто-то может знать Селену по этой работе? – спросил Майло.
– Скорее кто-то, работавший там, может рассказать нам больше о Хаке. Быть может, мы не нашли никаких свидетельств ее обычной жизни потому, что работа учительницей Келвина Вандера мешала ей заниматься какими-то иными интересами. – Он покачал головой. – Пятьдесят тысяч за обучение одного-единственного ребенка… что, если именно связь Селены с этой семьей была причиной смерти?
– Селены и трех других женщин без правой руки?
Рид не ответил. Несколько секунд спустя он произнес:
– Никакой сторонней жизни – зато там был этот корсет и все прочее. Как вы и сказали, лейтенант, она могла участвовать в развлечениях где-то на стороне. И пока что единственное известное нам место, где она проводила время, – это дом Вандера.
– Вдалбливала в мальчика произведения Бартока, – усмехнулся Майло, – а потом ускользала в крытый бассейн на БДСМ-вечеринку с тренером по каратэ.
– Или с Хаком. Или с самим мистером Вандером, если уж на то пошло.
– С водопроводчиком, с уборщиком бассейна, с флористом, с садовником…
Рид промолчал.
– Да, конечно, позвоните бухгалтерам и узнайте все, что возможно, о наемном персонале. Все равно, пока мы не опознаем другие жертвы, у нас все глухо.
– Пятьдесят тысяч могут свидетельствовать о том, что босс ждал от нее многого, – прикинул Рид. – Хак сказал, что Вандер уехал за границу, но богачи не делают грязную работу сами, они нанимают для нее кого-нибудь.
– Богат – значит, злодей, – обронил Майло.
– Я просто думаю, что их тоже надо внести в список.
– Для меня и для вас, Мо, пятьдесят штук – серьезные деньги. Такие люди, как Вандер, платят больше за страховку своих кастрюль и сковородок. Но, конечно же, займитесь этим, посмотрим, что вы сможете откопать. Кстати, проверьте, как дела у антропологов.
– Проверю, – согласился Рид. – Спасибо, лейтенант.
– За что?
– За обучение.
– Во-первых, мы пережили вместе уже достаточно, чтобы вы называли меня Майло. Во-вторых, я пришлю вам счет за обучение. – Он потянулся и улыбнулся. – Пятидесяти тысяч будет достаточно?