Кажется, ты хотела совершенствоваться в верховой езде? Превосходная мысль! Люси обеими руками сжимала поводья мерина, которого для нее оседлал Раст, и надеялась, что он не понесется вскачь. Пока что лошадь сделала всего один шаг, и Люси изо всех сил сдерживалась, чтобы не вцепиться в луку седла.

Утреннее солнце поблескивало на спокойной широкой поверхности воды, отбрасывало на мокрую землю короткую тень от конюшни. В это утро ей все казалось слишком ярким, слишком большим. Даже мерин, выбранный Растем, был слишком велик, и ей приходилось вытягивать ноги в стременах.

Она любила лошадей и всегда мечтала завести парочку. Но пятнадцать лет назад ей не казалось, что седло расположено так высоко над землей, в то время она не боялась, что может покалечиться и даже погибнуть. Люси с замиранием поглядывала на землю, лежавшую ужасно далеко внизу. Это была затвердевшая грязь, сквозь которую проглядывали острые камни. Если она свалится, обязательно что-нибудь себе сломает.

— Ну как? — спросил Раст, повернувшись к ней в седле. К ремню у него было приторочено лассо, через круп лошади перекинуты холщовые сумки. Черная шляпа, линялая рубаха, потрепанные джинсы и мягкие сапоги довершали облик ковбоя-работяги.

Он был воплощением ее мечты — мужчина, работающий на земле, у него твердые грубые руки, загорелое лицо с морщинками возле глаз, прямой, ясный и честный взгляд.

Этот человек был словно из тех времен, когда ковбои составляли славу Америки; если бы она не знала, что он преуспевал на юридическом поприще, ни за что бы не догадалась.

— Все отлично, — соврала она. — Я только несколько… мм… утратила навык, вот и все. — Люси тайком отлепила от поводьев правую руку и опустила ее, старательно игнорируя его привычную усмешку.

Ей никак не удавалось расслабиться. За прошедшие сутки она тысячу раз готова была отменить пикник: нельзя им оставаться наедине с Растем! Наедине с Ростом. При этой мысли она сразу же представляла картины: слияние взглядов, рук, тел…

Наедине.

Люси закусила губу. Раст часто бывал резок, но вчера ей показалось, что она ему нравится.

Смущал факт, что малейшее его прикосновение доставляло ей несказанное удовольствие. Еще опаснее было то, что она хотела близости. Может, еще не поздно пойти на попятный? Она бросила взгляд на закрытые ворота.

— Люси. — Раст шевельнулся в седле. — Ты уверена, что все нормально?

Она мысленно решала вопрос, оставаться на знакомой территории или ринуться в неизведанное. Ковбой нахмурил брови.

— Люси, ведь ты хочешь поехать, да? — тихо спросил он. Было видно, как важен ему ответ. Ловушка захлопнулась.

— Конечно. — Но она вовсе не была в этом уверена.

Подъехав к воротам кораля, он наклонился, открыл их, не слезая с лошади, и ждал, когда она проедет.

— Говоришь, практики не было? Когда ты в последний раз ездила верхом?

Люси вспомнила: для того, чтобы стронуть лошадь с места, нужно сжать ноги, и ей удалось выехать за ворота.

— Вообще-то не так давно. Несколько лет назад.

— Лет пятнадцать?

Стрельнув в него глазами, она увидала, что он забавляется.

— Ладно, вижу, не удалось тебя провести. — Она вздохнула. — Последний раз я ездила на лошади вместе с тобой, точнее, за тобой. — Интересно, помнит ли он тот случай.

Они ехали в молчании, копыта мягко шлепали по грязи. Она знала, что Шефилды облюбовали место для пикников на поляне в миле от ранчо. Внезапно Раст произнес:

— В тот день мы с тобой сидели на дереве. Значит, помнит. На сердце у Люси потеплело. Для нее это был важный, поворотный день, хоть и печальный. Но пятнадцатилетнему мальчишке он мог показаться таким же, как все. С чего бы ему помнить его?

— А на следующий день мать увезла тебя насовсем, — сказал Раст и снова ее удивил.

— Да. — С тех пор в ее жизни не было тихих деревенских утренников, когда лошади тычутся мордами в плечо, выпрашивая арбузную корку, не было праздничного запаха люцерны и седельной кожи. Была беспросветная череда тесных городских квартир, безликие школы-интернаты, а потом — Кеннет.

— Куда тебя мать увезла? Кстати, наверное, не в первый раз.

Люси помотала головой. Горькие воспоминания детства оставили знобящий след в душе. Если их озвучить, то холод проникнет еще глубже.

— Ничего интересного. Мы жили в разных городах. Раст, как называется этот цветок? — Она показала на желтый цветочек, прильнувший к земле.

Он понял, что она меняет тему, и не стал настаивать.

— Я его называю сорняком. Она усмехнулась.

— А, понятно. Сорняк.

— Это Лэндон знал названия всех цветов. Деревьев тоже. У него была хорошая память.

— А Том? Что он умел? — Она постаралась не заметить строгий взгляд, говорящий: «Ты опять уклоняешься от темы».

— Когда ты жила здесь, братьев не было, верно? Так вот. Том был чемпионом родео. Он мог заарканить даже ветер. — Лицо Раста просветлело. — Том выступал в команде, он ловко орудовал шпорами и мог бы войти в Лигу спортивных команд. Но не пошел туда.

Ей это было непонятно: человек может стать профессионалом, но не хочет.

— Почему?

— Пришлось бы много разъезжать. — Он взглянул на нее из-под полей шляпы. — А ему нравилось жить здесь.

Люси представила, каково это — бывать в «Лейзи С» проездом, — не хотела бы она такой жизни.

Незаметно по ее лицу расползлась улыбка, радость забурлила в груди, отражаясь в глазах, на губах и щеках.

— Мне тоже здесь очень нравится, — с жаром сказала она. — Я люблю эти места.

Почему-то обе лошади сразу остановились, и Раст пронзил ее взглядом. Добирается до правды, подумала она и поежилась. Он проверяет, испытывает ее честность. Сейчас важно не отвести взгляд. Она позволила ему заглянуть в глубину своих глаз.

Его карие глаза потеплели, и если раньше она удерживала его взгляд, то теперь он сам не мог его отвести. У Люси пересохло во рту, зазвенел сигнал тревоги. Она знала, о чем он думает.

— Раст, — прошептала она, — ты обещал, что не тронешь меня.

Его глаза смотрели не мигая.

— А разве я что-то делаю? — Его тон дразнил, ласкал и искушал одновременно.

— Нет, но… — Она наконец смогла опустить глаза, но ей было слышно его тяжелое дыхание.

— Я тебя не обману, Люси. Но я тебя хочу. Хочу гладить дивные шелковые волосы и маленькие ножки. И все остальное.

Она покачала головой, и отвергая его, и желая.

— Ты красивая, — продолжал давить он, — и бесконечно женственная. Какой бы я был мужчина, если бы жил с тобой в одном доме и не захотел… — Он помедлил и закончил осевшим голосом:

— ..не захотел бы сжимать тебя в объятиях.

Она ошеломленно молчала.

Его лошадь зашагала, они незаметно миновали три конюшни. Люси запоздало выпалила:

— Пожалуйста, больше не говори такие вещи.

— Почему? — сказал он застывшим голосом.

— Потому что я не могу… я не… — Она перевела дух и начала сначала:

— Я не для этого приехала в «Лейзи С». Мне не нужен любовник, мне нужна семья.

— Семья… — недоверчиво протянул он. — Ты хочешь сказать, что воспринимаешь меня как брата?

Наконец-то до него дошло, с облегчением подумала она и решительно кивнула.

К удивлению Люси, он захохотал, запрокинув голову.

— Что тут смешного? — Она осторожно на него посмотрела и подтолкнула лошадь вперед. Обе лошади шли мерным аллюром, и вскоре ивы расступились, открыв небольшую, все еще зеленую поляну. Солнце освещало деревья и высокую траву.

— Женщина, ты, видно, совсем сошла с ума. — Смех раскатился в осеннем воздухе. Она сердито фыркнула.

— Люси, у меня к тебе совершенно не братские чувства, — отчеканил он, перестав смеяться. — И не ври, что ты относишься ко мне по-братски.

Она открыла рот, чтобы возразить. Он одарил ее тяжелым взглядом.

Быстро моргая, она оглядывалась, куда бы переключить внимание.

— Мы уже приехали? Вот и хорошо, я узнаю это место. Что у нас на обед? — Люси направила лошадь к старому деревянному столбу с железным кольцом, глубоко врытому в землю, и приготовилась спешиться. Даже после такой короткой прогулки у нее ныли ноги.

— Люси… — Раст подождал, пока она на него не взглянула. — Со мной ты в безопасности, не забывай, ладно?

Она кивнула, но поняла, что ее смущение слишком заметно. А как еще могла себя чувствовать женщина после столь откровенного и недвусмысленного заявления мужчины?

К тому времени, когда Люси перенесла правую ногу через седло, Раст уже стоял на земле рядом с ней. Она спрыгнула на твердую землю, но коленки почему-то подогнулись, и Люси ухватила Раста за руку.

Быстро обретя равновесие, она отдернула руки и исподтишка взглянула на Раста.

Он отпрянул и поднял руки высоко вверх. В его глазах прыгали чертики.

— Эй, не смотри на меня так, сестричка! Я тебя не трогал, ты сама за меня схватилась, заметила?

— Я ничего и не говорю, — защищалась она.

— Держись на расстоянии, — весело предупредил он, сматывая поводья. — Я не затем сюда приехал, чтобы дать себя соблазнить.

Она вспыхнула.

— О, ради Бога…

— Я сказал. Держись подальше. Не испытывай на мне свои трюки. — Он хлопнул ладонью по груди и вскинул голову. — Не такой я человек!

Он сказал это с таким пафосом, что Люси не удержалась и рассмеялась. Хорошо, что Раст разрядил ситуацию.

— Я буду держать руки в карманах, — усмехнулась она.

Одну сторону поляны щитом прикрывали дивные старые ивы, их все еще зеленые плети спускались до земли. Дикий шалфей, редкие лесные цветочки разбросаны там и сям, как будто смешанные небрежной рукой.

— Ох, Раст, как здесь красиво. — Она вздохнула. — Нужно дать и другим людям насладиться этой пасторалью. Когда мы начнем принимать гостей на ранчо, небольшими группами, они будут весело…

— ..забрасывать непотушенные окурки в кусты и разводить костры, — закончил он. — Застревать в грязи, а мы их будем вытаскивать; теряться, а мы их будем искать. Люси, ты видишь веселую компанию, а я — прорву неприятностей, когда правительство установит мне курортный налог. Я вижу медицинские комиссии, плату за разрешение, ребят из общества «Рыболов-спортсмен», сующих свой нос…

— Со всем этим мы разберемся, — отмахнулась Люси. Почему он так мрачно на все смотрит? Она была полна энтузиазма. — Мы же не сейчас начинаем, — утешила она, — а обсудить возможности всегда полезно, правда?

Он хрюкнул, не ответил и отвернулся, чтобы ослабить подпруги и снять подсумки.

— Сараи стоят без дела, — продолжала она, потому что рабочие в основном все женаты и живут по своим домам. Можно превратить их в гостевые домики. Можно устроить спортивные занятия, пригласить массажиста…

— Массажиста! Массажист на ранчо! — Он покачал головой. — Не думаю, что у тебя это выйдет, Люси. У большинства ковбоев есть то, что в Голливуде называют «яростной независимостью». Я часто думаю, что этот термин пристал людям, которые не выносят толпу. Их «яростная независимость» проявляется в тех случаях, когда они видят угрозу своему образу жизни. Потому они и живут на ранчо. Большинство из тех, кого я знаю, скорее лопнут, чем превратят свое владение в дачу для пижонов. Она призадумалась.

— Что ж, если так, я их понимаю. Но ты другой. Ты жил в городе, работал в стеклянных душных офисах, страдал от перегруженного транспорта. Ты понимаешь, я уверена, что понимаешь, какие у меня мотивы.

— Понимаю — да. Принимаю ли? — Он замолчал, подбирая слова. — Идея заполонить наши места праздношатающейся публикой мне ненавистна.

Это был тупик. Перед обоими маячила непреодолимая стена. Их позиции были полностью противоположны. Люси задумчиво смотрела на Раста. Она не сдалась, но видела, что и он не уступит.

— Давай не будем сегодня спорить, — предложил Раст и протянул ей сумку с продуктами. — Мы же хотели устроить день отдыха? Пусть так и будет.

Отсрочка, подумала она, довольная, что споры прекратятся, по крайней мере на некоторое время. Но Люси осталась при своем мнении: прятать такие сказочные места — просто преступление. При всем уважении к Расту она не могла разделить его позицию.

— Отличная мысль, — подхватила она. — У нас впереди еще много времени, чтобы все обсудить.

Напряженность исчезла. Раст расстелил клетчатое одеяло, выложил сэндвичи с индейкой, нарезанные яблоки и лимонные пирожки, которые испекла Фрици. Он улегся, опершись о локоть, а Люся села, скрестив ноги. Новые джинсы, купленные в Рено, были тесноваты, но ботинки на шнурках удобны — слава Богу, мозолей не будет. За обедом Раст как бы невзначай спросил ее про отца.

— Отец? — Люси пожала плечами и проглотила последнюю дольку яблока. — Я его не помню. Он бросил нас, когда я была совсем маленькой. Мать называла его мерзавцем и на вопросы не отвечала. Ну, я и перестала их задавать.

Он ненадолго задумался.

— Похоже, ты в своей жизни видела мало радости от мужчин.

Она пожала плечами.

— Не повезло.

— А это означает, что ты им не очень-то доверяешь, — заключил он.

— Почему же, вовсе нет…

Поток воздуха подхватил и понес синюю сойку.

— Люси, я понял, каким тупицей был твой муж. Но ты прожила с ним много лет. Чего я не понимаю, так это почему ты не забрала свои вещи и не ушла от него?

Вот вопрос, который она ненавидела. Но знала, что рано или поздно ей придется объяснить. Она многим обязана Расту.

Да, но можно ли выразить словами, как сковывают тебя психологические и эмоциональные путы, как сознание своей беспомощности обессиливает и держит покрепче стальных решеток?

— Мне было восемнадцать лет, — глубоко, до боли вздохнув, начала она. — Я хотела уйти от матери. Она была такая своевольная, такая…

— Властная? — подсказал он. — Я ее помню, она тут раздавала приказы, как королева. Люси кивнула, поджав губы.

— Мы познакомились на небольшом благотворительном приеме, который устроила мать. Кеннет был старше меня, очень обаятельный. Мы стали встречаться. Он казался мне страшно привлекательным. Дарил подарки, расспрашивал о новостях и умилялся, как будто ничего интереснее в жизни не слышал. Его внимание льстило — как же, такой мудрый, красивый, богатый мужчина положил глаз на маленькую Люси.

Раст отложил недоеденный бутерброд и скривился.

— Что же пошло не так?

— К сожалению, я была неопытна, не видела, что его внимание нездоровое, ненормальное. Он изменился не сразу, так что трудно установить когда. Началось с замечаний, которые меня просто убивали. У него были замашки садиста. Он изливал злость, а потом часами, сутками меня не замечал.

— Ты не пыталась его урезонить? Отбиться?

— Пыталась, но становилось только хуже. Он говорил: «Ты делаешь из мухи слона». Говорил, что, получись из меня хорошая жена, он был бы добрее, и я старалась стать нетребовательной, понимающей. Но ему было трудно угодить. Я была крайне осторожной, все боялась, как бы не вывести его из себя. И через несколько недель такого напряжения он все равно взрывался. Потом опять наступало недолгое затишье, и Кеннет становился таким, каким я его полюбила.

Раст вскочил и отошел к ручейку, пробегавшему по краю поляны. Он стоял мрачный и напряженный, вглядываясь в струйки воды, обегавшей мшистые камни. Люси следила за ним, прижав колени к груди и жалея о своей откровенности.

Не отрывая глаз от воды, Раст произнес:

— Все равно я этого не принимаю. Если плохого больше, чем хорошего, почему нельзя было уйти?

Она вытерла глаза.

— Тогда я этого не понимала, но важнее то, что он заставил меня усомниться в себе и тем замкнул порочный круг. Я не понимала, что потеряла чувство собственного достоинства. Я научилась сносить его выходки, потому что всеми силами души надеялась, что он меня любит и в первую очередь заботится только обо мне. Иногда он действительно был добрым и понимающим, вот в чем ужас. Раст, как ты не видишь? Часто или редко бывали эти моменты, но я жила ради них.

Наконец в его глазах промелькнуло понимание.

— Господи, — выговорил он. — Словно в аду!

— Это и был ад! Кеннет оказался страшно ревнив, в ресторанах даже поджидал меня у дамского туалета, воображая, что я встречаюсь с другим мужчиной. Когда я ездила в магазин, он проверял километраж — убедиться, что я не была на свидании. Сам он называл это проявлением любви. Через какое-то время я оказалась в полной изоляции; он не любил моих подруг, мою мать, и они стали появляться все реже, а потом и вовсе перестали заходить. — Люси посмотрела на него безжизненным взглядом. — Он не позволял мне иметь чековую книжку или кредитную карточку. При всем своем богатстве выдавал мне доллары с таким видом, как будто это золотые слитки, так что обычно у меня не было денег.

Раст поморщился и снова отвернулся к воде. Люси видела, как у него под скулами перекатываются желваки, но ее уже понесло.

— Кеннет любил разбудить меня среди ночи, обычно в полночь. Ты видел, меня до сих пор мучают страшные сны…

— Точнее, кошмары, — хрипло поправил он. — Люси, я больше ничего не желаю слышать. — Раст повернулся к ней с искаженным лицом и сжатыми кулаками.

— Ты сам заставил меня открыться, — звенящим голосом сказала она. Ее била дрожь от боли и стыда. — Ты хотел знать, почему я оставалась с ним. А уйди я, меня обвиняли бы в том, что я не смогла ужиться с мужем. Как бы я существовала в этом мире?

— Негодяй, — прорычал он. — Мужчина, который так третирует женщину, тем более тебя, жалкий подонок. Я почти жалею, что он умер и мне до него не добраться. — Люси видела неистовую ярость в его лице, и, хотя гнев был направлен не на нее, она поежилась.

Сквозь затуманенное злостью сознание до Раста вдруг дошло, что Люси делает слабые попытки закрыться: тонкие руки прижаты к груди, плечи согнулись, в глазах явно читалась настороженность. Раст стал противен сам себе: вынудил ее на признания, а потом впал в бешенство. Люси нужны нежность и понимание, а не громы и молнии еще одного самца.

Ковбой окаменел, даже телу стало больно. Ему потребовалась вся его воля, чтобы удержаться и не кинуться к ней с утешениями. Хотелось прижать ее к груди и целовать, целовать, пока не уйдут проклятые воспоминания. Его сотрясало неистовое желание успокоить ее.

Он обещал не притрагиваться к ней. Чтобы Люси могла хоть в малейшей степени доверять ему, он должен сдержать слово. Не сознавая, почему это для него важно, Раст готов был принять ее доверие как величайший дар. Он этого хотел.

— Может быть, вернемся на ранчо? — Люси отодвинулась подальше от компаньона и стала складывать остатки еды в сумку. Его пронзило чувство потери.

— Вернемся?.. Да, конечно. Наверное, пора возвращаться, — сказал он деревянным голосом. На негнущихся ногах подошел к лошадям, затянул подпруги, накинул уздечки.

На обратном пути они почти не разговаривали. Раста словно обволакивал вязкий холодный туман, в голове путались противоречивые мысли. Он хотел держаться поближе к Люси и в то же время убежать как можно дальше.

Во дворе он отверг ее предложение помочь с лошадьми.

— Спасибо за пикник. — Под крышей конюшни Люси неловко топталась рядом, пока он разнуздывал лошадей. — Выходной был как нельзя кстати.

Ковбой кивнул не глядя. Энергичными рывками он чистил лошадей и желал, чтобы она поскорее ушла. Люси повернулась и побрела к дому, таща одеяло и сумку с едой. Ему не было легче от понимания, что он ведет себя нелогично, ибо, как только за ней захлопнулась дверь, он захотел, чтобы она вернулась.

Раст выругался и бросил щетку в ведро. Ее беззащитность вызывала инстинктивное желание спасти ее от боли прошлого, показать, как настоящий мужчина обращается с такой женщиной, как она.

Он не думал, что Люси им манипулирует, но эффект был тот же. Раст злился и костерил себя, скрипя зубами. Как он вокруг нее увивался, подлизывался, суетился!

— Ч-черт!

Он искоса оглядел ранчо. Свою землю! Корни тополей царапали поверхность ручья. Дождей еще не было, но земля ждала их с бесконечным терпением. Если уметь слышать, уловишь ритмичный пульс ждущей земли… Раст прислушался. И услышал.

Трава кое-где зеленела; коровы жадно щипали свежие ростки, набираясь здоровья и веса. Вот оно, изобилие. Повсюду.

Он давно знал, что на северном участке ранчо под землей разлито черное золото. Нефть.

Пора предоставить этот кусок земли горнодобытчикам, как он поступил с гипсом. Права на воду речек и ручейков, пересекавших «Лейзи С», принадлежат ему; нужно будет продать процент соседу, заготовляющему сено, как он поступил с владельцем магазина красок.

Беатриса за обедом упоминала, что заезжали два скотовода, искали зимнее пастбище для овец. При всей неприязни его ребят к овцам он понимал, что можно их впустить и получить прибыль, хоть и небольшую. Так он и сделает.

Раст вывел лошадей, хлопнул по крупу гнедую кобылу и смотрел, как она поскакала. Если на душе и не стало спокойно, то по крайней мере он сосредоточился. Как никогда раньше, Раст был уверен в том, что к концу года должен выкупить долю Люси. Он не позволит устраивать на своей земле балаган! То, что он находит ее физически привлекательной, ничего не меняет.

В течение нескольких недель после пикника Люси почти не видела Раста. Наступил День благодарения, его отметили скромно — запеченной свининой с картошкой и зеленым горошком. За столом Раст склонил голову в короткой молитве, поблагодарил Всевышнего за Стрекозу, девочку, которую все они любили, и попросил у него мягкой зимы.

Шли дни. Они по-прежнему собирались все вместе за столом. Но Раст больше отмалчивался, проглатывал еду да изредка находил время на то, чтобы поиграть со Стрекозой. То он торопился на встречу с каким-нибудь торговцем, то закрывался у себя, звонил и просматривал бумаги.

Чем упорнее Раст трудился, тем больше беспокоилась Люси. Она видела, что он продвигается в своей деятельности и, наверное, уже получает чеки. Она оттолкнула его, испортила дружеские отношения, рассказав грустную историю своего замужества. Женщина горько сожалела, что раскрылась перед ним. Неужели нельзя было держать рот на замке?

Прошел еще месяц, Стрекоза подросла и уже пыталась встать на ноги, держась за ножку стола, за шкаф, даже за собак, которые, к сожалению, отказывались стоять смирно. Чаще всего кончалось тем, что она шлепалась на пол, хныча от обиды, быстро отползала и повторяла попытку на какой-нибудь другой псине, готовой это терпеть.

У нее отросли волосики, их рыжеватый цвет намекал, что со временем они превратятся в роскошную золотистую гриву.

Очарованная быстрыми переменами в ребенке, Люси съездила в Лавлок, взяла в библиотеке несколько книг о воспитании детей и по вечерам их штудировала. Ее поражала собственная нежность к чужому ребенку. Люси, не имевшая надежд стать матерью, обнаружила в себе материнские чувства. Малейшее достижение Стрекозы наполняло ее трепетом и гордостью.

В Лавлоке улицы были увешаны красно-зелеными транспарантами, перед магазинами выставили горшки с украшенными деревцами. Приближалось Рождество. Она купила скромные подарки, стараясь никого не обидеть неумеренными тратами.

Раст все еще держался неприступно — он был поглощен работой. Понимая, что нужную сумму практически невозможно собрать, Люси с грустью признала, что он никогда не оставит попыток. Его труд имел единственную цель: выжить ее из «Лейзи С».

Однажды, сидя со Стрекозой на диване, Люси задумалась, что будет дальше. Сможет ли Раст набрать столько денег? Выкинет ли ее отсюда, как старые вещи в день уборки? От этой мысли в горле встал ком, и его никак не удавалось проглотить.

А как же Стрекоза? Малышка гукала у нее на руках и грызла ей запястье. Вдруг в кожу впилось что-то твердое.

Люси вскрикнула и отдернула руку. Стрекоза испуганно на нее посмотрела.

Опасаясь, что у той во рту игрушка, Люси пальцем раздвинула ей губы, нащупала острый край на верхней десне и увидела две белые полоски.

— Боже мой, да у тебя зубки прорезались!

Стрекоза пускала слюни и улыбалась, демонстрируя новое «достижение». Люси захлопала в ладоши, выражая восхищение, хотя знала, что малышка этого не понимает.

Люси обхватила девочку и прижала к себе. От нее пахло детской присыпкой и шампунем.

Пухлое тельце было нежное, бархатное. Люси закрыла глаза.

Маловероятно, но Раст может преуспеть. Как тогда ей оторваться от всего, что дорого в жизни? Унестись по воле волн, снова оказаться в одиночестве…

Не признаваясь в этом самому себе, Раст отправился к единственному человеку, который мог дать ему совет.

— Беатриса… — начал он, после того как добрые полчаса болтал ни о чем со старым Джимом Кэрланом и съел тунца, который ему не лез в глотку. — Присядь на минутку. Расскажи, что у тебя происходит.

Официантка подозрительно покосилась на него, но села на соседний стул. За ее спиной в окне светилась реклама кока-колы.

— Ты хочешь узнать про мои дела? В кои-то веки! Что ты задумал?

Она выжидательно улыбалась, а он разозлился, что женщина видит его насквозь. В конце дня в трактире было пусто, толпа завалится сюда к ужину часа через два, так что он не боялся, что их подслушают. Но все равно ему было не по себе — спрашивать чье-то мнение в вопросе, который мужчина должен решать сам.

Он доел свой запоздалый ланч, подобрал крошки хлеба и съел их, потом попросил холодную мелкую рыбешку и тоже ее съел. Беатриса ждала.

Когда Раст поглядывал на увядший листок салата и решал, не съесть ли и его, Беатриса спросила:

— Как там эта девчушка — Люси, кажется? Он стрельнул в нее глазами, не особенно удивляясь, что она так быстро ткнула пальцем в рану — Прекрасно, — нахмурившись, сказал он. — Замечательно. В самом деле. У нее… все прекрасно.

— Она тебе нравится. Очень нравится. Я знаю, что говорю.

Он ничего не ответил, но почувствовал, как жар заливает лицо. Черт, этого только не хватало. Староват он для таких штучек.

— А ты ей нравишься?

— Что? Конечно. Почему бы нет. — Разговор становился нелепым. Ему было неприятно, что Беатриса выпытывает, но ведь он и пришел к ней для того, чтобы поговорить о Люси.

Беатриса причмокнула ярко накрашенными губами.

— Приводи ее сюда. Я хотела бы с ней познакомиться. Твои ребята о ней рассказывали. Ее любят. Говорят, она душка, лечит их раны и хорошо ухаживает за ребенком Тома.

Раст неохотно кивнул.

— С ребенком Люси обращается хорошо. И вообще… — подумав, добавил он.

— Брось, Раст Шефилд! Признавайся, что ты от нее без ума! Это видно так же отчетливо, как шляпу у тебя на голове, хотя я бы предпочла, чтобы ты ее снимал, когда входишь в мое кафе. Ну так скажи, это не страшно.

— Беа, занимайся своими проклятыми… — Он почувствовал укор совести: несправедливо нападать на Беатрису за слова, которые он сам захотел от нее услышать. Он потер лоб, снял шляпу и положил на прилавок. — Правда состоит в том, — Раст с трудом перевел дыхание, — что рядом с Люси на меня словно ступор нападает.

— Как видишь, это оказалось не так уж трудно, — фыркнула она. — И что? Какие проблемы?

— Мы связаны бизнесом, — начал он. — Я не просил ее приезжать и вкладывать деньги в «Лейзи С». Я не хотел продавать половину земли.

— Но дело сделано, что теперь плакать! — отмахнулась Беатриса.

Он одарил ее убийственно мрачным взглядом.

— Она хочет сделать из «Лейзи С» выставочное ранчо, с уроками йоги и плавательным бассейном, не знаю, что еще придумает. Может, заставит гостей глядеть на птиц.

— Выставочное ранчо! — Беатриса аж подскочила на своем стуле, выщипанные брови взлетели вверх. — Где она подцепила такую мысль?

Он хмуро пожал плечами.

— Люси полюбила ранчо еще в детстве. Она говорит, что как можно больше людей должны «узнать этот мирный уголок». — Он закатил глаза. — Она вбила себе в голову, что мы должны поделиться «пасторальными картинками» с горожанами, страдающими от стрессов.

— А-а. — Беатриса задумалась.

— Ты меня понимаешь?

— Что ж, у нас действительно благословенные места, — с гордостью сказала она. — Если кто-то ищет, где жить…

— Беа, — он остановил ее жестом, — один раз в жизни мне понадобилось, чтобы ты приняла мою сторону.

Она склонила голову набок.

— Я за тебя, дорогой. Но в том, что ты сказал, нет особо серьезной проблемы. Раз Люси тебе нравится, потолкуй с ней, и вы договоритесь.

Раст помотал головой. Ему стало совсем худо.

— Невозможно. То, чего хочет она, лежит за тысячу миль от того, чего хочу я.

Постукивая пальцами по прилавку, Беатриса с жалостью посмотрела на него.

— Не такой уж ты тупой, но у тебя свои мужские заморочки. — Слово «мужские» она произнесла с отвращением. — Будь у тебя по-другому скроены мозги, ты был бы единственный в своем роде, как пить дать.

Он встал, вынул из кармана деньги и бросил на прилавок.

— Большое спасибо. Она вскинула брови.

— Раст, я знаю, ты хороший парень, так что не все потеряно. Почему бы тебе не пригласить Люси на свидание? Привози ее сюда.

— На свидание? — Он любил Беатрису и знал, что та умеет здраво мыслить, но на этот раз она перехватила. Он старательно объяснил:

— Люси мой деловой партнер. Я не хочу приглашать ее на свидание.

— Нет, хочешь! — выпалила упрямая женщина.

Раст состроил зверскую рожу и приблизил лицо к ней вплотную.

— Нет, не хочу.

Ничуть не смутившись, она придвинулась еще ближе.

— Хочешь, хочешь!

Схватив шляпу, Раст выскочил из трактира, мотая головой. Обсуждать личные дела с Беатрисой — большая ошибка. Правда, ничего страшного не произошло. Хотя она убеждала его, что все будет хорошо, он, как никогда, был уверен, что проблема неразрешима. Они с Люси никогда не найдут общего языка.

Пригласи Люси на свидание. Вот уж дурацкий совет. Да никогда в жизни.