Утром в понедельник Николь пришла на работу с коротко ост­риженными волосами цвета сверкающей меди. Прическа эта ей необычайно шла – подчеркивала идеальную форму головы и вы­сокие скулы. Николь ничем не напоминала девушку, которая ушла из офиса в пятницу. Та девушка была красивой, а эта – ослепительной. На нее оборачивались, и не последнюю роль в этом играла прическа.

– Мать честная! – ахнула регистраторша, когда Николь в узких черных брюках, высоких ботинках и джинсовой облегаю­щей куртке проходила мимо нее. – Что случилось с твоими воло­сами?

– Я давно хотела сменить имидж, – величественно промол­вила Николь. Они с Шарон пришли к выводу, что такой ответ бу­дет лучшим. Нельзя же признаться, что причиной этого был не­счастный случай…

– Николь, что с твоими волосами? – ахал каждый, кто встре­чался ей по дороге.

– Красота! – вздыхали девушки, сидевшие рядом с ней в от­деле претензий.

– Если бы мне хватило смелости сделать то же самое… – ска­зала хорошенькая индианка Ширин, у которой тоже были длин­ные черные волосы. – Но если я выкрашусь, отец меня убьет.

Николь печально улыбнулась.

– Вот оно, единственное преимущество безотцовщины, – пошутила она.

– Синклер! – прошипела Шарон, заметив приближавшуюся к ним инспекторшу.

Девушки тут же брызнули в разные стороны, как мыши от ко­та, и уселись на свои места. Но им бояться было нечего. Целью мисс Синклер была Николь.

– Ваша прическа! – с отвращением сказала инспекторша.

– Да, – одними губами улыбнулась Николь. – Я сделала при­ческу. А что, вам не нравится цвет? Но ведь многие люди красят волосы. Или девушкам индийского происхождения это запреще­но?

Она испытала удовлетворение, когда мисс Синклер инстинк­тивно отпрянула. Николь знала, что эта старая сука терпеть ее не может и мечтает уволить под любым предлогом. Но обвинение в расизме должно было сбить с нее спесь.

У мисс Синклер раздулись ноздри.

– Не говорите глупостей! Я просто обратила внимание на ваши волосы, вот и все. Но приходить на работу в джинсовой куртке нельзя. Вы знаете правила «Копперплейт»: никакой джинсовки!

Николь молча стащила с себя куртку, под которой обнаружи­лась белая майка, тонкая ткань которой обтягивала не прикры­тую лифчиком высокую грудь с напрягшимися сосками.

Глаза мисс Синклер полезли на лоб, что вызвало у Николь улыбку. Правил, запрещавших приходить на работу без лифчи­ков, не существовало.

Когда инспекторша пулей взлетела на свой насест, чтобы от­равить жизнь кому-то другому, Николь позвонила Шарон.

– Черт бы побрал эту корову! – прошипела она. – Чем рань­ше я уйду отсюда, тем лучше. Потому что в один прекрасный день я ее убью и сяду в тюрьму!

– Успокойся, – посоветовала ей подруга. – Когда ты ста­нешь звездой вокала, то сможешь говорить о ней гадости всем и каждому, а она ничего не сможет сделать.

– Держи карман шире, – мрачно ответила Николь. – Скорее рак на горе свистнет, чем я стану звездой вокала.

– Тебе не следовало упоминать об индийском происхожде­нии, – осуждающе сказала Ширин, когда час спустя они встре­тились в женском туалете. – Мой отец говорит, что нельзя требо­вать к себе особого отношения на том основании, что мы отно­симся к другой расе.

– Ширин, твой отец настоящий старый зануда. Хотя во мне пятьдесят процентов индийской крови, но я жительница запад­ного Лондона в третьем поколении, – беспечно напомнила Ни­коль. – Я никогда не видела своего отца. И единственная индий­ская вещь в моем доме – это жемчуга моей ирландской бабушки.

День был длинный и утомительный. К половине четвертого Николь заскучала и поняла, что по горло сыта «Копперплейтом». «А виноват в этом Дариус Гуд!» – сердито подумала она. Если бы он не появился и не внушил ей ложные надежды на карьеру певи­цы, она продолжала бы работать здесь, шутить с Шарон и девоч­ками, строить каверзы Синклер, не задумываться о жизни и с не­терпением ждать прихода пятницы. Но она увидела отблеск дру­гой жизни и затосковала по ней. Она не собиралась торчать в этом офисе до самой смерти.

Было без десяти пять, когда в ее рюкзачке зазвонил мобиль­ник.

– Где эта зараза? – прошипела Николь, разыскивая взглядом рюкзак. – Да! – бросила она, нажав на кнопку.

– Привет, Николь. Это Дариус Гуд из «Титус Рекорде». Николь выпрямилась. Плевать ей на Синклер!

– Что вы хотели мне сообщить? – небрежно спросила она. Дариус не мог скрыть волнения.

– Не могли бы вы приехать завтра и встретиться с моим бос­сом? Я знаю, вам пришлось долго ждать, но Сэм Смит была очень занята. Кстати говоря, ей тоже понравился ваш голос.

– Правда? – расцвела Николь. – Во сколько?

– Может быть, к десяти?

– Годится. А вы там тоже будете?

– Можете не сомневаться. Ведь вы моя, – сказал Дариус и сразу спохватился: – То есть… я открыл вас, нашел… ну, вы по­нимаете, что я имею в виду.

– Понимаю, – хрипловато ответила Николь. – Буду ждать с нетерпением.

Она дала отбой и победно улыбнулась Шарон.

Николь расстегнула три верхние пуговицы темно-красного платья в обтяжку, купленного накануне в «Некст». К нему при­шлось купить дорогие кожаные ботинки до колена. «Но для этого и существуют кредитные карточки», – думала она, пока продав­щица смотрела на бирку с ценой.

Шарон пошла на неслыханную жертву и принесла сумочку от Прада, любимую игрушку своей старшей сестры. Вечером сумку нужно было вернуть на место, иначе Тина ее убила бы.

– Ты выглядишь на миллион долларов, – завистливо вздох­нула Шарон, увидев подругу в полных доспехах.

Сейчас Николь сидела в вестибюле «Титуса», представлявшем собой просторное помещение с затемненными стеклами, и пыта­лась без священного трепета смотреть на модно одетых людей, сновавших взад-вперед и громко разговаривавших по мобильни­кам или друг с другом. Мимо прошла роскошная женщина с пла­тиновыми волосами, одетая в потертые кожаные брюки от «Ди энд Джи». В руке она держала органайзер последней марки. Ни­коль хотела спросить регистраторшу, кто эта женщина и чем она занимается, но тут появился Дариус, а ей не хотелось выглядеть в его глазах деревенщиной.

– Привет, – спокойно сказала она, как будто привыкла сидеть в приемных звукозаписывающих компаний и ждать, что ей пред­ложат контракт.

– Привет, – ответил Дариус.

Николь окинула его взглядом. Дариус выглядел еще лучше, чем в прошлый раз. Его светлые волосы были модно подстриже­ны, он улыбался весело и дружелюбно, словно собирался отыс­кать в Гайд-парке солнечное местечко, лечь на травку рядом с Николь, пить вино и смотреть ей в глаза.

– Потрясающая прическа! – с восхищением сказал он. Польщенная Николь улыбнулась. Черта с» два Дариус когда-нибудь узнает историю этой прически!

Однако когда Дариус повез Николь на пятый этаж, уверен­ность девушки в себе поколебалась.

– Так много народу? – спросила она, мечтая закурить.

– Да. Все хотят познакомиться с вами. А потом, возможно, мы поговорим с Сэм наедине. Она строгая, но справедливая, так что не бойтесь. Ей очень нравится ваш голос.

– Вы это уже говорили, – напомнила Николь, пытаясь не сту­чать зубами. – Но что это значит? Что будет дальше?

– Это значит, что, если Сэм согласится, мы подпишем с вами контракт, после чего вы отправитесь в студию и поработаете с композиторами и звукорежиссерами. Если все пройдет хорошо, мы выпустим несколько синглов и будем надеяться на альбом.

– Дело в том, что у меня не так уж много песен, – сказала Ни­коль. – Я написала несколько штук, но они так себе. – Следова­ло быть честной. Ночью она составила список своих опусов и пришла к выводу, что все они никуда не годятся.

– Послушаем. Но если они не подойдут, не отчаивайтесь. Боль­шинство артистов не пишет музыку самостоятельно, – успокоил ее Дариус. – Все нормально. У вас есть голос, а это главное. – Он не стал добавлять, что «Эл-Джи-Би-Кей» имеет на Николь большие виды, потому что уже две молодые британские певицы, на которых компания делала ставку, потерпели фиаско. Студии требовалась свежая кровь. Если Николь не обманет надежд и бу­дет иметь успех, они сойдут с ума от радости. Впрочем, время по­кажет.

– Почему вы все время говорите «артисты»? Дариус пожал плечами:

– Так у нас называют певцов и музыкантов.

– Артисты… из погорелого театра, – пошутила Николь.

Но в большой, современно обставленной комнате, которая была в десять раз наряднее кабинета директора «Копперплейт», ей стало не до шуток. За длинным столом сидели еще более ши­карно одетые люди и внимательно смотрели на нее. Во главе сто­ла Николь увидела ту самую платиновую блондинку и ахнула, а затем сделала глубокий вдох. Это ее шанс! Ну что ж, сейчас она им покажет.

– Фантастика! – сказала Сэм Карен Сторин, когда Дариус с Николь вышли из комнаты. – Кроме всего прочего, она умная девочка и знает, чего хочет.

– И потрясающе хороша собой, – вздохнула Карен. – Она могла бы быть моделью. А поскольку она еще и одарена музы­кально, думаю, нам с ней предстоит долгий путь.

– Надеюсь, – с чувством ответила Сэм, – потому что мы ух­лопали уйму денег на «Денсити», но я чувствую, что с ними у нас долгого пути не получится. Чтобы компенсировать затраты на этих парней, нам нужен верный хит.

Кабинет Сэм Смит был очень похож на свою хозяйку: такой же безукоризненный, деловой и без всяких украшений. Здесь не было ни фотографий детей, ни горшков с растениями, ни акваре­лей; только кресла вокруг стола для совещаний, огромный пус­той письменный стол и платиновые синглы на стенах. «Этой Сэм палец в рот не клади», – решила Николь. Маленькая, стройная, в дорогом элегантном сером костюме, Сэм была очень привлека­тельной и дружелюбной, но сразу становилось ясно, что она видит вас насквозь. Это и нравилось Николь, и пугало одновременно.

– Ну, что вы об этом думаете? – спросила Сэм, когда все трое сели за стол.

– Честно говоря, я немного занервничала, когда услышала об учителях пения, хореографии и всем прочем…

– Это хорошо, что вы нервничаете, – к удивлению Николь, ответила Сэм. – Пение – дело серьезное. Вам придется оставить работу, заниматься с преподавателями пения, хореографами и звукорежиссерами, находить с ними общий язык, однако нет ни­каких гарантий, что из этого выйдет толк.

Николь заморгала.

– Вы получите аванс в счет будущего гонорара, но если ниче­го не получится, мы с вами распрощаемся. Это жесткий бизнес, Николь, и я не хочу, чтобы вы бросались в него с закрытыми гла­зами.

– Я не дура! – нахмурилась Николь.

– Я этого и не говорила, – спокойно ответила Сэм. – Вы кто угодно, только не дура. Но вы не представляете себе, сколько лю­дей считает, что им предназначено стать звездами, а когда это не получается, чувствует себя обманутыми. В выбранном вами жан­ре вероятность неудачи очень велика, об этом не следует забы­вать.

Николь слегка нахмурилась.

– Впрочем, унывать тоже не следует, – сказала Сэм. – Я очень верю в вас и в студию «Эл-Джи-Би-Кей». У нас здесь подобралась отличная команда, Николь, и если мы не справимся с этим, то никто другой и подавно не справится. Клянусь вам. Но к делу. Во-первых, вам понадобится администратор. Дариус, у вас есть кто-нибудь на примете?

Когда через полчаса Дариус с Николь спускались в лифте, де­вушка чувствовала себя так, словно побывала в центре тайфуна.

– Сэм вас не слишком напугала? – Дариус смотрел на Ни­коль с тревогой, решив, что та расстроилась.

Но кошачье личико Николь горело от возбуждения. – Нет, – ответила она, – все было замечательно. Теперь я окончательно решила взяться за это дело!

По дороге домой Сэм ощутила знакомую боль. Эта боль уси­ливалась, грызла ее внутренности и распространялась из середи­ны живота в поясницу. Уже в который раз приближение месяч­ных превращало ее жизнь в кошмар. Эти проклятые фиброиды просто убивали ее. До посещения консультанта оставалось около трех недель, и она уже не впервые думала о том, что следовало на­стоять на более скором приеме. Сэм знала о кризисе системы го­сударственного здравоохранения, но этот визит был частным, а ее медицинская страховка позволяла не стоять в очереди. Впро­чем, может быть, у нее нет ничего серьезного и она напрасно бес­покоится? А если она позвонит и потребует переменить дату, ее наверняка сочтут невротичкой. Секретарша гинеколога уверяла, что они и так сделали для нее все, что могли.

Добравшись до дома, Сэм решила наконец выяснить, что же с ней происходит, и включила компьютер. Она любила пользо­ваться Интернетом и умела отыскивать интересовавшую ее ин­формацию. Однако к медицинским файлам Сэм до сих пор не обращалась, и понадобилось несколько попыток, прежде чем она обнаружила сайт, посвященный здоровью женщин.

Остальное было делом техники. Довольно скоро Сэм нашла перечень симптомов, которые полностью совпадали с тем, что испытывала она сама. Боли, тошнота, проблемы с месячными… Все как у нее! Только эти признаки были характерны не для фиб­роидов. Эта болезнь называлась раком яичников. Чем больше Сэм читала, тем лучше понимала: когда женщина ощущает такие симптомы, болезнь уже прошла начальную стадию, и эта болезнь смертельна.

Сэм выключила компьютер, выдернула из розетки вилку моде­ма и долго смотрела на потемневший экран. Теперь она знала, что с ней случилось. Знала, почему постоянно ощущает боль и теряет в весе. Она умирает. Время убегает от нее. Она не может ждать три недели, помощь нужна ей немедленно! Впрочем, какая разница, если она все равно умрет?..

Как ни странно, она не плакала. И руки у нее не дрожали. Вместо этого Сэм раскачивалась в своем любимом кресле и дума­ла о том, что попусту растранжирила отпущенное ей время. Она не считала чудом то, что просыпалась каждое утро, никого не благодарила за собственное существование, бездумно пользова­лась им и продолжала жить, уверенная в том, что проснется за­втра. И послезавтра. И послепослезавтра.

Но теперь этому настал конец. Время было драгоценностью, а ее время утекало. Мысль была чудовищной. Это было так же не­возможно, как представить себе бесконечность. Что будет со вре­менем, когда ее не станет? Что будет там? И есть ли там что-то?

Скорее всего, нет. Но какая разница? Если быть честной с самой собой, скорбеть о ней некому.

Она вспомнила Хоуп. Смеющуюся Хоуп с Милли и Тоби. И тут из ее глаз хлынули слезы.

В ту ночь Сэм так и не легла спать. Она молча сидела в гости­ной и бокал за бокалом пила белое вино. К чему воздерживаться, если ты все равно умираешь? Перед рассветом, когда ее лицо опухло от слез, Сэм наконец приняла решение. Теперь она знала, что нужно делать.